ТАК ПОЧЕМУ ПОТЕРПЕЛ КРАХ КРАСНЫЙ ПРОЕКТ?
(Часть 2)
Сначала еще раз — главный вывод ч. 1 Доклада.
Сделавшись «ПОСТхристианским», Запад в значительной мере утратил настройку на «Стрельца A*». А это рубеж: общество оказалось на пороге катастрофы.
Радикально изменить данную ситуацию возможно только через ЦЕННОСТНЫЙ СИНТЕЗ, о котором еще в конце XIX века писал выдающийся отечественный мыслитель Владимир Соловьев.
Вот суть СИНТЕЗА: «люди эпохи Просвещения» должны вновь обрести Высшее Водительство. [Или в нашей терминологии: вновь получить настройку на структуру Стрелец А*. И обязательно — ВНЕрелигиозную настройку.]
Дело в том, что в структуре Стрелец А* заложены замысел и цель развития человечества. В общем виде замысел формулируется так: обеспечить условия для бесконечного воспроизводства полноценного человечества. Отсюда — системообразующий параметр цели: экономика функционирует не ради получения прибыли, а ради создания условий для физического, интеллектуального и духовно-нравственного развития каждого человека. Как легко заметить, это одна из составных частей КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИДЕАЛА. Поэтому внерелигиозная первичная
настройка на частоту структуры Стрелец А* у населения страны начинается автоматически, если ее политическое руководство начинает на практике реализацию основных принципов этого идеала.
Ношу созидания «Общества Синтеза» (реализацию «Красного проекта») взяла на себя Россия. Созидательная работа в целом успешно началась. Но к 1991 году все окончилось крахом…
Не менее драматически складывалась ситуация, скажу так, и на «внешнем контуре».
В 1945 году Красная Армия принесла народам Восточной Европы спасение от гитлеризма, и они были ей за это искренне благодарны. Однако в 1968 году, когда в Чехословакию были введены танки Варшавского договора — в Праге на одном из домов появилась надпись большими буквами: «С Советским Союзом на вечные времена — и ни секундой больше!»
А по данным Министерства внутренних дел ФРГ, с 1949 по 1961 годы (т.е. до возведения печально знаменитой Берлинской стены) из ГДР в Западный Берлин в общей сложности бежали 2 миллиона 738 тысяч 562 человека…
Отчего же — такой итог?
Суть вот в чем: реализация исходного Замысла потребовала проведения на практике таких корректировок, которые, вообще говоря, не могли не привести к подобному итогу.
В самом деле, с одной стороны, теоретически, Общество Синтеза могут строить ТОЛЬКО люди, которые прошли «через парадигму Просвещения» — т. е. европейцы и американцы. С другой стороны, однако, все началось в России — стране, которая, очевидно, не получила к началу XX века «опыта Просвещения».
Но почему потребовалась столь радикальная корректировка?
Причина единственная: ни в одной из стран Европы или в США объективных предпосылок для этого к началу XX века уже не было. А некогда мощная революционная доминанта в европейском рабочем движении стала угасать.
Почему?
Ответ на этот вопрос был дан еще в работах Э.Бернштейна, М.Туган-Барановского, К.Каутского и некоторых других. Я и воспользуюсь их аргументацией.
Главное в ней: классический марксизм вполне адекватно, с точки зрения повседневного опыта пролетариата, описывает лишь «ДИКИЙ» капитализм — общество с предельно выраженными и крайне обостренными («черно-белыми») классовыми противоречиями. И только в этом случае у рабочих формируется четкая классовая психология. И только на такой основе их можно убедить в исторической неизбежности краха капиталистических отношений и торжестве коммунистического идеала в будущем. И — «вызвать на баррикады» — вообще говоря, под пули.
М.Туган-Барановский подчеркивал в этой связи, что политический опыт Маркса формировался «в эпоху 40-х годов — в период снижения заработной платы, хронической безработицы и огромного роста бедности и нищеты. Выражая свое убеждение в невозможности существенного и прочного улучшения положения рабочего класса в пределах капиталистического хозяйства, Маркс стоял на почве современных ему исторических фактов и высказывал взгляд, общий всем серьезным экономистам того времени. Рикардо и Мальтус смотрели на положение и будущность рабочих классов не менее мрачно». Однако условия, как они начали складываться в странах Западной Европы уже со второй половины прошлого (ХIХ-го — Ю.К.) века, — подчеркивает М.Туган-Барановский, — привели к тому, «что даже самые горячие сторонники марксизма должны были… отказаться от него…».
Кардинально иные условия к концу ХIХ — началу XX вв. сложились в России. Здесь действовали два главных фактора. Во-первых, Россия относилась ко «второму эшелону» стран — т.е. к тем странам, которые вступили на путь капиталистического развития значительно позднее ведущих стран Запада. Во-вторых, сыграла свою роль особенность русской национальной традиции, по которой человеческая жизнь ценится весьма низко; именно поэтому заметные взлеты в развитии экономики страны — часто достигались не с помощью совершенствования машин и механизмов, а за счет все большей интенсификации труда рабочих.
Так или иначе, российская действительность конца XIX-начала ХХ вв. достаточно точно описывалась в логике марксистского классового подхода.
Именно поэтому начать пришлось России.
Но именно поэтому начало работы в рамках «Красного проекта» — стало триггером нескольких «логических цепочек следствий», которые и привели к краху.
Вот несколько таких «цепочек».
«Логическая цепочка следствий» № 1.
Как только что подчеркивалось, к концу ХIХ века в России сложились исключительно благоприятные условия для распространения марксистской идеологии. Данному вопросу особое внимание уделил Г.Плеханов. Он, в частности, отмечал, что русское революционное движение («народничество») в конце 80-х гг. оказалось в состоянии глубокого идейного кризиса. Во-первых, потерпела полное поражение практика «хождения в народ» — стало понятно, что попытки идейно воздействовать на темную крестьянскую массу («бунтовать», «пропагандировать» ее) ведут лишь к жертвам среди революционеров. Во-вторых, в России начал все отчетливее заявлять о себе пролетариат, к «взаимодействию» с которым народническая идеология была абсолютна не приспособлена. И поэтому «в 80-х годах, — подчеркивает Г.Плеханов, — [революционной] интеллигенции пришлось пережить огромное теоретическое крушение, которое с политическим поражением революционной партии сделало ее настоящим инвалидом. В ней замечаются все признаки глубокой деморализации, как в разбитой наголову армии: масса сил выбыла из строя, многие бегут без оглядки, думая лишь о своем спасении, другие кладут оружие и сдаются неприятелю, а те немногие, в которых сохранилось еще мужество, продолжают еще оказывать сопротивление, не имея ни организации, ни определенного плана борьбы, и думают только о том, чтобы по крайней мере не погибнуть без славы. Таковы современные террористы».
Понятно, что на таком «фоне» марксизм, который с 1883 г. начала распространять плехановская группа «Освобождение труда», стал для российской революционной интеллигенции буквально «глотком свежего воздуха».
Впрочем, данное утверждение является не совсем точным, вернее — оно неправильно. Поскольку в России в конце концов победил не классический марксизм — а ленинизм.
Главное (в плане нашего разговора) различие между марксизмом и ленинизмом — это характер решения вопроса о захвате партией пролетариата власти в России и о «строительстве социализма». Вот, совсем коротко, суть проблемы.
Как известно, говоря о захвате власти рабочими партиями и переходе к строительству социализма, классический марксизм имел в виду только такие страны, капитализм в которых достиг предельной степени развития. Россия, разумеется, не соответствовала данному условию. И начинать непосредственную подготовку к захвату власти в России — было нельзя.
Возникла тупиковая ситуация. С одной стороны, только теория марксизма давала «инструмент» для построения общества без эксплуатации человека человеком. С другой — данная теория, строго говоря, не годилась для российских условий!
Выход предложил Ленин. Призвав относиться к марксизму «не как к догме, а как к руководству к действию» — он предложил идею «неравномерности экономического и политического развития» в качестве безусловного закона капитализма. Из него следовало, что «возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране».
Но это еще не все. Видный американский специалист по российской политической истории Р.Такер считает, что «революционная душа», которую Ленин «вдохнул в марксизм, была сугубо русской», и определяющее место в ней занимали традиции идеологов народничества — П.Ткачева и П.Лаврова.
Посмотрим, в этой связи, на позицию П.Ткачева, изложенную им в открытом письме Энгельсу (1874 г.): «мы в России совершенно не располагаем ни одним из тех революционных средств борьбы, которые имеет в своем распоряжении Запад… Мы не имеем городского пролетариата, у нас нет свободы печати, нет представительных собраний… Рабочая литература у нас немыслима; но если бы она даже и была возможна, то была бы совершенно бесполезна, так как огромное большинство нашего народа не умеет читать… Это обстоятельство не должно, однако, привести к мысли, что победа социальной революции в России более проблематична, чем на Западе. Наш народ невежествен — и это факт. Но зато он в большинстве своем… проникнут принципами общинного владения; он, если можно так выразиться, коммунист по инстинкту, по традиции… Из этого ясно, что наш народ… стоит гораздо ближе к социализму, чем народы Западной Европы… Наш народ привык к рабству и покорности — этого, правда, нельзя оспаривать. Но из этого вы не должны заключать, что он доволен своим положением. Нет, он протестует, и протестует беспрерывно… После всего изложенного вы должны будете признать, что мы, верящие в возможность и осуществимость в ближайшее время социальной революции в России, мы не пустые мечтатели. …настоящий исторический период является наиболее благоприятным для осуществления социальной революции и что на ее пути нет в настоящее время никаких затруднений; нужно только одновременно в нескольких местностях России пробудить то накопившееся чувство горечи и недовольства, которое, как я уже упоминал, всегда кипит в груди нашего народа… осуществление социальной революции в России не представляет никаких затруднений, в любой момент можно подвинуть русский народ к общему революционному протесту».
Таким образом, классический марксизм рассматривает захват власти рабочей партией в некоторой стране и начало социалистических преобразований как итог очень длительного развития этой страны в условиях капитализма. Напротив, в соответствии с позицией Ленина получается, что захват власти рабочей партией (в любой ближайший момент обострения ситуации в России, вызванной войной, голодом и т.д.) есть исходный пункт таких преобразований. А «победивший пролетариат» сначала планомерно начнет те общественные преобразования, которым на стихийной основе (и поэтому с огромными издержками) способствовал капитализм, а затем пойдет дальше — к строительству социализма. Особенно ярко эта мысль выражена в известном фрагменте из статьи Ленина «О нашей революции» (1923 г.): «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры…, то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы».
В итоге сложилась достаточно целостная логика:
1) Россия, являясь одной из стран периферийного капитализма, представляет собой клубок острейших противоречий;
2) большевики поэтому относительно легко смогут захватить власть, но удержат ее будет только при немедленной государственной поддержке пролетариата хотя бы нескольких ведущих стран Европы, партии которого придут к власти;
3) если такая поддержка не последует — переворот в России обречен, т.к. немногочисленный российский пролетариат и его партия окажутся один на один с враждебной крестьянской массой и во враждебном капиталистическом окружении. Значит: переворот в России есть не более, чем сигнал к началу длительного периода социалистических революций в большинстве капиталистических стран («хворост в костер мировой революции»).
На практике же, октябрь 1917 г. «вбросил» Россию в систему новых и абсолютно не привычных и не очевидных для большинства людей смыслов, нравственных критериев, предлагаемых образцов поведения и, соответственно, действий новой власти. Так, началось уничтожение частной собственности на орудия и средства производства; ликвидация товарно-денежных отношений, создание жесткой плановой системы хозяйства. Это сопровождалось соединением законодательной и исполнительной властей в Советах всех уровней; постепенно установилась жесткая однопартийная система.
А «старый мир», как писал Семен Франк, упорствовал. Это оценивалось «новой властью», как что-то противоестественное, ибо противоречило ее представлению об относительно легкой возможности построить новый справедливый мир, да еще «в интересах большинства населения».
Как же поступили в этих условиях большевики? А разве у них — был выбор? Вопрос стоял только так: либо остаться у власти, но для того уничтожить «внутреннего классового противника» — либо потерять все и погибнуть!
И в сентябре 1918 г. (после убийства председателя Петроградского ЧК М.Урицкого и покушения на Ленина, что было, впрочем, лишь поводом) Совет Народных Комиссаров принимает постановление о Красном терроре. Известны разъяснения, данные в этой связи председателем Всеукраинской Чрезвычайном Комиссии (ЧК) М.Лацисом — вот отрывок из его статьи (18 августа 1919 г.): «В борьбе, ведущейся не на жизнь, а на смерть, не может быть полумер… Меч революции опускается тяжко и сокрушительно… Для нас нет и не может быть старых устоев морали и «гуманности», выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации «низших классов». Наша мораль новая, наша гуманность абсолютная… Нам все разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнета и рабства всех».
Конечно, даже в разгар красного террора быть «исполнителями» могли далеко не все. Но руководству страны тогда (и в последующие годы) нередко были нужны именно те, кто мог. Поэтому — как пишет Е.Альбац, «красный террор» запустил механизм «отрицательной селекции» будущих руководителей разных уровней.
«Логическая цепочка следствий» № 2.
Параллельно, реализовывались и важнейшие программные позиции большевизма. Вот фрагмент из 2-й Программы РКПб, 1919 г.: «Октябрьская революция… осуществила диктатуру пролетариата, начавшего… созидать основы коммунистического общества». И «задача Советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов».
А вот практика. 1920 г. стал годом борьбы за «прямой продуктообмен» и расширение различных видов бесплатного потребления. Советским и общественным учреждениям было запрещено покупать что-либо на рынке: следовало обращаться в распределительные учреждения. В итоге практически все денежные операции в рамках государственного хозяйства были либо отменены, либо потеряли всякий рыночный смысл. К концу 1920 г. натуральная часть среднемесячной заработной платы по стране составляла почти 93%, а денежная плата за жилье, все коммунальные услуги, общественный транспорт, лекарства и товары ширпотреба была полностью отменена. А чтобы заставить и крестьян следовать новым правилам, т. е. «сдавать» (не продавать!) зерно, картофель, мясо и другие продукты, была введена «продразверстка».
Эти меры вызывали протест у населения; все чаще он стал перестать в масштабную вооруженную борьбу с властью. Такие выступления, как известно, жестко подавлялись армейскими подразделениями.
Да, для предотвращения национальной катастрофы на Х съезде партии весной 1921 года были принято кардинальное решение о переходе к «новой экономической политике». Продовольственная разверстка отменялась, вместо нее вводился продовольственный налог, не слишком большой размер которого был известен заранее, все оставшееся зерно крестьяне могли продавать на рынках.
Однако в период 1917-1921 гг. не мог не сложиться весьма специфический стиль отношения власти к людям — во многом основанный на насилии и принуждении. Особенно, если учесть тот факт, что у народов России не было практического опыта жизни в условиях свободы личного выбора — как у европейцев.
Теперь — «логическая цепочка следствий» № 3.
По очевидным причинам, почти сразу после октября 1917 года весьма значительная часть ресурсов страны стала направляться (в частности, по линии Коминтерна, который был создан в 1919 году) на создание «субъективного фактора» революции в промышленно развитых странах.
Однако «мировая революция» не состоялась. А к 1925 г. на Западе начался промышленный бум, который вызвал быстрый рост уровня жизни населения – революционную ситуацию в близком будущем ожидать уже не приходилось.
[В 1923 г. была предпринята, пожалуй, последняя широкомасштабная попытка разжечь «костер мировой революцию» — в Германии. Cлово А.Колпакиди и Е.Прудниковой: К 1923 г. экономика Германии вошла в тяжелейший кризис; закрывались заводы, количество безработных выросло до 5 миллионов человек, инфляция приняла невероятные размеры, начались голодные бунты. Резко выросло влияние коммунистов.
И тут в действие вступила Советская Россия, точнее Коминтерн… Кого только не было в августе – сентябре 1923 года в здании советского посольства! В Германию отправилась группа эмиссаров ЦК – Пятаков, Рудзутак, Радек, Крестинский – и военных, в числе которых были такие знаменитые «красные генералы», как Якир и Уборевич; туда послали группу специалистов по тайным операциям. Советские инструкторы располагались открыто, без всякой конспирации, в здании советского представительства в Берлине. Помещение советского посольства больше всего напоминало Смольный в октябрьские дни… В России тоже готовились. Троцкий отменил демобилизацию в РККА. Началась переброска конницы к польской границе. В Петроградский порт стягивали сухогрузы, загружая их продовольствием для германских товарищей, готовили эшелоны. По стране прошла мобилизация тех, кто свободно владел немецким языком. 4 октября 1923 года Политбюро утвердило дату начала вооруженного выступления: германская революция должна была стартовать 9 ноября. Однако при проверке готовности оказалось, что страны Антанты каким-то образом оказались в курсе секретных планов большевиков, кроме того, выяснилось, что в Германии оружия приобрели гораздо меньше, чем потратили денег: «12 готовых к выступлению дивизий», как оказалось, существовали только на бумаге…]
И вот с чем большевики остались один на один. Царская Россия, по сути, являлась аграрной и сырьевой полуколонией. К началу ХХ века доля иностранного капитала достигала почти 40% всех инвестиций в экономику. В 1913, последнем мирном году, доля России в общемировом производстве составляла 1,72%, США — 20%, Англии — 18%. Объем валового внутреннего продукта России на душу населения в 1913 г. составлял 50% от немецкого и французского, 20% — от английского и 15% — от американского показателя (данные американского экономического историка П.Грегори). На 24.472 российских заводах имелось 24.140 электрических, паровых, дизельных двигателей (со средней мощностью 60 л.с.): т.е, даже не всякий завод имел хотя бы один двигатель. У России практически отсутствовала собственная автомобильная промышленность; в годы Первой Мировой войны она выпускала в 4 раза меньше самолетов, чем Германия, Франция или Англия, при этом почти 90% русских самолетов были оснащены импортными моторами; за рубежом закупалось порядка 80% всех судов; Россия импортировала 100% алюминия, 100% никеля, 85% металлорежущих станков. В 1913 г. в США имелось 3,035 млн. абонентов телефонной сети, в Германии 797 тыс., в Англии 536,5 тыс., в России — 97 тысяч абонентов…
Но к 1925 г. даже эта промышленная база уже была почти полностью восстановлена и задействована.
Так, Россия оказалась в ловушке. Поскольку:
- в октябре 1917 г. страну перевели в качественно новый сценарий развития, лишь рассчитывая на немедленную и всестороннюю государственную помощь извне;
- помощи нет и в обозримом будущем не будет;
- имеющийся промышленный потенциал не позволит ни обеспечить «гражданский мир» внутри страны, ни сохранить территориальную целостность в случае возможной военной интервенции.
[К.Каутский еще в 1918 г. писал: «Большевистская революция базировалась на предпосылке, что она станет исходным пунктом всеобщей европейской революции… Европейская революция, по их (большевиков — Ю.К.) мнению, должна была быть лучшим оплотом русской революции… Европейская революция, проведя и укрепив у себя социализм, станет орудием устранения всех препятствий, стоящих, благодаря экономической отсталости России, на пути к проведению в ней социалистического производства. Все это было логично и достаточно обосновано, коль скоро принята предпосылка, что русская революция неизбежно вызовет европейскую. А что, если не вызовет?]
И еще «вводная», которую власть обязательно должна была учесть. Оставшись единственной в мире страной, строящей социализм, СССР объективно превратился в «осажденную крепость среди враждебного капиталистического окружения». Между тем подготовленный в начале 1924 года отчет комиссии ЦК РКП(б), обследовавшей состояние Вооруженных Сил, констатировал: «Красной Армии как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы у нас в настоящее время нет. В настоящем виде Красная Армия небоеспособна».
Тем самым, у власти (точнее, у группы Сталина) объективно имелся единственный выход: индустриализация в сверхбыстром режиме и начиная с создания средств производства для тяжелой промышленности и для армии.
Таким образом, вывод страны из ловушки объективно предполагал мобилизационный сценарий развития, во всем его неизбежном драматизме и трагизме.
Ведь что такое — жить в стране, живущей мобилизационным сценарием? Об этом так написала Ольга Грейг: Сталин не пожалел ни себя, ни многомиллионные массы советских людей, обрекая их на бесправие, бросив их на принудительный, рабский труд в лагерях, в колхозах и на гигантских производствах; все – для создания сверхмогучей экономической и военной базы для последнего, решающего сражения с миром капитализма…
Сделанный группой Сталина выбор быстро (и неотвратимо) привел к появлению «звена в цепочке следствий № 4».
Не будем забывать: после победы октября 1917 года «большевики-интернационалисты» всеми доступными средствами пытавшиеся инициировать революцию в ведущих странах Европы — естественно, занимали ведущие позиции и в политическом руководстве страны и в Коминтерне.
Теперь же, после радикальной «смены курса» лидирующую роль должна была постепенно приобрести группа Сталина — группа государственников, для которых СССР являлся самоценностью (а не «хворостом в костер»).
Прежде всего, нужно было срочно (и радикально) изменить характер взаимоотношений ВКП(б) как всего лишь одной из секций Коминтерна — с самим Коминтерном. Ведь он был, напомню, «заточен» единственно на непосредственную подготовку «мировой революции».
И вот то принципиально важное в альтернативой логике, которую в 1925 году предложил Сталин: 1) СССР кардинально сокращает средства и ресурсы, направляемые на прямую помощь коммунистическим партиям Европы; 2) лишь новая война (европейская или мировая) столь обострит повседневные экономические проблемы в соседних странах, что в них гарантированно возникнет «революционная ситуация»; 3) и тогда СССР окажет пролетарским партиям этих стран в деле захвата власти — прямую военную помощь.
[А новая масштабная война, действительно, «вставала в повестку дня» — начинал давать сбои «Версальско-Вашингтонский миропорядок», закрепивший итоги Первой Мировой войны. Ведь почти вся тяжесть послевоенного переустройства победителями была переложена на побежденные страны (например, Германию), и в них, естественно, росли «реваншистские» настроения. Оказался нарушенным и общий баланс сил в Европе и на Дальнем Востоке. ]
В этих условиях Троцкий и его единомышленники («большевики-земшарники») не могли не перейти в активную оппозицию.
Это большая и непростая тема. Приведу лишь отрывок из письма Троцкого «Советским рабочим» (25 апреля 1940 г.): «Старая большевистская партия и Третий Интернационал разложились и сгнили. Честные передовые революционеры организовали за границей Четвертый Интернационал». Его цель — «распространить Октябрьскую революцию на весь мир и в то же время возродить СССР… Достигнуть этого можно только путем восстания рабочих, крестьян, красноармейцев и краснофлотцев против новой касты угнетателей и паразитов… Нынешняя война (Вторая Мировая — Ю.К.) будет… все больше порождать горя, отчаяния, протеста и приведет весь мир к новым революционным взрывам. Мировая революция снова пробудит мужество и твердость рабочих масс СССР и подкопает бюрократические твердыни сталинской касты… Долой Каина Сталина и его камарилью!»
Вырисовывается такая схема взглядов оппозиции, как она сложилась к концу 30-х годов: 1) Оставшись без поддержки извне, СССР даже просто как территориальная целостность неизбежно погибнет. 2) Пока не поздно, все нужно начинать с начала. 3) Первый шаг: государственный переворот «на фоне» искусственно вызванного военного поражения СССР, в котором будет легко обвинить политическое руководство и лично Сталина. 4) Чтобы обеспечить поддержку со стороны Германии (без этого наивно рассчитывать на успех), нужны будут серьезные территориальные уступки.
[Вот что пишет по этому поводу Борис Бажанов (с 1923 по 1928 гг. личный секретарь Сталина, бежал из СССР в январе 1928 году). В ходе ноябрьского, 1927 г. пленума ЦК партии, на котором Сталин предложил исключить Троцкого из партии, Троцкий взял слово и сказал, обращаясь к группе Сталина: Вы — группа бездарных бюрократов. Если станет вопрос о судьбе советской страны, если произойдет война, и враг будет в 100 километрах от Москвы мы свергнем бездарное правительство; мы, кроме того, расстреляем эту тупую банду ничтожных бюрократов, предавших революцию. Да, мы это сделаем. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но вы не смеете. А мы посмеем, так как это будет совершенно необходимым условием победы.]
Кульминационной точки борьба оппозиции (в частности, военной оппозиции) против группы Сталина достигла буквально накануне Великой Отечественной войны и в первые ее дни, когда, по оценкам экспертов, была, по сути, предпринята попытка государственного переворота.
Только один факт: 22 июня 1941 г. перед частями Группы армий «Центр» в двух местах был открыт фронт — в районе г. Бреста и г. Каунаса. Т.е., вообще говоря, переворот начался.
В Бресте — задолго до лета 1941 г. 6-я и 42-я стрелковые дивизии 4-й армии Западного особого военного округа почему-то почти в полном составе были размещены (=заперты, как в мышеловке) в периметре крепости, а 22-ю танковую дивизию расположили всего в 3 км. от госграницы, т.е. чуть ли не на дальности очереди немецкого крупнокалиберного пулемета.
И в 4 часа утра 22 июня солдаты и офицеры этих двух стрелковых дивизий, как подчеркивает в своих мемуарах генерал Л.Сандалов, начальник штаба 4-й армии, стали «героическими защитниками Брестской крепости» просто потому, что не смогли выйти из нее и начать действовать — каждая на своей полосе обороны. А танкисты 22-й дивизии — не все даже успели просто добежать до своих машин… В результате: возникла «прореха» в линии обороны минимум в 40 километров — в нее и устремилась 2-я танковая группа генерал-полковника Г.Гудериана.
Каунасское направление (в самом уязвимое месте — на стыке Северо-Западного и Западного фронтов) со стороны зоны ответственности Северо-Западного фронта почему-то прикрывал 29-й Литовский (т.е. национальный) стрелковый территориальный корпус.
Чтобы было понятно, ЧТО это реально означало с точки зрения устойчивости войск, приведу отрывок из ныне рассекреченного письма уполномоченного ВКП(б) и СНК по Литовской ССР Н. Позднякова главе наркомата иностранных дел В. Молотову от 27 октября 1940 г. (на это письмо ссылается доктор исторических наук Юлия Кантор): «В течение нескольких часов на Бюро ЦК КП(б) Литвы обсуждалось положение в литовском корпусе…; мы пришли к выводу, что политическое состояние корпуса продолжает оставаться неблагополучным, т.к. политические настроения его бойцов продолжают в основном оставаться независимыми от нашего руководства, самостийными. Главнейшие причины тому три. Первая — корпус засорен ущемленным элементом (задетым отрезкой земли и проведенной национализацией). Вторая — созданный в корпусе политический аппарат из кадровых советских политработников еще не нашел каналов влияния на состав бойцов и что этому сильно мешает отсутствие у него контактирующей прослойки из литовцев (просто не могут сговориться). Третья — в корпусе не проведено классовое расслоение, т. е. враждебный элемент еще не вышиблен из седла, который противосоветскую работу ведет путем сплачивания бойцов на национальной почве (против русификации)… Особый вопрос о приведении бойцов литовского корпуса к красноармейской присяге. После известного отпора командование РККА решило отложить приведение к присяге до 23 февраля 1941 г. Я лично не уверен в том, что в феврале мы не будем иметь эксцессов. Дело в том, что в литовском крестьянстве католическая религия засела довольно крепко. Раньше литовские солдаты присягали богу, а теперь им предлагают присягу без упоминания о боге. Для бывшего литовского солдата это звучит непривычно и неприемлемо… На настроениях и поведении офицерства не останавливаюсь, т.к. они ясны и без специальных пояснений. Нужно лишь отметить, что оно ведет себя исключительно лояльно (что и подозрительно), и что несмотря на это оно не может быть не причастным к враждебной агитации в корпусе. Но с поличным еще никто не пойман».
Стоит ли удивляться, в свете только что сказанного — что в двух дивизиях корпуса чуть ли уже не 22 июня вечером началось массовое дезертирство и переход на сторону противника военнослужащих-литовцев. Ну и разумеется: убийства русских командиров и политработников, преднамеренный вывод из строя техники, стрельба «в спину» русским военнослужащим из других частей Красной Армии.
Здесь тоже возникла огромная прореха в нашей обороне. В нее на Вильнюс двинулась 3-я танковая группа генерал-полковника Г.Гота.
Танки Гудериана и Гота 28 июня (через неделю!) соединились восточнее Минска: основные силы Западного фронта, прикрывавшего главное направление (на Москву) — практически перестали существовать, потеряв более 400 тысяч человек личного состава из 672 000. А 16 июля германские войска были в Смоленске.
Итог: меньше, чем через месяц после начала войны Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты потеряли почти 12 тыс. танков, 4 тыс. самолетов, 19 тыс. орудий, а миллионы гражданского населения и значительная часть военных заводов остались на оккупированной территории…
Ясно, что облик социализма в СССР не мог не сложиться и как следствие (прямое или косвенное) экономических, демографических, социальных и политических потерь, понесенных Советским Союзом в ходе Войны. А также, потерь нравственных: говорят же, что на войне раньше всех погибают лучшие. Уточню: те, кто достиг третьего уровня нравственности. И общая цена нашей победы в решающей степени определялись именно катастрофой 22 июня 1941 г.
И «логическая цепочка следствий» № 5.
В СССР постепенно сформировалась (и не могла не сформироваться!) совершенно особая система власти.
По мысли Ленина, одним из важнейших условий успешности будущей социалистической революции являлось формирование «субъективного фактора»: идеологическое воспитание пролетарских масс России. Но здесь, по Ленину, имеется тонкость: «классовое, политическое сознание может быть принесено рабочему только извне… экономической борьбы».
Это означает: формирование КЛАССОВОЙ позиции у рабочих не происходит «автоматически», просто в ходе их повседневной борьбы за свои экономические права. В ходе такой борьбы возникает лишь так называемое «тредьюнионистское сознание» — весьма узкое сознание людей, вступающих в отношения «купли-продажи» (с владельцем, например, фабрики). Здесь речь идет только о более выгодных условиях продажи своей рабочей силы, не более! О смене политического режима — вопрос даже и не возникает: данная тема вообще остается за пределами тредьюнионистского сознания.
Схема при этом такова: «Воспитывая рабочую партию, марксизм воспитывает авангард пролетариата, способный… быть учителем, руководителем, вождем всех трудящихся». Иными словами, РСДРП(б), уже просто в силу поставленной перед ней задачи — должна была выполнять функции лидера.
Впрочем, на практике все получилось иначе. Партия, писал Ленин, «должна состоять, главным образом, из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью; в самодержавной стране, чем больше мы сузим состав членов такой организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально занимаются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «выловить» такую организацию, а конспиративность необходима для такой организации в максимальной степени».
Значит, функции лидера, на практике, оказывались возложенными уже не на всю партию — а ТОЛЬКО на ее руководящее ядро (что логично: именно оно владеет всей полнотой секретной информации о положении дел, о планах, контролирует партийные деньги партийную печать, решает все кадровые вопросы). И позже политическая система, сложившаяся в СССР, неизбежно оказалась «закрученной» вокруг высших звеньев партийного аппарата КПСС — что не могло не предопределить и характер в целом «политической атмосферы» в стране.
Далее. Понятно, что РСДРП(б), при подготовке к захвату власти, нельзя было рассчитывать на поддержку широких масс населения крестьянской России. Значит, она должна была стать «партией нового типа»: не массовой парламентской (как, к примеру, европейские социал-демократические партии), а боевой жестко иерархичной организацией «авангардного» типа («партией лучших»), способной в ближайшей перспективе «взломать» ситуацию в России.
Естественно, что в таких условиях вскоре после октября 1917 г. партаппарат не мог не превратиться в системообразующую структуру, а позже — практически оказался в России у власти…
«Сработал» и еще один фактор — о нем написал Юрий Мухин. Накануне октября 1917 г. в партии большевиков насчитывалось порядка 350 тыс. членов. Это много. Но такого количества, тем не менее, было совершенно недостаточно для укомплектования аппарата управления огромной страной (даже если на секунду допустить, что все эти 350 тысяч имели необходимое образование и опыт для подобной работы — чего, разумеется не было). Неудивительно, что основная масса управленцев «досталась» большевикам от Российской империи. В результате, получилось, что правительство (Совнарком) издает постановления по «строительству социализма», а сотни тысяч чиновников, которые должны были бы реализовывать эти постановления — их, по разным причинам, саботируют. Возникла, таким образом, жизненно важная необходимость контролировать государственный аппарат России. Но как, технически, контролировать? Сначала попробовали осуществить контроль при помощи «комиссаров», т.е. силами людей, которым правительство доверяло. Но и их было мало, к тому же, не имели они часто опоры в тех структурах, контроль за которыми должны были осуществлять. Кроме того, и самим комиссарам нужна была помощь. Выход нашли: создать во всех «управляемых структурах» партийные комитеты, которые, в свою очередь, управлялись бы из Центра. Таким образом, вся страна вскоре оказалась под жестким контролем партийных организаций разных уровней.
Плохо это или хорошо для страны?
В период «мобилизации» (в предвоенные годы, в время Великой Отечественной Войны, несколько лет после Победы) такая ситуация позволила добиться предельной концентрации сил и ресурсов — что было жизненно необходимо. Однако позже, в «более спокойные» годы в СССР сложился феномен, названный «властью номенклатуры»: когда высшие партийные аппаратчики (имеющие немалые привилегии и льготы) оказались наделенными контрольными полномочиями, по сути, ни за что реально не отвечая. И риторическим является вопрос: люди преимущественно какого типа в подобных условиях стали сделать партийную карьеру…
И еще одно. После октября 1917 года нередко имело место буквальное, прямолинейное толкование одного из главных положений классической марксистской теории о том, что «двигателем» и гарантом революционных преобразований в обществе является рабочий класс. Это приводило на практике к катастрофическим результатам. Ведь подавляющее большинство представителей рабочего класса России накануне октября обладали лишь вторым уровнем нравственности, «стержнем» которого, напомню, является удовлетворение интересов только своей семьи и своих ближайших родственников. Могла ли на подобной основе возникнуть самоотверженность, готовность жертвовать ради страны, ради идеалов?! Кроме того, и образованности большинству представителей рабочего класса не хватало.
[Как отмечает В.Бешанов, к пример, даже на начало 1941 г. из 579.581 человек списочной численности командно-начальствующего состава армии и флота: высшее военное образование имели 7,1%; среднее военное — 55,9%; ускоренное военное образование — 24,6%, а 12,4% (71.868 человек) не имели вообще никакого военного образования…]
Верно, советская власть широко привлекала к сотрудничеству лучших представителей царской интеллигенции (ученых, организаторов производства, военных специалистов и т.д.). Но они все равно оставались «классово чуждыми», не заслуживающими полного доверия!
А пролетарий (или крестьянин-бедняк), хотя и читает по слогам, зато «классово близкий»! Сколько драматических (и трагических) ситуаций возникало в этой связи…
Таким образом, есть все основания сказать, что выполнив первую фазу своей общечеловеческой Миссии (= получив в ходе реализации «Красного проекта» опыт созидания Общества Синтеза, которым в будущем сможет воспользоваться человечество) — объективно, Россия СОВЕРШИЛА ПОДВИГ. Поскольку включилась в дело (строительство коммунистического общества), которое в принципе не могло закончиться успехом…
******************
Сегодня вопрос стоит о переходе России ко второй фазе своей Миссии. Поскольку, как я подчеркивал в части № 1 Доклада, работа над осуществлением проекта Континентального Союза, «мотором» которого призвана стать Россия — возможна только в рамках логики Общества Синтеза.
Основные шаги на этом сложнейшем пути содержатся в разделе третьем Программы КПРФ — «Три этапа развития страны».