1 февраля первому Президенту России Борису ЕЛЬЦИНУ исполнилось бы 90 лет. Время его президентства (12 июня 1991 – 31 декабря 1999) — важный период в российской истории, который оценивается крайне противоречиво.

Одни видят в Борисе Николаевиче радикального демократа, освободившего народ от тоталитарного режима, другие — разрушителя СССР, породившего олигархов. Долгое время рука об руку с ним работал Сергей ФИЛАТОВ,президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР (1990-1993), глава Администрации Президента России (1993-1996). Его эксклюзивные интервью той поры, хранящиеся в личном архиве парламентского журналиста Павла Анохина, дают возможность понять превратности и подоплеку событий того бурного времени.

                       Демократия — это свобода, ограниченная законами

— Сергей Александрович, если говорить о влиянии личности на исторические процессы, то какую роль в современной истории России сыграл Борис Николаевич Ельцин? Кто он по своей ментальности: разрушитель или созидатель – о чем постоянно идут споры в СМИ?

— Лично я считаю, что первый Президент России по своему менталитету – созидатель. Не случайно он и по профессии строитель. Однако судьба предопределила ему историческую миссию – разрушить тоталитарный режим, все то, что отжило и тормозило развитие новых экономических и политических отношений в стране, свободу человека. Борис Николаевич выполнил эту задачу решительно, со свойственным ему размахом. Он стал политическим заложником своего времени, где реализм взял верх над романтикой. Современная политика – это всего лишь прикладная история. И если говорить о роли Бориса Ельцина в развитии России, то произошедшие кардинальные преобразования в стране, безусловно, связаны с его личностью.

Прежде всего, была принята действующая Конституция Российской Федерации, где мы вышли на уровень лучших европейских стандартов, прежде всего в вопросе с правами человека. При нем создан принципиально новый парламент, который состоит из двух палат: Государственной Думы, отражающей идеологические и политические интересы общества, и Совета Федерации,  представляющей интересы регионов. Конституционно разделены полномочия между федеральным центром и регионами, что укрепляет федерализм. Создана новая судебная система, где равноправно работают Конституционный суд, Гражданский суд, Высший арбитражный суд. Введена многопартийная система. Наяву  действует свобода выборов, свободы слова и совести.

В экономике, конечно же, успехов меньше, чему много причин – развал Советского Союза, вывод войск из Германии, Польши, разорвались отлаженные связи внутри России и в странах СНГ. Тем не менее, нынче твердо признана частная собственность на средства производства, совершенствуется налоговая система. Благодаря всему этому, уже пошли позитивные сдвиги в экономике, хотя, конечно же, тут много противоречивого, ошибочного. Скажем, россияне недовольны, и вполне справедливо, итогами приватизации. Есть проблемы с развитием предпринимательства, малого и среднего бизнеса. Много нареканий на налоговый кодекс, но все это совершенствуется, находит свое законодательное развитие.

— Все это так, тем не менее, при ельцинском правлении в России пышно расцвела коррупция, безудержно разгулялась преступность, произошло слияние власти с криминалитетом.

— Безусловно, личная вина Борис Николаевича во всем этом есть. Однако, я не могу сказать, что при нем произошла спайка власти с криминальным миром, скорее произошла спайка власти с олигархами, а их криминальность еще надо доказывать. Если же говорить о преступности в стране объективно, то сама история свидетельствует: всякие революционные процессы, а у нас произошла революция, всегда сопровождаются ослаблением государственной власти, ростом коррупции, воровства, бандитизма. Справедливо ли винить во всем этом только первого Президента России, даже при его личных недостатках?

Думаю, недоработка ельцинской власти состоит в том, что надо было серьезно укреплять и профессионализировать судебно-правовую систему страны. Необходимо было реформировать прокуратуру, следственные комитеты, усилить профессиональную составляющую силовиков. Мы же, к сожалению, имеем неразвитую судебно-правовую систему, законы, позволяющие останавливать предприятия, замораживать счета, самочинно арестовывать продукцию или людей, и тем самым влиять на бизнес, а то и ликвидировать его.

— С именем Бориса Николаевича ассоциируется такое новое понятие в нашем политическом лексиконе как «Семья»…

— К сожалению, пользуясь плохим состоянием здоровья главы государства, в около президентскую власть была введена личность, через которую начали пробиваться все силы, желающие влиять на решения Президента. В Кремле образовалась, таким образом, некая группа, которая была в очень доверительных отношениях между собой и проводила президентские решения сугубо в своих интересах или тех, кто с ней был связан. Наверное, за этим кроются и взятки, и многие пагубные для государства решения, принятые в интересах определенных группировок.

— Под «личностью» вы разумеете дочь Президента Татьяну Дьяченко?

— Да. Именно вокруг нее образовалась вся та компания, которую стали называть «Семьей» в негативном смысле. Россияне сполна почувствовали тяжелые последствия их влияния и в экономике, и в политике, и в кадрах. Дело доходило до того, что без «Татьяниной точки», поставленной в условленном месте, не подписывались документы. Думаю, Борис Ельцин допустил в 1996 году серьезную ошибку, пойдя на сделку с олигархами. К сожалению, она произошла не без участия известных российских реформаторов. Совершенно очевидно, что по этой причине произошло безвластие последнего периода ельцинского правления весьма разрушительного для России.

В течение четырех лет между властью и олигархами существовал своего рода сговор, по которому олигархи создавали свои структуры влияния. Они контролировали все финансовые потоки, завладели огромной собственностью, средствами массовой информации. Олигархи начали активно вмешиваться в информационную и кадровую политику государства, расставлять своих людей на различные ключевые посты. Даже существовали черные списки лиц, которых не допускали к эфиру. Навязывая свою идеологию, они начали обрабатывать массовое сознание, влиять на умы людей, играть ими. Всего этого было достаточно, чтобы оказывать огромнейшее влияние и на власть, и на общество. За время правления олигархов страна фактически потерпела моральный крах. Тут очевидна вина самого Бориса Ельцина, который породил олигархов, хотя оправданием может послужить его состояние здоровья.

Впрочем, это всем нам поучительный урок, который заставляет понимать одно очень важное обстоятельство: демократия — это свобода, ограниченная законами. Если нет законов, то ничем не ограниченная свобода, превращается в вольности олигархов, в вольности политиков, военных, чиновников, журналистов, словом, во все те вольности, от которых стонет вся страна. И народные избранники должны задуматься, почему олигархи нашли столько лазеек в наших законах, что смогли, как бы не нарушая их, разорить страну и людей. А посему должны, как можно интенсивнее покрыть правовое пространство России эффективными законами. В том числе и связанных со свободой слова и средств массовой информации.

                 Это был революционный переворот

— Эпоха Ельцина отяжелена такими драматичными  событиями в стране, как августовский путч и распад Советского Союза в 1991 году, либерализация цен и приватизация в 1992 году, противостоянием с КПРФ, попытками импичмента в 1993 и 1999 годах, разгоном Верховного Совета в 1993 году, первой чеченской войной (1994—1996) и началом второй, а также дефолтом в 1998 году…

— Все эти события, так или иначе, связаны с президентскими ошибками Ельцина самая главная из которых может попасть в книгу Гинесса — скорость и количество кадровых перестановок. В некоторых министерствах за время его руководства сменилось до десяти министров. Согласитесь, и к смене, и к назначению первого лица в ведомстве надо подходить с особой щепетильностью. Кадровые же «рокировочки» Бориса Николаевича во многом были непродуманны. В их основе чаще всего лежали не профессиональные критерии, а политические, и были нецелесообразными с точки зрения государственных интересов. На фоне положительных преобразований, первый российский Президент в этом вопросе допустил серьезные просчеты.

— Одной из наиболее драматичных страниц нашей современной истории стал Октябрь-93. Можно ли было избежать тех трагических событий?

— Трудно сказать. Эта ситуация, думаю, все равно бы случилась, если не в октябре, то в декабре, когда предполагался Съезд народных депутатов, агрессивно настроенный в отношении президента. 3 октября 1993 года ситуация была крайне серьезной. Судите сами, на охране Кремля осталась практически сотня человек, всё остальное было распределено по местам. На милицию надежды не было никакой, на внутренние войска тоже. До вечера 3 октября, пока в город не вошли войска, власть можно было брать голыми руками. Все зависело от воли только от двух людей – Президента России Бориса Ельцина и Председателя Верховного Совета народных депутатов России Руслана Хасбулатова. Если бы они нашли компромисс, то все пошло бы по мирному руслу. На мой взгляд, им можно было договориться.

— Надо ли было расстреливать Белый Дом?

— Расстреливать? Засевших в Белом Доме нужно было выкуривать абсолютно точно. И не сделай мы этого, в стране началась бы гражданская война – в некоторых регионах уже были созданы вооруженные группы, готовые идти на помощь Белому Дому. Думаю, события 3-4 октября будут с нами оставаться еще долго. Безусловно, придет время, когда в стране станет спокойнее, и захочется расставить все правовые точки над «i». Их могут поставить только суд и законодатели. Ведь эту ситуацию уже надо вводить в учебники по истории… Революционные перевороты, а это была революция, всегда бывают незаконными, но их все равно надо трактовать. Испанский писатель Эмилио Кастеляр еще в ХIХ веке высказал интересную мысль о том, что история человечества есть непрерывная борьба между идеями и интересами, где на мгновенье побеждают интересы, надолго – идеи.

— Чувствуется, события тех дней вы до сих пор остро переживаете. И, наверное, не раз думали о том, что не удалось тогда сделать вам как главе президентской администрации?

— Больше всего душу точит то, что не удалось решить проблему мирным путем. Это моя боль, хотя я даже не знаю, как можно было еще действовать после достигнутых договоренностей с тогдашними председателями палат Верховного Совета? Наверное, надо было добиваться любыми путями, чтобы Борис Ельцин связался с Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким. Все же понимали, что дело идет к крови. У них было большое количество оружия. Налицо была конфликтная ситуация, при которой и главе государства, и главе парламента следовало, прежде всего, думать о жизни людей.

Естественно, возникает вопрос: кто из них более виноват? Меня часто об этом спрашивают. Думаю, виноваты оба. Ни одному из них не хватило политической зрелости и ответственности увидеть тот масштаб, который за ними стоял.И все же особую роль в октябре 1993 года сыграл Руслан Хасбулатов. Если быть до конца откровенным, то есть и еще одна причина, породившая изначальный конфликт. Руслан Имранович очень просил Бориса Николаевича назначить его председателем правительства или вице-президентом страны. Ельцин отказал, и обиженный Хасбулатов пошел в атаку…

                                   «Да-да-нет-да»…

— Правда ли, что уже после всех решений и экспертиз членов консти­туционной рабочей группы Борис Ни­колаевич накануне публикации доку­мента самочинно внес в него правки?

— Да, он сел за стол, вытащил какой-то листочек, взял ав­торучку и начал своей рукой вносить правки. Кроме меня присутствовали Батурин и Илюшин. Однако ельцин­ские правки были не существенными. К значимым я бы отнес три. По Совету Федерации, где он сделал упрощенную схему формирования — по одному че­ловеку от законодательной и испол­нительной власти. По Правительству России, где вписал, что Президент имеет право вести правительственные заседания. И по Конституционному Суду. Он практически был разогнан, о чем Борис Николаевич Указ подписал, но не выпустил. Мне удалось убедить его не делать этого, удовлетворившись отставкой председателя Конституци­онного Суда Валерия Зорькина.

После длительных переговоров имелась договоренность пополнить Конституционный Суд новыми судья­ми и создать в нем три секции, каждая из которых специализируется на опре­деленных вопросах. Соответственно в проекте Конституции было определе­но количество конституционных судей — 21 человек. Борис Николаевич пере­черкнул эти цифры и написал «18». Ломалась задуманная структура. Я не сдержался и начал разъяснять ему си­туацию. Выслушав меня, он решил: ни вам, ни мне, и написал «19».

— В СМИ гуляет информация о том, что Конституцию России написа­ли американские эксперты…

— Глупости. Тогда бы мы имели американский вариант по­строения государства, у нас же — ско­рее французский. В России 1993 года на самом деле было три проекта Кон­ституции. Один подготовили Анато­лий Собчак, Сергей Алексеев и Сергей Шахрай. Именно он был оглашен на встрече с руководителями субъектов Федерации 29 апреля 1993 года и стал основой для обсуждения на Конститу­ционном совещании. Второй проект был написан Конституционной комис­сией Верховного Совета, где Олег Ру­мянцев являлся ответственным секре­тарем, а председателем — Борис Ель­цин. По непонятным для меня до сих пор причинам, он не был представлен Съезду народных депутатов, хотя имел довольно качественный формат.

— Говорят, Борис Николаевич рев­ностно относился к тому, что ее назы­вали «румянцевской».

— Не знаю, то ли по­литическая ситуация тогда не позво­ляла, то ли еще что, но его не пред­ставляли на Съезде народных депута­тов. Третий проект Конституции пред­ложила парламентская рабочая группа во главе с Рябовым — они пытались соединить два имеющихся варианта. На последующем Конституционном совещании, которое длилось с 8 октя­бря по 8 ноября 1993 года, рассматри­вались все три варианта. Главная цель, которая тогда стояла перед всеми нами, — устранить кон­ституционным путем противостояние, нависшее над Россией дамокловым мечом.

В 1993 году стало очевидно, что отечественная власть зашла в тупик. Действующая Конституция давала депутатам возможность с одной стороны, объявить себя главной властью в стране, а с другой – сковывать в решениях избранного президента, которому они все время объявляли импичмент. Глава государства  никак не мог перейти к прямому осуществлению своих обязательств по реформированию страны. Выйти из тупиковой ситуации можно было только с помощью референдума, на котором россияне определят свою позицию в противоборстве двух линий развития страны. 26 апреля он состоялся…

— Все помнят его как «да-да-нет-да»…

— Итоги референдума, по сути своей, выражали недоверие депутатскому корпусу, а Борису Ельцину — полную поддержку. Восстанавливая статус-кво, дальше нужно было идти только путем изменения конституционного поля. 29 апреля Борис Николаевич уже выступил на закрытой встрече с губернаторами, где предложил подготовить и принять новую Конституцию. В тот же день Сергей Алексеев познакомил региональных руководителей с первым проектом нового Основного закона страны. Я предложил вынести документ на общенародное обсуждение. Идея была принята, и в соответствии с указом Президента России возникло Конституционное совещание, где  участвовали все слои общества.

Однако опять разыгрались губительные для страны интриги, и противоборство развернулось с новой силой. Оппозиции удалось, раскрутив виток борьбы против новой Конституции, свести на нет результаты референдума. Верхов­ный Совет начал готовить VI съезд на­родных депутатов, на котором задумал лишить Президента России полномо­чий, которые давала ему Конституция.

Президентская сторона предприняла еще одну попытку найти консенсус, пригласив все политические силы подписать Договор об общественном согласии. Однако оппозиция, покинув совещание, взяла курс на противоборство. Вспомните, как все мы уже жили в тревожном предчувствии возможной гражданской войны. Тем не менее, работа над проектом новой Конституции продолжалась, ее в основном вела та  либеральная, демократическая часть общества, которая поддерживала Бориса Ельцина.

— А что предлагал Верховный Совет в своем варианте новой Конституции, так называемой, «румянцевской конституции»?

— Да, в сентябре парламентская рабочая группа во главе с Рябовым предложила проект, подготовленный Верховным Советом. Мы пытались совместить два проекта, и хочу подчеркнуть: 37 статей новой Конституции России взяты и включены из документа, подготовленного Верховным Советом. Однако по ключевым вопросам найти общий язык не удалось. После событий 3-4 октября, я предложил Борису Николаевичу использовать парламентские выборы для референдума по Конституции России. В ситуации, когда вся полнота власти сосредоточилась в руках Президента, надо было легитимным образом восстанавливать правовое пространство страны. Проект Конституции был готов к началу ноября. Его окончательно проверили юристы и крупные ученые-словесники, дабы она была написана чисто русским языком. 8 ноября я представил проект Конституции Борису Ельцину. Как и положено по закону, за месяц до голосования по нему, он был опубликован в печати…

                     Россию губят интриги власти

— Можно ли сказать, что Конституция 1993 года принесла согласие в обще­ство? Уже через год после ее принятия вспыхнула первая чеченская война, затем — вторая, время от времени то тут, то там возникают межэтнические и социальные конфликты.

— Мы должны быть рабами законов, чтобы они испол­нялись, а у нас каждый норовит их обойти. Да, к сожалению, Конституция России не стала тем «согласительным» документом, который умиротворил бы все общество. Тем не менее, она спасла нас от многих гражданских катаклизмов и бед, которые могли быть. Побуждает и сегодня беречь правовой фундамент страны.

Конституция должна не только давать возможность компромиссов, но и заставлять нас вместе думать о вариантах согласования, которые устраивают всех. Особенно в России — стране очень сложной и своеобразной, где живут граждане разные по национальности, по религии, по идеологии, где нельзя позволять одной части общества ломать другую через колено. В противном случае «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». А чтобы его не случилось и в стране возникло согласие, мы все должны строго исполнять Конституцию сегодня, иначе завтра она снова станет филькиной грамотой, и о ней будут вспоминать лишь для демагогических рассуждений. Конституция определила основные ориентиры развития общества и структуры Российского государства. Совершенно очевидно, что она не исчерпала себя и ее потенциальные возможности велики. Но самое главное, как показало время, она не была сделана под Бориса Ельцина, под ситуацию – «да».

— Кстати, о ситуации. Если вспомнить то время, можно сказать, что она принималась, чуть ли не под грохот канонады.

— А во многих странах с развитой сегодня демократией конституции принимались в период их крайней нестабильности, как правило, по окончанию гражданских войн. Они как бы заканчивали процесс внутренней борьбы. Так было и в США, и во Франции, и в Германии, и в Испании. Мы в этом плане стали исключением лишь в том, что благодаря новой российской Конституции, нам удалось избежать гражданской войны.

— А как воспринимать то, что буквально через год после принятия Конституции России в стране началось «наведение конституционного порядка», которое превратилось в первую чеченскую войну. Что побудило к тому? Вспыхнувшая 11 декабря 1994 года Первая чеченская война –  еще одна страница российской истории, где гуляет много инсинуаций, до сих пор не разоблаченных публично. Не секрет: в Чечню шел поток денег, вооружения и наемников – ведь кто-то всем этим управлял!

– Я до сих пор подхожу к чеченской теме с чувством некоторой вины и огромным желанием разобраться в многообразии тех ошибок, которые совершили как федеральная власть, так и власть Чеченской Республики. По этому поводу высказались Конституционный суд, Совет Федерации, Госдума, Совет безопасности…

– Принято считать: решение о вводе федеральных войск в Чечню во многом стало следствием импульсивного характера первого Президента России…

– К началу 1994 года Борис Николаевич Ельцин определился: чеченскую проблему надо решить. В его окружении эта позиция находила понимание. Тем не менее, большинство считало, что надо избежать ввода федеральных войск в республику. Все осознавали – это начало войны. Я, например, настаивал на том, чтобы максимально поддержать Временный совет чеченской оппозиции, дабы она смогла в подопечных ей районах наладить нормальную жизнь.

В конце 1993 года в Чечне активизировалась оппозиция Дудаеву. Возникли формирования Гантемирова и Лабазанова. Примерно в то же время против него выступила и объединенная оппозиция во главе с Автурхановым, главой Надтеречного района Чечни, который с первых шагов дудаевской власти ей не подчинился. Они образовали на своем съезде Временный совет и обратились к Президенту России с просьбой оказать помощь в налаживании нормальной жизни в Надтеречном районе и других населенных пунктах, где влияние Дудаева было потеряно.

Евгений Савостьянов, который замещал в то время директора ФСК Сергея Степашина и курировал урегулирование ситуации в Чечне, предложил мне встретиться с Автурхановым. Особое внимание обратил на то, что оппозиция Автурханова не ставит никаких условий перед российским руководством, признает Конституцию России, в то время как лидеры других оппозиций выдвигали различные требования. Автурханов приехал в Москву в июне 1994 года. Я встретился с ним, взял для передачи Президенту России Обращение Общенационального съезда чеченского народа с просьбой о признании федеральной властью Временного совета. Вскоре Борис Николаевич поручил Правительству России оказать Временному совету содействие в подготовке и проведении выборов в Чечне. В душе я надеялся, что Ельцин поручит курировать этот вопрос мне, но этого не случилось. По непонятным для меня причинам, подготовкой документов по решению чеченской проблемы начал заниматься Евгений Савостьянов. Он сделал ставку на вооружение оппозиции, направив на это деньги. Затем чеченский вопрос начал курировать глава «национального» министерства Николай Егоров, который твердо поддерживал силовой вариант действий.

К сожалению, в рядах чеченской оппозиции того времени согласия не было. Не ладили между собой Хасбулатов и Автурханов. Свою игру вел Завгаев. Гантемиров сначала примкнул к оппозиции, потом отошел от нее. Странно повел себя и Лабазанов. Каждый из лидеров оппозиции начал тянуть одеяло на себя. Тем не менее, короткие стычки дудаевских вооруженных формирований и сил внутренней оппозиции постепенно переросли в жесткое противостояние. 2 сентября между ними фактически начались боевые действия, кульминацией которых стало 26 ноября. Утром шесть танков «Т-72» оппозиции прорвались к президентскому дворцу. Во второй половине дня он был захвачен отрядом Лабазанова. Но замысел дудаевцев как раз и заключался в том, чтобы заманить тяжелую технику поглубже в тесноту улиц. А дальше произошел разгром оппозиционных сил. Около 150 человек попали в плен, около 70 из них оказались российскими офицерами: бортмеханики, командиры танков.

— А почему бездействовала Москва?

— Россию всегда губят интриги власти. Грозный был взят, но оппозиция поддержки не получила. Почему так случилось? 26 ноября я и Сергей Степашин пытались подписать у Ельцина указ о введении в Чечне чрезвычайное положение, чтобы как­-то спасти ситуацию. Но тогдашний министр внутренних дел России Виктор Ерин сказал Президенту, что полученная информация не точная, а происходящее в Чечне требует серьезной проверки.

Президент не подписал указа, который ждали и Грачев, и Степашин. Когда я по телефону сообщил об этом Грачеву, он чуть ли не плакал, очень переживал за своих ребят. И повторял: «Как я буду смотреть им в глаза?» Российских командиров тем временем квалифицированно вырезали, а ребят взяли в плен. Борис Ельцин наш документ не подписал, так как уже имел готовое решение о вводе войск в Чечню. Его уязвленное самолюбие взыграло и вылилось в известный указ от 30 ноября о наведении конституционного порядка на территории Чеченской республики. Затем состоялось решение Совета Безопасности о введении войск в Чечню. В этих процессах я уже не участвовал.

— Почему в таком случае вас иногда называют в прессе «поджигателем» этой войны?

— Не знаю. Думаю, за этим тоже кроются интриги тех, кто на меня обозлен. Скажем, того же Березовского.

– Насколько я знаю, вы длительное время вели переговоры о возможной встрече Бориса Ельцина и Джохара Дудаева. Почему она не состоялась?

— Летом 1993 года я был в Северной Осетии, где ко мне подошли представители Дудаева и сказали, что он хочет встретиться с Ельциным. Я предварительно обсуждал с Борисом Николаевичем такую возможность. Дудаев искал встречи с Ельциным по вполне понятной причине: авторитет генерала стал резко падать. Дудаеву необходимо было показать: Москва с ним считается. Что значило для Дудаева сесть за стол переговоров с Ельциным? Признание Россией легитимности его власти. Я и объяснил дудаевским посланникам, что он не может сесть за стол переговоров с Президентом России как президент суверенной республики. И все же мне удалось договориться с Борисом Николаевичем об их принципиальной встрече. Но уже на следующий день после этого Дудаев выступил по ТВ и на фоне исламского знамени начал обзывать российского Президента самыми гнусными словами, ввел военное положение в республике. Дудаев сам отрезал себе пути к переговорам с Президентом России.

— К чести первого Президента России стоит заметить, что он со временем сожалел о чеченской войне.

— Да, позже Борис Николаевич сам публично признавал:  чеченская война была одной из его главных ошибок, и сожалел  о том, что поддался уговорам Ерина и Егорова. К сожалению, на властном Олимпе трудно заставить себя увидеть боль народных масс, воспринять их душевный трепет. Там какие-то другие категории мышления.

— А как Вы попали на этот Олимп?

— Для меня это был очень неожиданный этап, который я не мог предвидеть даже в самом страшном сне. Надо было уравновесить влиятельные в то время фигуры Петрова — Хасбулатова, и на главу государства было оказано сильное давление со стороны демократических сил. Я был инженер, и не имел специальных знаний – юридических, политологических. Став главой администрации, я руководствовался теми знаниями и ценностями, что приобрел по жизни. Наверное, был несколько наивен, но радовался тому, что ведем реформирование широким фронтом. Видел Россию, как и патриоты, великим, могучим государством, но при этом еще и правовым, высокотехнологичным.

Я и сейчас, несмотря на все трудности, считаю, что для России новый век станет временем, когда мы научимся «ходить без костылей», веком переосмысления и своего положения в мире, и организации всей своей внутренней жизни. Мы уже начинаем понимать, что ставка лишь на сырьевую базу в экономическом развитии страны обрекает нас на очередные трудности и хроническую нищету. А посему нам надо развивать космическую отрасль, авиацию, судостроение, легкую промышленность, строительство, переработку, словом, все то, что у нас получается нормально. Мы уже начинаем понимать, что деньги надо ввозить, а не вывозить, значит надо развивать туризм. А для этого необходимо изжить в нашем национальном характере снобизм, стремление жить за счет силы.

Надеюсь, что россияне в ближайшее время выработают свою национальную идею, смысл которой жить качественно, сделать государство цивилизованным, куда не будут бояться вкладывать деньги, ехать отдыхать, где более доступными станут обычные человеческие желания, изменится отношение к экологии, к демократии, к труду, к собственному достатку, к правам человека. Именно такое преображение выведет Россию в одно из наиболее благополучных и свободных государств мира.

Подготовил Павел АНОХИН.