Письмо третье:

«Сущность автоматизации производства»

Напомню: серию «Писем» в первой их версии, как и книгу «Капитализм – система без будущего», послужившую основой для них, я писал ещё в 2000-е годы, – и некоторые из тех тенденций развития производительных сил, о которых в означенных работах идёт речь, в наши дни не только в полной мере разворачиваются, но и получают широкий общественный резонанс. Социальные последствия технических нововведений – компьютеризации и роботизации, внедрения искусственного интеллекта и дистанционных форм труда – начали оживлённо обсуждаться несколько лет назад, когда в Давосе объявили «четвёртую промышленную революцию», но особенно – с приходом пандемии коронавируса. Хотя сами эти тенденции зародились не сегодня вовсе и даже не вчера, а, по меньшей мере, 50–60 лет тому назад.

Оптимистическими ожиданиями от применения роботов и заводов-автоматов наполнена старая советская научно-популярная литература. И в Советском Союзе не только предавались благостным фантазиям о том, как изменится жизнь советских людей – строителей коммунизма – уже к началу XXI века! Несмотря на инертность позднесоветской бюрократии, очень многое тогда реально внедрялось и претворялось в жизнь. Для меня – человека, вступившего во взрослую жизнь аккурат в момент распада СССР и испытавшего в силу этого известное влияние антисоветской пропаганды, формировавшей пренебрежительное отношение к научным и техническим достижениям Страны Советов, – не так давно стало неожиданностью узнать, что, оказывается, в 1985 году на СССР приходилось 40 % мирового парка промышленных роботов! В этом важнейшем направлении научно-технического прогресса наша родина намного опережала сами Соединённые Штаты и если кому-то и уступала, то разве только Японии [Е. И. Юревич. Основы робототехники. – 4-е изд., СПб.: БХВ-Петербург, 2017; с. 15 – книга эта доступна в интернете (проф. Юревич являлся главным конструктором по роботам в Советском Союзе); также: статья Дмитрия Рогозина в «Российской газете» https://rg.ru/2014/03/21/kiborgi.html; А. В. Лопота, Е. И. Юревич. Этапы и перспективы развития модульного принципа построения робототехнических систем. – научная работа на сайте infocom.spbstu.ru]. Это сейчас зато Российская Федерация по показателю количества роботов на 10.000 человек производственного персонала уже в десятки и сотни раз уступает ведущим промышленным державам, она проигрывает вчистую не только стремительно прогрессирующему Китаю, но даже Таиланду!..

Однако промышленно-технический прогресс пошёл не совсем так, как прогнозировали футурологи в 1960-е, 70-е и даже в 80-е годы, рисовавшие книжные картинки чудесной жизни в 2000 году. И дело не только в том, что усилиями доморощенных «реформаторов» и их западных наставников была разрушена и пущена на металлолом одна из главных индустриальных держав тогдашнего мира. Глобализация, активный «вынос» промышленных производств в страны Третьего мира с их дешёвой рабочей силой, изрядная деиндустриализация стран Запада оказали крайне негативное влияние на процесс практического использования технических достижений. Всё очень просто: при капитализме передовые машины и технологии внедряются лишь при условии высокой стоимости рабочей силы, замещаемой ими. Если же производство выносится в страны с дешёвой рабочей силой, то там оно обычно развивается на технической базе вчерашнего дня, – для внедрения чудес новейшей техники у капиталистов там попросту нет стимулов! Поэтому заводы-автоматы и полностью роботизированные комплексы не получили должного распространения, не стали нормой, – а скорее остались какими-то островками образцово-показательного производства в океане ручного, «отвёрточного» производства. Разумеется, совсем технический прогресс остановиться не может, и он не останавливался – тот же парк промышленных роботов в 1990-е годы, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, вырос в мире, по разным данным, в 1,6–3 раза, – однако идёт он медленнее, чем того требует всестороннее развитие человечества.

Нужно, кроме того, иметь в виду, что в некоторых отраслях техники – прежде всего в космонавтике – тяжелейший удар по их развитию нанесла уже сама гибель системы социализма, ибо только соревнование двух систем заставляло капиталистов вкладывать деньги в те вещи, которые не сулят прибыли в обозримой перспективе. Именно поэтому до сих пор не состоялся полёт на Марс, который футурологи в один голос предсказывали на 2000 год.

Тем не менее в последнее время наметились некоторые подвижки. По всей видимости, уже кризис 2008–09 годов поставил капиталистов перед необходимостью полного, радикального технического перевооружения их производств – поскольку «на карете прошлого далеко не уедешь», бизнес не построишь! «Четвёртая промышленная революция», то есть некий новый технологический уклад, основанный на самой широкой автоматизации, на внедрении машин, замещающих не один только физический труд, но и труд умственный, притом в весьма высоких его функциях, преподносится как средство решения накопившихся и обострившихся проблем капитализма.

Так – раз уж мы сосредоточились на робототехнике, – с 2000 по 2010 годы мировой рынок роботов вырос в 2 раза, а только с 2010 по 2015 годы – в 1,8 раза. Далее, с 2016 по 2020 год показатель количества промышленных роботов на 10.000 работников в целом по миру увеличился с 74 до 113 (в 1,5 раза), а в Китае этот показатель подскочил с 25 в 2013 году до 97 в 2017-м и 187 на конец 2019 года (увеличение в 7,5 раза всего за несколько лет!) – и КНР вошла в десятку наиболее передовых по части роботизации стран мира.

Помимо количественных показателей обращает на себя внимание и такой качественный момент, как начинающийся уже переход от стадии опытных работ к практическому применению беспилотных транспортных средств – а это может произвести настоящую революцию на транспорте!  

Заметим, что, согласно теории «длинных волн» Кондратьева, как раз в 2010-х годах должна была завершиться «понижательная фаза», а сейчас ожидается начало новой «повышательной фазы». Новый такой мегацикл движения капиталистической экономики и общества всегда начинается с усиленного внедрения новой техники и технологий. Собственно, наиболее разумное объяснение этих «длинных волн» и состоит в том, что в основе долговременной цикличности капиталистической экономики лежат циклы обновления производительных сил – к чему капиталистов подстёгивают крупнейшие кризисы, случающиеся на исходе «понижательной фазы». В общем, мы вправе ожидать в ближайшее десятилетие «больших перемен» сначала сугубо в техносфере, а затем и во всех сторонах жизни общества.

Толчок переменам должна дать и пандемия коронавируса, должен дать коронакризис, нагрянувший в 2020 году. Главный вывод, который наверняка сделают капиталисты из этой истории, заключается в том, что рабочая сила, живые люди суть самая хрупкая, наиболее уязвимая составная часть в их машине для делания прибыли. Не могут люди по какой-то причине выйти на работу – и бизнес встал! Решение проблемы видится в том, чтобы – для начала – там, где это позволяет содержание труда, перевести персонал на «удалёнку», а ещё лучше, если это позволит техника, вовсе заменить людей машинами. (Хотя, конечно, и машины вирусами болеют; сегодня даже – кто бы мог подумать – скотобойню можно хакерской атакой остановить!)

Развитие техники, так или иначе, ведёт к её удешевлению (стоимость промышленного робота за последние 30 лет снизилась вдвое) – а значит, понижается «барьер» стоимости рабочей силы для внедрения машин. Те становятся «умнее» – и могут замещать теперь всё более умных людей, ранее считавших себя незаменимыми. Однако самой, на наш взгляд, важной и судьбоносной тенденцией может стать внедрение роботов в сфере услуг – вплоть до замены, в весьма отдалённом, конечно, будущем, вездесущих ныне курьеров ещё более вездесущими дронами. Известно, что роботы уже широко применяются на складах «Амазона». Мы пока не будем обсуждать вопрос о том, насколько реально тотальное замещение людей, рабочих машинами с превращением большинства землян в безработных, в ненужный капиталу балласт, – вопрос этот, на самом деле, совсем не прост. Признаем лишь то, что крупные потрясения на рынке рабочей силы в процессе его стихийной перестройки, в любом случае, неизбежны – и для многих будут болезненны.

С началом пандемии часто можно было слышать от экспертов такое: что коронавирус – именно он! – кардинально изменит общество, всю нашу жизнь. Но это не совсем так. На самом деле, большинство тенденций, ему приписываемых, вызваны вовсе не вирусом (за исключением, ну, разве что «моды» на ношение масок – а маски нам носить, боюсь, придётся ещё очень долго, если не пожизненно!). Взять хотя бы ту же тенденцию перехода к дистанционной работе – о перспективах такой формы организации труда заговорили ещё где-то лет 20 назад, когда интернет только-только начал завоёвывать планету. Нет, коронавирус не порождает тенденции – он всего лишь подталкивает тенденции развития производительных сил, носящие характер внутренних, имманентных тенденций их развития. А ускоряя и усиливая развитие новейших производительных сил общества, коронавирус приближает и те изменения в производственных и, вообще, общественных отношениях, что обусловливаются развитием производительных сил.

Коронавирус вскрыл – и открыл обществу – гнилость многих сторон буржуазной действительности, включая пороки существующей системы здравоохранения, которая оказалась неспособной решать задачи по охране здоровья всего общества. Само развитие капитализма ведёт к накоплению огромнейшего взрывного материала противоречий – и пандемия может выступить просто в роли детонатора. «Взрыв» же вполне способен снести целый ряд структур буржуазного общества, расчищая этим самым дорогу прогрессивным изменениям. Тут можно вспомнить историю: средневековые эпидемии чумы и оспы, какую бы беду человечеству они ни несли, как бы ни опустошали они производительные силы общества, – но эти бедствия ведь тоже способствовали разрушению прогнивших феодальных порядков!..

Наш анализ современного общества основывается на анализе развития современных производительных сил – и выполнен этот анализ был нами за много лет до коронакризиса. Отметим здесь ещё один момент, имеющий отношение к настоящей работе: в прошлом году мы «пропустили мимо» интереснейшую дату – 100 лет, как Карел Чапек в пьесе «R. U. R.» впервые употребил слово «робот» (от чешского robota – «тяжёлый подневольный труд», т. е. робот – это машина-раб!). Ровно век прошёл – и те проблемы отрицательного влияния на общество капиталистического применения новейших машин, которые ставил в своих антиутопиях чешский писатель, обретают ныне особенную остроту и актуальность. Помнится, К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте» сравнивали капитализм с волшебником, который мановением палочки вызвал к жизни колоссальные «подземные силы», но не знает, как с ними справиться. Современный капитализм можно сравнить с учёным-чернокнижником, создающим в своей лаборатории франкенштейнов и терминаторов – которые вроде как похожи на людей и даже способны мыслить как люди, но людьми не являются и людям чужды и враждебны; и теперь этот учёный не знает, как ему совладать со своими порождениями.

Потому что создавать подобные человеку машины вправе только лишь настоящие люди, а не субъекты существующего общества, проникнутого погоней за прибылью, конкуренцией и самыми низменными инстинктами разрушения. Единственно в коммунистическом обществе могут создаваться очеловеченные машины-роботы – верные помощники человека; капитализм же неизбежно породит роботов – бездумных рабов капитала и беспощадных янычар-убийц. Коренные изменения в технике, обретающей искусственный интеллект, сами по себе настойчиво ставят вопрос о смене общественного способа производства, о преобразовании всего нашего жизнеустройства…

Важнейшая черта научно-технической революции – фундаментальные изменения в технике, подготовленные достижениями науки;и, прежде всего, это – переход к комплексной и полной автоматизации производства. При этом наибольшее развитие, в связи с мощным развитием электроники, получает высшая функция автоматики – функция автоматического управления, а на смену автоматизации отдельных производственных операций пришла комплексная автоматизация производства. Автоматическое пооперационное оборудование – станки-автоматы и прочее – соединяется в автоматические поточные линии, агрегаты автоматических машин, представляющие собою, по сути, целостные машины, отдельные части которых соединены конвейерами, имеют один общий механизм управления и работают в едином ритме. Этим создаётся качественно новая система машин – система автоматических машин на электронной базе.

Автоматические линии, в свою очередь, объединяются в системы более высокого порядка – автоматические участки, цехи, целые заводы. Появляются полностью автоматизированные предприятия, на которых весь технологический процесс, начиная с приёмки сырья и комплектующих и заканчивая упаковкой готовой продукции, осуществляется автоматами почти без непосредственного участия человека. В английском языке такие предприятия стали называть lights out factories – поскольку в цехах нет людей, освещение там можно отключить!..

В СССР ставший хрестоматийным первый завод-автомат по производству поршней для автомобильных двигателей был запущен ещё в далёком 1951 году. В автомобильной промышленности развитых стран давно уже появились и автосборочные заводы, которые приводятся в движение всего несколькими операторами. Весь процесс сборки автомобиля происходит практически без прикосновения рук человека к предмету труда. Так, в 2018 году сообщалось о том, что Mercedes строит Factory 56 – полностью автоматизированный завод, 90 % оборудования которого будет работать совершенно автономно. А японская компания FANUC с 2000-х годов изготавливает роботов на своём полностью роботизированном же заводе, в цехах которого вправду свет включается редко.

Не всё, однако, так легко и гладко. Заводы-автоматы, несмотря на все свои достоинства, получают распространение всё ещё крайне медленно. Более того, они зачастую по тем или иным причинам терпят неудачу. В качестве примера успешного завода-автомата приводился завод Tesla во Фримонте, Калифорния, на котором роботы могут собирать 100 тыс. электромобилей в год. Отмечалось, в частности, что небольшая его реконфигурация позволяет быстро переходить к выпуску новых моделей. Но спустя некоторое время Илон Маск вынужден был заменить часть роботов обратно людьми, признав, что, мол, с автоматизацией производства поторопились… Известен и эпизод с компанией Toyota, которая отказалась от роботов-сварщиков назад в пользу рабочих-сварщиков – ибо качество сварного шва у «механических людей» оставляло желать лучшего.

Слишком много различных обстоятельств – как технического плана, так и, прежде всего, экономического, связанного с принципиальной ограниченностью применения машин при капитализме, – препятствует осуществлению полной и комплексной автоматизации производства. Однако в перспективе это всё-таки будет происходить – в силу как удешевления современной техники, так и её усовершенствования, её наделения, в частности, искусственным интеллектом.     

Так или иначе, завод-автомат, человеческий персонал которого сведён к минимуму, есть наивысшая форма автоматизации непосредственного вещного производства – и за этой технико-организационной формой, несомненно, будущее, которое вполне может реализоваться уже в ближайшие десятилетия.

Важным новым направлением развития средств труда в эпоху НТР стало развитие робототехники, занявшей ныне приметное место в автоматизации промышленного производства. Робот – это особенный автомат, отличающийся антропоморфизмом и способный, в наиболее развитом его виде, воспринимать информацию о внешней среде, обрабатывать её и действовать в соответствии с изменяющейся обстановкой. Антропоморфизм робота состоит отнюдь не во внешнем сходстве с человеком, как многие полагают, а в наличии у него «рук» – манипуляторов, выполняющих движения, сходные с движениями наших рук. (Собственно, наличие развитой руки – органа труда, способного выполнять самые сложные и тончайшие движения, – прежде всего-то и отличает человека анатомически от животных, а развитие его мозга происходило в тесной связи с развитием рук, в процессе труда.) Имея «руки», робот может заменить человека при выполнении тех операций, где без рук не обойтись: он может держать и перемещать предметы, размещать и закреплять их в определённых позициях и т. д. – в общем, он может, подобно человеку, манипулировать предметами труда.

Промышленные роботы всё больше замещают физический труд человека на сборочных конвейерах и разного рода небезопасных для здоровья и жизни производствах. Особенно широко роботы применяются в машиностроении для осуществления сварочных работ и работ, технологически близких к сварочным.

Традиционные промышленные роботы служат также основой разработки специализированных роботов для таких новых и перспективных областей их применения, как хирургия, атомная энергетика, горное дело, подводные работы и космонавтика (хотя, в принципе, любую автоматическую межпланетную станцию можно рассматривать как робота – а такого рода аппараты исследуют объекты Солнечной системы уже давно). В других областях, например, в сфере услуг и производственно-технического обслуживания, внедрение специализированных роботов и их рынок находятся ещё на начальной стадии развития. Их широкое применение в указанных отраслях – а это, очевидно, вопрос времени, поскольку такие наработки хорошо известны и вовсю уже рекламируются, – означало бы коренное преобразование этих отраслей, где всё ещё велика доля ручного труда, на новой технической основе. Это – чрезвычайно важная тенденция: ведь именно в сфере услуг и торговли ныне трудоустраивается основная масса рабочей силы, вытесняемой машинами и иными обстоятельствами из промышленного сектора. Если предположить, что машины, в самом деле, станут массово вытеснять людей также и из получившей ныне сильное развитие сферы услуг, последствия такого процесса с точки зрения занятости населения, роста безработицы и ухудшения положения пролетариата могут быть самыми серьёзными, катастрофическими.

Итак, с созданием развитой автоматической системы машин и внедрением антропоморфных автоматов – роботов – машинное производство вышло на качественно новую ступень, достигнув, пожалуй, своего наивысшего развития. Современное комплексно автоматизированное производство есть высшая форма машинного производства, однако в то же время оно приобретает новые черты, принципиально отличающие его от «обычного», «классического» машинного производства времён, скажем, Маркса. Оно постепенно превращается в нечто намного более высокое, более развитое, чем просто машинное производство.

Рассмотрим, в чём же заключается отличие автоматической техники от неавтоматической – от ручного орудия и простой, неавтоматической машины. Когда человек создаёт продукт ручным трудом, при помощи ручных орудий, он изготавливает вещь согласно проекту, находящемуся в его мозге. Даже если перед ним лежит чертёж изделия или инструкция, рабочий всё равно должен «сосканировать» информацию в свою «оперативную память». Затем уже мозг, опираясь на весь производственный опыт индивидуума, отражённый в его сознании, составляет алгоритм действий и вырабатывает команды для рук. Вся информация, нужная непосредственно для изготовления некоторого изделия, для приведения в движение орудий труда, «субъективирована», содержится в самом работнике (в его мозге),а применяемые им вещественные средства труда, в этом смысле, «не несут в себе» никакой «направляющей» производственной информации; они – всего лишь пассивные инструменты в руках рабочего.

Дело принципиально не меняется и в том случае, когда используется неавтоматическая машина. Опять же, она управляется человеком согласно «программе», находящейся в голове самого работника. Неавтоматическая машина – такое же, по сути, пассивное орудие, напрочь лишённое активного, «движущего» «информационного содержания», как и ручной инструмент. При этом машина упрощает труд человека – делает труд менее содержательным и, соответственно, обедняет «информационное содержание» самого рабочего. Сложные трудовые навыки обращения с ручным инструментом сменяются относительно простыми навыками нажатия кнопок и вращения рычажков, а сложная «программа» изготовления изделия – простейшим алгоритмом, определяющим очерёдность нажатия кнопочек и поворачивания рычажков.

Автомат же, в отличие от простой машины, управляется программой, заложенной в него, и, действуя в соответствии с этой программой, выполняет не только рабочие, но и холостые (вспомогательные) ходы; он самостоятельно осуществляет весь рабочий цикл. Автомат не нуждается в непосредственном и постоянном управляющем вмешательстве человека; роль последнего сводится к закладыванию программы в автомат, наладке и контролю над его работой. Движения рабочих органов автоматической машины обусловлены управляющей информацией, содержащейся в её памяти. У исторически самых первых и наиболее простых «жёстких» автоматов управляющая информация «записана» в самой конструкции машины – в виде барабанов или комбинаций кулачков. Изменить управляющую информацию в этом случае крайне трудно или даже почти невозможно, и поэтому такого рода автоматы всегда предельно узко специализированы – способны изготавливать лишь определённые конкретные изделия в массовом производстве. «Гибкое» же автоматическое оборудование с числовым программным управлением (ЧПУ) способно быстро перестраивать свою работу путём изменения, переналадки управляющей программы.

Таким образом, машина-автомат, в отличие и от ручного орудия, и от простой, неавтоматической машины, несёт в себе активное «информационное содержание», содержит свою автономную «программу действий». Человек как бы «делится» с машиной производственной информацией («как изготовить данную вещь?»), переносит в процессе создания программы информацию из своей головы в память машины, и далее уже эта программа, а не сам человек, управляет машиной. Движение машины теперь непосредственно направляется уже не живым трудом, но трудом прошлым, воплощённым в управляющей программе; живой же труд «рабочего у станка» лишь контролирует процесс.

Отныне труд всё более – во всё более широких масштабах, абсолютно и относительно, – сводится к выработке необходимой автоматической машине управляющей информации, тогда как реализация этой особенной информации, её овеществление в продукте, становится «делом» машины. Голова человека как бы «отделяется» от его рук: ведь теперь мозг – мозг человека, написавшего программу для машины, – управляет непосредственно данной машиной, а не руками, управляющими машиной; причём этот процесс управления машиной человеком более не ограничен уже пространственными и временными рамками, он совершается вне этих рамок. Этим самым на новую ступень приподнимается общественное комбинирование труда: особый труд программиста соединяется с трудом рабочих, применяющих автоматические машины данного типа, быть может, на многих предприятиях по всему земному шару; все эти отдельные производственные процессы самым тесным образом переплетаются – в общем, усиливается обобществление труда и производства.

Если раньше человек, рабочий создавал вещь на основе производственной информации и тем самым овеществлял информацию, – то теперь информация (в виде управляющей программы) как бы сама себя овеществляет, а от рабочего требуется всего-навсего контролировать этот процесс «самоовеществления». Из предпосылки, условия вещного производства информация стала его активным участником, его непосредственной движущей силой. Раньше информационный поток в производстве заканчивался на человеке; человек же, действуя согласно производственной информации, соединял в процессе труда вещественный и энергетический потоки, результатом чего был продукт труда, изготовленный на основе некоторой информации. Теперь же информационный поток проходит непосредственно через машину, соединяясь в самой машине с двумя другими производственными потоками. И если раньше рабочий, управляющий машиной, непосредственно «общался» с ней, то отныне информация стала «посредником» в их «общении». Информация как бы встала «между человеком и машиной» и тем самым она разместилась «между человеком и предметом труда».

Управляющая программа, содержащаяся в машине-автомате, является её неотъемлемой составной частью: без неё автомат утрачивает свои функции и вмиг превращается в груду бесполезного железа. Следовательно, информация, управляющая автоматами («машино-управляющая», или просто управляющая информация), приобретает новое качество: из информации как условия процесса труда она превращается в информацию как непосредственное средство труда.

Вспомним: согласно Марксову определению, «средство труда есть вещь или комплекс вещей, которые рабочий помещает между собой и предметом труда и которые служат для него в качестве проводника его воздействий на этот предмет» [К. Маркс. «Капитал», книга первая, глава 5; выделено мной – К. Д. – смотри, что написано у нас абзацем выше!]. Никто ведь не «упрекнёт» управляющую программу – неотъемлемую составную часть самой машины – в том, что рабочий не «помещает её между собой и предметом труда», в том, что она, не будучи при этом вещью, не «служит в качестве проводника воздействий рабочего на предмет труда»! По сути, в автоматической машине вещественное и невещественное (информационное) средства труда сливаются в органически неразрывное целое, и в таком «соединённом с веществом» виде информация приобретает способность воздействовать на вещественный предмет труда.

Таким образом, программы, написанные для станков-автоматов, роботов, компьютеров и т. д., суть такие же непосредственные средства труда, как и сами станки, роботы и компьютеры. И следует полагать, что по мере развития техники соотношение вещественного и информационного, материального и «интеллектуального» в машинах будет всё более изменяться в пользу второго момента; в стоимости вещественных средств труда, соответственно, будет всё более возрастать та доля её, что приходится на стоимость их программного обеспечения. Программное обеспечение будет также во всё большей степени определять возможности машин, их способность выполнять всё более сложные, точные, тонкие, разнообразные и быстрые движения, перестраивать работу, оперативно реагировать на изменения внешней среды и т. д. – и, наконец, их возможности самообучаться, самостоятельно создавая программу своей работы. Технический прогресс, стало быть, во всё большей мере становится прогрессом в развитии программирования, чьи достижения делают автоматические машины всё более эффективными, повышая этим самым производительную силу труда.

Управляющая оборудованием информация (в её развитом виде, когда она уже не заключена в самой конструкции машины) создаётся особыми рабочими-программистами – создаётся на основании проектов, чертежей, инструкций и т. п., вообще, создаётся на основе технической информации как исходного фактора производства. Роль программиста, по сути, сводится к тому, чтобы информацию как человеческое знание и исходный фактор производства преобразовать в информацию как непосредственное средство труда – в алгоритм действий машины, понятный ей. «Пассивную» информацию, служащую только лишь «матрицей» для изготовления вещей, он преобразует в активную информацию, движущую машину и тем самым воплощающую себя – понятно, под контролем человека – в вещественных продуктах труда. Своим мозгом программист движет машины (и их количество теоретически вообще неограниченно!), находящиеся, быть может, за сотни и тысячи километров от него, и делает это через месяцы и годы после выполнения своей работы. Своим особенным трудом, воплощённым в программах, он создаёт вещи, не прикасаясь к ним и не видя их. Благодаря автоматизации вещного производства преодолевается, таким образом, относительная противоположность информационного и непосредственного вещного производства; они действительно сливаются воедино.

Производство машино-управляющей информации есть особая отрасль информационного производства, которая ускоренно развивается – по мере автоматизации производства, увеличения разнообразия автоматических машин и их усложнения. Иначе говоря, автоматизация производства даёт ещё один «толчок» развитию информационного производства: потребность в машино-управляющей информации быстро растёт. Масса труда, создающего программы для управления машинами, закономерно должна возрастать быстрее, чем масса труда по присмотру за этими машинами, – результаты первого труда экономят в гораздо большем количестве второй, повышая его продуктивность. Живой труд постепенно концентрируется в сфере производства информации, в то время как в сфере непосредственного вещного производства всё больше ныне «трудится» управляющая информация, т. е. прошлый труд, воплощённый в программном обеспечении машин. Именно прошлый, а не живой труд теперь всё больше движет машинами, которые сами суть воплощённый прошлый труд. Стало быть, автоматизация производства развивает тенденцию «перетекания» живого труда из непосредственного вещного производства в информационное.

Если же представить себе абсолютно автоматическое производство, при котором в непосредственном вещном производстве повсеместно автоматы работают сами по себе, практически безо всякого надзора и вмешательства со стороны человека, то при такой организации производства весь живой труд, полностью, вытесняется в сферу производства информации. Люди занимаются только производством информации. При этом вся информация как исходный фактор производства, так или иначе, перерабатывалась бы в информацию как непосредственное средство труда, в содержимое «памяти» машин-автоматов.

Абсолютная автоматизация производства означала бы полное исчезновение традиционного труда по воздействию на вещество природы – и те экономисты и философы, которые отвергают наш взгляд на информационное производство как звено материального производства, пришли бы тогда к абсурдному выводу об «исчезновении» материального производства и производительного труда.

Хотя, разумеется, «абсолютно автоматическое производство» – такая же абстракция, такой же идеализированный объект, как, для примеров, абсолютно чёрное тело или идеальный кристалл в физике. За человеком всё равно должна сохраниться функция контроля над работой машин-автоматов, и, кроме того, вряд ли те же роботы смогут полностью заменить человека при выполнении работ по наладке и ремонту сложного оборудования. Тем не менее историческая тенденция движения к «абсолютно автоматическому производству» налицо.

Подводя итог, можно сказать: комплексная автоматизация – это тенденция развития не только вещного, но и информационного производства. Это – тенденция окончательного превращения информационного производства в подлинный двигатель всего материального производства. С другой стороны, непосредственное вещное производство тоже приподнимается на гораздо более высокую ступень, нежели классическое машинное производство: ибо машина приобретает особое «информационное содержание» – «память» и «интеллект». Происходит информатизация и интеллектуализация машин. НТР радикально меняет облик материального производства, и эти изменения сопоставимы, по-моему, с теми, что были вызваны в своё время промышленной революцией.

Естественно, фундаментальные преобразования материально-технической базы общества не могли не вызвать столь же фундаментальные изменения и другого элемента производительных сил – рабочей силы, человека – главной, с точки зрения марксизма, производительной силы общества. Об этом: далее.

***

Письмо четвёртое:

«Рабочая сила в информационном производстве

и процесс её производства»

Занятно всё-таки бывает иногда читать критику в свой адрес. И вот, на предыдущее моё, 3-е «Письмо» читатель Иван Мордохвостиков написал такое: «Автор идеалист: программа никакой стоимости не создаёт и не переносит. Полная роботизация капитализму противоречит». Чуть коряво сказано; видимо, критик имеет в виду следующее: что труд программиста не является производительным и оттого не создаёт стоимости. Но почему же он так считает? На том одном лишь основании, что компьютерная программа, имея специфическую информационную природу, не является вещью, которую можно потрогать, пощупать и даже попробовать на зуб?

Для того чтоб убедиться в противоположном, достаточно взглянуть на предысторию программирования – хотя понятно, что пойти таким мыслительным путём вряд ли получится у того, кто не владеет навыками историзма в мышлении. «Предками» всех тех программ, что управляют различными автоматическими устройствами, были те части, или детали достаточно примитивных автоматов, которые задавали ход движения их рабочих органов, – например, кулачки, насаженные на вал. И никто ж не посмеет заявить, что труд рабочего, вытачивающего кулачок, не является производительным, – создавая свою долю стоимости готовой машины?

Затем уже на замену кулачкам пришли перфокарты и – ещё позднее – перфоленты, позволяющие перепрограммировать машину. А перфоленты, которые пощупать ещё можно, ощутив в полной мере их вещественность, сменили электронные носители информации. Но если программа на таком носителе выполняет в машине ту же функцию, что и кулачок, то почему же труд программиста не производителен – и почему он не создаёт стоимости?

Программа, управляющая компьютером или любой другой машиной, является, как ни крути, неотъемлемой составной частью этой машины. Она есть «живая душа» машины, въевшаяся в её плоть. Без управляющей программы автоматическая машина неработоспособна и не имеет никакой ценности, никакой стоимости. Простые логические рассуждения приводят к пониманию того, что управляющая машиной программа, несомненно, обладает стоимостью, входящей в стоимость управляемой ею машины. Но поскольку программа относительно самостоятельна по отношению к машине – в тот же конкретный компьютер ведь можно загрузить разные программы, и та или иная конкретная программа не обязательно должна быть установлена на всяком компьютере, – то и товар «программа» (товар «информация») можно и нужно рассматривать обособленно от машины. Соответственно, рассматривая стоимость программы так же отдельно.

  Очевидно, что стоимость программы («софта»), установленной на машине, точно так же как и стоимость собственно машины («железа»), в процессе амортизации постепенно переносится на изготавливаемый при помощи данной машины продукт. Только – забегая вперёд – этот процесс куда более сложный, поскольку у информации не может быть физического износа, а происходит только её моральное старение; но моральному износу ведь подвержены и машины, эти сугубо вещные элементы производства.

  В общем, нужно избавляться от устаревшего представления о том, что товары суть исключительно вещи; информация, не будучи вещью, так же может быть товаром, обладая стоимостью. Её стоимость – это тоже воплощённый (слово «овеществлённый» тут как-то не подходит) в данном товаре общественно необходимый труд товаропроизводителя. Но – опять же, забегая вперёд, мы это ещё рассмотрим в дальнейшем, – её стоимость имеет намного более сложную и противоречивую природу, обусловленную особенной невещественной природой информации как продукта труда.

Тов. Мордохвостиков заявляет, будто ваш покорный слуга – идеалист. Некоторые товарищи вообще слишком легко разбрасываются такого рода обвинениями, из которых у них вытекают ещё более тяжкие обвинения в «оппортунизме», «ревизионизме» и т. п. Беда в том, что такие «чересчур принципиальные» товарищи зачастую плохо представляют себе смысл и содержание всех этих громко звучащих философско-политических понятий.

Идеалист – это тот, кто утверждает первичность духа, мышления, сознания по отношению к материальному бытию. К. Дымов нигде ничего такого не утверждал. Он целиком разделяет то положение материализма, что наши знания, информация суть результаты отражения объективного материального мира человеком в процессе его практически-познавательной, предметно-чувственной деятельности. Материя – первична, наши знания о мире – вторичны; это относится и к такой форме знаний, как информация, накопленная человечеством за многие века на многообразных её носителях.

Видимо, И. Мордохвостиков усмотрел идеализм в моих утверждениях о том, что при современном развитии производительных сил информация неуклонно становится всё более активной силой, движущей материальное производство; что в информационном производстве начинают прилагаться бóльшие объёмы труда, чем в непосредственном вещном производстве, и в этом смысле – да, только в этом смысле! – информационное производство начинает доминировать над непосредственным вещным производством.

Однако положение об активном характере знаний никоим образом не противоречит материализму – утверждению о первичности материи по отношению к сознанию, духу! Напротив, тезис об активности сознания, преобразующего материальное бытие, отличает современный деятельный, диалектический материализм от всего прежнего материализма, носившего созерцательный и метафизический характер. Результаты отражения материи человеческим сознанием не пассивны, но активны; отражения реальности становятся движущим средством её преобразования, т. е. чем-то противоположным «всего лишь» отражению, – и в этом диалектика!

А в понятии информации, как я уже отмечал ранее, в одном из первых «Писем», как раз подчёркнуто выражен активный характер человеческого знания: объективированная информация не только используется человеком в процессе его труда, но и непосредственно движет машины-автоматы.

Современный, диалектический материализм стоит на том, что сознание есть порождение материи: оно есть особая, наивысшая функция высокоорганизованной материи, развившаяся в ходе длительного развития материального мира, – и сознание преобразует объективно сущее бытие. Длительное развитие материи привело к появлению человека, наделённого сознанием, мышлением – и активно преобразующего действительность. А уж длительное развитие техники и, вообще, всей человеческой практики привело к появлению машин, обрабатывающих информацию и делающих человеческий ум, преобразующий действительность, воистину всемогущим.

В указанном смысле и утверждение о том, что «дух господствует над материей» (к которому, очевидно, и пытаются свести мои утверждения о том, что информационное производство начинает в переживаемую нами эпоху доминировать над непосредственным вещным производством, такого рода критики, как Мордохвостиков), вовсе не противоречит материализму! Нужно только уточнить, что речь здесь идёт не о духе, стоящем вне и над материей и порождающем материальный мир в акте творения, не о духе как некой бестелесной субстанции, «животворящей» косную материю, но о духе как именно высшем проявлении высокоорганизованной материи, достигшей высшей, социальной формы своего движения. Да, такой дух господствует над бренным телом, над материей – чему неопровержимыми свидетельствами подвиги подвижников науки, героев-революционеров, несгибаемых борцов-антифашистов, советских воинов в годы Великой Отечественной войны!

В таком примерно смысле информационное производство и начинает доминировать над непосредственным вещным производством – оставаясь, однако, вторичным по отношению к нему: информационное производство, так или иначе, подчинено непосредственному производству материальных благ, опирается на него. Вообще, в системе человеческих жизненных благ первичными являются наиболее простые вещественные блага: пища, жильё, одежда, топливо для обогрева жилища и т. д. – без этого вся остальная экономика, включая информационное производство, столь «модную» нынче сферу услуг, финансовый сектор и прочее-прочее, не имеет никакого смысла.

То, что «полная роботизация капитализму противоречит», – вот это можно считать в целом верным утверждением. Я постоянно подчёркиваю: простейший мысленный эксперимент показывает, что при достижении идеального состояния полной автоматизации производства стоимость и прибавочная стоимость продуктов производства становятся близкими к нулю, а значит, капиталистическое производство теряет всякий смысл.

Но до такого состояния капитализм дойдёт вряд ли – и он всё сильнее препятствует техническому прогрессу, что зачастую проявляется даже в мелочах. Я тут недавно прочитал занятный материал о судьбе советских торговых автоматов. В своё время, где-то примерно в 1960-е годы, торговые автоматы рассматривались в СССР как очень перспективное направление технического прогресса, призванное сократить затраты труда в сфере торговли, заменив продавцов машинами. Социализм ведь вообще ставит вопрос о необходимости всеми способами сокращать затраты труда в непроизводительных отраслях экономики с тем, чтобы возможно больше труда направлять в сферу производства, – в то время как капитализм, мы это хорошо видим, неуклонно «раздувает» всю непроизводительную сферу в ущерб производству материальных благ, тормозя этим самым его рост.

Так вот, в Советском Союзе широко внедряли торговые автоматы, а в особенности – знаменитые автоматы по продаже газировки, которые ныне так люто ненавидят (как символ «совка»!) украинские националисты. Но сразу после 1991 года, в связи с быстрым обесценением денег, эти автоматы стремительно исчезли с улиц наших городов. В Москве, насколько известно, городская власть все такие автоматы скопом продала на металлолом. В некоторых местах, впрочем, автоматы продолжили функционировать – но по-особенному: возле устройства сидела тётенька, которая принимала от покупателя денежку и в «ручном режиме» наливала газированную воду в гранёный стакан! Получалось такое себе издевательство над самой идеей автоматизации человеческого труда – ставшей в одночасье ненужной!

Лишь в наше время торговые автоматы снова начали внедряться – но теперь это машины намного более продвинутые, оснащённые электронной начинкой, дающей аппарату способность принимать банкноты разного достоинства и выдавать покупателю товар в ассортименте на его выбор. Так что технический прогресс – нарушенный в нашей стране мракобесием капиталистических реформ, – так или иначе, всё же пробивает себе дорогу.

Однако главная беда, на мой взгляд, состоит не в том, что капитализм задерживает внедрение новейшей техники, препятствует её развитию. Гораздо хуже то, что капитализм под разговоры об «экономике знаний», о возрастающей ценности «человеческого капитала» всё сильнее разрушает самого человека. Мы всегда должны помнить, что главной составляющей производительных сил является именно их человеческая, а не техническая составляющая, – причём по мере научно-технического прогресса человек, с его знаниями, навыками и опытом, всё в большей мере становится главной производительной силой общества. Поэтому будущее за тем, прежде всего, строем, который способствовал бы человеческому развитию – в этом ныне и состоит, в первую голову, требование соответствия производственных отношений достигнутому уровню развития производительных сил.

Продолжающееся же господство окончательно исчерпавших себя уже капиталистических производственных отношений ведёт лишь к деградации рабочей силы, самой человеческой личности, к росту безграмотности и засилью невежества, к моральному вырождению – чему свидетельства мы видим на каждом шагу. И это происходит в ту эпоху, когда для развития производства позарез требуются грамотные, образованные, думающие люди!

Старая советская школа в сугубо техническом отношении была крайне проста, да даже примитивна! Все технические средства обучения: указка, доска, кусок мела. Иногда ученикам показывали картинки на диапроекторе. В географическом классе на доске висели потрёпанные карты. В моей школе в некоторых классах, помню, стоял телевизор – но мы его за 10 лет учёбы не смотрели ни разу. Компьютеров тогда в школах ещё и в помине не было – вместо них у нас были программируемые калькуляторы, для коих в журнале «Техника – молодёжи» публиковались программки. Вот и вся техника – но при такой примитивнейшей технической базе советская школа выпускала образованных и грамотных, действительно всесторонне развитых людей!

Теперь же в иных школах – сущая красота: компьютерные классы с подключением к Интернету, интерактивные доски, лазерные указки и ещё бог весть что. Но школы эти плодят недоучек, не знающих, кто такой В. И. Ленин и когда началась Великая Отечественная война. Плодят к тому же моральных уродов с извращённым мышлением и отношением к жизни – что воочию показали нам те же кровавые бойни в Керчи, Казани, Перми.

Развитая техническая база, которая вправду могла б стать отличным подспорьем учебному процессу, полезного эффекта не даёт – а может быть, даёт, напротив, отрицательный эффект, только способствуя разрушению личности и деградации мышления. Все те невиданные прежде технические возможности по обработке, хранению и передаче информации – т. е. по распространению знаний, – которые созданы на нынешнем уровне развития производительных сил, – они при капитализме не могут быть должным образом использованы для развития человека как главной производительной силы общества. В этом, как мне представляется, состоит главный момент того, что капитализм сковывает дальнейшее развитие производительных сил, переросших уже его производственные отношения, – и именно поэтому капитализм, в первую-то голову, и должен быть, наконец, устранён. Только в новой системе человеческих отношений и вся колоссально развившаяся в нашу эпоху информационная техника поспособствовала бы всестороннему и гармоничному развитию личности как условию прогресса человечества.                                 

Итак, две составляющие производительных сил общества – техническая и человеческая – находятся в сложном, диалектическом соотношении. С одной стороны, орудия производства являются выражением достигнутой обществом ступени экономического развития – и они требуют соответствующего развития рабочей силы. С другой стороны, приводят в движения орудия производства люди, работники, которые и представляют главный элемент производительных сил. Именно: «Первая производительная сила всего человечества есть рабочий, трудящийся», – подчёркивал В. И. Ленин. Уровень развития техники и уровень развития людей, создающих и применяющих технику, соответствует друг другу.

Оттого-то в эпоху НТР, рука об руку со стремительным развитием техники и технологий, происходят также коренные, качественные изменения главной производительной силы общества – самих работников, рабочей силы. Всё большее значение в наше время приобретает информационное производство, и всё большая часть человеческой рабочей силы сосредотачивается именно в нём. Соотношение числа людей, занятых производством производственной информации, и числа тех работников, которые непосредственно заняты производством вещей, по мере научно-технического прогресса необходимо изменяется в пользу первых, а в эпоху НТР данная тенденция усиливается.

Труд по выработке информации есть почти исключительно умственный труд: его продукт создаётся в голове в результате переработки информации. Руки в процессе такого труда служат лишь для вывода продукта – информации – из мозга на внешние носители, т. е. для «объективирования» информации; а также для управления техническими средствами, автоматизирующими самый умственный труд. Но ясно, что такого рода физический труд, сопровождающий умственный труд, есть лишь подчинённый, сопутствующий момент последнего: работники информационного производства – работники умственного труда.

Давно уже пора осознать и признать, что учёный, конструктор, инженер, дизайнер, технолог – такие же работники производительного труда, как рабочий и земледелец, с той только не такой уж принципиальной разницей, что они – работники умственного производительного труда. Пора осознать, что в любой, скажем, машине заключён не только труд рабочих, вытачивавших её детали и собиравших её, но также и производительный труд учёных, познавших законы природы, на которых основано действие данной машины, труд конструкторов, спроектировавших её, и инженеров, организовавших процесс её изготовления. А в будущем, наверное, в любом вещном продукте будет воплощена уже и не частичка умственного, информационного труда, а скорее даже львиная егодоля!

Продукт труда всех вышеперечисленных людей – информация – в процессе непосредственного вещного производства воплощается в вещественных благах. Но при этом вследствие комплексной автоматизации производства, вследствие «информатизации машин», и этот процесс приобрёл иное содержание, чем то, что было раньше, во времена классического машинного производства. Рабочий перестаёт уже быть непосредственным «агентом» труда по обработке вещества природы; он теперь принимает на себя функции управления производственными процессами, управления целыми комплексами средств труда. Современный индустриальный рабочий – это оператор автоматического оборудования. Оператор автоматической линии, завода-автомата или, скажем, электростанции.

Его труд, также по большей части умственный, представляет собой труд, связанный с обработкой информации – информации о ходе производственного процесса. Следовательно, и в случае современного рабочего непосредственным предметом его труда всё больше выступает информация, а не непосредственно вещественные предметы труда, воздействие на которые опосредствуется ныне машино-управляющей информацией. Труд рабочего, соответственно, всё более приобретает специфический характер инженерного или диспетчерского труда, труда по организации производственного процесса; «обычный» рабочий всё в большей мере «становится инженером», делается рабочим в новом качестве.

Одной из главных тенденций НТР, вытекающей из ускоренного развития информационного производства, а также из последовательного осуществления полной автоматизации непосредственного вещного производства, выступает резкое возрастание доли работников умственного труда в общей численности производительных работников.  Кроме того, НТР ведёт к увеличению удельного веса того вида труда, который принято называть творческим умственным трудом. По моему мнению, под ним следует понимать, скажем так, «креативный» труд, труд по производству нового – новых идей, вещей, технологий, управляющих программ для машин и т. п., – в противоположность условно «нетворческому» труду по «воспроизводству старого», по изготовлению давно известных, давно выпускаемых вещей, изделий, продуктов; труду, предполагающему по природе своей многократное повторение одних и тех же, рутинных трудовых действий.

Огромное значение, в связи с ростом доли умственного – и в особенности творческого – труда в совокупном труде общества, приобретает в наше время экономический фактор знаний. Знания, несомненно, становятся ныне главной производительной силой, и их объёмом теперь в первую голову определяется продуктивность труда. В этом смысле можно говорить о том, что современная экономика – это экономика, основанная на знаниях, что это «экономика знаний».

Повторимся: люди суть главная производительная сила общества. Но что такое в наше время работники без серьёзных научных и технических знаний? Нули, «бессильная сила»! Это при прежнем, уходящем классическом машинном производстве подавляющее большинство рабочих могло выполнять свою работу безо всяких научных знаний, даже без элементарной грамотности. Рабочий был в ту пору не более чем механическим придатком машины, «живым автоматом», натренированным выполнять, не задумываясь, но зато чётко и быстро, «на автопилоте», некоторые несложные, рутинные движения. И, действительно, чтобы кидать лопатой уголь в топку паровой машины, или присматривать за ткацкими станками, или, сидя на конвейере, закручивать тысячу раз за смену какую-нибудь гайку № 5, совсем необязательно даже уметь читать и писать!

Однако такого рода промышленные рабочие – бездумные «живые роботы» – безвозвратно отходят в прошлое, надолго задерживаясь разве что в наиболее отсталых странах. Комплексы автоматических машин мало-помалу вытесняют человека с тех участков производства, где требуется безотчётный автоматизм движений. Зато управление всей этой хитроумной «машинерией», её наладка и обслуживание, инженерно-техническое обеспечение всего производственного процесса и его совершенствование требуют от работников самой напряжённой мыслительной деятельности, высочайших знаний и творческого подхода к делу.

Современный рабочий – это думающий рабочий, мыслящий рабочий, знающий рабочий. Он работает не столько руками, сколько головой. Вот почему в наше время индивидуальные знания, т. е., снова-таки, информация, ставшая достоянием индивида, становятся важнейшей производительной силой и самым ценным богатством общества; и именно теми знаниями, которыми располагают всё общество и каждый его член, взятый в отдельности, во всё возрастающей мере определяется производительность, эффективность общественного труда.

Из этого вытекает важнейший вывод: в наступившую эпоху развитие производительных сил в наибольшей степени обеспечит тот строй, тот способ производства, те производственные отношения, которые обеспечат лучшее развитие системы образования, которые будут в наибольшей мере способствовать широкому распространению научных знаний, просвещению населения, всестороннему развитию людей. Мы полагаем, что такой строй – коммунизм, ставящий во главу угла, как свою цель, всестороннее и гармоничное развитие личности, но мы должны понимать, что его преимущества не могут раскрыться автоматически. Нужна правильная организация образования и всей культурной жизни, опирающаяся на выработанное политическое экономией правильное понимание того места, которое образование занимает в экономике.    

По мере развития производительных сил общества простой труд неуклонно вытесняется сложным, простая рабочая сила заменяется постепенно сложной, высококвалифицированной рабочей силой. Однако развитую рабочую силу, способную выполнять сложный, квалифицированный труд, ещё нужно создать, произвести; и для этого тоже необходимо приложить к «сырому человеческому материалу» труд, в т. ч. и труд самого человека, желающего стать специалистом. Для этого необходимо организовать производство, именно так – производство, высококвалифицированной рабочей силы как одного из материальных факторов производства. Да, деятельность людей в сфере образования и профессиональной подготовки – это именно производство, труд в котором также носит характер производительного труда, ибо этот труд создаёт вполне материальные ценности: материальные силы, преобразующие далее материальную действительность.

Воспроизводство рабочей силы выступает необходимым и архиважным моментом воспроизводства всего общественного богатства. Но воспроизводство рабочей силы состоит не только в потреблении её носителями необходимых им жизненных благ – продуктов, изготовленных трудом. Только лишь потребления произведённых трудом материальных благ недостаточно для воспроизводства развитой рабочей силы. Воспроизводство высококвалифицированной рабочей силы требует также приложения труда к самим её носителям, которые здесь выступают, следовательно, «предметами труда», – и указанная сторона процесса воспроизводства рабочей силы делается по мере научно-технического прогресса всё более важной, главенствующей. Труд по подготовке сложной рабочей силы, как и труд по изготовлению средств производства и предметов потребления, затрачивается в единой системе воспроизводства всего материального бытия общества; его никак нельзя противопоставлять «производительному» труду в общепринятом понимании. Это – тоже труд, создающий материальные факторы производства и потому имеющий полное право считаться производительным.

Производством развитой рабочей силы занята система высшего и среднего профессионального образования, экономическое значение которой всё более возрастает; и она, как и наука, тесно смыкается с материальным производством, фактически превращаясь в одну из его отраслей, в «промышленность знаний». Сохраняющееся пренебрежительное отношение к образованию как к отрасли «непроизводительной», финансирование его, в связи с этим, «по остаточному принципу», ведёт к экономическому упадку. Напротив, отношение к системе образования как к полноценной отрасли материального производства, наравне с промышленностью, сельским хозяйством и проч. производящей общественное богатство (а знания сегодня, буду повторяться, – главное богатство общества!), усиленное развитие образования, обильные капиталовложения в данную сферу способны «вытянуть» экономику и дать сильнейший импульс её развитию.

Известно высказывание Отто фон Бисмарка о том, что войны выигрывает школьный учитель. Перефразировав его, можно утверждать, что экономическое состязание государств и общественных систем выигрывают педагог начальных классов, наставник в профтехучилище и университетский профессор. И если все эти люди получают зарплату ниже средней по стране, если такие профессии не рассматриваются в обществе как престижные, и в них «подаются» неудачники, – то такое положение следует считать преступлением: экономическим саботажем. К сожалению, пренебрежительное отношение к педагогическим кадрам имело место и в СССР: исходя из правильного посыла, что высоко оплачиваться должен производительный труд, повышенные зарплаты назначались промышленным рабочим, однако это, увы, не распространялось на учителей и преподавателей…  

Производственная информация, выработанная наукой и производственной практикой – общественной практикой, – и материальным носителем которой является общество в целом, поступив в голову индивидуума и «записавшись в файлах» на его «жёстком диске» (простите мне настолько грубую аналогию!), приобретает новое качество. Она становится частью индивидуальной рабочей силы. Эту информацию можно назвать личностно-производственной, в отличие от объективированной информации, не имеющей конкретного индивидуального «живого» носителя. Роль системы образования сводится к преобразованию – путём распространения знаний, доведения их до индивидуального сознания – объективированной производственной информации в информацию личностно-производственную. (Хотя, заметим, преобразование это происходит не только в ходе обучения как такового, но также в процессе самой трудовой деятельности, дающей работнику производственный опыт). Информация в результате этого овеществляется в определённых молекулярных или клеточных структурах человеческого мозга, приобретая особую форму материального существования.

Образование (к коему равным образом относится и самообразование!) создаёт один из наиболее мощных информационных потоков во всей системе общественного производства, опосредствуя производство производственной информации и её производственное потребление. Отсюда снова ясно видно, что оно выступает как необходимый момент информационного производства и является, в составе последнего, одной из отраслей материального производства. И если мы признаём информационное производство частью материального производства, то мы обязаны признать важной частью последнего и систему образования, уж по крайней-то мере – среднее профессионально-техническое образование и высшее образование, кроме разве что т. н. «гуманитарного».

Труд по производству информации состоит в переработке поступающих в мозг работника сведений на основе его знаний и опыта, то есть на основе уже хранящейся в мозге, накопленной личностно-производственной информации. «Новопроизведённая» информация является продуктом осуществляемого в мозге взаимодействия личностно-производственной и вновь поступающей информации. Вновь поступающая информация выступает здесь тем, на что направлен труд, стало быть, она выступает предметом труда, а личностно-производственная информация – средством для воздействия на предмет труда, то бишь средством труда. Личностно-производственная информация является средством труда в информационном производстве, хотя она, в отличие от вещественных средств труда, а также и объективированной производственной информации, не является чем-то внешним по отношению к индивидуальному человеку и представляет собою неотъемлемую составную часть самой рабочей силы. Она двойственна: выступает как средство труда, однако при этом – в противоположность средствам труда в собственном смысле этого понятия – не противостоит человеку как объект и не является внешним условием его труда. Личные знания – это прошлый труд, воплощённый в самих носителях живого труда, применяющего эти знания как своё средство; здесь живой и прошлый труд неразрывно соединены друг с другом и не могут противостоять один одному. Разумеется, работник информационного производства применяет также и вещественные средства труда, тот же компьютер, например, – но они всего лишь расширяют и усиливают в той или иной мере собственные возможности человека по переработке информации, развитые человеком в ходе обучения.

Итак, образование есть особая отрасль информационного производства, производящая личностно-производственную информацию как своего рода средство труда – и этим самым производящая развитую рабочую силу. Труд преподавателя, равно как и труд самого обучающегося индивидуума, имеет все основания претендовать на статус производительного труда – сложного труда, создающего (в рамках «товарного общества») стоимость, «умноженную» стоимость сложной, квалифицированной рабочей силы, переносимую далее в процессе труда на его продукты. Этот труд можно рассматривать и как труд по поддержанию информационного потока в системе материального производства.

С развитием производительных сил человечества происходит абсолютное и относительное увеличение информационного производства, более быстрыми темпами растёт масса информационных средств труда, возрастают численность и удельный вес работников умственного труда, преимущественно с высшим образованием, и всякий труд становится всё более интеллектуальным, – значит, столь же быстро растёт и выработка индивидуальных знаний. Кроме того, стремительный рост и постоянное «обновление» знаний, быстрые качественные изменения всех элементов производительных сил, «ускорение бега времени» делают необходимым непрерывное образование в разнообразных его формах, каковы: получение второго образования, курсы повышения квалификации, самообразование и т. д., и т. п. Поэтому всё большая часть совокупного общественного труда – живого труда преподавателей и учащихся, а также прошлого труда, воплощённого в технических средствах обучения и прочем, – должна прилагаться в сфере образования. Всё большая доля совокупного общественного труда воплощается в индивидуальных человеческих знаниях, в этих «интеллектуальных факторах производства». А это обусловливает, в свою очередь, ещё более стремительные темпы возрастания всего информационного производства, которое получает «на вооружение» нарастающую массу знаний.

Важнейшим следствием НТР является то, что она кладёт конец былому противопоставлению «рабочих» и «технической интеллигенции» как неких противоположных по своим интересам социальных групп. Это раньше, когда инженерно-технические работники составляли явное меньшинство заводского персонала и пользовались определёнными привилегиями, они в некотором смысле противостояли «классическому» рабочему классу, имели свои особые интересы, отличные от интересов «простых работяг». Но теперь работники умственного труда стали «массовым явлением»: они составляют не меньшую часть производительных рабочих, чем работники физического труда, и уже поэтому говорить про их привилегированное положение и какие-то особые, «непролетарские» интересы просто бессмысленно. Нет такого класса общества: «интеллигенции»; интеллигенцией называется прослойка людей творческого умственного труда, преимущественно имеющих высшее образование, – и это прослойка людей, относящихся, в общем-то, к разным общественным классам. НТР окончательно разделила «интеллигенцию» на бóльшую её часть, живущую продажей своей рабочей силы и относящуюся к пролетариату (сюда входят, прежде всего, основная масса инженерно-технической интеллигенции, а также большинство работников науки и всей системы образования), – и несравненно меньшую её часть, по своему положению примыкающую, так или иначе, к мелкобуржуазным слоям и буржуазии, обслуживая буржуазию идеологически.

В эпоху НТР сформировался особого рода «новый пролетариат» – «интеллигентный», или «знающий» пролетариат, занятый «информационным» трудом, специфическим трудом, связанным с воздействием на информационный предмет труда. Назовём его полушутя-полусерьёзно «информариатом». Но, подчеркну это особо, «информариат» и «старый», «классический» пролетариат, конечно, – не два класса общества, а именно два отряда единого, имеющего общие интересы класса наёмных рабочих. «Информариат» отличается от «традиционного» пролетариата не более чем характером, содержанием своего труда – оставаясь по своему положению в системе производства пролетариатом. При этом «информариат» – это носитель нового, более высокого технологического уклада производства – о чём мы поговорим позже. Это, действительно, – передовой отряд пролетариата, за ним – будущее, так как в ходе дальнейшего развития производительных сил он непременно получит абсолютное большинство среди наёмных производительных рабочих развитых стран. Поэтому необходимо сосредоточивать на нём усилия по пропаганде и агитации, не забывая, разумеется, и о работе среди «обычного пролетариата».