К 130-летию автора романа «Мастер и Маргарита»
О загадках Михаила Булгакова и его взаимоотношениях со Сталиным
(тезисы)
Мистики там нет, где полноценно и царственно властвует в мире вещей и явлений не метафизика, но диалектика.
Впрочем, и о диалектике вещают часто пафосно ютубовские Петрушки там и сям, выдавая за ее образцы дичайшие примеры все той же метафизики.
А что поделаешь — какое время, такие и песни.
Что касается мистики в вопросе Булгакова и Сталина, то ее нет, как нет.
Персонально по Булгакову:
— Социальное происхождение.
(Мы не сыны батратцкие. Ну и само-собой не за новый мир)
— Проблемы, так условно скажем, со здоровьем.
— Тусня, как среда обитания.
На завод вас сударь, надо, на завод. В поле ли, посадить за трактор. И никакая голая, сударь, вам баба на помеле не приснится.
Да еще накануне вселенской катастрофы Второй мировой войны…
…
Нет и в отношении его со Сталиным ничего мистического.
И дело тут не в каких-то сверхъестественных достоинствах его прозы.
Эстетика тут была в этом феномене не самой сильной его стороной.
Если стать хоть чуть-чуть выше на дюйм ангажированности
Увы!
…
А в чем тогда состоит эффект фронды, позволенной ему персонально?
А грубым языком колхозника если сказать — отвязанности.
Когда другим это не позволялось.
Все стройными рядами или в колоннах созидающих и наступающих были. Или — на нарах.
Феномен фронды, ярким представителем которой среди инженеров душ человеческих, был Булгаков, присущ, прежде всего социалистической формациям, в переходный период ее от формации одной к другой, был не единичен.
Солженицын, Высоцкий.
Все они одного уровня таланта, одного социального происхождения и одинакового изготовления их разными совокупными причинами и гранями социума, как фигур этой фронды.
Со свойственными ей и специфичными (для этого они и делались) функциями. Ибо сотворение фронды ее демиургами и персоналий ее — вопрос, прежде всего, субъективный.
Тут и наших дней мистификации:
Булгаков наше все! Гоголь, Гофман, Джон Голсуорси…
Хотя ничего подобного по силе Тараса Бульбы, у него будем откровенными, нет.
Солженицын — этот уже одной бородой Лев Толстой и разом каторжанин Федор Достоевский.
— Высоцкий — разом и Пушкин и Луис де Комоэнс. Не тонул только в Индийском океане во время шторма. И не был солдатом удачи в Марокко.
Это если стать на платформу мистики и мистификации.
…
Что до Булгакова, то он, в обществе позарез нуждавшемся в грамотном народе, где литература была важнейшим инструментом рывка вперед, был тем поплавком, щепкой на поверхности того темного океана всех тех запредельных и ожесточенных страстей и подспудных движений, где зрели со всех сторон свои Вандеи на каждом углу и под каждым письменным столом, где разом же было полным полно косящих под пламенных революционеров, такими и близко по существу своему не бывшими, и позже ставшими поголовно в лице своих детей и внуков подписантами.
Оголтелый антисоветизм в тоталитарной державе (сегодня это не навет, а уже заслуженная и высшей пробы похвала) всем им была присущ, почти что на генетическом уровне.
Драматург (завтра будут барды и публицисты), он был тем инструментом, с помощью которых можно было власти и персонально Сталину, который в Томской губернии был, но только на правах каторжанина, а не рачительного руководителя региона, наблюдать подводные токи и течения в мутной глубине всех этих интеллектуальных течений на наиважнейшем направлении движения вперед. Это была задача соизмеримая почти с атомным проектом страны. Логика этого метода познания была сродни с измерениями в приборах для изучения траекторий элементов расщепленного атома.
Антисоветчиков в литературе тех лет, и причем мастеров своего дела высокой пробы — Бога гневить тут не надо! — было и тогда хоть отбавляй.
Романтик паровозных гудков Платонов, прятавший свое истинное амплуа за раскарячистой метафорой.
Волчьи поэмы Заболоцкого…
Лютый наив детской поэзии Хармса-Ювачева…
Они дороги в завтра, это при всей их гениальности не знали. Они все были по большому счету, там в прошлом.
Даже Платонов с домами-тыквами в своих Чевенгурах.
…
Да они и меньшего градуса инженеры не знали путей в день завтрашний.
Хоть у всякого апломба мыло хоть отбавляй!
Они только точно фиксировали драму перехода. И только. И не более того. Драму как бы идей.
И ничего иного тогда не могло быть, понимая неоценимый вклад в крушение этого слоя кустарей интеллектуального труда.
Слава богу, фронда кончилась.
И знаем теперь какой несусветно дорогой ценой.
Но какой тянется внушительный след от нее, длинней всякой солженицынской бороды.
ЛОКОМОТИВ ВРЕМЕНИ И ПОМЕЛО, КАК СИМВОЛЫ ПРОГРЕССА
В грядущих, заоблачных временах, а у времени есть склонность мчаться вперед с одержимостью локомотива, этот не без художественных достоинств роман на фоне наших вселенских трагедий и катастроф и столь же вселенски-величайших побед и свершений, этот роман о голой бабе на помеле, останется курьезом раскрученности и свидетельством той ожесточенно-непримиримой схватки в термоядерном котле советского социума, приведшего его к взрыву 30 лет назад.