БЛАГОСТНЫЙ ВЕЧЕР

Добраться до Атырау (Державного), города, расположенного в глубине Азиатского континента на стыке России,  Казахстана и Киргизии по нынешнему — несложно. Проще, чем в тот же Калининград. Хотя сходство в их расположении есть. Только Калининград расположен анклавом, а Атырау (зову его так по старинке) соединен с материковой частью страны путанным и тонким как нить коридором. Покупаешь билет, садишься без всякой волокиты в поезд, проедешь территорию Казахстана (а с некоторых теперь еще пор и территорию Сарапятской области, которая тоже теперь добилась для себя суверенитета), на все уйдет у тебя сутки с небольшим пути — и ты там.

Странное однако дело, но правительство при распаде Союза при демаркации Атырау проявило прямо-таки завидную въедчивость в отстаивании интересов русскоязычного населения в этом далеком от наших естественных  границ городе  вблизи от китайской границы, стоя буквально насмерть там за каждую пядь земли, отчего после демаркации город стал похож, если взглянуть на его карту, на запутанный клубок (столь причудливо, спиралью, скрутились там границы), а еще чем-то на поделенный на сектора Берлин, только без стены. Причем границы там зачастую походят не только по главным магистралям города и улицам, но и по каждому захудалому тупику и переулку.

Конечно,  в наш Атырау можно было бы по коридору, которым он соединен с Россией, проложить свою железную дорогу. Но для такого масштабного проекта, как это водится, нет ни денег, ни инвесторов, а потому стали пользоваться, как и прежде, старой дорогой, благо что Казахстан излишних финансовых аппетитов тут пока что еще не выказывает.

Для тех, кто не был в Атырау, скажу, что он из всех бывших наших среднеазиатских городов более всего похож на Алма-Ату, хоть и расположен он не на предгорной равнине, а уже на холмистом плато, которое с трех сторон обступают высокие горные кручи, за которыми сразу же, за рекой Балуй, лежит в сумерках тихо и сонно, ничем себя еще не выказывая,  Китай.

А я сегодня ехал в Атырау к тетке в гости. До этого я в Атырау был несколько раз, но теперь, когда город был уже в новом качестве, ехал в него впервые.

Моим попутчиком в вагоне был пятидесятилетний полковник (бывший полковник), когда-то служивший на Семипалатинском полигоне, который без всякого понуждения с моей стороны охотно и детально рассказывал мне о своей тамошней службе. Теперь полковник-пенсионер, живет он в пригороде, в Великатовке, где наконец-то прозрев, он окунулся с головой в деятельность экологического движения. Кроме того, с годами в полковнике разгорелась страсть к писанию книг. Как и водится, пишет он также и стихи, одну книжку которых он  с самыми искренними побуждениями мне тут же в вагоне и подарил.

И так, в своих рассказах полковник был предельно дотошен, но меня его вчерашние военные тайны интересовали однако мало, ибо я не из тех людей, кого знание этих тайн мало делают счастливыми. И если что в его рассказе меня и могло заинтересовать, то это только то – как выглядят места, где когда-то вырос и жил тучный стихотворец Абай.

Потом полковник принялся детально рассказывать о последних днях своей службы:

• Приезжает, знаешь ли, к нам вот такой мордан (потом он у них некоторое время был министром обороны). Построили нас: «Кто желает служить в нашей армии»? Несколько человек, правда, вышло. Но остальные, сколь нас не уговаривали – остались непреклонными. «Да ты в уме, дядя?»» – геройски резал он, энергично при этом махая рукой. — Вот возьми меня. – И пояснял. – Меня потом еще все один ихний майор блатовал. – Начнись чуть — что между нами война, я ведь сразу же сяду в танк и вас всех перестреляю!»

В отличии от меня полковник в новом Атырау был уже иного раз.

• Как  там и что теперь? – выпытывал я у него.
• Ты знаешь, — сам себе удивляясь, информировал он меня, — а казахи за горой на границе с Китаем, чтобы видимо привлечь туристов, построили голландскую деревню; все как полагается — с мельницами и с дамбой; тюльпаны там взялись выращивать – что бы все было у них как в цивилизованном мире.
• Какого цвета-то там тюльпаны? – без всякой задней мысли мрачно полюбопытствовал я у него.

Полковник этого однако не знал.

 А вот и Атырау. Поезд тихо вползает на перрон рядом со старым вокзалом, над которым теперь красуются надписи на трех языках.

• Вокзал у них общий, и как бы экстерриториальный – пояснил мне полковник. — И билеты здесь тоже продают на все поезда без всяких ограничений и формальностей.

Но далее, уже в метрах в пятидесяти от вокзала, за железными ограждениями все вокруг была граница.

Там на вокзале в Атырау меня встретил племянник. И если бы не он, то я бы наверняка не нашел бы теперь в этом городе их дом – столь долгим и путанным был до него теперь путь. Так начинавшийся от вокзала проспект Курмангазы,  по которому у всякого, кто прибывал в Атырау, начинался выход в город, теперь преграждала граница, вдоль которой стояли смуглые ребята во все той же пятнистой форме,  вместе с офицером, одетым впрочем по старинке в сукно, с фуражкой на голове и с полевой сумкой через плечо, сумеречно и безразлично смотревшим куда-то в сторону.

Пройдя через пограничный проход и свернув вправо, мы пошли пешком с племянником тенистой, утопающей в зелени улицей. Пройдя затем метров двести – свернули налево. Так повторилось раз пять.

И снова мы шли с ним по широкой, утонувшей в зелени с головой, улицей.

— Там то чья территория? – указывая на противоположную сторону улицы, спрашивал я племянника.

— Это Казахстан, — отвечал мне мальчишка.

— А там? – пройдя еще каких там метров четыреста,  спрашивал я его.

— А это уже Киргизия.

Я уже стал терять терпение, столь долго пришлось нам плутать по закоулкам. Пока наконец-то, нет да нет, мы не добрались до теткиного дома.

А у тетки все было хорошо. Как в обстоятельствах житейских. Так и по части душевного расклада и достатка. А чего еще лучшего можно людям  в этой жизни пожелать.

Как водится в таких случаях, тетка накрыла стол. И мы, для настроения пригубив по чарке, по другой, сидели и умиротворенно беседовали о том, да сем. А когда беседа наша в главном – иссякла, включили телевизор, удобно рассевшись около него в креслах. И умиротворенные, принялись его смотреть.

А там все было то же самое, что и у нас на материке, разве что во время очередной рекламной паузы можно было переключить канал и послушать, как поют акыны на смежном канале в сопредельном государстве. Поэтому  смотрели мы его уже не ради интереса, а скорее по устоявшейся привычке, коротая таким вот образом время.

Потом стали показывать новости. Там тоже ничего чрезвычайного не было. Показывали привычно то — да се. Еще сообщили о том, что в Европе,  на этот раз а Риме, кто-то что-то рванул и у спецслужб есть подозрение, что это дело рук скорее всего «Баат-Букры».

И так мы сидели умиротворенные и смотрели телевизор. Вечер за широко раскрытыми створками окон был тих и благостен и свежий воздух с улицы вливался в комнату широким потоком. Все вокруг было благодать, покой. На той стороне улицы, там уже была киргизская территория, так же горели огни в окнах домов. Мирно.

***

ПРИЯТНО ВСПОМНИТЬ.

Попал я снова в Алибакан. Спросите, как и зачем? Отвечаю: зазноба там у меня живет; вот я туда, сам другой раз и не знаю, как, и завалюсь. Хоть теперь это и заграница.

(Но на этот раз я ее там так и не сыскал.)

Только этот раз явился я туда — без копейки денег.

А без копейки денег, сами понимаете, даже в суверенной республике, житуха — тоска. И переночевать там негде. Хоть на тротуаре, как последний маргинал, ночуй.

Повторяю, там я ее на этот раз не сыскал. Если сыскал бы —  то понятное дело — у нее бы заночевал. Что уж, не пустила бы, как старого знакомого, родственника ли — сказать, переночевать.

Знакомого  одного там, надо же, сколько лет мы с ним не виделись, встретил.

— Пусти, — говорю я ему, — переночевать.

— А в гостинице, что — не хочешь? — отвечает мне мой хороший знакомый.

— Я, — говорю я ему, — без визы тут.

(Первое, что на ум мне пришло, я ему соврал; не буду же я перед ним открываться, что я без копейки денег.)

— А у меня у самого гостей дома много, — отвечает он мне.

Да забоялся он меня, хмырь! Что я не кумекаю, что ли, что к чему. Хоть и вид у меня, пусть и без лоска, но вполне цивильный.

Вот в такой ситуации я там  оказался.

А ночь уже на носу. А я ночью никогда на улице не ночевал — опасливо мне. Тут некоторые снова мне намекать начинают: в чем проблемы: есть в городе гостиницы, возьми там себе номер и ночуй. Сам знаю, что к чему; не дурак. И даже знаю, что «Саттар болсын!» — это «Добро пожаловать!»

Но подфартило мне. Гляжу, к ним с визитом наш президент приехал. Я тотчас же к нему: так и так — как соотечественник соотечественника, выручай! Я в долгу не останусь. Приехал сюда по делам, да вот оказия, деньги перед отъездом на комоде забыл. А без денег сами знаете…

Если не веришь, можешь  жене моей, вот телефон, позвонить, — хотел сдуру-то ему сказать, да с радости.  А потом осекся, да и думаю — только этого еще не хватало — завалился сюда к зазнобе; конечно же, отсюда непременно нужно жене позвонить, проинформировать ее, где я нахожусь.

— А по каким вы здесь делам? — учтиво спрашивает он меня.

— Да вот на работу по контракту меня сюда позвали. Помочь братской республике СНГ двигать вперед экономику… — вру я.

Прямо скажу, тот меня по отечески и радушно принял. И с пониманием.

— И еще, — говорю, — переночевать мне сейчас негде. Позволь тут у тебя переночевать одну только ночь в твоих апартаментах. И не обязательно в номере; я согласен переночевать здесь хоть под лестничной клеткой. Я без претензий. Лишь бы только не на улице.

Он смотрит на меня, улыбается. Однако в ответ мне, ни да — ни два.

— А что касается денег, продолжаю я, — то я их тебе верну. – Тебе их как потом, переводом послать? По адресу: Москва, Кремль? Дойдут?

Тот снова в ответ мне только благостно улыбается.

Рядом с ним дюжие крепкие ребята; охрана, наверное, его; секретари ли какие — улыбаются. Смеются, глядя на меня.

— Ладно, говорит, — вот пиалку выпьешь… (с намеком; дескать если выпьешь, то…)

А я хоть и голоден был как волк (а кто бы там меня покормил) эту пиалку (вот такая-вот была пиалка) выпил. Долго я ее пил. Пью, а сам думаю: «Выпью сейчас и ведь вдрызг буду пьяный».

Но странное дело, выпил, но не опьянел.

—Молодец, — похвалил меня президент.

«Ну, думаю, — слава богу, вот вопрос и решен».

Но тут его позвали к телефону:

Он, правда, извинился предо мной. «Извини», — говорит.

И ушел. Я жду. Нет его час, другой.

И я его от дел неотложных и государственных отрывать не стал. Тем более, гляжу, в двери брат мой заглядывает; зовет меня знаками: «Ну, слава богу. Нашел!».

А он тут тоже оказался проездом. К моему счастью. И при деньгах.

И у него, как и у меня, тоже тут вопрос тот же: где переночевать? — хоть он и при деньгах. Оказывается, в городе в гостиницах ни одного места свободного нет: в связи с визитом.

Да она их гостиница была бы нам здесь побоку, если бы я встретил здесь свою бывшую зазнобу. Что уж она бы нас переночевать не  пустила, помня наше прежнее родство? Но, к моему сожалению, ее я здесь сегодня — увы! — не сыскал.

А на дворе уже ночь — глаз копай.

Что делать?

И решили мы тогда с братом (а придумать больше в сложившейся ситуации мы ничего не смогли) пойти в ночной клуб. Во первых: ночь там скоротать; а во вторых: посмотреть, как там в этом виде сервиса Азия нас обгоняет или нет?

Тем более, что тот был как раз рядом, у нас под рукой.

Идя туда, решили мы так сказать, совместить приятное с полезным. Тем более, что приятной внешности личности при входе в него сулили там нам неслыханное удовольствия.

Ну а во мне еще был озноб и жар от того, что зазнобу-то я там свою не сыскал; так думаю хоть там сейчас своим страстям и чувствам дам отдохнуть. Весь я из себя в волнении. Тем более что я в них, в ночных клубах, отродясь нигде не бывал. Так только слухом слыхивал, что это такое.

Зашли мы в него. И со скуки там чуть не уснули. Нам там такую рекламу перед входом сулили. А на самом деле пропялив всю ночь глаза, мы ничего такого там и не увидели. Экая невидаль, под занавес нам там бабу без бюзгалтера показали.

Ну, да и то ладно, хоть ночь там скоротали.

А утро только настало, мы из него вышли и тотчас же домой к себе поехали. По заграницам, да еще без денег — чего мотаться? Дома, нет, что не говорите, все равно лучше.

Одно только  воспоминание приятное от этой поездки туда у меня осталось. Там я с президентом виделся. И чарку, которую от его имени его ребята мне поднесли — выпил.

И только.

А впрочем, что — разве этого мало?

***

КАЗ и Я

Мысль так назвать текст пришла мне по аналогии с названием в свое время нашумевшей книгой «АЗиЯ» Олжаса Сулейменого, когда-то броского и известного поэта в пору, когда поэзия была в цене и  которая куда-то звала и на что то нас гордо и победоносно вдохновляла, «КАЗАХСТАН и Я».

А если коротко и если следовать точно букве и слову  — «КАЗ и Я»

………………

В отличие от прорвавшейся стихии голосов, воспылавших на фоне более чем неординарных последних событий в Казахстане интересом к нему, Казахстан во мне и в моей памяти был всегда. И неизбывно.

(Кстати для меня они так ли уж не ординарны, если помнить мятеж в Алма-Ате описанный Дмитрием Фурмановым, который, кстати, его и подавил, если вспомнить похожий мятеж  в тех же местах в Чимкенте в 1967 году, мятеж ли в Алма-Ате в 86 года)

В молодые годы я там жил.

Где у меня там были свои более чем яркие коллизии молодых лет.

…

Причем он вошел в мою жизнь более чем неожиданно.

Ни в каких лоциях моей души тогда ну никак не значившийся.

Я влюбился, женился,  ну и соответственно повинуясь зову сердца, рванул жить на юга.

И  губкой там впитал в себя весь аромат того края  и ту всю стихию дней,  что там меня окружала и  билась крутою волной в борт лодки моей жизни.

И след которой, со стриндберговой въедчивостью, потом пламенно и долгие годы тянулся за мной.

Историей более чем нескладной и грустной любви.

…

Но не только это привлекало мое внимание и потом к этой республики.

Мне она была интересна не только параметрам коллизий моей личной жизни.

Та поездка туда и жизнь там была мне в чем-то и путешествием в нечто большое и неизведанное.

Тем более там, на юге его я объездил всю область, в которой жил вдоль и поперек. Вы меня спросите, где я там тогда не бывал? 

Был и на сенокосе в горах. Был на уборке хлопка.

Тогда-то и прочел я там эту только что вышедшую «АЗиЯ» Олжаса Сулейменова. В которой видны уже были тогда отзвуки всех грядущих пафосных, я этого нисколько не умаляю, событий. Прочел его стихи. Да еще с подачи не кого-либо, а Леонида Мартынова, которого я тогда боготворил. И к риторике которого мой интерес с годами как-то увял.

Прочел чуть позже, отрывая  много для себя нового, трилогию Мухтара Ауэзова об Абае.

И не только его. Но прежде всего его.

И многое мне в житейском пути этого поэта было близко и по-человечески понятно.

И как сейчас помню, как я, строки этого романа читая, ехал я вместе с этим плотно сбитым пареньком в Каркаралинск на свадьбу и до сих пор восторг от тех страниц, написанных проникновенно  Ауэзовым, не истончился и не выветрился во мне.

…

Казахстан и сегодня остался в моей памяти и в моем сердце. И даже не той, которою любил. А   теперь просто моей молодостью, которая там тоже при всех изломах тех дней и лет и благоухала по-своему и цвела.

И тем Казахстаном, который я знал, и которого иного я — не знаю.

И честным буду, не хочу знать.

Остался парой мешков зарисовок, набросков, этюдов… Которых хватило бы на пару внушительных вернисажей.

Остался театром оперы и балета в одном из его городов, построенного по моему проекту. Который поначалу я проектировал как Дворец культуры одного крупного завода. И который после  был переделан в театр.   

В городе, именуемом мной во всех моих рассказах и повестях Сары-Сарайском. Название которого, если отойти от интуиции его появления, произошло от слов Желтый дворец. По соседству с неким подобием которого я жил. С запредельной восточной роскошью Дворцом культуры промгиганта союзного, впрочем, значения. В котором логикой нынешних лет — теперь расположен, что уму непостижимо (Так ведь можно завтра торговый центр открыть и в Большом театре) торговый центр.

С названием, в котором полном смысле великолепия и глубины обоих его составляющих отражена суть моего тогдашнего там бытия. Города и края с великолепием желтого и разом золотого дворца. Отсылавшего меня к географическому яркому названию — Сары-Арка. И  второй смысловой окраской его, желтизной этого в подлинном смысле не дома даже, но — дворца.

…

А после того, как разверзшееся и расколотое небо упало нам на головы наши, потрясенное происходящим распадом мое сознание стало  выдавать и совсем запредельной фантастики сюжеты.

В причуде которых я пытался запечатлеть время и хоть как-то постичь его.

В разного рода рассказах. В массе своей нигде не напечатанных. И нигде  не будущих в будующем напечатанных, в чем сожаления нет, и впоследствии.

Которых наберется у меня на добрых пять книжек, и которые ветер улыбчиво развеет, придет час над одичавшим  и опустошенным временем. Да они в своей эзотерике вряд ли и тогда могли бы кому быть интересны (кроме разве что однодневок газет, возникавших тут и там и тут же в пламени дня сгоравших),  а сегодня уж и тем более в сгустке новых чаяний и  всяких перспектив.

Но это —  лыко в строку.

Я там — был.

И у меня есть по этому поводу что сказать.

Вот несколько рассказов из книги жизни. Книги «КАЗиЯ».

***

НОВЫЙ ПОВОРОТ

ЛЕНТА НОВОСТЕЙ

Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев считает вполне реальной переброску вод сибирских рек в центрально-азиатский регион. «Я в последнее время тоже этот вопрос под­нимаю», — сообщил Н.Назарбаев на совместной с президентом Узбекистана Исламом Каримовым пресс-конференции в поне­дельник в Астане.

По его словам, переброска вод сибирских рек не окажет не­гативного влияния на природу. «Популистские тогдашние вы­сказывания (в бытность СССР), что якобы это вредно — ничего подобного!» Он отметил, что еще в советское время было под­считано, что «далее болота не уменьшатся в Оби» в результа­те переброски части сибирских рек в Центральную Азию. — Это было бы всего восемь процентов стока сибирских рек, — сказал президент Казахстана, сообщает ИНТЕРФАКС

Под заголовком «Новый поворот рек» читаю в газете сообще­ние:

«Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев считает вполне реальным проект переброски вод реки Хуанхэ в центрально-азиатский регион. «Я, — сказал он, на совместной с президентом Узбекистана Исламом Каримовым и с новым, «оранжевым» прези­дентом Киргизии, фамилию которого я забыл, конференции, — в последнее время серьезно занимаюсь этим вопросом». По словам казахстанского президента, переброска воды в регион из Китая не является сегодня неразрешимым проблемой — ни в техническом, ни финансовом, ни в каком ином плане. И не окажет сколь-нибуть заметного негативного воздействия на природу районов Китая, по которым пройдет новая могучая рукотворная река, и не приведет, как иногда об этом сообщают некоторые средства массовой ин­формации к заболачиванию и засолению обширных территорий в Сизцзян-Уйгурском автономном районе и пустыне Такла—Макан.

Я так понял это сообщение: все — или точку поставили в проекте переброски воды в регион из наших северных рек, или он, просто-напросто, таким образом, нашего президента шантажирует. Только и всего.

А то тут брякнул Лужков как-то про эту переброску. А какая теперь переброска, если все у нас ныне порознь? В самом деле? А потом, он то, к северным рекам какое отношение имеет? Что они — его собственность. Он может повернуть в регион разве что Моск­ву-реку. Так это смешно. И с его то состоянием. У него говорят в собственности только-то и всего — пасека в Подмосковье, да ста­рый музейный подержанный автомобиль тридцатых годов.

А у меня знакомый капитан первого ранга в запасе Иванов в соседях живет. В советское время он командовал подводной ракет­ной атомной лодкой на Тихом океане. Но после распада Союза та­кие лодки нам стали ни к чему, их порезали на металлолом. Люди — тоже. Но он из тяжелой житейской ситуации вывернулся и при­строился служить у Назарбаева на Арале. При разделе имущества бывшего Союза Назарбаеву, как вы помните, кроме ракетных баз в северном Казахстане достался также еще дивизион атомных под­водных лодок. Правда, с торпедным вооружением. Этот дивизион и нес у него патрульную службу в Аральском море, на казахско — узбекском морском рубеже. Тем более в ту пору у них там на нем была какая-то напряженка.

И служил он там неплохо. А что не служить? Платили там ему против нашего — ну никакого сравнения. Кроме того, как он мне рассказывал, Назарбаев обещал дать ему контр-адмирала и сделать его командующим всего Аральского военно-морского флота Казах­стана. (А у Казахстана, для справки — аж три военно-морских фло­та — на Каспии, на Арале и еще на озере Зайсан.)

Но служил на Арале он недолго. Высохло Аральское море. И осталось от него теперь только два небольших озерца да батальон казахстанской морской пехоты.

А коли так — то те тоже лодки свои порезали. На Аральском вагоноремонтном заводе, бывшем судостроительном. А одну лодку у них купила, кажется, Малайзия.

И Иванов не соло нахлебавшись, вернулся после всего этого снова в свой «фатерланд». Поначалу сел было на фермерство. Но дело не пошло. А теперь, переехав в наш райцентр, промышляет он мелким бизнесом. Продает бижутерию.

    Прочитал я ему это сообщение — он весь аж вспыхнул.

И я понял его. А как же, он с Назарбаевым на короткой ноге был. Есть у него даже ихний орден «Белого солнца пустыни». Сно­ва про контр-адмирала своего он, видишь ли, вспомнил.

    И я его понимаю. И боль его. И злость его.

Мол, раз наши наших военных в грош не ставят, черт не бей, поеду-ка я тогда снова к Назарбаю. Конечно же, обидно опытному, кровь еще с молоком, каперангу — командовал он такой субмари­ной, которая гавкнет — пол белого света разом ахнет и закачается. А у нас он тут он всего-навсего, какой-то там мелкий, затурканый коммерсант в захолустном райцентре.

Хотя с другой стороны — ага! — держи карман шире, они там у себя и своих казахов найдут на эту должность?

А потом, если пророют китайцы им свой канал, то они по нему в возрожденный Арал, уж не такие они теперь тоже альтруисты и общечеловеки, введут не только свои атомные подводные лодки, но и разного рода крейсера и линкоры. Было бы море. А уж корабли, помяните мое слово, у них враз найдутся.

А в третьих — а чего это Назарбаев раскукарекался? — канал из Хуанхе! Можно подумать что Хуанхэ — это его река. У Хуанхе есть пока, как известно, свой хозяин. Хуа Го Фен. Или кто там у них ныне в Китае главный-то?

12 сентября 2006г.