Владимир Бровкин: «Русскость» бывает двух сортов

ПРО РУССКО-НАРОДНОСТЬ

Не секрет, что русскость бывает двух сортов (подозреваю, что и свежести) и далеко за примером не потащусь:

 — Русскость —  русско-народная (простонародная);

 — И русскость вашего высокоблагородия.

Которая с томно-назидательным голосом и со снисходительной улыбкой провидца и покровителя,  все как-то соседится к русской простонародности, похлопывая последнюю по плечу.

Просматриваю фото первой мировой, теперь уже Великой (просматриваю массовку из простого мужика, которого время в одночасье пододело в шинель и погнало на поля сражений), ба-а-льшой когда-то войны,  где много и простого народу. Солдат с гармошкой на них — не редкость.

А вот вашеблагородия с гармошкой я не видел ни на одном фото.

Тут как бы граница культурная проложена: кодовая ли какая, а порой и исконная, какая она в натуре бывает, позволяющая на суть глядеть выпукло. И без предвзятостей.

Ваш благородие сидят и  смотрят снисходительно на объект философского осмысления, в отличие от простодушия мужика, оловянно застывшего на фоне аппликации с подчеркнуто угодливо-самоотверженным видом.

image description

ПЛЯСКА

Так вот пляска неотъемлемая составляющая этой самой русскости простонародной.

И сам я – простолюдин из провинции.

А потому разговор начну частушкой:

Да как пойду сейчас плясать, да комментарии писать.

Но при этом никого я уверяю, я не буду обижать!

Эх-ма! Да ох-ма!

Не жизнь пошла, а хохма!

А коль вышел я плясать, то языком к чему чесать?

Но меня возьмет заденет, тем всем я буду отвечать!

Ать-ять! Ать-ять!

Мне ведь слов не занимать!

И не зубами лацкать,  

Коль тут такая пляска.

Помните, как в известном рассказе Шукшина «Верую», зацитированном в доску  любвеобильными  почитателями  и которого не цитировал дело и не в дело разве только что не ленивый, где  батюшка в пляс пошел подкряхтывая:

— Ух! Ах!

Дадим, однако слово тут самому классику, уж он-то купаться в простонародной стихии слога и быта любил:

«…Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и нахлопывал себя по бокам и по груди:

— Эх, верую, верую!

Ту-ды, ту-ды, ту-ды — раз!

Верую, верую!

М-па, м-па, м-па — два!

Верую, верую!..

А вокруг попа, подбоченясь, мелко работал Максим Яриков и бабьим голосом громко вторил:

— У-тя, у-тя, у-тя-три!»

Но батюшка-батюшкой. Мне по нынешнему времени его  будет лучше так назвать.

Но у меня есть свое слово.

Чего мне за ним в чужой карман-то лезть?

Пляшем этак мы и так,

Поменять пустяк нам флаг.

Да над своей берлогией

Вкупе с идеологией!

А для большого куражу,  знай  брат — я пролетарий!

Снова с кисточкой пишу незлой свой комментарий.

А коль сам себя хвалю, так это не зазнайство.

Мою ж критику послушай, да сильно не пужайся!

Три притопа три прихлопа

Поплясать братве охота!

Ах ты, да ух ты!

Где овощи? Где фрухты?

КТО У НАС СЕГОДНЯ МИНИН И ПОЖАРСКИЙ?

(из цикла миниатюр «Мошкин Ложкину сказал»)

— И запел тут как-то один из продвинутых и отчаянных знатоков всего и вся из компании 3Д  благостным голосом снова Лазаря про кумира своего Великого БЛОГЕРА, —   рассказывает Ложкину по телефону Мошкин, с коим тот по утрам по смартфону обсуждает просмотренные в ящике на ночь глядя, новости и ширли-мырли-телесериалы. — Он, мол, знайте оболтусы, наш Минин и Пожарский — разом!

И Мошкин хмыкнул — Хотел я еще прибавить ему: и разом еще и Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Для полноты впечатления. И тут же в одном флаконе.

 — Шалишь, — отвечаю ему — Наши Минин и Пожарский сегодня — …назову аккуратности ради их, и культурность свою тоже тем самым подчеркну —  Гуляшкин — Пташкин.

Они — производственники.

Стахановцы своего рода на трудовом поприще.

А производственникам доверия всегда больше — они хоть что-то, да умеют делать.

Тридцать лет углублений и реформ более чем красноречиво говорят о том, что у нас нет производственников во власти.

Или их там — кот наплакал.

Одни блогеры.

А у блогеров зачастую нет даже высшего образования.

А что если и есть — то разве что длинный язык.

Вот кому со временем история поставит рядом с собором Василия Блаженного еще один величественный, достойный великой площади страны, памятник.

 — Памятник как думаешь, кто будет ваять? — уточняет у Мошкина Ложкин, —  Михаил Шемякин? Зураб Церетели?

В телефоне некоторое замешательство.

— Думаю, — после некоторого молчания отвечает тот ему — Церетели…

— Почему? —

— Красивее его это дело никто не сделает!

ГЕНЕРАЛОВ В СТРАНЕ БЫЛО МНОГО

— И завел как-то на страницах одной ленты популярной впередсмотрящий с залом диалог — рассказывает Мошкин Ложкину — Нет, не про звезд эстрады. Не про звезд политики…

Про генералов (а у нас такие есть? — ему кто-то ему вопрос из зала задает, но эгот на этот вопрос залу ноль внимания). Дескать, а такого вот ы знаете?

А в зале дальше молчок какой-то. Сосредоточенный.

С места тогда он меня поднимает и спрашивает

А вот вы по этому вопросу что думаете, товарищ Мошкин?

— Товарищем назвал?

— Товарищем.

— Я ему:

А как-то, говорю, — не  запомнился генерал?

Хотя может быть он и выкован был из золота высшей пробы.

Генералов-то  было много в Союзе?

Как скажем и писателей.

Но генералы — они как-то  всегда ведь  оценивались победами. Желательно сокрушительными.

А тут-то, товарищ впередсмотрящий, где они?

А писатели — зачитанными до дыр книгами.

Тут один вчера из 3D сам себя нахваливал. «Мы, писатели  — и судьба Родины»!

А кто из вас хоть один написал  нечто подобное «Как закалялась сталь»?

Всё подхмыкивали что-то. И ведь не более того.

Так вот генералов в Союзе — много было.

Упомнишь ли всех.

Даже, кажется было лишку.

Не меньше их, генералов, и в сегодняшней нашей Родине.

А вот по части подвигов — наверное, поменьше.

Чем прежняя Родина гордилась и что демонстрировала.

Но Родина тогда была страной героев.

Да и место подвигу было.

А сегодня она поголовно стала страной эффективных менеджеров.

А без подвигов уже и генерал как бы и не генерал?

Даже если по образному выражению Ильи Эренбурга, броского парижанина и разом большого советского писателя, грудь генерала изнывает от орденов.

Но ведь и Ворошиловых для подвигов во славу Родины, будем откровенными, не сыскалось на ее бескрайних просторах.

Вся потенциальная слава и  опогоненых и неопогоненных вожаков как-то ушла в песок. Среди суеты  всей этих трех последних десятилетий.

И это как бы жаль.

А по большому-то и жали нет.

А о чем жалеть?

И Мошкин, озадаченно глядя на Ложкина, как то долго и озабоченно скребет свой затылок.

СИБИРСКИЕ ПИСАТЕЛИ

 —Заголовок статьи одного писателя из сибирской глубинки, — говорит Мошкин Ложкину  и глаза его сияют неподдельным восторгом — несказанно восхитил меня своей самооценкой и значимостью, дав заголовок статье — «Сибирские писатели и судьба России»

Не слишком много на себя берущие заявление?

Чуть ли  сибирские дивизии под Москвой.

Правда, Москву  никто от либерального нашествия из этих не отстоял.

Ну да это  при большом пафосном разговоре — мелочь.

Отдав при этом  в очередной раз долг славе и величию писательского подвига Распутина.

Правда меня всегда, скажем, в великом писателе Распутине умилял факт принятия последним  премии имени другого великого патриота России Александра Исаевича Солженицына и то, что Распутин, а он писатель хороший — а плохих писателей в стране Советов по определению не было и в массе они все ходили облауреаченные, либо со звездочкой героя на лацкане пиджака — я нисколько не сомневаюсь — и то, что он был в команде Михаил Сергеевича.

Такие вот они сибирские писатели.

А в других регионах они, друг мой Ложкин, думаешь хуже?

По крайней мере, в самооценке своей значимости.