Герой Гражданской войны Сергей Лазо и глашатай революции Владимир Маяковский пересеклись в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин»:

В паровозных топках

сжигали нас японцы,

рот заливали свинцом и оловом,

отрекитесь! — ревели,

но из

         горящих глоток

                                    лишь три слова:

— Да здравствует коммунизм!

Поэма была создана спустя четыре года после того, как 21 мая 1920 года в Приморье, на глухой станции Муравьёв-Амурский, японские интервенты и белогвардейцы сожгли в паровозной топке большевиков Сергея Лазо, Алексея Луцкого, Всеволода Сибирцева. Владимир Маяковский родился в 1893 году, Сергей Лазо был на год младше. Но их объединял не только возраст. Маяковский стремился, чтобы его поэтический голос «правду резал, как режешь ножом хлеб». Точно так же выстраивал свой путь и Лазо: «В том году, когда я начал писать дневник, я завёл тетрадку для заметок. Задумался над тем, какую мысль поставить «девизом» своей жизни. Хорошо подумав, я написал: «Нужно искать правду всюду, даже там, где менее всего можно её найти». Сергей Лазо и Владимир Маяковский избрали для себя ленинскую правду. И во время Октябрьской революции, а затем и Гражданской войны сражались в большевистском авангарде. Маяковский — на агитационном фронте, Лазо — на боевом. Именно такие люди шли в то время во главе народа. «Если бы народ не нашёл их в своей среде, он навсегда остался бы прозябать в нищете и бесправии», — сказал о них советский писатель Александр Фадеев.

«Я люблю грозы…»

Над Бессарабией бушевала гроза — грохотала, сверкала молниями и пенилась ливнем. Всё живое старалось спрятаться от неё подальше, и только высокий темноглазый мальчуган стоял под грозовым небом, восторженно любуясь разбушевавшейся стихией.

«Я люблю сильные летние грозы и, несмотря на запрещение, всегда старался наблюдать их на открытом воздухе», — напишет он потом в своём дневнике.

Мальчишку звали Серёжа Лазо. Он родился 7 марта 1894 года в Бессарабии — село Пятра Оргеевского уезда. Семья его принадлежала к старинному молдавскому дворянскому роду, но исповедовала демократические традиции. Отец — Георгий Иванович в 1887 году, когда царское правительство проводило репрессии против революционно настроенных студентов, был исключён из Петербургского университета и переехал в Бессарабию. Мать — Елена Степановна, получившая высшее агрономическое образование в Одессе и Париже, много времени уделяла общественной работе среди крестьян, а в Кишинёве организовала общежитие для работниц.

В родственных связях с семьёй Лазо находились молдавский баснописец Александр Донич, известный критик и литератор-демократ Алеку Руссо. Прабабушка Сергея, Мария Эйхфельдт, урождённая Мило, гречанка, была дружна с А.С. Пушкиным во время его пребывания в Бессарабии. Поэт даже посвятил ей стихотворение «Ни блеск ума, ни стройность платья…».

Семья Лазо жила вначале в Пятре, а потом в Езеренах. Сергей был старшим из троих сыновей Георгия и Елены. Дети имели свободный доступ к книгам: в доме находилась большая библиотека и выписывалась пресса. Серёжа с детства дружил с крестьянской ребятнёй. И с большой теплотой относился к своей няне-кормилице Анне Долга, длительное время жившей в их семье.

В Бессарабии, отсталой окраине царской России, был низкий уровень агротехники. Это создавало зависимость крестьян от стихийных сил природы. И, мечтая о лучшей жизни для трудящихся, Серёжа связывал её с доступными народу научными открытиями.

Но в 1905 году над Россией загрохотала гроза Первой революции. Измученные нуждой бессарабские крестьяне стали нападать на помещичьи усадьбы. В тех местах, где рос Серёжа Лазо, восставшими крестьянами руководил 18-летний Григорий Котовский. (9 мая 1948 года в Кишинёве откроют Республиканский музей Г. Котовского и С. Лазо: более 23 тысяч экспонатов в 11 залах. Сегодня музей закрыт, коллекция бесследно исчезла. — Л.Я.). Слово «бунтовщики», которое часто приходилось слышать Серёже, приобретало в его сознании совершенно иное значение. Он поддерживал их. «В молодой голове… бродила и здоровая мысль, заквашенная впечатлениями 1905 года», — напишет потом об этом в своём дневнике Сергей Лазо. Здоровая мысль заключалась в том, что (цитирую Лазо) «нужно готовить себя к революционной борьбе. Для этого… приучать себя к лишениям, закалять физически. Нужно овладеть как можно больше знаниями, чтобы передать их потом народу и этим помочь ему в революционной борьбе». А ведь «молодой голове» в приснопамятном 1905 году исполнилось всего… 11 лет!

«Надо ценить стойкость»

Осенью 1910 года, успешно выдержав экзамен, Сергей Лазо был принят в 7-й класс 1-й Кишинёвской гимназии. В 1912 году он стал студентом Петербургского технологического института.

Но в этом институте Лазо проучился недолго. В 1914 году юноша был вынужден возвратиться в Бессарабию из-за болезни матери. Спустя несколько месяцев он поступил уже на физико-математический факультет Московского университета и одновременно — на историко-философское отделение народного университета им. А.Л. Шанявского. В свободное от учёбы время Сергей окончил медицинские курсы и работал в госпитале на Чистых прудах. Воскресные дни он проводил среди раненых солдат, читал им книги, писал письма их родным. Именно в это время юный Лазо сблизился с кружками революционно настроенной молодёжи и приобщился к агитационной работе.

С началом Первой мировой войны Сергей отказался от своего законного права на получение отсрочки от призыва на период обучения в университете. «Спасаться не буду, — писал он матери. — Если считать себя другом народа, надо разделить его участь… На фронт надо идти не для того, чтобы спасать царскую Россию и убивать немцев, а только для того, чтобы не отставать от народных масс, стать для них близким и родным, овладеть вместе с ними оружием и в нужную минуту помочь им в борьбе».

В июле 1916 года Сергей Лазо был призван в армию и послан в Алексеевское военное училище в Москве. К этому моменту Лазо сформировался революционно настроенным юношей, но определённых политических убеждений не имел. Он просто поставил перед собой цель: овладеть знаниями, чтобы отдать всего себя служению народу. При выпуске из военного училища начальство характеризовало его как «офицера-демократа, не патриотично настроенного». Сергея Лазо причислили к категории тех, кого рискованно было отправлять на фронт: он получил назначение прапорщиком в 15-й Сибирский стрелковый полк Красноярска.

Уже с первых дней солдаты почувствовали, что Сергей Георгиевич не похож на других офицеров. Он интересовался их жизнью, часто беседовал с ними. Солдаты 15-го полка считали, что взвод прапорщика Лазо — счастливый взвод.

В 1916 году в части армий, расположенных в Сибири, было призвано много политических ссыльных. Партийные ячейки большевиков развернули революционную агитацию в воинских частях. Сергей Лазо некоторое время находился в группе эсеров-интернационалистов, которые вовлекли его в нелегальную работу. Для него, как для военного, особенно остро стоял вопрос об отношении к войне. Но очень скоро он убедился в мелкобуржуазной сущности эсеров и понял, что только большевики ставят вопрос об отношении к войне действительно по-революционному.

С самого начала Февральской революции Лазо открыто перешёл на её сторону. 3 марта 1917 года с ротой своих солдат он поступил в распоряжение Красноярского Совета рабочих и солдатских депутатов, затем его избрали членом исполнительного комитета.

Летом 1917 года Красноярский Совет послал Сергея своим делегатом в Петроград, на I Всероссийский съезд Советов, где он впервые увидел и услышал В.И. Ленина. Речь, в которой Владимир Ильич призывал бороться за переход всей власти Советам, произвела на Сергея огромное впечатление. Максималист по натуре, он оценил выступление Ленина, говорившего о готовности большевиков взять на себя ответственность за судьбу страны. Лазо окончательно и бесповоротно примкнул к большевикам.

«Убеждения появляются как сложный результат чтения и взаимодействия с окружающей жизнью, — писал потом Сергей в своём дневнике. — Убеждения нужно выстрадать, нужно проверить их жизнеспособность, нужно обтереть их о чужие убеждения…»

В ночь с 28 на 29 октября 1917 года красногвардейцы под командованием Сергея Лазо заняли все государственные объекты в Красноярске, низложив структуры Временного правительства. «Гарнизон — в руках прапорщика Лазо», — докладывал в Иркутск один из представителей Временного правительства в Красноярске. Переход власти к Советам в этом городе прошёл без кровопролития.

Именно тогда Сергей усиленно занимался военной наукой. Особенно его интересовала тактика и стратегия уличных боёв — новых форм войны, столь необходимых в революционное время. Он собирал всё, что было написано об уличных боях не только на русском, но и на других языках. И эти знания вскоре ему потребовались.

В первых числах декабря 1917 года Сергей Лазо был послан с отрядом в Иркутск — там подняли мятеж юнкера. В Иркутске под руководством большевиков создали Военно-революционный комитет, который поручил Лазо стать во главе рабочих боевых дружин и ликвидировать контрреволюционное выступление.

Здесь Сергей широко проявил свои способности военного организатора и командира. Дни и ночи он проводил на линии огня. Во время небольших передышек выстраивал красноармейцев и обучал их военному делу, приёмам уличного боя. Один из бойцов его отряда, шахтёр Черёмховских копей, потом вспоминал: «Я попал к Лазо. Он принял всех, переписал и разбил повзводно вместе со старыми солдатами. В свободное время после окончания боёв Лазо вёл с нами беседы о том, что значит политика и за что борется народ с капиталистами. «Вся власть Советам — вот за что мы сейчас боремся, — говорил он. — А юнкера — они борются за капитал, а капитал даёте им вы, рабочие и крестьяне, ваш труд даёт им капитал». В это время я стал понимать, что такое есть партия, и тогда же я и ещё несколько наших шахтёров записались в партию большевиков».

После ликвидации мятежа в Иркутске вся власть перешла к Комитету советских организаций Восточной Сибири.

«Семёнов — это охотничья собака!»

Тем временем есаул Забайкальского казачьего войска Семёнов сколотил в Маньчжурии из юнкеров и кулаков контрреволюционную банду. Японцы провозгласили его атаманом и своим советником, снабдив деньгами и оружием. Атаман Семёнов готов был перейти границу и напасть на советское Забайкалье. Там, конечно, располагались красные отряды, но они оказались разрознены. Нужно было организовать эти воинские части и привести их к единому командованию. Для выполнения этой задачи Центральный исполнительный комитет советов Сибири (Центросибирь) в январе 1918 года назначил Сергея Лазо командующим Забайкальским фронтом, развёрнутым в Даурии (Восточное Забайкалье).

«Лазо — замечательный командующий. Он сочетает два качества: во-первых, даровитого штабника-организатора и, во-вторых, когда это нужно, прекрасного руководителя боем. Он действительно воодушевляет бойцов, они идут за ним — в огонь и в воду. В бою Лазо находчив, смел и проворен», — говорили о Сергее его товарищи. А вот как вспоминал Лазо казак-взводный Коренев:

— Остановились мы у высоких сопок. Вдали белела палатка, в ней штаб бригады, куда собирались командиры на совещание. Вдруг на дороге запылил автомобиль. Кто бы это мог ехать? Ребята говорят, что автомобиль есть только у главкома. И мы все кинулись туда. Каждому хотелось увидеть Сергея Лазо, про которого среди нас ходили разные чудеса. Тысячная толпа окружила палатку. Ждёт его выхода. И никто из нас не обратил внимания на высокого молодого человека, что стоял у самой палатки. Приняли его за шофёра. И по одежде-то похож: на ногах ботинки с обмотками, рубашка серая и брюки такие же, заношенные. Вот точь-в-точь так одетого шофёра с грузовика растерзали семёновцы возле озера Зан-Аралтуй… И что вы думаете — этот самый молодой человек, похожий на шофёра, вдруг в один прыжок очутился на авто, сбросил с головы кепчонку, выпрямился и, к нашему удивлению, крикнул: «Товарищи! Вы, очевидно, хотите послушать мои сообщения, и я тоже это считаю нужным, полезным…» Тут мы и поняли, что перед нами сам Лазо. Батюшки, что поднялось! Крики, общий рёв восторга: «Это ты, Лазо? А мы-то не узнали тебя… Да здравствует Лазо!»

В начале апреля 1918 года банды атамана Семёнова, получив помощь от империалистов, начали наступление на Читу. Одновременно во Владивостоке высадились десанты японских и американских войск. В.И. Ленин прислал во Владивосток и Иркутск телеграмму, в которой предупреждал советские и партийные организации о серьёзном положении на Дальнем Востоке и в Сибири. Командующий Забайкальским фронтом Сергей Лазо спешно формировал воинские части. Почти все сибирские города послали к нему свои отряды. К маю там насчитывалось 10 тысяч войск. На Забайкальском фронте выявились дарования Лазо как военачальника и политического руководителя.

— Семёнов — это охотничья собака, которую империалистические хищники натравили на нашу страну, — заявил Сергей Лазо.

С апреля по июль 1918 года велась напряжённая борьба на Забайкальском фронте. За это время банды атамана Семёнова потерпели ряд поражений, но уничтожить их не удалось. Как только красные части настигали семёновцев, те отходили к самой границе, под защиту китайских милитаристов. Маньчжурия была их волчьим логовом, там их подкармливали зарубежные стервятники для новых вылазок в Забайкалье. Немалую помощь оказывали Семёнову белогвардейские организации в тылу у красных. В Чите духовенство во главе с архиереем Мефодием и директором банка Веремеевым организовало заговор против Советской власти.

Но 27 июля забайкальцы под командованием Сергея Лазо сбросили семёновские банды с горы Тавын-Тологой. Это была их последняя укреплённая позиция перед границей. Разбитый наголову Семёнов с остатками своих сил не задержался в этот раз даже в Маньчжурии. Он откатился дальше, за сто вёрст — в Хайлар.

30 июля 1918 года было заключено соглашение с китайской военной делегацией, по которому семёновцы в течение пяти недель должны были быть разоружены с условием, чтобы советские войска не переходили русско-китайскую границу.

«Это была большая победа, одержанная трудящимися Сибири, — писала потом в своих воспоминаниях жена и соратница Сергея Лазо Ольга. — Бойцам дали несколько дней отдыха. Лазо получил поздравительную телеграмму от предсе-дателя Центросибири Н. Яков-лева. Мы провели три дня в Кручине близ Читы. Вместе с нами там был Борис Кларк, фронтовой товарищ Сергея».

В те тревожные дни Сергей Лазо вступил в РКП(б). В заявлении он писал: «С конца 1916 года я участвовал в революционной работе. После победы революции я с оружием в руках защищал и защищаю Советскую власть. Я давно уже пришёл к заключению, что только большевистская партия способна повести за собой массы и закрепить победу революции, в чём я ей всеми силами помогал и помогаю».

«Наша победа не за горами…»

К осени 1918 года положение Советской страны, в частности Сибири и Дальнего Востока, стало очень тяжёлым. Империалисты начали открытую интервенцию. Вся Сибирь была занята белочехами, во Владивостоке высадились более 100 тысяч интервентов. Силы оказались неравными. В этих условиях конференция партийных, советских и военных работников Сибири и Забайкалья, собравшихся на станции Урульга Забайкальской железной дороги, вынесла решение: фронтовую борьбу прекратить и уйти в подполье, возглавив борьбу против интервентов. Сергею Лазо поручили провести ликвидаию фронта и роспуск бойцов, оставив им оружие.

— Враг временно оказался сильнее. Мы отступаем, но наша победа придёт, она не за горами, — сказал Лазо, прощаясь с бойцами. — Разойдитесь по деревням и готовьтесь к новой борьбе.

«Мы обосновались в Голубиной пади — рабочем районе города Владивостока и вскоре наладили связь с местной партийной организацией, — писала в своих воспоминаниях Ольга Лазо. — Товарищи скрывали Сергея в глубоком подполье, так как за ним охотились белогвардейцы. Муж выходил из дома только ночью, встречался с соратниками в безлюдном переулке. Для хозяина квартиры Лазо был скромным чертёжником. На столе у него лежала чертёжная доска, но в тайниках стола — работы Маркса, Ленина и книги о русско-японской войне. Сергей тогда тщательно изучал тактику и методы ведения войны японской армией».

Дальше о работе Сергея Лазо во Владивостоке в начале 1919 года хочется рассказать словами писателя Александра Фадеева — тогда ещё юноши, вступившего на путь нелегальной партийной работы: «Представьте себе молодого человека лет 23-х, роста выше всех на голову, с лицом поразительной красоты. Смуглое лицо, брови крылатые, волосы чёрные, густые, глаза тёмные, поблёскивающие… Когда он заговорил, голос у него был очень решительный, громкий… Здесь я услышал доклад Сергея Лазо по текущему моменту. Доклад меня поразил своей необычайной логикой. Лазо говорил точно, сжато, тезисно. Меня захватило содержание его доклада…»

«Шли лихие эскадроны приамурских партизан»

Наступила весна 1919 года. На Восточном фронте началось наступление Красной Армии против Колчака. Перед подпольными организациями Сибири и Дальнего Востока встала серьёзная задача: всемерно развернуть партизанскую борьбу. Сергею Лазо подпольный обком партии поручил командование партизанскими отрядами Приморья. Несмотря на отдалённость от Восточного фронта, народные мстители Приморья оказывали большую помощь Красной Армии. Под руководством Лазо успешно велась борьба с белогвардейщиной и военной интервенцией во Владивостоке, Спасске, Волочаевске.

Размах партизанской борьбы в Приморье донесла до нас песня «По долинам и по взгорьям» («Партизанская дальневосточная»), слова П. Парфёнова, музыкальная обработка А. Александрова. Говорят, что написать её молодого партизанского поэта Петра Парфёнова попросил сам Лазо. Так между боями родились легендарные строки: «Шли лихие эскадроны приамурских партизан». В 1922 году, когда Красная Армия достигла Тихого океана, песня получила свой последний куплет и скорбную приписку — «памяти Сергея Лазо».

На одном из привалов после тяжёлого перехода молодой партизан Булыга, чтобы взбодрить товарищей, стал читать им поэму Н. Некрасова «Русские женщины». Узнав об этом, Лазо заявил: «Если Булыга прочитал поэму Некрасова, значит, он сам имеет поэтические задатки». Лазо не ошибся: Булыга стал прекрасным советским писателем Александром Фадеевым и через всю жизнь пронёс трогательную любовь к своему командиру. «Лазо был расчётлив, распорядителен и абсолютно бесстрашен, — вспоминал Фадеев. — В бою оставался в сущности таким же, как всегда: со своими приподнятыми бровями, с обычным внимательным и точно несколько удивлённым выражением лица, безразличный к тому, что может лично с ним случиться. Он делал только то, что необходимо было для решения поставленной им боевой задачи».

Сергей Георгиевич вёл походную жизнь. По тайге ему приходилось ходить пешком и ночевать там независимо от погоды и состояния здоровья. В его небольшой записной книжке были зашифрованы приказы, пароли, дислокация отрядов. Осенью 1919 года Сергей приехал в деревню Гордеевку, куда с документами учительницы и новорождённой дочкой Адой прибыла его жена Ольга. Она привезла в Гордеевку информацию для партизан и несколько револьверов. Говорила, что женщину с младенцем не так тщательно обыскивают, как других. Замирая от счастья, Лазо при свете керосиновой лампы рассматривал спящего ребёнка: он впервые увидел свою дочь.

«Японцы будут давить…»

Зимой 1919 года подпольный обком партии вызвал Сергея Лазо во Владивосток. Ему было поручено большое и ответственное дело: подготовить выступление против ставленника Колчака в Приморье — генерал-лейтенанта Розанова. К моменту восстания были организованы большевистские силы: почти все рабочие организации Владивостока и большинство партизанских отрядов, которые подтянулись ближе к городу. Накануне восстания Лазо разослал во все организации приказы с конкретными указаниями как действовать.

В ночь на 31 января 1920 года ненавистная народу власть колчаковского ставленника Розанова была свергнута почти без кровопролития. Партизаны вошли во Владивосток и бастовавшие перед восстанием рабочие немедленно приступили к работе.

Во избежание конфликта с интервентами власть была передана областной земской управе, куда вошли и коммунисты. «Многие товарищи крестьяне, рабочие и солдаты недоумевающе вопрошают: почему это так? Почему власть передаётся Приморской областной земской управе, а не Владивостокскому Совету? Советы не созданы на Дальнем Востоке по нескольким причинам. Во-первых, из-за присутствия здесь значительного числа иностранных войск, особенно японских… Другая причина — это наша полная оторванность от Советской России… Мы, коммунисты-большевики, оставаясь верными принципам Советской власти, при создавшихся условиях высказываемся за поддержку власти в лице областной земской управы при условиях, если она начнёт немедленное проведение в жизнь мира с Советской Россией и удаления из нашего края иностранных войск. Мы считаем временную передачу власти земству переходной ступенью к Советской власти», — объяснял народу этот шаг Дальневосточный комитет РКП(б).

Но руководство войсками осталось за коммунистами. Сергей Лазо был поставлен во главе Военного совета. Надо было срочно создать боеспособную революционную армию. Эту задачу приходилось решать в сложных условиях, когда японские войска ещё оставались на российской территории и использовали всякий повод для провокационных конфликтов. ЦК Компартии дал директиву: избегать конфликтов с японцами и вести с ними мирные переговоры, дабы избежать войны.

Но у японских империалистов был свой план. Они решили захватить Приморье и расправиться с коммунистами. Их надежды окрылялись начатым против Советской власти походом панской Польши весной 1920 года. «Польша с Запада, Япония с Востока», — торжествовала английская газета «Таймс».

Генерал Оой получил от главного штаба японской армии приказ о подготовке плана оккупации Дальнего Востока. В приказе говорилось: «Старайтесь, чтобы во время выступления комиссары и видные большевики в наши руки попали, чтобы мы с опасностью, которая нам со стороны коммунистов угрожает, раз и навсегда покончить могли». Сергей Лазо принадлежал к числу коммунистов, особенно ненавистных империалистам.

1 апреля 1920 года начались мирные переговоры с японским командованием по урегулированию всех спорных вопросов.

3 апреля Сергей Лазо выступал на открытии Владивостокского Совета, даже не подозревая, что данное выступление станет для него последним.

В секретном донесении С.Г. Лазо Реввоенсовету 5-й армии в Иркутск значилось: «Японцы будут создавать инциденты, давить на нас вплоть до оккупации ряда пунктов в целях больше получить при заключении мира, но возможно, что мы стоим накануне их открытого выступления».

Лазо не ошибся. Лицемерно заявляя о своём «горячем» желании договориться по всем вопросам, японские империалисты в ночь с 4 на 5 апреля коварно выступили в Приморье, нарушив все международные правила. Их выступление сопровождалось жестокой расправой не только с революционными войсками, но и с мирным населением. За два дня японцами было убито и ранено свыше 5 тысяч (!) человек. Выступив провокационно, японцы захватили все правительственные учреждения.

Члены Военного совета (в том числе и Сергей Лазо) находились в здании следственной комиссии, откуда у них была телефонная связь с воинскими частями. Японцы бросили к этому зданию крупные силы пехоты и броневые автомобили. Лазо ещё сумел по телефону связаться с представителями власти и получил директиву: боя не принимать, ибо японское командование заявило, что те части, которые не вступят с ними в бой, будут ими освобождены. Лазо не назвал своего настоящего имени, надеясь выйти в общей массе с бойцами. Но японские интервенты освободили весь их отряд (около 100 человек), а членов Военного совета — Сергея Лазо, Алексея Луцкого и Всеволода Сибирцева изолировали от отряда. Утром 9 апреля всех троих увезли по направлению к Гнилому углу, и след их пропал.

1 мая 1920 года трудящиеся вышли на улицы Владивостока. Многие организации несли плакаты с надписью: «Освободите Лазо, Луцкого и Сибирцева!».

Но впоследствии было точно установлено, что японские империалисты совместно с белогвардейцами из отряда казачьего офицера Валериана Бочкарёва сожгли Сергея Лазо, Алексея Луцкого и Всеволода Сибирцева в паровозной топке на станции Муравьёв-Амурский (ныне — станция Лазо).

«Трагизм личной жизни и смерти отпадает, когда человек чувствует себя единицей целого человечества и признаёт смысл своего существования в результатах работы и пользы, которую приносят эти способности человечеству», — гласила сделанная запись в прерванном дневнике Сергея.

«Понимаешь, мама…»

3 марта 1916 года московский студент Сергей Лазо писал своей матери: «Понимаешь, мама, есть убеждения, они глубоко, так сказать, «въелись» в человека. Человек может пойти против них, они могут остаться не приложенными, но забыть их он никогда не сможет… Такое убеждение есть и у меня, оно созрело рано, в детстве; я носил его в своей груди как самое ценное и дорогое. И теперь я полагаю, что смогу быть инженером, смогу учиться до 30 лет. Это не так трудно. Но вот мало-помалу во мне начало подниматься нравственное сомнение: имею ли я право так долго учиться, когда вокруг столько бед?..»

Учиться до 30 лет в ту бурную, революционную эпоху Сергею казалось безнравственным. Но он не дожил даже до этой даты — погиб, едва отметив своё 26-летие.

«Я думаю, не будет преувеличением сказать, что С. Лазо принадлежал к очень незаурядным людям. Если бы он остался жив, он был бы сейчас очень крупным работником — и политическим, и военным, — отмечал Александр Фадеев. — Он был, прежде всего, пролетарским революционером до последней капли крови и человеком, лично одарённым, всесторонне талантливым. Он обладал исключительным трудолюбием и работоспособностью, любой вопрос изучал всесторонне и до конца. Он был на редкость скромен и лишён ложного самолюбия. Это был человек высокой рыцарской чести и благородства».

Из публикации газеты «Правда» от 11 ноября 1936 года: «Большевики Дальнего Востока вписали в историю пролетарской революции одну из наиболее ярких, наиболее героических страниц. Тайга стала крепостью обороны. Она родила партизан, «штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни». Рядом с именами Чапаева и Щорса имя Лазо огненными буквами вписано в историю социалистических побед».

От Советского информбюро 23 июня 1942 года: «Партизанский отряд имени Сергея Лазо, действующий в оккупированных немцами районах Смоленской области, в течение 10 дней вёл упорные бои с гитлеровскими частями. Партизаны уничтожили до 2000 немецких солдат и офицеров, 7 танков, 7 бронемашин, 16 автомобилей». Приказом от 10 июля 1942 года 310 партизан отряда имени Сергея Лазо были награждены орденами и медалями Советского Союза».

Самый высокий памятник в Кишинёве — 7,5 метра — был установлен Сергею Лазо. Каменные фигуры Лазо высятся во Владивостоке, Партизанске, посёлке Переяславке Хабаровского края. Уже в наши дни жители села Лазо Лазовского района перенесли к себе бюст Сергея Георгиевича, стоявший на территории заброшенной воинской части во Владивостоке.

Разрушив СССР, мародёры-антисоветчики стали отнимать славу у советских героев. Биография Сергея Лазо оказалась безупречной, и тогда враги «разоблачили» его в том, что он «погиб не в топке паровоза». На самом же деле, Лазо — бессмертный. И сегодня встаёт перед нами «26-летний молодой человек, олицетворение физической силы, полон энергии и завидного вкуса к жизни. Всё в нём хорошо — и плотная фигура, и упрямый чуб, и лукаво смеющиеся глаза, и короткий мягкий говор, и задор суждений». «Такие типы чаще всего встречаются среди коммунистов», — подчёркивал автор этого описания Александр Фадеев.

Он оказался прав: земляк Сергея Лазо, лидер Приднестровской Компартии Олег Хоржан, погибший за свои убеждения 17 июля 2023 года, тоже был «полон энергии и завидного вкуса к жизни». И тот, кто поднимется вслед за Олегом, будет таким же стойким и ясноглазым. Потому что нельзя, нельзя не подхватить слова Сергея Лазо, высеченные на пьедестале его памятника во Владивостоке: «Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрём, но не отдадим её никому!»