Очень обидно, что из всего поэтического наследия Михаила Кульчицкого до нас дошло до обидного мало стихотворений. Зато каких!!! К большому сожалению, чемодан с его стихами пропал в годы Великой Отечественной войны.

Михаил Валентинович Кульчицкий родился в Харькове 22 августа 1919 года в семье адвоката. Как все советские дети учился в школе. Перед поступлением в вуз работал плотником, чертёжником на Харьковском тракторном заводе. Через год после поступления на филологический факультет Харьковского университета перевёлся в Литературный институт им М. Горького (семинар Ильи Сельвинского). Учась, давал уроки в одной из московских школ. В то время Литинститут был вечерним, общежития не имел, стипендий тоже не было.

Писать стихи Кульчицкий начал рано. Одно из них было опубликовано в 1935 году в журнале «Пионер». В Литинституте преподаватели и однокурсники оценивали его как явление крупное и обещающее вне всяких сомнений. «Он писал хорошо, иногда отлично, но сквозь все стихи проходила одна, равнодействующая линия. Линия серьёзного таланта.

 Одарён он был стихийно, образность являлась его природным свойством, ощущение слова – врожденным» (Лев Баскин).

Любимыми поэтами Кульчицкого были М.Ю. Лермонтов, В.В. Маяковский, но особенно он любил стихи Велемира Хлебникова. Вот отсюда у него и поиск новых форм стихосложения, и поиск новых словообразований.  Особенностью поэзии Кульчицкого являлась тесная связь патриотизма и интернационализма, он буквально горел революционным романтизмом, так свойственным молодому поколению юности социализма. И это нашло отражение в его творчестве.

Видный литературный критик Лев Аннинский так описал творческое будущее, которое ждало бы молодого поэта: «Вообще Кульчицкий сделал бы, наверное, всё то, чем впоследствии прославились и Вознесенский, и его антиподы из лагеря деревенских «формотворцев», у него всё можно найти: и фантастическую ассоциативность, и глубокую звукопись, строчка «скользит по пахоте пехота» до сих пор вызывает зависть нынешних музыкантов языка…»

К большому огорчению, надеждам преподавателей и однокурсников не суждено было сбыться. Этому помешала война. С началом её в1941 году Кульчицкий уходит в истребительный батальон. В середине декабря 1942 года оканчивает пулемётно‑миномётное училище, получает звание младшего лейтенанта. Командуя миномётным взводом, Кульчицкий погибает 19 января 1943 года на Ворошиловоградчине в бою при наступлении от Сталинграда.

Вряд ли мы представляем какой громадный ущерб Третий Рейх нанёс интеллектуальному потенциалу советского народа. Сколько молодых одарённых, талантливых юношей и девушек погибли в ожесточённых боях с подлыми захватчиками. Сколько идей и чаяний, роившихся в их головах, навсегда утрачены  вместе с их гибелью. Каждый человек индивидуален, и он неисчерпаем как мир.

У Кульчицкого есть два знаковых стихотворения. В которых он весь. Это, прежде всего, «Самое страшное в мире – это быть успокоенным», в нём поэт прославляет разум легендарного героя Гражданской войны Григория Котовского:

Который за час перед казнью

Тело свое граненое

Японской гимнастикой мучил.

Волю к жизни, стремление бороться за неё поэт этими строками противопоставляет желанием быть успокоенным. Молодёжь тридцатых годов была так воспитана, что «покой им только снился». Поэтому в следующих строках поэт славит

…мальчишек смелых,

Которые в чужом городе

Пишут поэмы под утро,

Запивая водой ломозубой,

Закусывая синим дымом.

А завершают стихотворение четыре строки, которые прославляют тех, которым он всегда стремился подражать:

Славлю солдат революции,

Мечтающих над строфою,

Распиливающих деревья,

Падающих на пулемет!

В феврале 1939 года Кульчицкий написал стихотворение «Мой город», в котором были такие слова:

Я люблю родной мой город Харьков –

Сильный, как пожатие руки…

Заканчивались стихи убеждением:

И когда повеет в даль ночную

От границы орудийный дым –

За него, и за страну родную,

Жизнь, коль надо будет, отдадим.

Вот такими непокорными, с комсомольским задором, с революционным настроем создать новое справедливое общество на всей планете входили в жизнь юноши и девушки в конце тридцатых прошлого века. Они ровно, с искренним уважением, идущим от сердца, относились и к людям умственного труда, и физического, и к защитникам Отечества. Так их воспитал советский учитель. И не далёк от истины А.А. Зиновьев, заявивший, что войну выиграл советский учитель.

К сожалению, в обществе довлела мысль, что «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней», возможно, поэтому в самом лучшем своём стихотворении, дошедшим до нас, Кульчицкий с лёгкой иронией пишет, как он воспринимал бойцов и младших командиров:

Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!

Что? Пули в каску безопасней капель?

И всадники проносятся со свистом

вертящихся пропеллерами сабель.

Я раньше думал: «лейтенант»

звучит вот так: «Налейте нам!»

И, зная топографию,

он топает по гравию.

Прозрение наступило скоро, первые дни войны похоронили иллюзию «малой кровью на чужой территории» (о причинах говорить не будем, они общеизвестны). И поэт пишет жестокую правду о солдатских буднях на войне. Да, «они не хотели посмертной славы, они хотели со славой жить» (Ю. Друнина). Но больше всего они хотели «победы над врагом кровавым» (П. Фоменко, Б. Вахтин), чтобы социалистическая Родина была свободна от вражеского ига и славилась во веки веков на всей планете. И ради этого высокого стремления они готовы были перенести все тяготы и не жалели ничего, даже собственной жизни.

Война — совсем не фейерверк,

а просто — трудная работа,

когда,

           черна от пота,        

                                  вверх

скользит по пахоте пехота.

Марш!

           И глина в чавкающем топоте

           до мозга костей промерзших ног

           наворачивается на чёботы

           весом хлеба в месячный паек.

           На бойцах и пуговицы вроде

           чешуи тяжелых орденов.

           Не до ордена.

           Была бы Родина

           с ежедневными Бородино.

Это одно из самых знаменитых стихотворений о войне, оно кочует из антологии в антологию, из хрестоматии в хрестоматию. Оно прозвучало в фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича», где в сцене вечера в Политехническом музее его читает Борис Слуцкий, знавший Кульчицкого по Харькову и Литиинституту, а Борис Мулявин вторую часть этого стихотворения «Война совсем не фейерверк» положил на музыку, и песня исполнялась ВИА «Песняры». Владимир Высоцкий включил его в поэтический цикл «Мой Гамлет».

Что ж о каждом стихотворении Кульчицкого надо говорить особо, ибо в каждом из них есть своя особенная изюминка, но во всех он выступает как «романтик разноизпоследних атак». Он жаждал революционных битв. Он был человеком своего времени, когда советская молодёжь верила в незыблемость пролетарской солидарности и была глубоко и искренне уверена, что пролетарии разных стран не будут воевать друг с другом, а уж тем более воевать против первой в мире страны рабочих и крестьян. Поэт верит, что народы всех континентов объединятся в борьбе против чёрных сил нацизма, фашизма и милитаризма. Но, увы Вторая мировая война показала обратное. Но это будет позже, а пока поэт с уверенностью заявляет:

 Потому что я верю,

                                   и я без вериг:

Я отшиб по звену 

                              и Ницше,

                                             и фронду,

И пять

Материков моих

                            сжимаются

Кулаком Ротфронта.

И теперь я по праву люблю Россию.

Свою любовь к России Кульчицкий попытался выразить в неоконченной поэме «Самое такое. (Поэма о России)».  Автографом к ней он избрал слова Велемира Хлебникова: «Русь! Ты вся — поцелуй на морозе». Как полагают исследователи творчества Хлебникова, эти слова таят глубокую философскую мысль о гармоничной природе, законам которой подчиняется и человеческое бытие. С этих позиций Кульчицкий рисует жизнь советских людей.

Поэма состоит из семи глав, причём во многих изданиях они напечатаны как отдельные стихотворения и не вполне выражают замысел автора. Попытаемся сжато передать содержание каждой главы. Известно, что всё начинается с истока вот и поэму открывает глава «С истока», и поэт сразу признаётся в любви к России:

«Я очень сильно

люблю Россию…

Какой же он её видит? Это страна, где «земля ржаная», «небо синие, как платье», и вообще:

Как будто бы девушка это:
с длинными глазами речек в осень,
под взбалмошной прической
колосистого цвета,
на таком ветру,
что слово… назад… приносит…
И снова глаза морозит без шапок.
И шапку понес сумасшедший простор
в свист, в згу.

И делает вывод: «Тот нищ, кто в России не был». Думается, весьма верное суждение.

Но в следующей главе «Год моего рождения» (поэт родился в 1919 году)  эпиграфом стоит строка из «Интернационала»: «До основанья, а затем…», а сама глава довольно противоречивая, как время, описанное в ней. Поэт утверждает, что «тогда начиналась Россия снова», но всюду была разруха «обугленные черепа домов (…) «ступенями скалились», «в пустых глазницах вороны смеялись», «лестницы без этажей поднимались в никуда, в небо, ещё багровое», и была безработица, и «часы по выстрелам отмерялись». Но была и другая Россия, Россия нэпманов, жирующих на беде своей страны:

И по карусельным ярмаркам нэпа,

где влачили попы

кавунов корабли,

шлепались в жменю

огромадно-нелепые, как блины,

ярковыпеченные рубли…

Против этого поэт выступал, ибо «этот стиль нам врал…», «и Расея мужичилась по нём»:

Он, вестимо, допрежь лгал

про дичь Россиеву,

что, знамо, под знамя

врастут кулаки.

Поэт не приемлет теорию Бухарина о мирном врастании кулака в социализм, но он и против возврата к патриархальности в Советской России

И над кажною стрехой

(по Павлу Васильеву)

рязныя рязанския б пятушки.

Потому что я русский наскрозь —

не смирюсь со срамом

наляпанного а-ля-рюс.

В этих строках чувствуется, что поэт ещё находится в плену космополитических веяний, господствовавших в 20-е годы, когда сторонники мировой революции стремились выкорчевать всё истинно русское.

Об этих своих заблуждениях поэт говорит в третьей главе «Неистовая исповедь», а эпиграфом к ней взял слова Эдуарда Багрицкого, певца революционной романтики, не принимавшего самобытной русской жизни: «В мир, раскрытый настежь бешенству ветров». Вот и Кульчицкий кается, что «платил (…) пятаки за строчки бороздками на берёзках, за есенинские голубые стихи», неодобрительно отзывается о русских художественных промыслах: «что солонки, с навязчивой вязью азиатской тоски,

размалева русацкова в клюкву аль в солнце». И пишет:

И мне захотелось такого простора,

чтоб парусом взвились

заштопанные шторы,

чтоб флотилией мчался

с землею город

в иностранные страны,

в заморское море!

Но заканчивает словами: «Но, я продолжал любить Россию». В этой главе поэт показывает, какие нравственные мучения проходил человек в выборе между патриотизмом и космополитоинтернационализмом, словно древний греческий пловец между Сциллой и Харибдой. Впрочем, и сегодня этот выбор стоит перед гражданами России, и в отличие от Кульчицкого многие предпочитают быть «гражданами мира», принимать издревле чуждые русскому человеку индивидуалистические ценности.

К чести поэта, несмотря на то, что по национальности он украинец и жил на территории Украины, он упорно утверждал «Я продолжал любить Россию». Именно так он назвал четвёртую главу поэмы, а в качестве эпиграфа к ней слова Б. Пастернака: «Не тот город и полночь – не та». Он имеет глубокий философский смысл, он станет понятным, когда прочитаешь всю главу.

Немного истории. Михаил Кульчицкий начал учиться в школе, когда руководством Украинской ССР проводилась насильственная укранизация русского населения республики. Об этом в советское время не говорилось. На правобережье Днепра среди местной знати до революции всегда были сильны (чаще скрытно) русофобские настроения, этим грешила и местная интеллигенция.

 После революции они заняли многие руководящие посты в государственных структурах и начали насаждать всюду свои русофобские взгляды, но этого им показалось мало, и они выступили с требованиями отторгнуть от РСФСР в пользу Украины части территорий нынешних Воронежской, Курской, Белгородской, Ростовской областей и Кубань. И лишь грозное письмо И.В. Сталина Генеральному секретарю КП(б)У Л. М. Кагановичу охладила пыл «укранизаторов». Охладить-то охладил, но идеи не умирают в головах людей, и если их не высказывают на публику, то не значит, что их не пропагандируют на бытовом уровне. Так что нынешний украинский национализм имеет глубокие корни.

О том как в то время в школах насаждали укранизацию и пишет поэт в четвёртой главе (учитывая, что сегодня в Незалежной русофобия правит бал, приведу целые отрывки из этой главы):

А люди

С таинственной выправкой

скрытой

тыкали в парту меня, как в корыто.

А люди с художественной вышивкой

Россию

(инстинктивно зшиток подъяв, как меч) — отвергали над партой.

Чтобы нас перевлечь — в украинские школы —

ботинки возили, на русский вопрос —

«не розумию», на собраньях прерывали русскую речь.

Но я всё равно любил Россию.

И далее из воспоминаний поэта видно, что в основной своей массе украинский народ не воспринимал укранизацию:

И нас ни чарки не заморочили,

ни поштовые марки с «шаг» ющими гайдамаками,

ни вирши — что жовтый воск со свечи заплаканной

упадет на Je блакитные очи.

Тогда еще спорили —

Русь или Запад

в харьковском кремле.

………………………..

А если б меня и тогда спросили,

Я продолжал — всё равно Россию.

Михаил Кульчицкий искренне верил в коммунистические идеи и ясно понимал, что в борьбе коммунистов с капиталистами ничья невозможна. Поэтому к главе «Поколение Ленина» он эпиграфом поставил слова Турчкина: «Где никогда не может быть ничья». Себя он считал человеком из поколения Ленина, которые увлеклись «фантастикой Ленина» и полагали, что

работа в степени романтики —

вот что такое коммунизм!

Поэт жаждал революционных битв, он мечтал о том, чтобы во всём мире рабочие сбросили рабство буржуев и тогда все люди, все народы будут свободны и равны, будут жить в мире и дружбе:

Помнишь — с детства — рисунок:

чугунные путы

Человек сшибает с земшара

грудью! —

Только советская нация будет

и только советской расы люди…

Если на фуражках нету звезд

повяжи на тулью — марлю… красную…

Подымай винтовку, кровью смазанную,

подымайся в человечий рост!

В этой главе дважды присутствует следующее четверостишье:

Уже опять к границам сизым

составы тайные идут,

и коммунизм опять так близок —

как в девятнадцатом году.

Они не случайны, просто поэт ещё не избавился от троцкистской идеи экспорта революции, она витала в умах молодёжи предвоенных лет, сказывался юношеский максимализм и слабое знание теории марксизма-ленинизма.

Верный принципам пролетарского интернационализма Кульчицкий взял к следующей главе «Губы в губы» слова А.С. Пушкина: «Когда народы, распри позабыв, В единую семью соединятся» и тем самым как бы продолжает тему «только советская нация будет». Поэт понимает, что без борьбы, без вооружённых столкновений с буржуйской властью победы не добиться и объединить всех людей в одну семью невозможно и заявляет громогласно:

Мы подымаем винтовочный голос,

чтоб так разрасталась наша отчизна —

как зерно, в котором прячется поросль,

как зерно, из которого начался колос

высокого коммунизма.

Он полагает, что, достигнув коммунизма, люди создадут «всепонятный язык», но считает, что в этом языке общения народов должно быть:

мое, русское до костей,

мое, советское до корней,

мое украинское тихое слово.

Далее свои мысли поэт излагает на русском и украинском языках. О. как певуче звучат обычные украинские слова «травень», «липень», «блакитные облака».

А свои чувства к прекрасной половине человечества он выражает такими словами

О, как я девушек русских прохаю

говорить любимым губы в губы

задыхающееся «кохаю»

и понятнейшее слово — «любый».

Прохаю – прошу

Кохаю -люблю

Без любви к девушкам трудно прожить, но ещё труднее жить без любимого дела и поэт выдаёт свои сокровенные мысли, что значит для него поэзия:

Для меня стихи —

вокругшарный ветер,

никогда не зажатый

между страниц.

Кто сможет его от страниц отстранить?

Может, не будь стихов на свете,

я бы родился, чтоб их сочинить.

Для Кульчицкого стихи должны быть свободными, жить своей особой жизнью, волновать души и сердца читателей, звать их к романтическим мечтам, к совершенству, к революционным преобразованиями. И в стихотворении «Разговор с тов. Сталиным» он задаёт вождю несколько неудобных вопросов: «Почему забыта романтика? Почему поэзия отдана на откуп пошлякам? Где расцвет литературы? Почему вместо нее цветет Литфонд? Почему настоящие поэты бьются, оторванные от штабов, а халтурщики травят их как «эстетов»? Почему «поэтические проституты именем Вашим торгуют с листа?» А затем заявляет:

Я б запретил декретом Совнаркома

Кропать о Родине продажные стихи.

Почему с такими претензиями поэт вымышленной встрече с Сталиным обратился к нему, потому что вождь «как совесть, в глаза заглянул» и у советских людей были понимание и уверенность, что партия большевиков и её руководство ведут страну по правильному пути и примет меры к устранению допущенных недостатков и ошибок. К сожалению, после смерти Сталина и лживого доклада Хрущёва всё это было утрачено у советских людей.

Но вернёмся к поэме. К седьмой главе «Самое такое» Кульчицкий эпиграфа не дал, впрочем, чувствуется, что глава не завершена, как и вся поэма. Он истово верил, что коммунизм наступит на всей планете

А можно — долго мечтать про коммуну.

А надо думать — только о ней.

И необходимо падать юным

и — смерти подобно — медлить коней!

Но не только огню сожженных тетрадок

освещать меня и дорогу мою:

пулеметный огонь песню пробовать будет,

конь в намете

над бездной Европу разбудит…

И поэта, как и многих тысяч советских девушек и юношей из предвоенных лет не страшит, что они могут погибнуть, они знают, что их дело продолжат сотни тысяч других. Да это были люди нового социалистического общества, но они были людьми будущего коммунистического общества. Они горячо и сильно любили свою Советскую Родину, но и беспокоились о судьбе всех трудящихся на планете.

Но если я прекращусь в бою,

не другую песню другие споют.

И за то,

чтоб, как в русские, в небеса

французская девушка

смотрела б спокойно —

согласился б ни строчки

в жисть не писать…

Кульчицкий и его современники твёрдо знали, что, как писал впоследствии Константин Симонов:

Чужого горя не бывает,

Кто это подтвердить боится, —

Наверно, или убивает,

Или готовится в убийцы…

Последними словами в неоконченной поэме поэт обещает написать «тако-о-ое…». Но выполнить своё обещание ему не дала война.

Но он достиг главного. Ему удалось показать каков богатый духовный мир юноши юности социализма, его любовь к России, его стремление к всечеловечности, к социальной справедливости во всём мире. Становится понятно почему начиная с 22 июня 1941 года они штурмовали военкоматы и райгоркомы комсомола с требованием отправить их на фронт, сражаться с ненавистными захватчиками, а не бежали к пограничным переходам, как демократические мальчики в феврале 2022 года.

Поэзия Михаила Кульчицкого заряжает нас революционной романтикой и подвигает нас на активные действия по совершенствованию человека и человечества и любить и защищать свою Родину.

Иван Стефанович Бортников, публицист, г. Красноярск, август 2023 года