Владимир Бровкин: «Контрреволюция и кризис управления»

ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ВРЕМЕН КАТАСТРОФЫ  ЛАЙНЕРА «АДМИРАЛ НАХИМОВ»

В свое время  академиком Лихачевым, его тогда на каждом перекрестке если кем и  представляли, то только совестью нации (а кто интересно сегодня у нас носит это почетное звание?) несказанно восхищался Николай Иванович Рыжков.

И как-то было дивно уже тогда, как  этот яркий и представительный деятель перестройки, в ту пору, когда падали самолеты,  рвались ядерные ректоры, тонули суперлайнеры и пылали  охваченные пламенем поезда,  разбираясь так тонко и глубоко в смыслах древнерусской литературы, не смог осилить логику в то время происходящих в стране процессов.

«Слово о  полку Игореве», да и не только оно, но и  другие произведения ее  — все в один голос, кто древнерусскую  литературу знает, именно кричали криком о русской беде!

https://zavtra.ru/blogs/s_dvojnim_dnom

***

image description

ВЗГЛЯД НА СССР СКВОЗЬ ПРИЗМУ ТЕИЗМА И СУДЬБА ПУШКИНА И ЛЕРМОНТОВА В ПОНЯТИЯХ СИСТЕМНОГО АНАЛИЗА

Читаю текст очередной душевной и броской статьи, посвященной исчезновению с географической карты мира такой великой страны, как СССР с такой вот яркой и разом как бы много говорящей фразой:

«Общепризнано, что разрушение СССР — геополитическая катастрофа XX века и общественная трагедия в российской истории»

Вот модное ныне толкование случившегося в рамках не социального, но прежде всего системного анализа.

Коим каждый пророчествующий блогер, по совместительству еще какой-либо профессор, либо наоборот — имя им сегодня легион —  и балуется и кормится.

(Меня все особо умиляет в сетях один хорошо раскрученный патриотический блогер, безупречный, кстати, историограф, но или никудышный или сознательно не тот социальный философ, у которого при всем блеске его патриотизма, такой впечатляющий отрезок его биографии в начале 90-х, что просто ребята тушите свет)

Уже в этой фразе, так скажем уклончиво, есть маленький вагон неточностей в придачу с их еще  такой же необъятной и внушительных размеров тачкой.

 — катастрофой чаще всего именуется стихийное и никем не предусмотренное внезапное событие.

У случившегося же более точным было бы слово — как минимум умышленное порча имущества.

А  катастрофа — и  действие, заранее предусмотренное и спланированное, это все-таки, каким уж тут умным ты тут не будь, две большие разницы.

Тем более что случившееся событие собрало столько восторженных аплодисментов и внутри событий и за их пределами. А фигуранты этой непредусмотренности как бы,  были отмечены все затем всеми мыслимыми и немыслимыми знаками отличия и  несказанно поощрены.

— а если событие не стихийное (а ведь почитай все 70 лет штурм по его сокрушению, включительно до мировой войны, следовал один за другим — но теоретики в лучших традиция психотерапии продолжают по прежнему ласково втолковывать публике об изъянах его экономики), то и формулировка такому событию, конечно же,  требуется совсем иная.

Ведь если стоять на правде факта, а авторы уже в первой части фразы настаивают именно на случайности и только случайности и природной стихийности случившегося —  то это очевидно всякому непредвзятому уму,  далеко не так. 

— и сводят это не к результату противостояния сил социализма и империализма,  двух диаметрально противоположных социальных, это особо подчеркнем, сил, сошедших  на мировой арене  в непримиримой схватке, но снова и снова к разгулу сил природной стихии.  Либо к природной ущербности своего более чем яркого и соперника и конкурента на поле мировой гегемонии.

А заужено, прежде всего, как к событию российской истории, вызревшему в рамках российской государственности, к коим  никто  из прочих не имел  по определению никакого отношения.

Повторяюсь — это и есть во всем своем восторге и прелести так называемый системный анализ.

Чаще всего далекий от диалектики процессов, проистекающих в социальной сфере. И от понятия историзма, когда под диалектикой можно подразумевать все что вольно душе.

Скажем, сбили с летальным исходом  на дороге пешехода — да,  и это автомобильное пришествие.

Но в рамках правосудия у этого события правовое определение совсем другое.

Даже если это произошло стопроцентно случайно.

А этой разницы, авторы фразы стараются по определению не улавливать.

Или по ряду причин,  этот вывод им неудобен.

И разом Пушкин и Лермонтов приходят на память.

А как  можно истолковать их судьбу в понятиях модного ныне системного анализа?

Что же до того что произошло с СССР, то вспомним, что Никита Сергеевич Хрущев, как теперь известно по многим публикациям с высоты времени  был одним из активнейших участников  событий конца тридцатых годов прошлого века. Причем в ключевых районах страны,  что  странно было бы теперь удивляться тому, что тот, при всей своей кажущейся неброской внешности и заурядности в начале пятидесятых стал как бы неожиданно главой государства и  менее всего при таком раскладе дел его отношение к Лаврентию Павловичу Берии  в парадигме тех же деяний и лет могло бы быть иным.

Это так ясно, просто до оторопи, с высоты прошмыгнувших как бы мимо нас лет.

И малопонятно это разве что только для историков-буквоедов, ортодоксальных догматиков системного анализа и проплаченных пропагандистов.

Стоит напомнить,  что одним из первых, кто открыто об этом сказал, был Энвер Ходжа.

Об этом эпизоде из жизни незаурядного государственного и политического деятеля небольшой страны, позволившего себе быть прозорливым, и сказать о случившемся по существу дела вслух уже сразу, рассказывает картина народного художника Албании Гури Мадхи, написанная им в 1979 году «Энвер Ходжа разоблачает советских ревизионистов».

На ней изображен эпизод выступления Энвера Ходжи на конференции коммунистических партий в 1961 г., на которой албанцы вместе с китайцами разоблачили Хрущева и «хрущевцев» в том, что те предали дело Сталина.

Ах, если бы только предали…

В центре его изображен выступающий Энвер Ходжа.

Хрущев, в позе кулачного бойца (что-что, а это ему было привычно), все в нем порыв почти как на трибуне ООН, и с губ его вот-вот еще и сорвутся слова про Кузькину мать.  Рядом с ним Брежнев со сжатыми кулаками. Слева  него Суслов. А чуть дальше Микоян — цепко следящий за реакцией Хрущева и Брежнева…

Это по части чар и грез системного анализа.

Мне же в моральном и нравственном аспекте то, что случилось, представляется квалификация геополитической — как распятие. В чем-то подобное в знаковости своей с лютым распятием сына Божьего со всеми теми же, той же 2000 летней давности, просто оторопь берет, аксессуарами.

Но чудным образом воскресшего, и грехи человеческие искупившего, и  деяния и лик светлый которого на протяжении тысячелетий были и остаются путеводным звездой к счастью человеческому и к любви человека к человеку, а не к лютым рекордам стяжательства и наживы.

И этот факт внушает надежду на торжество святого над мирским даже более, чем  всякая самая изощренная логика атеистического по всем азимутам научного познания.

***

КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ И КРИЗИС УПРАВЛЕНИЯ

По поводу расхожей и часто тиражируемой всюду фразы:

«…Советский Союз постиг кризис управления».

Действующей на некоторые умы  магически.

Хотя для всякой непредвзятой мысли более чем очевидно:

Советский Союз смела контрреволюция, которая никакого отношения даже в понятийном плане не имела и имеет к кризису управления.

Разве что только может исподтишка его стимулировать.

Контрреволюция и  кризис управления — это две совершенно разные вещи.

А всякая революция неизбежно в рамках диалектического и исторического материализма  соседствует в самом ожесточенном противоборстве с контрреволюцией.

Казалось бы…

Но, однако же…

Не замечать этого и составляет главную заслугу, а порой и услугу ей,  нашей нынешней как бы передовой науки.

Подобное объяснение имеет место в понятиях структурализма и к марксизму имеет мало отношения.

А всякую революционность надо объяснять, прежде всего,  в понятиях социальных.

От которых современная наука тоже теперь чаще всего шарахается как черт от ладана.