О КАРАХ НЕБЕСНЫХ И НЕ НЕБЕСНЫХ
С бодуна, с большого ль угара,
Дурака снова голос смердит:
«СССР распался — то небесная кара!»
Что поделаешь, генерируя тьму,
и в размерах притом небывалых,
в раскосматушку пьяный,
голос разума спит.
И смердит эта тьма вновь своим
«откровением».
Наших лет и рекорд,
и дурдом,
и чудеса.
Голова одноклеточная, эй! —
она, случаем,
хочу спросит тебя,
с твоего позволения,
у тебя не дырявая?
То, пожалуйста, прошу тебя, я — атеист! —
Не тронь небеса!
И пожалуйста, не потчуй нас,
как детей неразумных в детсаде
с чайной ложечки
этой дурно пахнущей
кашицей.
Мы еще не рехнулись умом
совсем:
Столь нашествий и бед было у Родины
нашей
И ужели они — кары небесные все?
ЧЕРНЫЙ ДОЖДЬ НАД СТРАНОЮ СОВЕТОВ
В известном романе «Черный дождь» японского писателя Масудзи Ибусэ (особо отметим, что этот писатель был поклонником Льва Толстого и Чехова), посвященного ядерной бомбардировке Хиросимы есть описание того, как оставшиеся в живых жители сметенного с лица земли города затем, до появления официальных данных, полгода размышляли о том, каким же оружием был нанесен по их городу этот удар.
Впрочем, с объяснением главного вопроса, кем он был нанесен, вопроса не было.
Речь шла о деталях.
В вопросе же с геополитической катастрофой с Советским союзом, в результате которой он был снесен, вопрос куда как сложней и пока еще ясности в нем как бы и нет: хотя параллели для всех тех, кто этот роман читал, более чем очевидны и зримы.
«Энола Гей» перестройки чего-то да стоила, окаймленная, мало сегодня вспоминаемой фантастической феерией событий от Чернобыля до Нахимова, от посадки шаловливого мальчишки Руста, до ГКЧП, со столь же феерическим и знаковым во всех отношениях букетом улыбок.
Две бомбы, только несколько иного устройства, но мощности во многом превосходящие тротиловому эквиваленту бомб 1945 года, были сброшены на Союз. Только те именовались ласково «Малыш» и «Толстяк». А тут другие, под лопотание о «социализме с человеческим лицом» и «общечеловеческих ценностях». Тут как бы тоже все очевидно.
Но вот с объяснением причин катастрофы дело буксует до сих пор. И сегодня, чаще всего объяснение случившемуся более чем привычное — он распался сам.
Хотя нелепость его более чем и очевидна, и если применимо к трагедиям такого толка, смехотворна.
Это примерно так же можно объяснить, что Хиросима тоже сама взяла и как бы вспыхнула смерчем огненным смерчем, в силу своей искомой и непоправимой испорченности.
Об этом токуют по сю пору, надувая важно щеки глухари-теоретики.
Не берем тут в расчет заинтересованных лиц и разного толка фигляров, толпящихся у всякого знакового вопроса, которым эта работа — хлеб.
Как бы теоретики всполошились, после этого взрыва: теории маловато! Ах, если бы у нас было сколько теоретиков, сколько сегодня в Интернете теперь блогеров, и по красивому выражению известного историка А. Фурсова интернетовских трепачей, то точно, он вовеки бы веков не распался.
Третьи наподобие жертв Хиросимы еще до сих пор не пришедшие в себя от ужаса случившегося, или порядком пострадавшие от лучевой болезни «нового мышленья» и ею неизлечимо больные теоретизируют о применении сверхоружия, привлекая сюда всю недюжинную метафизику обывательского ума. Жертвы Хиросимы рассуждали о том с позиций тогдашнего своего знания и своей продвинутости: какяя же это бомба была на их город сброшена — газовая, нефтяная, электромагнитная, химическая, ваакумная?
(может я тут неточно в чем-то процитирую Масудзи Ибусэ и ошибусь, но рассуждалось многими тогда, примерно так).
Некоторые из теоретизирующих сегодня помешались на отсутствии пролетариата.
Тот, согласно их логики, при взрывной волне в само эпицентре, не проявив волю и самоотверженность к сопротивлению как-то пусть хоть и не враз, так и не выполнив своей исторической роли, исчез и истончился. А оставшийся — люмпенизировался.
Но медуза черного гриба до сих пор так не рассеялась. Породив кучу мутантов, которое уже новым поколением на руинах грохнутой великой цивилизации с жаром уверяет тех, у кого еще остались проблески ума, в предопределенности и неминуемости того, что случилось. И в пользе несомненной всего этого для всех нас самих.
…
Что до меня, то мне параллели здесь явны и неоспоримы, если быть трезвым с утра, а на ночь оставаясь таким же все же читать книги, а из философов читать того же А. Дугина, и даже Фихте или Кьеркегора. Да, неважно кого. При всех их запредельном субъективном идеализме. Важно чтобы мысль хотя бы чуть-чуть выполняла возложенную на нее кем хотите, работу.
Сегодня степень лучевой болезни «общечеловеческих ценностей» многих представителей человеческого сословия меня ничем уже не удивляет. На пепелище этого впечатляющего эксперимента мы нагляделись на многого чего с лихвой, чего пожалуй, и в дурном-то сне порой не приснится.
Но вот недавно, в пресной дискуссии, растянувшейся очередью в пивнушку, встретились мне как бы откровения как бы верующего существа, поразившие меня своей жестокостью и безумием, как гром небесный: «Распад СССР – это кара небес!».
Мне это уже что-то новое.
Во-первых, это даже в устах атеиста, если бы это услышать, было бы вопиющей несправедливостью и ложью в адрес их.
И я за их честь и достоинство желаю вступиться.
Ведь, с таким же успехом все нашествия на Родину так можно объяснить этой карой.
Начиная с ордынского нашествия.
И крик горло рвет болью:
А не много ли в истории, если верить этому бредову бреду, нашей Родине кар небесных?
И чем же это так мы, русские перед ними провинились?
Да и провинились ли мы?
…
Две бомбы, как бы так до конца еще и не выявленного свойства, были сброшены на великую державу.
Оставляя после себя руины Хиросимы.
Где жаль?
***
ЕЩЕ — НЕ ВЕЧЕР!
СССР бы альтернативой либеральному глобализму, и был растерзан последним и его клевретами так безжалостно, но он был реальной альтернативой ему. В рамках пресловутой как бы диалектики. Как глобализм, начертанный в бессмертных строках — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» И предпосылки его возрождения все остались. Не изветрились.
И еще — не вечер.
Благо, что понятие вечера в историческом пространстве – категория весьма и весьма условная.
ВЫЖИВАНИЕ — КАТЕГОРИЯ НРАВСТВЕННАЯ
«Общественной ценностью и смыслом существования человека становится сама его жизнедеятельность по себе, «как животного» — без учета степени ее осмысленности и моральности» — вот емкая и рабочая фраза в толковой и во многих деталях верной статье, и как мне это кажется, всегда в чуть ироничной статье (А.Д.).
…
Если отбросить слова «как животное», то она наполняется более чем глубоким смыслом.
Ибо выживание, это главный лейтмотив жизни человечества, его биологического существования, со всеми рогами и копытами надстройки, в том числе и всякого конкретного человека. Это — Сталинград, если хотите, человечества.
И все силы и человечества и индивидуума именно на это, прежде всего сегодня должны быть направлены.
На все человечество у них просто по определению не хватит ни коронобесия, ни социальных платформ, ни партий-спойлеров, ни бесноватых Грет.
Именно, в обороне требуется согласно всем наставлениям как можно глубже окопаться.
Только безумие может звать сегодня во время бомбежки и рукотворного смерча (а исторический процесс не в последнюю очередь также и дело рук человеческих) в контр-атаку.
…
Что же до социальных сетей, то ни демонизировать их, ни видеть в них панацею от всех бед и радостей, нет причин.
Социальные сети — это инструмент.
Со всеми отсюда вытекающими последствиями.
Палка с двумя концами.
А если вспомнить еще, от этой же двухконцовой палки отталкиваясь, о пресловутой диалектике, и отрешиться от линейной метафизики всякого процесса, то надо напомнить вот что.
Есть две формы глобализации. Социалистическая (не развитой формой которой был СССР, уточним, такой же тоталитарный, как и либерализм и никакой иной), и ей диаметрально противоположная глобализация. Это для тех, кто плохо выговаривает слово капитализм. (Всевластие которого особо демонизировалось в начале того же прошлого века) И мыслит в понятиях системного структурализма. Забывая о том, что снятие всех противоречий — есть прежде всего скачек качественный, где синтез играет разве последнюю роль?)
Нынешний глобализм этим инструментом сетей (а это действительно его, возможно последняя и окончательная палочка выручалочка) сам себе выковывает внушительных масштабов Верденский мемориал.
И делает социализацию масс более явной, при всех причитаниях пламенных пассионариев (ну и само собой, кшастриев) всех веков о том, дескать народ спит!
Общности на базе промышленного производства сегодня уже как бы нет.
Но это общность еще повнушительней общности пролетариев всех вместе взятых Путиловских заводов и заводов Форда.
Выживание, не сон, а неотъемлемая форма существования живого существа, где органической ее частью была борьба. Порой в формах — или-или! Тоже со всеми отсюда вытекающими последствиями.
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ ГЛОБАЛИЗМ!
Когда философы всяких школ сходятся в очередной раз в рукопашный бой по вопросу о том, что приоритетно: диалектическая логика или формальная, забывая о том, что движение в пространственно-временных координатах не сводимо к одной лишь ее линейной форме.
Покой, есть всего-навсего относительно устойчивая форма в моменте движения. Есть абстракция. Как скажем координаты Солнца, при многообразии движения вращающихся вокруг нее по сложным орбитам других небесных тел.
Да и при самом ее движении.
В отношении мышления все это тоже остается в силе.
И та же историческая наука вертится здесь по все тем же извечным траекториям.
Чаще всего историзм этот, как метод постижения явлений забывая.
Глобализм ныне — слово ругательское.
Хотя феерической предтечей его, только на принципиально иной, чем капитализм основе, был СССР.
На знаменах которого был крупными буквами начертан лозунг глобализма и только глобализма: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
И музыка и слова гимна «Интернационал» тоже возвещали об этом, и ни о чем другом.
Клаусу же Швабу со своими его революционно-ласковыми и разом предельно ужасными перезагрузками можно противопоставить убедительно самый заурядный школьный курс «Научного коммунизма».
Там азы глобализма, только с человеческим лицом, без всяких ошметок на лбу и выспреннего хождения по кругам вымученных сентенций о всечеловечности можно противопоставить во всех отношениях в полной мере.
***
АЛТАЙ — ЦЕНТРАЛЬНАЯ УЛИЦА
дополнение к путевым зарисовкам
В путевом альбоме зарисовок этот рисунок поселка Новый Алтай, в просторечии называвшегося Алтай, единственный.
Летний день, где-то еще начало семидесятых годов, центральная улица поселка.
На первом плане магазин. Дальше в тени тополей — клуб, в котором разом размещалась разом контора.
…
Теперь на этом месте дикие прерии рынка, полыны — по пояс, гудят уже по соседству в гаснущем, а некогда богатом селе китайские трактора, впечатляющим маршем и масштабом преобразований и вихря исторического процесса, под которым чаще всего подразумевается почему-то прогресс.
Да толи это диво, если в нашем поселке в клубе, живущий летом там, в положении Робинзона Крузо почти в правах фермера, житель из соседнего села, тоже переживающего не лучшие времена, держит свиней.
Алтай, как и многие другие поселки степного края, под феерию освоения целины, был первой впечатляющей иллюстрацией хрущевской оптимизации и обнуления.
…
Расположен был Алтай в каких-то семи с небольшим километрах от нашего поселка. Но географией своей он резко отличался от нашего.
Раскинувшегося улицами своими тут и там среди пышнотелых березовых дубрав и цепочки болот в низинах и объемистных и глубоких прудов в логах. Алтай же был лишен какого либо крупного водоема и представлял из себя длинную на километра полтора улицу. Придатком которой был на ветер от центральной улицы небольшой еще заулок.
…
Хвастать не буду, бывал я в этом поселке редко, разве что проездом.
А две моих поездки туда связаны вот с чем.
Когда началась оптимизация села, сразу же тут после целинной эпопеи, наш Объездновский колхоз объединили с Алтаем, разместив главную усадьбу теперь уже объединенного хозяйства в нем. Хозяйство в Алтае было более сильным, в сравнении с хозяйством нашим.
Там-то и работал два года мой отец бухгалтером. До этого работавший бухгалтером в нашем поселке.
На работу отец ездил летом на ходке, зимой на санях. А в последнее лето, перед тем, как затем и это хозяйство было слито с Родино — на мотоцикле. Те в эту пору уже начали поступать в продажу.
Первоначально на неброском драндулетике с именем «Ковровец». Была в нашей истории и такая в свое время мототехника.
Тут то вот тогда народ из поселков и кинулся в рассыпную.
Жил отец в Алтае на квартире у главного бухгалтера, коим там был Григорий Кутяков. Отец у того ходил в заместителях. Характерного и по всем параметрам своеобразного мужика. Который был отцом известного в наших местах врача Михаила Григорьевича Кутякова. А еще он запомнился мне в пересказах отца, причем более чем яркими деталями, до сих пор оставшимися в моей памяти, тем, что он в войну защитником Сталинграда и воевал там в нем в самом пекле, на Мамаевом кургане.
…
На заулке, о котором я вначале упомянул, тем интересен мне рассказ о поселке, стоял, сильно перелатанный неброский пятистенник моего деда Макара и бабушки Марии, который после всех знаковых событий тех лет в таком виде оказался там.
…
В те годы я пару раз летом ездил с отцом, расширяя свой кругозор свой в этот поселок.
Запомнилось, что сад этого колхоза и близко не стоял с тем садом, который был в поселке нашем, и который в сравнении с алтайским был прямо-таки садами Семирамиды. Тогда в каждом населенном пункте был свой фруктовый сад. Порой даже несколько.
..
Поездка в Алтай «агитбригадой»
И здесь я вспомню деятельного одноклассника Вовку Комарова, отчаянного, подчас взбаломошного. И необычайно деятельного. С которым я учился, еще начиная с нашей поселковой начальной школы.
Вовка неплохо играл на баяне. И ему пришла на ум идея, из нашего класса сделать агитбригаду и разъезжать по окрестным поселкам с концертами.
Сказано, сделано. Разучили несколько песен. И на тракторной тележке прицепленной к школьному трактору «Беларусь», за рулем которого сидел другой деятельный и энергичный одноклассник, ставший впоследствии главным строителем Арзамаса, Юнаков Вовка, с ветерком ворвавшись в темень ночи, мы едем в Алтай. На улице было — глаз коли, когда мы приехали в поселок. Но нам там открыли клуб. Запомнилась небольшая, скромного убранства сцена. Мы на ней что-то спели, прочитали пару стишков. В зале маячило человек пять зрителей. Стихи читала, прежде всего, Саша Кочнева. Она была у нас в классе была поэтессой и какие-то стишки про березки читала.
И отбыли полные восхищения по логам снова в ночь в Родино.
Потом мы еще делали такую же вылазку в соседнюю Ивановку.
Но нас там в клуб – не пустили.
И мы потемками, так ничего в Ивановке не спев, вернулись в Родино.
Одноклассник Вовка Комаров с фотографии тех лет.
Праздник работников животноводства в Алтайском саду в только что объединенном из двух поселков хозяйстве. Век которого был недолгий. С пару лет. Разного рода реформы и новации тогда сотрясали страну едва ли не каждый год.
https://ok.ru/profile/459972409179/statuses/152880601084763
