Г.Н. Змиевской,

член Президиума ЦС РУСО,

к.ф-м.н.

Г.Н. Змиевской: Уроки Карибского кризиса

В свете военных действий на Украине, превратившихся к настоящему времени в откровенную мясорубку, всё чаще возникают заявления от разных СМИ о возможном применении ядерного оружия. Это связано в первую очередь с тем, что называть происходящее специальной военной операцией ⸻ значит или откровенно врать, или совершенно не понимать, что же действительно делается на территории Украины ⸻ неотъемлемой части Советского Союза, населённой народом, который в течение многих веков настолько слился с обитателями всей огромной России, что невозможно отказаться от того факта, что Украина и Россия ⸻ этот один народ. Война на Украине — это война всего Запада против России, имеющая целью уничтожение России, уничтожения всего единого народа России и Украины. Неограниченные поставки оружия киевскому режиму, всё откровеннее обозначающему себя как режим фашистский, но не просто фашистский, а русофобский на грани полной шизофрении, направлены на истощение возможностей экономики России, на достижение полной неспособности обеспечивать действующую армию всем необходимым. Но это только первый этап омерзительного плана. Ещё до начала военных действий в феврале 2022 г. возникали выбросы крайне русофобского характера, например, от экс-президента Польши Леха Валенсы:

«В настоящее время у мирового сообщества есть шанс на долгие годы подавить имперские устремления России. И Германии этим необходимо воспользоваться. В противном случае будущие поколения этого не простят… В самой России… лучше всего было бы пробудить национальные устремления у народов, которые Россия покорила за последние несколько сотен лет… Когда эти народы восстанут и потребуют независимости, Россия будет навсегда поставлена на колени… Для обеспечения безопасности в мире необходимо уменьшить население России до 50 млн. человек. Для этого необходимо форсировать смену политической системы и организовать восстание народов России».

Можно, конечно, отнестись к заявлениям Валенсы как бреду сумасшедшего, тем более, что он сегодня не представляет реальной политической власти. Этому дебилу полезно напомнить, чем для Польши оборачивалась «дружба» с Германией: немецким генерал-губернаторством, а самостоятельностью своего государства Польша целиком и полностью обязана СССР. Но ведь он по сути ничего не высказывает отличного от того, что мы могли слышать и раньше от куда более тяжеловесных представителей Запада вроде Рейгана, Буша или Маргарет Тэтчер. А в европарламенте звучат те же речи от официальных лиц типа представительницы Польши, бывшей министрисы иностранных дел Анны Фонтыга:

«Международное сообщество не может занимать удобную позицию в стороне, ожидая развития событий, а должно предпринять смелую инициативу, которая поддерживает рефедерализацию Российского государства, принимая во внимание историю российского империализма и уважение прав и желаний его народов».

Это заявление сделано уже совсем недавно, в разгар войны на Украине. Здесь «рефедерализация» подразумевает раздробление России на множество мелких «независимых» государств, которые Западу будет весьма просто держать под своим контролем, подобно странам Восточной Европы ⸻ бывшим странам «народной демократии» ⸻ и странам Прибалтики, всё население которых можно уместить в одном московском районе вроде Бутово.

Евродамочка вроде бы сама не замечает, что её шизофренические речи уже «переплюнули» и Валенсу:

«Нет таких вещей, как российский газ, нефть, алюминий, уголь, уран, алмазы, зерно, леса, золото и так далее. Все такие ресурсы — татарские, башкирские, сибирские, карельские, ойратские, черкесские, бурятские, саха, уральские, кубанские, ногайские и т.д. Мы должны обсудить перспективы создания свободных и независимых государств на построссийском пространстве. Распад России принесёт неоспоримые преимущества в сфере безопасности, в том числе энергетической, и в экономике Европы и Центральной Азии».

Само собой, эта бредятина исходит не только и не столько от польской шпаны. Это озвучивается план «вашингтонского обкома», подготавливающий либерал-обывателя к тому, чтó надо будет делать с Россией. Очевидно, что следом с подобными мерзостями будут выступать не только бывшие, но и ныне действующие политики прибалтийских лимитрофов, а к ним присоединятся и более «весомые» шлепуны губами прочих евросоюзничков вроде Чехии, Венгрии, Румынии, Дании, Финляндии, Швеции и т.д. Только после всех этих болтунов можно будет услышать голоса политиканов крупнейших стран Европы: Германии, Франции, Великобритании, Италии. А под этот трёп страны НАТО форсируют включение своей оборонной промышленности на полную мощность. Перечисление фирм-производителей вооружений займёт слишком много времени и места. Можно привести только одну характерную цифру: обычный оборонный бюджет Бундесвера составляет порядка 51 млрд. евро. А в этом году немецким воякам выделено дополнительно ещё 100 млрд. евро из некоего «специального фонда Бундесвера». Так что Германия уже в 2023 г. намерена потратить на войну втрое больше денег, чем в 2022 г. При всём том министр обороны Германии Борис Писториус на встрече с представителями промышленности заявил, что «Бундесверу катастрофически не хватает денег на закупку вооружений».

Чем это отличается от выступлений Гитлера накануне Второй Мировой?

Я уже подчёркивал на круглом столе, посвящённом годовщине печальной даты 22 июня, что Гитлера привёл к власти в основном американский капитал. Сегодня разворачиваются до безобразия похожие события: в порты Польши, Греции, Германии, Голландии нескончаемым потоком прибывают транспорты, под завязку загруженные американской военной техникой. На границе с Украиной, Белоруссией и Калининградской областью сосредотачиваются польские дивизии численностью военного времени. Нельзя не вспомнить изречение Черчилля по поводу Польши, назвавшего поляков «шакалами Европы», но в данном случае к вторжению на наши территории (не могу отвлечься от того, что и Украина, и Белоруссия, и Прибалтика ⸻ это НАШИ территории!) готовятся не только польские вояки, но и вооружённые силы всех стран Восточной Европы, находящиеся вблизи от границ России.

Канцлер Германии Шольц, выступая на Всемирном экономическом форуме жулья в Давосе, заявил: «Чтобы война закончилась, Россия должна проиграть. Вот почему постоянно поставляем Украине большое количество вооружений при тесных консультациях с нашими партнёрами».

Полноте, Шольц ли это? Что-то очень уж похоже на знакомую чёлочку с усиками. Очевидно, что западная правящая «элита» (гораздо более подходит не «элита», а «клика») намерена в очередной раз попытаться решить вопрос о существовании России в каком бы то ни было виде, вплоть до массированного военного вторжения.

Здесь уместно вспомнить о военной доктрине РФ. Поскольку западная клика уже озвучила свою стратегическую цель ⸻ окончательную ликвидацию Российской Федерации как единого государства, ⸻ один из пунктов, прописанный в нашей военной доктрине, допускает применение ядерного оружия именно в таком случае.

Немедленно возникает вопрос: что, политиканы забыли, что в ядерной войне не может быть победителей? Ведь добрых полвека лучшие умы на строго научной основе доказывали именно это. Но сегодня очень даже похоже, что все убедительные доказательства выбрасываются, если ещё не выброшены, в помойное ведро. Так, советник президента Украины Михаил Подоляк изобразил сценарий предстоящих событий в связи с подготовкой массированного наступления войск ВСУ: «Война в скором времени перейдёт на территорию России. Без сомнения, под ударами окажутся все крупные города России. Будут наноситься различные удары по разным целям. Почему, кем и зачем ⸻ это уже другой вопрос, и мы не можем его сегодня обсуждать…экскалация войны на внутреннем рынке России неизбежна».

Столь разухабистое заявление, безусловно, основано на том, что западных вооружений для любого масштаба наступления хватит. Но пока что украинская хунта не обладает такими вооружениями, которые позволят нанести те самые удары по крупным городам России, иначе она бы уже сделала это. Правда, взорвавшаяся над Кремлевским Дворцом хлопушка явно намекает, что на беспилотнике бóльшей грузоподъёмности до Кремля долетит куда более внушительная бомба, вплоть до ядерной. Но для массированных «ударов по разным целям» в войну должна вступить некая «третья сторона». Причём Польша, недвусмысленно обозначившая свои аппетиты, намерена выступить не как член НАТО, а как «отдельное государство». Для этого ей достаточно самостоятельно, без открытого согласования с НАТО, ввести свои войска на территорию Украины (может быть, и на территорию Калининградской области). Но при всём кретинизме польских политиканов такой ввод войск будет формально противоречить Уставу НАТО, статья которого предписывает в случае нападения на какую-то из стран НАТО всем остальным членам организации встать на её защиту. Вторжение на территорию Украины выставляет Польшу агрессором, и «гранды» НАТО в этом случае имеют все основания «умыть руки». Но на территории самой Польши имеется ряд баз НАТО, откуда можно ударить по европейской территории РФ любыми средствами. Если с территории Польши последует удар по тем самым крупным городам России, о которых шлёпает губами советник Зеленского, то у команды Путина возникнет весьма неприятная альтернатива: то ли ударить по территории Польши и активировать устав НАТО, то ли разбираться только с теми польскими частями, которые окажутся за границами Польши. И то, и другое ⸻ плохо. Но даже если руководство РФ решится накрыть Польшу ядерными ударами, то это будет удар по Европе, а не по США. Вроде бы США ни при чём ⸻ это поляки решили вернуть «исконные территории». А между тем американцы в спешном порядке размещают в Европе свои ракеты средней дальности, выйдя из договора о ракетах средней и малой дальности. Одновременно в Великобританию перебрасываются стратегические бомбардировщики. Кроме того, имеет место массовая переброска промышленных предприятий с территории Европы на территорию США якобы ввиду «экономической целесообразности».

Итак, можно сформулировать «ключевые моменты» сегодняшнего дня.

1. В одиночку Российская Федерация обычную войну с объединёнными странами НАТО выиграть не может.
2. Озвученные через «шакальих» политиков цели западной правящей клики фактически означают объявление войны России.
3. Заявление о «рефедерализации» России как «освобождении» от «имперских устремлений» означает уничтожение России как государства и этнического сообщества. С руководством России никто не собирается что-то обсуждать и о чём-то договариваться. Западные «хозяева» определили Путину и К^о ту же участь, что когда-то Слободану Милошевичу, Саддаму Хусейну и Муамару Каддафи.
4. Для России победа в данном противостоянии возможна только в случае отстранения от власти в Кремле сегодняшней прозападной либеральной «элиты» (без кавычек к этой публике слово «элита» не подходит). Все остальные варианты будут лишь очередными «минскими соглашениями», целью которых будет лишь возможность для врага получить передышку для удара в спину.

Другими словами, для России эта война не может закончиться ни в Киеве, ни даже в Берлине, Париже или Лондоне. Она может закончиться только в Вашингтоне. А для этого необходимо вспомнить, что происходило вокруг «Карибского кризиса» в 1962 году, когда мир, как никогда более в течение всей второй половины ХХ века (после окончания Второй Мировой) был близок к термоядерной катастрофе.

Чтобы уяснить причины и следствия Карибского кризиса, нельзя не вернуться к величайшему событию второй половины ХХ века ⸻ кубинской революции 1959 года.

Куба в течение всего ХХ века была фактической колонией США, хотя с 1901 года имела статус независимого государства. Диктаторские режимы сменяли друг друга, а американские концессии оставались в силе, причем в любой момент морская пехота США могла высадиться на острове «для наведения порядка». Словно пистолет, постоянно нацеленный в сердце Кубы, торчала американская военная база Гуантанамо. С 1933 года во власти угнездился очередной будущий диктатор ⸻ Фулхенсио Батиста. К этому времени довольно отчетливо проявилась оппозиционная роль студенчества Кубы, ведь с одной стороны, университетское образование было первой ступенькой карьеры, с другой ⸻ произвол диктаторских режимов неминуемо порождал бунтарские настроения именно у образованной молодёжи. Несмотря на разнобой студенческих настроений, большинство фракций студенческого движения требовало конца зависимости Кубы от США и реализации ряда социальных реформ, прежде всего аграрной реформы: производство сахара, дававшее основной экспортный доход, было полностью подчинено американским монополиям. Правда, кубинским плантаторам разрешалось часть урожая продавать на мировом рынке, но цены и здесь диктовались «благодетелями» с севера. Внутренний рынок Кубы также полностью контролировался «дядюшкой Сэмом»: так называемое «взаимное торговое соглашение» позволяло взамен сахарной квоты экспортировать на Кубу любые товары, причем запрещало более дешёвый импорт из других стран. Таким образом, экономика Кубы была полностью замкнута в сфере интересов США. Ещё легендарный Хосе Марти, кумир Фиделя Кастро, предупреждал о том, что влияние США ⸻ это величайшая опасность, стоящая перед всем американским континентом до самого Рио-Гранде, как южной точки.

Студенческие годы Фиделя выдвинули его как одного из самых заметных лидеров студенческих движений, причем его выдающиеся ораторские способности ещё тогда стали своеобразной «визитной карточкой». При этом Кастро стал одним из самых посвящённых последователей Марти: он никогда не упускал возможности в публичных выступлениях соединить своё имя с революционными традициями, воплощёнными в трудах своего «апостола». Не будем забывать, что Кастро, как и Ленин, был по образованию юристом, и он особенно отчётливо видел все грубые нарушения конституции (пусть даже написанной под американскую диктовку) со стороны диктаторских режимов. В течение всего 1952 года Фидель бомбардировал суды исками по поводу нарушения Батистой конституции страны. Надо ли говорить, что все эти обращения были безрезультатны. Фидель начал готовиться к попытке силой свергнуть ненавистную диктатуру. Отметим, что студенческая политика в Гаванском университете была проникнута соперничеством между двумя группировками: «Движение за социалистическую революцию» (ДСР) и «Союз революционеров-мятежников» (СРМ). Обе организации занимали важные позиции и вне университета, причем собственно студенческий городок по конституции был запретной зоной и для полиции, и для армии. Таким образом, в его пределах существовала возможность хранения оружия, и иногда случались перестрелки как в самом университете, так и в скверах прилегающей территории. Для Кастро было трудно не попасть в какую-либо студенческую фракцию, и он одно время сотрудничал с СРМ. По всей видимости, его привлекала бунтарская романтика и возможность силовых акций. Но вскоре он прославился именно как талантливый организатор и оратор, а не сторонник насилия. Уже на втором курсе он стал глубоко проникать в национальные проблемы, хотя поначалу чёткой политической основы у него не было. Его поглотила проблема достижения власти для воплощения идеалов национального возрождения. Ранние речи Фиделя были направлены против лживых руководителей и продажного правительства. В одной из первых речей, нашедших отражение в прессе, он восклицал, обращаясь к студенческим представителям: «Давайте не поддаваться пессимизму и разочарованию, распространяемым последние несколько лет лживыми руководителями, этими торговцами кровью мучеников!»

Понятно, что восхождение Кастро как видного студенческого активиста было полно смертельного риска. Обнаружились его принципиальные разногласия с руководством ДСР, на словах ратующим за социализм, а на деле сотрудничающим с диктаторскими властями. Он получил недвусмысленное предупреждение от шефа полиции Гаваны (члена ДСР) с требованием держаться подальше от студенческого городка. «Это был момент важного выбора» ⸻ вспоминал позже Кастро.⸻ В одиночестве на берегу моря я проанализировал ситуацию. Возвращение в университет означало личную опасность, физический риск … Но не возвратиться ⸻ значило бы поддаться угрозам, признать поражение и отказаться от своих идеалов и стремлений… Я решил вернуться… с оружием в руках».

Позже он говорил, что годы, проведённые в университете, были опасней, чем партизанская война в Сьерра-Маэстре.

Кастро весной 1947 года нашел возможность применить свою силу в новой политической организации вне университета. Это была партия «Партидо дель Пуэбло Кубано», именуемая в просторечии Ортодоксос. Лидером партии тогда был Эдди Чибас, бывший студенческий лидер революции 1933-34 годов, свергнувшей режим диктатора Мачадо. Он, как и Кастро, был выдающимся оратором, и имел уже большой опыт политической деятельности. Его голос часто звучал по радио, его патриотизм и популистский радикализм сильно повлияли на молодого Кастро. Но уже тогда обозначилось значительное отличие во взглядах Кастро и Чибаса. По мере усиления «холодной войны» в конце сороковых годов Чибас становился всё более ярым антикоммунистом, рассматривая опасность «тоталитарного коммунистического империализма, самого деспотичного, жестокого и агрессивного режима в истории». По Чибасу получалось, что опасность со стороны империализма США ⸻ чепуха по сравнению с опасностью, исходящей из Москвы.

Ещё далёкий от принадлежности к коммунистическим идеалам, Кастро не потворствовал риторике Чибаса, явно позаимствованной у Черчилля и К^о, а также избегал чрезмерной критики Социалистической партии, позже переименованной в Коммунистическую партию Кубы. Трудно предполагать, что уже тогда Кастро был близок к марксизму-ленинизму, он больше был заинтересован в объединении всех сил, находящихся в оппозиции к правительству. Скорее его можно было отнести к радикал-националистам с твёрдой верой в социальную справедливость. Но в той обстановке и это дорогого стоило. В пределах партии Ортодоксос Кастро стал главным сторонником более радикальной стратегии политических перемен. Собрав вместе молодых членов партии, Кастро организовал новую фракцию, названную «Аксьон Радикал Ортодоксо». Эта группа решительно не соглашалась с традиционной тактикой Чибаса, провозглашавшей парламентский путь к власти через выборы, и призывала к революционному свержению власти по примеру исторических мятежей. События 1947-48 годов поддержали склонность Кастро к внепарламентским действиям. Так, летом 1947 г. он принял участие в вооружённом походе, имевшем целью свержение диктатуры Трухильо в ближайшей Доминиканской республике. Всё уже было готово, но в последний момент экспедиция была приостановлена, по всей видимости, под давлением правительства Трумэна, и пришлось вернуться восвояси. Но Кастро и его последователи по возвращении организовали блестящий пропагандистский трюк: привезли в Гавану знаменитый колокол Демахагуа, который в 1868 году возвещал о начале первой войны за независимость. «Взоры всей нации, — с пылающими глазами говорил Фидель, — будут прикованы к священному колоколу, когда мы его доставим в столицу. В Гаване будет созван многотысячный митинг. Десятки тысяч людей будут слушать антиправительственные выступления ораторов, а колокол тем временем будет звонить, как восемьдесят лет тому назад, призывая к борьбе за свободу».

Вести о прибытии колокола взбудоражили гаванцев. 15 ноября 1947 года к перрону Гаванского вокзала, куда должен был прибыть исторический колокол, собрались тысячи студентов, рабочих и служащих. Фидель и его товарищи торжественно перенесли реликвию в специально подобранный автомобиль с открытым верхом, и вся процессия медленно тронулась по улицам Гаваны. Вместо первоначально запланированных 29 минут шествие длилось два с половиной часа и превратилось в острую антиправительственную демонстрацию. Затем колокол был доставлен на территорию университета, помещён в кабинет ректора и оставлен под охраной университетской полиции, которая считалась автономной от властей, беспристрастной, а потому и вполне надёжной.

Пресса тех дней писала, что Фидель был «лидером самого левого крыла оппозиции, тех, кто хотел требовать «отставки Грау под удары колокола».

Когда утром 6 ноября, в день намеченного митинга, студенты пришли за колоколом, то оказалось, что бесценный исторический символ исчез. Он был просто-напросто украден преступниками, связанными с гангстерами и политиканами, стоявшими во главе федераций университетских студентов. Фидель Кастро попробовал возбудить уголовное дело против похитителей, сделал резкое разоблачительное заявление представителям печати. Митинг состоялся, но, увы, без колокола Демахагуа. Выступивший на нем Фидель Кастро со всем юношеским пылом обрушился на правительство Грау Сан-Мартина: «Грау стал чужим народу Кубы, — говорил оратор, — потому что обманул его так же, как обманул университетских студентов и всех тех, кто поверил его предвыборным обещаниям. Он обещал земельную реформу крестьянам, школы детям, улучшение социального законодательства рабочим и достойный уровень жалованья учителям. Ни одно из этих обещаний не выполнено… Революцию, о которой он говорил, будучи кандидатом на пост президента, предали. Национализму нанесён серьёзный удар. Богатства страны находятся в чужих руках. Таков национализм Грау».

Для Фиделя Кастро все эти события послужили ещё одним серьёзным уроком политической борьбы. Судя по всему, он впервые пришёл к идее обращения к широким народным массам в качестве наиболее эффективного средства для изменения положения в стране. Впоследствии этот лейтмотив — прямая апелляция к народу — станет преобладающим. Способность Кастро как во время этого митинга, так и во время последующих демонстраций поднимать толпу своими страстными речами проявилась со всей очевидностью.

Другим опытом, обогатившим Кастро в части внепарламентской борьбы, было участие в городских беспорядках в 1948 г. в Колумбии. Кастро был в составе делегации, направлявшейся в столицу Колумбии Боготу на конгресс студентов Латинской Америки. Во время конференции лидер Колумбийской либеральной партии Гайтан был убит как раз в тот день, когда он должен был встречать кубинскую делегацию. Гайтан был чрезвычайно популярным лидером оппозиции, мало отличавшимся от Чибаса своим популистским радикализмом и патриотизмом, и Кастро издали крайне одобрял его деятельность. Убийство произошло в момент крупных социальных волнений в Колумбии и вылилось в восстание против правящего режима. Кастро присоединился к толпе и в течение сорока восьми часов участвовал в яростных акциях протеста, после чего направился в кубинское посольство. Много лет спустя он рассказывал: «Картина абсолютно спонтанной общественной революции должна была оказать на меня огромное влияние». Он своими глазами увидел мощную силу, которую можно было выпустить на свободу разовым событием, катализирующим недовольство широких слоёв населения. Но без центра, управляющего распределением этой силы, восстание было не скоординировано, и возникшие возможности для захвата власти были упущены. «Колумбийский народ, — сказал позже Кастро, — оказался не в состоянии захватить власть из-за предательства фальшивых руководителей».

На время Кастро ослабил свою политическую деятельность, посвятив себя учёбе. В 1950 г. он оканчивает университет и устраивается на практику в рабочем районе Гаваны. Он работает адвокатом и постоянно берёт под защиту преследуемых рабочих, задержанных студентов и вообще всех бедняков, едва зарабатывающих хотя бы на съём жилья. Но его общественная активность находит выход в журналистской и пропагандистской деятельности. Наиболее крупными и громкими уголовно-политическими делами были его разоблачения беззаконных действий тогдашнего президента страны Прио Сокарраса и его связей с гангстерскими группами. Фиделю удалось собрать острые компрометирующие материалы на Прио Сокарраса, которые позволили возбудить уголовное дело самого против президента страны, которого он обвинил в незаконном приобретении имущества, нарушении основных положений трудового законодательства, в извращении функций вооруженных сил Кубы, в насаждении латифундий и т. д. и т. п. Более того, Кастро раздобыл совсем уж криминальные материалы о связях Сокарраса с мафией, которые в принципе позволяли привлечь президента к ответственности за организацию убийств. Разоблачительные сведения публиковались, как правило, в очень популярной и широко читаемой гаванской газете «Алерта» и передавались по радио «Голос Антильских островов». Эти материалы серьёзно подрывали позиции правительства, разоблачали его грязные махинации в глазах самых широких масс трудящихся и одновременно содействовали росту политической известности Фиделя Кастро.

Частый гость в радиопрограммах и сотрудник газеты «Анерта», Кастро во многом следует примеру своего наставника по партии Ортодоксос Чибаса. Но обличительные речи Чибаса нашли, с одной стороны, неизбежное, с другой — парадоксальное разрешение: во время одной из радиопередач Чибас застрелился прямо перед микрофоном из-за невозможности немедленно предъявить обещанные им очевидные доказательства причастности министра образования к актам коррупции. Самоубийство Чибаса явно продемонстрировало беспомощность его пристрастия к парламентскому пути во власть и крушение надежд у тех, кто мечтал вызвать законным путём перемены к лучшему. Это ещё более укрепило Кастро в стремлении изменить ситуацию на Кубе только через революцию. Но, несмотря на сомнения по поводу парламентских действий, Кастро выдвинул свою кандидатуру на выборах 1952 года. Во время предвыборной кампании он провел большую работу, рассылая тысячи листовок и произнося ежедневно по нескольку речей. Учитывая ораторские качества Кастро, он с каждым днём наращивал свое влияние и имел вполне реальные шансы на победу на выборах. Позже он заявлял, что если бы стал конгрессменом, то использовал бы парламент как отправную точку для создания революционной платформы и влияния на массы в её пользу. «Я убедился, что этого можно добиться только революционным путём» — писал он впоследствии. Но видеть Фиделя конгрессменом не пришлось, и этому тоже способствовала логика событий.

Батиста, который с самого 1933 года предпочитал вести себя как «серый кардинал» (впрочем, западные политические щелкопёры величали его «Бонапартом революции 1933 года») и обретался во Флориде, не касаясь политики Кубы, очень обеспокоился возможностью прихода к власти партии Ортодоксос и решил вернуться на остров, чтобы организовать новый военный переворот. Почти нет сомнений в том, что к этому его подвигли настоятельные рекомендации со стороны правительства Трумэна, который в преддверии президентских выборов 1952 года уже явно ощущал себя «хромой уткой». В марте 1952 года Батиста захватил власть ещё до проведения выборов и логически завершил опыт 1933 года, уничтожив все демократические завоевания революции и установив диктатуру, ничем не уступающую кровавому режиму Мачадо. Это ещё более укрепило Кастро в стремлении свергнуть диктаторский режим, опираясь на героические истории из прошлого Кубы. Образ Хосе Марти постоянно вдохновлял Фиделя!

Да, Фидель образца 1952 года ещё не был марксистом, хотя к тому времени он уже ознакомился с «Капиталом» Маркса. Но он извлек из наследия Маркса прежде всего убеждение, что нельзя добиться справедливости, исповедуя «парламентский кретинизм». Неугомонный, чрезвычайно самоуверенный, преследуемый раздражением как коммунистов, так и лидеров Ортодоксос, замешанным на завистливом восхищении, и при этом внимательно следящий за любыми политическими возможностями, Фидель был движим идеалами прогресса и справедливости. Переворот Батисты, перекрывший все пути для развития и возобновивший традицию диктаторского правления, бросил Кастро вызов, на который Фидель, в силу своего характера, не мог не ответить.

В составе Ортодоксос в это время обозначились серьёзные разногласия, переросшие в раскол. Дело в том, что Батиста попытался представить переворот как прогрессивную акцию, совершённую для преодоления коррупции и анархии в управлении. Он обещал провести ряд социальных реформ и, наконец, провести выборы (как будто своим переворотом он эти самые выборы не сорвал). Надо ли упоминать, что это было циничным враньём. Но политическая система Кубы была настолько опозорена предыдущим пребыванием у власти партии Аутентикос, что многие парламентские (бывшие парламентские!) партии согласились сотрудничать с Батистой взамен на его покровительство. Верхушка свергнутой Аутентикос спасалась бегством в США, в то время как руководство Ортодоксос находилось в раздумьях: как ответить на запрет их партии Батистой, призывая к пассивной акции гражданского сопротивления, которая заведомо не произведёт воздействия на режим, но позволит «сохранить лицо» как оппозиционной партии. Вместе с тем подобная позиция сулила установление контакта с Батистой и надежду на то, что и при диктатуре они проживут. Около года понадобилось Аутентикос и Ортодоксос, чтобы договориться о совместном заявлении, призывающем к восстановлению демократии.

Здесь и обозначился раскол между членами Ортодоксос, склонными к мирному сопротивлению, и теми, кто под руководством Кастро выступал за жёсткие методы. Со свойственной ему безграничной энергией Кастро организовал тайную сеть и подпольное издательство, к осени 1952 года его признали многие руководители партий, основанных молодыми активистами. В одной из листовок он писал: «Настоящий момент — революционный, но не политический! Политика — посвящение в оппортунизм тех, кто имеет средства и ресурсы. Революция открывает путь настоящим заслугам тех, кто открыл свои души и поднял знамя. Революционные партии нуждаются в молодых революционных руководителях, вышедших из народа, в их руках Куба может быть спасена!»

К середине 1953 года у Кастро было уже около 1200 последователей, в основном из молодёжи Ортодоксос, и 150 ячеек, большая часть из которых была сосредоточена в пригородах Гаваны и Пинар-дель-Рио.

Ответом на военный переворот Батисты была вроде бы совершенно безумная и ни на какой положительный результат не претендующая попытка штурма казарм Монкада в провинции Ориенте, предпринятая 26 июля 1953 года маленьким молодёжным отрядом, принадлежащим к движению Ортодоксос, под руководством братьев Фиделя и Рауля Кастро и Абеля Сантамарии. Сантамария был наиболее опытным и осуществлял общее руководство операцией. Акция предполагала, что народ в Ориенте, узнав о захвате казарм, поднимется на восстание против режима Батисты, а захваченное в казармах оружие будет тут же роздано всем желающим и пущено в ход. Попытка провалилась, Сантамария был зверски убит (его сестре демонстративно преподнесли выколотые глаза брата), Фидель Кастро был схвачен и брошен в тюрьму — его не растерзали сразу только благодаря стремлению приспешников Батисты уничтожить восстание не только физически, но и идейно — в сентябре 1953 г. был устроен показательный судебный процесс над «бунтовщиками». Стоит ли говорить, что и здесь всё было предрешено заранее.

«Безумность» штурма казарм Монкада была вовсе не такой уж безрассудной, как это может показаться. По традиции, Ориенте являлась типично повстанческой провинцией. Именно отсюда начиналось движение за независимость от испанских колонизаторов под руководством Хосе Марти. Искрой для вспышки восстания, которое, несмотря на гибель Марти, привело в итоге от освобождения от испанской колониальной зависимости, был именно захват казарм и раздача оружия. Ориенте с конца XIX века являлась самой бедной и одновременно самой истинно кубинской провинцией острова, самой бунтующей против испанского владычества. В 30-х годах именно здесь партизанские отряды под предводительством Антонио Гутераса сражались против диктатуры Мачадо. В 50-х, уже при Батисте, в Ориенте был самый высокий уровень безработицы: около 30% трудоспособных. Условия жизни здесь были наихудшими на Кубе, следовательно, политическая неудовлетворённость действиями властей была наивысшей. Кроме того, стратегическое положение Ориенте имело свои преимущества: провинция могла быть отрезана путём блокирования единственной дороги с запада. В общем, рискованный план штурма казарм Монкада имел шансы на успех. Но расчёт на массовую поддержку не оправдался. В течение нескольких дней после провала акции армия и сельская охрана вылавливали скрывающихся повстанцев группами и по отдельности. Из 111 человек, принимавших участие в акции, только 9 человек были убиты в самом столкновении 26 июля, остальные 69 были уничтожены позднее. Сам Кастро с небольшой группой отступил в горы и был схвачен через 9 дней. Спасло его от немедленного расстрела только вмешательство лейтенанта-негра Педро Саррия, настоявшего, чтобы Кастро со товарищи были отправлены не в Монкада, где их ждали те же разъярённые молодчики, что расправились с отрядом Сантамарии, а в городскую тюрьму Сантьяго. Когда грузовик въехал во двор тюрьмы и лейтенант Саррия сдал под расписку своих подопечных тюремным властям, можно было вздохнуть чуть свободнее. Теперь, когда факт передачи Фиделя в добром здравии в руки официальной юстиции был документально оформлен, палачи Батисты не могли уже так просто свести с ним счеты. (Саррия вскоре был арестован властями за неповиновение и осуждён. После революции он стал адъютантом президента Кубы и умер в 1972 году). Вмешался и архиепископ Сантьяго, лично отправившийся в горы и призвавший прекратить бессудные расстрелы. В итоге всех арестованных собрали в большую тюрьму на окраине Сантьяго в ожидании суда.

Фидель Кастро, одолжив на время заседания судейскую мантию, произнёс перед немногочисленными слушателями такую речь, которая стала отправной точкой для грядущей победы настоящей, социалистической революции на Кубе. Кастро дал всеобъемлющую критику политической, социальной и экономической ситуации на Кубе, связав штурм Монкада с революционными традициями не только Кубы, но и всех стран Европы и Америки. В душной комнатенке вдруг ожили вместе с Хосе Марти и Данте, и Солсбери, и Джон Нокс, и даже Фома Аквинский. Кастро прекрасно знал, перед кем он выступает, его речь должна была впоследствии стать официальным завещанием Кубинской революции. Поэтому она вместе с уничтожающей критикой правящего проамериканского режима содержала целую программу социально-экономических реформ, которые позднее были решительно проведены в жизнь. Речь была подчёркнуто адресована через головы батистовских судей к народу, «эль пуэбло», и приняла характер подлинного революционного манифеста. Поразительно в ней ещё и то, что у Кастро не было никакой возможности подготовиться, опираясь на литературные источники или делая хоть какие-то записи. Записи делались во время самой речи, тайком, теми, кто сумел пробраться в зал суда сугубо конспиративным путем. Как и его великие исторические предшественники, Кастро закончил свою речь не как проситель, а как обвинитель: «Я знаю, что заключение в тюрьме будет более тяжёлым, чем для кого-либо, но я не боюсь этого, как я не боюсь и ярости подлых тиранов, уничтоживших семьдесят моих братьев. Осудите меня, это не имеет значения. История оправдает меня!»

Батиста и К⁰  жестоко просчитались с «идейным разгромом бунтовщиков». Эффект получился действительно потрясающим, но прямо противоположным. Имя Кастро с быстротой молнии облетело всю Кубу и стало символом национального возрождения страны. А ведь ему было тогда всего 27 лет — возраст, в котором закончили свой жизненный путь Сен-Жюст, Шандор Петефи, Михаил Лермонтов…

Боясь, что казнь Кастро взорвёт пороховую бочку, режим Батисты не пошёл на его убийство, а приговорил к 15 годам заключения в тюрьме со строгим режимом на острове Пинес у южного побережья Кубы. Молодого трибуна решили сломать морально, сделать из него ренегата. Для этого использовались все средства, вплоть до широко расписанной жёлтой прессой измены его жены. Кастро всю эту мерзость вначале отметал как подлую клевету и стремление запятнать его честь. Реакция его была похожей на удар мачете: «Престиж моей жены и моей чести как революционера находится под угрозой. Не колеблясь, отвечай на оскорбление, и благодарность будет обеспечена. Пусть лучше они увидят меня тысячу раз мёртвым, чем беспомощно переносящим такое оскорбление!».

Кастро неуклонно вырастал как вождь, даже в тюрьме! И в этом заявлении, которое сразу стало достоянием гласности, увидели скрытое предупреждение Кастро против морального разложения правящей верхушки марионеточного режима — его жену обвиняли в связи не с кем-нибудь, а с министром внутренних дел. Более того, оказалось, что Кастро — в тюрьме! — располагает фактами, уличающими оного министра в сексуальных извращениях: «Только такой женоподобный, как Эрмида, опустившийся до последней ступени сексуальной деградации, мог снизойти до процедуры подобного рода!»

Режиму ничего не оставалось, кроме как признать, что на воле у Кастро более чем достаточно сторонников, если даже интимные подробности жизни министров становятся ему известны. Но психологическая война продолжалась: друзья Кастро предъявили ему доказательства того, что измена его жены, увы, правда. Фидель с присущим ему мужеством перенёс этот страшный удар — ведь женился он по горячей любви и был счастливым отцом маленького Фиделито, в котором души не чаял. Он немедленно заявил о разводе с женой. В тюрьме он не терял ни минуты зря: всё время посвящал учёбе и дискуссиям со всеми, от товарищей по несчастью до охранников. После заявления о разводе с женой Фиделю нанёс визит сам злополучный министр внутренних дел и ещё двое министров. О чём они с ним говорили, нам неизвестно. Известно только то, что популярность Кастро после этого ещё более возросла.

С визитом на остров Пинес пожаловал сам Батиста. Что же он услышал, посетив тюрьму? Заключённые под управлением Кастро вдохновенно и с истинно испанской музыкальностью исполняли ставший потом знаменитым на весь мир гимн «26 июля». Вот вам ваш официальный визит, господин Батиста! За то, что Фидель оказался, кроме всего прочего, ещё и маэстро, его засадили в одиночную камеру. Но что же всё-таки с ним делать? Убить — нельзя, терпеть дальше его безобразия — тоже нельзя.

Сбитый с толку диктатор, видя нарастающее движение в поддержку Кастро, получившее в народе название «Движение 26 июля», и, похоже, проведя обстоятельные консультации с полностью обалдевшими министром Эрмида со товарищи, побывавшими у Кастро, решил сделать «ход конём». Он подписал в мае 1955 г. указ об амнистии Кастро и его товарищей по Монкада, явно рассчитывая на заказное убийство Фиделя вскоре после освобождения из тюрьмы. Только если убийство в тюрьме невозможно было устроить без немедленного резонанса по всей Кубе, то какого-нибудь бандюгу ничего не стоило выставить эдаким «личным врагом» Кастро, убрать вскоре после выполненного задания и спрятать все концы в воду. Схема старая, как мир.

Но! Фиделя уже так просто было не взять. Во-первых, он сам прекрасно понимал всю подоплеку действий Батисты, во-вторых, его друзья загодя предупреждали о готовящихся покушениях, а в-третьих, у него уже были опорные точки за границей, откуда он мог развернуть новое наступление. Фидель повторял путь Ленина!

Девятнадцать месяцев тюрьмы породили новую стратегию. Сам Кастро находился в Мексике, где ранее обосновался его брат Рауль, но подполье на Кубе, вооружённое новыми стратегическими и тактическими установками, развернуло работу в массах, которые уже совсем иначе, чем до 26 июля, воспринимали идеи революции. В исключительно короткий срок — к октябрю 1956 г. — силы для новой экспедиции были собраны. Во многом это получилось благодаря встрече в Мексике с молодым аргентинским врачом Эрнесто Гевара, прозванным друзьями Че Гевара. Че, несмотря на молодость, тоже имел богатый опыт революционной борьбы, участвуя в событиях в Гватемале в 1954 г. Он, как и Кастро, глубоко проанализировал и прочувствовал роль империализма США в Латинской Америке и решил отказаться от многообещающей медицинской карьеры у себя на родине ради борьбы за освобождение угнетённого народа. Как и Кастро, Че эмигрировал в Мексику после поражения революции в Гватемале и погрузился в изучение марксизма-ленинизма.

Не зря апологеты империализма в своих концептуальных установках провозглашают: «Пусть молодые балбесы занимаются чем угодно — насилуют, убивают, занимаются сексуальными извращениями, колются наркотиками — лишь бы они не интересовались политикой, потому что в конечном счете это окажется марксистской политикой».

Позиция Че Гевары отличалась от позиции Кастро только одним: если Фидель посвятил всю свою энергию освобождению Кубы, то Че видел грядущее освобождение от империалистической зависимости всей Латинской Америки. Надо ли говорить, что лучшего тандема во главе революции просто нельзя было представить?

Новая высадка в начале декабря 1956 года тоже поначалу почти провалилась — всего 16 человек осталось в живых после того, как отряд Кастро попал в засаду, преданный крестьянином, взятым в проводники, и на этих 16 человек было всего 7 винтовок. Группа бежала в горы Сьерра-Маэстра, и вроде бы всё надо было опять начинать сначала. Но встретившись с Че Гевара на одной из вершин Сьерры, Фидель сначала крепко обнял друга, затем, возбуждённо шагая взад и вперёд по вершине холма и глядя вниз, в долину, воскликнул: «Пошел к чёрту этот Батиста!».

Кастро знал, что говорил. Пусть они попали в засаду, но вожди революции уцелели, по всей Кубе уже действовали группы революционеров, организовывавшие диверсии, агитацию и прочие мероприятия в поддержку начавшейся акции. Карательные экспедиции Батисты, посланные в горы Сьерра-Маэстры, проваливались одна за другой, умножая силы революции. 16 человек и 7 винтовок оказались сильнее 80-тысячной армии Батисты, вооруженной до зубов американским оружием. Огромную роль сыграла радиостанция «Ребелде», вещавшая из Сьерра-Маэстры. Её позывные стали символом борьбы и победы. Сам Кастро, Че Гевара и другие вожди революции постоянно выходили в эфир. К ним присоединилась кубинская «Пассионария» Селия Санчес, возглавлявшая в отсутствие Кастро Движение 26 июля в провинции Ориенте. Она стала живой легендой не только за счет убеждённости в победе революции, но и за счет исключительного женского обаяния и блестящего ораторского мастерства. Это её голос прозвучал по радио «Ребелде» на весь мир: ⸻ я прекрасно помню его неповторимую красоту и звонкость — «Патриа о муэрте! Венсеремос!». Сам Фидель — непревзойдённый оратор — всегда галантно уступал ей место у микрофона, и голос Селии навсегда стал голосом революционной Кубы.

Летом 1958 года Батиста объявил о начале генерального наступления на повстанческую армию. Наступление провалилось и превратилось в отступление и бегство. Режим стал распадаться на глазах. Армия Кастро проводила типично революционную тактику, о которой позднее рассказывал сам Фидель: «Во время войны мы пальцем не трогали обычных пленных, а, наоборот, отпускали их. Иногда солдат два-три раза попадал в плен: мы его отпускали, власти снова мобилизовывали его, и он снова был у нас в плену.»

Такая тактика радикально подрывала боеспособность армии Батисты, что возможно только в революционной обстановке. 1 января 1959 года две колонны повстанческой армии во главе с Эрнесто Че Геварой и Камило Сьенфуэгосом вошли в Гавану, бурно приветствуемые населением. 8 января в город въехал и сам Фидель.

У сенатора Джона Кеннеди, разворачивавшего свою предвыборную кампанию перед выборами 1960 года, были все основания признать ответственность США за кубинскую революцию. Он осуждал политику администрации Эйзенхауэра за «слишком бесцеремонное обращение с независимой страной». Но поначалу даже ЦРУ было спокойно: ни один представитель американского руководства не мог себе представить, что новое руководство Кубы, путь даже настроенное на реформы, встанет на путь борьбы против США.

Однако в том-то и дело, что на пути реформирования Кубы стоял отказ США признать право нового правительства на радикальные реформы, даже в пределах социал-демократической идеологии и практики. До Батисты весьма умеренные реформы президента Сан-Мартина вызвали брюзжание США, и только с приходом Батисты дядя Сэм изволил выразить удовлетворение. Перед Фиделем и его соратниками встал выбор: либо отказаться от серьёзных реформ, либо бросить вызов Соединённым Штатам.

Фидель выбрал второй путь. Последствия этого выбора не замедлили сказаться. В некоторых донесениях ЦРУ появились сообщения о его ненормальности. В самом деле, с точки зрения «нормального» западного обывателя либо «нормального» политикана какой же нормальный человек решится бороться с такой мощной государственной машиной? Вполне «нормальная» логика буржуазных «нормальных» дебилов.

Но обвинять Фиделя в отсутствии дипломатических навыков было бы ещё более «ненормально». Он сформировал первое революционное правительство из людей, известных в США и пользующихся доверием дяди Сэма. Как будто к власти пришли очередные марионетки. Более того, в апреле 1959 года Фидель совершил поездку в США. Это не был традиционный визит любого латиноамериканского нового главы государства или правительства. Приглашение пришло не от администрации Эйзенхауэра, а от Национальной Ассоциации редакторов газет. Получив согласие Кастро на поездку в США, его пригласили и ведущие университеты. Получился вроде как «неофициальный визит». Это было явное оскорбление достоинства, но Фидель решил всё-таки поехать, чтобы попытаться объяснить свои предстоящие действия в сфере преобразований и смягчить американскую реакцию на них. Хотя Фидель был не президентом, а только-только стал премьер-министром, вся власть сосредоточилась именно в его руках как вождя революции. Президент Уррутиа играл второстепенную роль, вскоре он был заменен Освальдо Дортикосом, который занимал этот пост в течение многих лет. Фидель тщательно подобрал состав делегации из людей, внушавших доверие в деловых кругах США: президент Национального банка Пасос, министр финансов Лопес-Фрискет, министр экономики Боти, директор Внешторгбанка Бетанкур. Всех их знали и уважали во Всемирном банке, в Госдепартаменте и на Уолл-стрите. Но Фиделю это не помогло. Следуя правилам приглашения, он сначала посетил университеты: Колумбийский, Йельский и Гарвардский. Везде студенты встретили его с энтузиазмом, а в Гарварде его программу организовывал не кто иной, как молодой декан Банди, будущий помощник Кеннеди по вопросам национальной безопасности и член ЭКСКОМа ⸻ совета по решению Карибского кризиса. После этого Фидель приехал в Вашингтон и выступил в Национальном клубе печати, а также на телевидении в программе «Встречи с прессой». Его пригласили в сенатский Комитет по внешним сношениям. Президент Эйзенхауэр отказался от встречи с Кастро ⸻ не потому, что он в это время отдыхал и упоённо играл в гольф, а потому, что уже имел информацию от ЦРУ и от посольства (не будем забывать, что ЦРУ руководил не кто иной, как Аллен Даллес). Вот почему он не пожелал прерывать свой отдых ради встречи с новым лидером такой всегда послушной и «карманной» Кубы. Сегодня, когда даже лидера микроскопической африканской страны, название которой президент вроде Трампа или Байдена не в состоянии произнести, встречают с полным почётом, такое отношение к визиту премьер-министра Кубы нельзя оценить иначе, как оскорбительное. Так это воспринял и Кастро.

В 1992 г. на конференции, посвящённой годовщине Карибского кризиса, Фидель говорил американской делегации: «Эйзенхауэр пожалел для меня чашку кофе». В действительности дело обстояло ещё хуже: когда Эйзенхауэр получил известие о предстоящем визите, то поинтересовался: нельзя ли высокопоставленному гостю (в его интонации отчетливо звучали кавычки) вообще отказать в визе? Вопрос обсуждался с Алленом Даллесом. Директор ЦРУ не советовал поступать столь невежливо, но не ради заботы о Кастро, а не желая давать ему в руки оружие против якобы нарождавшегося на Кубе «оппозиционного движения». Что это за «движение», в ближайшем будущем стало ясно, когда банда кубинских «контрас» пыталась устроить «контрпереворот», но была утоплена в «заливе свиней». А пока было решено рассматривать приезд нежеланного гостя как «рабочий визит».

Кубинского лидера принял вице-президент Ричард Никсон. Сей джентльмен был хорошо известен как не отличавшийся гибкостью в международной политике и особой этичностью поведения. В переводе на язык, свободный от светских увёрток, можно сказать, что Никсон был откровенным дураком и хамом. Это, кстати, проявилось и много позже, когда он всё-таки сподобился избраться в президенты.

Незадолго до этого, в январе 1959 года, в США находился с неофициальным визитом первый заместитель Председателя Совета Министров СССР А.И. Микоян, который был приглашён на обед в очень узком кругу на Флит-Стрит. Присутствовал там и Никсон. Странно выглядело его поведение в таком узком кругу и на сугубо деловой встрече: он в весьма агрессивной и демагогической манере давил на Микояна, обвиняя радио Москвы (?!!) в росте антиамериканских настроений в Латинской Америке. Он рассказал, как во время официального визита в Венесуэлу против него были организованы демонстрации под лозунгом «Никсон, убирайся домой!», а студенты даже собирались закидать его тухлыми яйцами. Микоян, сохраняя олимпийское спокойствие, выразил мнение, что Никсон переоценивает возможности влияния радио Москвы на общественность в Латинской Америке и посоветовал ему подумать о других мотивах демонстрантов. Наверняка он при этом вспомнил не один анекдот про армянское радио, но не стал пересказывать их в такой компании. Никсон, однако, не унимался: «В ваших учебных заведениях вы готовите агентов, как раз тех, кто в меня потом бросает яйца!». Микоян ответил: «В ваших университетах учатся десятки тысяч, если не больше, иностранных студентов. Кстати, у нас гораздо меньше, всего лишь сотни. Что же, ваши университеты выпускают так много агентов? А я-то думал, что они просто дают им высшее образование.»

В результате обмена репликами Никсон стал выглядеть шутом, и ведущий встречу госсекретарь США Джон Даллес с большим неудовольствием дал понять, что время теряется напрасно. После того, как все встали из-за стола, он просто отвёл Микояна к угловому диванчику на трёх человек, позвал переводчика и провёл длительную беседу с Микояном один на один. Отметим, что для Даллеса потеря времени носила фатальный характер: он был тяжело болен и умер в мае этого же 1959 года. Никсон не мог не знать о тяжёлом состоянии своего коллеги, и его поведение во время этого приёма стократ омерзительно.

Итак, в апреле 1959 года Фиделя принял Никсон. Имея доклады послов в Гаване, которые сообщали о подозрительно левых взглядах нового кубинского лидера, он вёл с Кастро разговор в подчёркнуто недоброжелательном тоне, с постоянными угрозами. А для усиления антиамериканских настроений Фиделя ничего хуже (для США), чем угрозы, невозможно было придумать. Когда оскорбляли его и угрожали ему, он не принимал это на свой личный счёт, а чувствовал, что унижают Кубу. Вот этого Фидель никак не мог перенести, чего невозможно было понять Никсону. Встреча продолжалась два с половиной часа и отличалась, выражаясь дипломатическим сленгом, абсолютным отсутствием взаимопонимания. Когда Кастро говорил о безработице на Кубе (600 тысяч на 6 млн населения), нищете крестьян, неграмотности (37% населения) ⸻ Никсон воспринимал это как доказательство «коммунистических взглядов», ведь ранее никто из руководителей латиноамериканских стран не занимал его голову подобными проблемами, которыми интересуются, по глубоким и искренним его (дебильным) убеждениям, только коммунисты. Сам же Никсон назидательно прочёл Фиделю лекцию о демократии, выборах и прочей шелухе, о которой Кастро более чем кто-либо, знал и из университетского курса, и из богатой собственной жизненной практики.

После встречи Никсон послал меморандум Эйзенхауэру, где говорилось, что Кастро ⸻ коммунист, и революционное правительство Кубы обязательно должно быть свергнуто.

Любопытно, что у Кастро от этой встречи осталось впечатление, что Никсон мало говорил, хотя последний говорил вовсе не так уж мало. Но ведь Кастро был юристом с докторской степенью, и его знания по темам, затронутым Никсоном, далеко превосходили знания незадачливого вице-президента США. Поэтому, с точки зрения ораторского мастерства (содержательности и информативности выступления) Никсон так-таки ничего стоящего и не сказал.

В книге «Анатомия Карибского кризиса», написанной Серго Анастасовичем Микояном, приводится ироническая байка: если бы четвертью века раньше Никсон сидел в том же кабинете и к нему пришёл бы Франклин Рузвельт не в качестве главы администрации, а в качестве чиновника, и стал бы говорить о страданиях людей в США во время великой депрессии, то Никсон тут же сообщил бы главе ФБР Эдгару Гуверу об опасном коммунисте в правительственном аппарате.

Свержение Фиделя Кастро стало своего рода манией для Эйзенхауэра. Это легко понять, если учесть, что ранее подобные акции давались Соединенным Штатам довольно легко. Последней был переворот в Гватемале в 1954 г.: банда пьяных наёмников ЦРУ из гватемальских военных вошла в столицу, и президент Арбенс капитулировал. Почему бы не повторить это на Кубе, у себя под носом, даже если понадобится немного больше сил и времени?

А Фидель? После возвращения на Кубу его антиамериканские настроения усилились настолько, что он немедленно, в мае 1959 г., подписал Акт об аграрной реформе, согласно которому большая часть сахарных латифундий была национализирована. США официально потребовали немедленной компенсации национализированного имущества североамериканских компаний. Фидель по этому поводу заявил: «Требование немедленной компенсации ⸻ это фактически требование отказаться от проведения реформы». И добавил: «А какие проблемы нашей революции не создают конфликта с иностранными интересами? И как нам примирить иностранные интересы с нашей революцией? Опыт Кубы в этом отношении будет полезным для остальной Латинской Америки!»

Аграрная реформа не исчерпывала деяний революции. Ещё в марте 1959 г. телефонная сеть страны была изъята у американской монополии ИТГ и перешла под управление кубинского правительства. Энергетическая компания под угрозой национализации была вынуждена снизить плату за электроэнергию до уровня, который был до повышения цен по решению Батисты. Снизились цены на лекарства, уменьшилась арендная плата за жильё (Фидель хорошо помнил свою адвокатскую практику в Гаване).

С подачи Кастро Куба стала называть себя «первая свободная территория Америки». Это ни с какого боку не устраивало Вашингтон. Даже слово «первая» вызывало у дяди Сэма зубовный скрежет: ведь это означало, что за Кубой могут последовать другие. Куба, как символ и реальность, бросала вызов гегемонии США в Латинской Америке.

США принялись поощрять и организовывать враждебные действия воинственно настроенных эмигрантов против революционного режима. Директор ЦРУ Аллен Даллес составил меморандум на этот счёт в декабре 1959 года. Этим он вполне убедительно и недвусмысленно объяснил свои советы Эйзенхауэру накануне визита Кастро в апреле. Тогда же начались диверсии (взрыв крупного универмага в Гаване в рабочие часы, что привело к гибели многих покупателей и продавцов; взрыв французского транспортного корабля «Ла Кубр» со стратегическими грузами, в результате которого погибли более 100 человек из членов экипажа и портовых рабочих), санкционированные и подготовленные ЦРУ.

Кастро выступил с речью, в которой прямо указал на организаторов этих преступлений и потребовал суда над ними. В ответ госсекретарь США Гертер, сменивший умершего Д.Ф. Даллеса, вызвал временного поверенного в делах Кубы в Вашингтоне и грубо, без соблюдения каких-либо дипломатических норм, отчитал его за речь Кастро. В ответ в адрес правительства США была передана нота с требованием соблюдать дипломатические нормы в отношении представителей Кубы.

В целом конфронтация США и Кубы нарастала не по дням, а по часам. Именно в это время состоялся визит на Кубу А.И. Микояна. Подготовка этого визита была своеобразной: Микоян находился в Мексике, где участвовал в работе советской выставки. Фидель послал в Мексику своего представителя вместе с и.о. посла Александром Алексеевым и просил передать Микояну приглашение, формально изображённое как предложение о переносе советской выставки в Гавану сразу после завершения работы в Мехико. Микоян согласился, хотя с его стороны это был рискованный шаг: в принципе такое приглашение нельзя было принять без согласия Москвы.

Но Микоян руководствовался двумя обстоятельствами: впечатлениями в бытность в США в январе 1959 г., когда он участвовал в совещании у Д.Ф. Даллеса и попутно наблюдал массу материалов телеканалов США, полных новостями с Кубы, и неопределённостью позиции МИД СССР, которое поначалу воспринимало кубинскую революцию как очередной переворот, каковых в Латинской Америке было уже немало. Позиция профессиональных советских дипломатов сводилась к тому, что легче иметь дело с «нормальными» буржуазными режимами (ох, уж эта буржуйская «нормальность»!), чем с победившими революционными движениями ⸻ как в Алжире, Бирме, Индонезии, Гвинее и других. Правда, после переворотов в Латинской Америке новоиспечённые режимы мало походили на «нормальные», быстро подпадая под диктовку госдепартамента США и разрывая отношения с СССР. Но оставались формальные отношения, помимоМексики, с Аргентиной, Уругваем, Коста-Рикой, развивались отношения с крупнейшей страной Латинской Америки Бразилией, особенно после прихода к власти президента Жоао Гуларта.

Ясно, что определиться с революционным режимом на Кубе было отнюдь не просто, в особенности после визита Кастро в апреле 1959 г. в США, где вроде бы просматривалось стремление нормализовать отношения с северным гигантом. Поэтому Микоян, соглашаясь поехать на Кубу, осознавал огромную ответственность за будущее не только в отношениях с Кубой, но и в сложнейших перипетиях мировой политики.

Перед поездкой Микоян подробно ознакомился с материалами, представленными Александром Алексеевым об обстановке на Кубе. Надо отметить, что Алексеев не был профессиональным дипломатом, он был сотрудником КГБ и смотрел на вещи под вполне определённым углом зрения. Но он сумел осознать важность визита Микояна и перешагнуть через узкопрофессиональные рамки. Микоян обстоятельно передал Хрущёву и другим членам Президиума ЦК информацию, собранную Алексеевым, и постарался убедить их в том, что кубинская революция носит серьёзный характер, а не является обычным латиноамериканским военным переворотом. Реформы Кастро, поддержанные другими лидерами Кубы, носят характер ростков социалистического общества. Интерес к событиям на Кубе после этого сильно возрос. Москва очень хотела знать больше.

Перед вылетом на Кубу, намеченным на февраль 1960 г., произошла дружеская встреча на даче у Хрущёва. Зять Хрущёва, главный редактор «Известий» Аджубей, выразил общую настороженность, типичную для тогдашнего момента: «Скорее всего, Вы увидите обычного латиноамериканского диктатора. Он уже побывал в США, его наверняка там обработали. Так что не стройте иллюзий об этом Фиделе Кастро».

Но Микоян был настроен иначе и готовился к встрече всерьёз. Он подробно изучил географию Кубы, тесно увязанную с политикой, проштудировал двухтомник Хемингуэя, жившего в то время на Кубе, внимательно исследовал ход знаменитой аграрной реформы Фиделя, раскритикованной работником международного отдела ЦК Обыденом за то, что Фидель не раздал всю землю крестьянам, а сахарные плантации сохранил в целости, передав их государству. Оценка брошюры Обыдена Микояном была однозначной: «Дурак! Не понимает, что нельзя так догматически подходить к этой проблеме. Сахарные плантации более рентабельны, когда они занимают большие площади и обеспечивают свой, определённый сахарный завод. Это разумная система, сложившаяся сама собой потому, что выгодна для производства. А этот Обыден хочет, чтобы революция её разрушила! Надо же, ещё работает в ЦК, учит зарубежных коммунистов, как им надо поступать. А этот Кастро, видно, умный человек».

Всю дорогу от Москвы до Гаваны Микоян изучал материалы о Кубе. А спецрейс на ИЛ-18 был достаточно длительным. Впечатления о встрече в Гаване эмоционально передал Серго Микоян: «Толпа народа прямо на лётном поле, куда выруливает наш самолёт. Толпа не стоит на месте, она бурлит и не приближающийся самолет не обращает никакого внимания. Происходит нечто, похожее на броуновское движение. Впрочем, приглядевшись, можно было заметит, что движение происходит вокруг какой-то точки в толпе. К нашему самолёту это вроде бы не имело никакого отношения. Частично так и оказалось, когда подвели трап и открыли дверь. Возле трапа стоял высокий бородатый мужчина. Именно вокруг него и происходило движение, которое мне бросилось в глаза. Рядом в военной форме стояло ещё несколько человек. А остальные представляли собой просто разношёрстную публику, правда, очень разгорячённую и возбуждённую чем-то. Я понял, что отнюдь не нашим прилётом. Только высокий бородач и его спутники в конце концов обратили свои взоры на трап… Я понял, что происходило на поле. Фидель вышел нас встречать. А толпа народа, которая не могла остаться спокойной или тем более равнодушной, когда видела лидера революции, высыпала на поле вслед за ним. Никто её не разгонял, не оцепляли аэропорт ни солдаты, ни работники службы безопасности. Это всё меня удивило, но очень понравилось».

Фидель ознакомил Микояна с программой пребывания: открытие выставки, возложение венков к памятнику Хосе Марти, экскурсию по Гаване. Затем деловые встречи, но их характер определялся в процессе.

Возложение венка происходило «как обычно» ⸻ единственный раз «как обычно» за все десять дней пребывания на Кубе. Во время речи Микояна при открытии выставки откуда-то неподалёку раздались выстрелы. Фидель только посмотрел на кого-то, тот тут же вышел, потом вернулся и что-то ему шепнул. Всё это время Микоян продолжал своё выступление как ни в чём не бывало. Фидель рассказал позже, что кто-то готовил взрыв бомбы у памятника Хосе Марти в момент возложения венка. Заодно группа антисоветчиков вооружилась пистолетами для встречи Микояна. Всё было подготовлено так, чтобы оставить советской делегации минимум шансов остаться в живых. Но террористы опоздали: когда они подошли и увидели, что венок на месте, а гостя уже нет, то двинулись ко Дворцу изящных искусств, куда делегация должна была прибыть позднее. Но там они натолкнулись на службу безопасности, поскольку подступы ко Дворцу охранялись. Так что бестолковость террористов не позволила им никого убить. Фиделю же это дало повод лишний раз публично осудить врагов революции.

Деловые встречи были весьма полезны. Бизнесмены, в основном сахарозаводчики, а также журналисты из США, задавали массу вопросов. Кубинские бизнесмены выделялись уверенностью в себе, были очень придирчивы, вели себя как подлинные хозяева страны. Они оказались весьма заинтересованы перспективами торговых отношений с СССР. Для них было большой неожиданностью встретить так хорошо разбирающегося в вопросах сельского хозяйства и пищевого снабжения первого заместителя премьера. Они же не знали, что имеют дело с бывшим наркомом пищевой промышленности СССР, занимавшим этот пост много лет и обеспечившим гигантский рост благосостояния советских граждан в течение первых пятилеток. Со своей стороны, Микояну понравилось, что кубинские сахарозаводчики очень хорошо ориентируются в народном хозяйстве и полагал, что у них впереди ещё много лет работы на благо страны. Он не представлял себе, что аудитория, с которой он вёл диалог, очень быстро сойдёт со сцены, и её экономическое могущество растает. Почти все собеседники Микояна оказались в Майами, куда перевели часть своего состояния.

Вопросы были интересными. Например, «Мы знаем, что ваша страна производит много свекловичного сахара. Не будете ли вы конкурировать с Кубой в экспорте сахара?»

Микоян легко парировал: «Совсем наоборот. Производство сахара в стране составляет 41 кг на душу населения в год, что недостаточно. Так что мы заинтересованы в закупках сахара, в частности, на Кубе».

Последовали провокационные вопросы политического характера: какое мнение советское правительство имеет о развитии событий на Кубе? Здесь, конечно, Микоян ответил как дипломат: «У правительства недостаточно информации о них ⸻ информацию черпаем из ваших газет». Ехидный американский журналист пожаловался, что партия кубинского сахара была забракована советскими внешнеторговыми организациями со ссылкой на грязные мешки. Но поймать на этом Микояна было невозможно. Его не мог поймать даже Никсон, куда уж какому-то журналюге? Усмехнувшись, Анастас Иванович ответил: «А зачем вы продавали его нам в грязных мешках? Сахар любит чистые мешки».

Ещё один провокационный вопрос: ссылаясь на какие-то документы ООН, один из бизнесменов обвинил СССР в падении цен на мировых рынках, в том числе на кофе. В то время на Западе было модно обвинять СССР в демпинге товаров. Но кофе? Микоян ответил: «Кофе мы вообще не производим. И ни килограмма не перепродаём. Недавно я принимал бразильскую делегацию. Мы подписали большое соглашение о поставках нам кофе. Его потребление на душу населения у нас сильно отстаёт от всех европейских стран. Наверно, оно будет расти, но невозможно научно предвидеть, сколько людей и когда перейдут с традиционного для России чая на кофе. Я, например, раньше вообще не пил кофе. Теперь пью один раз в день по утрам».

Отвечая на самые разнообразные вопросы, Микоян, не задумываясь, приводил на память десятки цифр по самым разнообразным отраслям хозяйства ⸻ от сравнительной стоимости киловатт-часа электроэнергии на угле, дизельном топливе и ГЭС до количества экспортируемого марганца и цен на него. Он помнил даже химические формулы удобрений!

Само собой, сыпались вопросы политического характера. Например, будет ли Куба ориентироваться в большей степени на Советский Союз, чем на США? Естественно, Микоян рекомендовал обратиться с подобным вопросом к кубинскому руководству. Однако добавил, что развитие торговых отношений с СССР не обязательно должно нанести ущерб третьим странам, и привёл ряд примеров торговли СССР с европейскими союзниками США, с Японией и многими другими странами. В общем, после встреч и интервью Микоян завоевал безусловный и очень прочный авторитет у всех, с кем он контактировал.

Фидель поставил задачу: показать Микояну как можно больше. Обсуждая варианты поездки по стране, они выбрали воздушный вариант: облёт острова на вертолёте МИ ⸻ экспонате выставки. С одной стороны, это был наилучший вариант с точки зрения информативности. Но, учитывая инцидент в самый первый день, риск такого осмотра достопримечательностей Кубы был немалый. Отдадим должное мужеству как Фиделя, так и Анастаса Ивановича ⸻ полёт в высшей степени оказался успешным. По ходу дела Фидель постоянно интересовался возможностями продажи СССР продажи фруктов: апельсинов, ананасов, грейпфрутов. Микоян всячески одобрял подобные предложения: ведь население СССР очень нуждается во фруктах. А для выращивания таких тропических и субтропических культур климат у нас неподходящий. «А сколько и каких именно фруктов вы могли бы поставлять?» Фидель воскликнул: «Сколько угодно!» Микоян снова улыбнулся про себя и предложил: «Нет, всё-таки давайте точнее. Скажите, сколько тонн и каких фруктов вы можете поставлять в год? Может быть более или менее точные цифры могут назвать в Институте аграрной реформы?» Фидель не унимался: «Я же сказал: сколько угодно, без ограничения на все потребности вашей страны!» «Вы не представляете себе масштабов нашей страны и наших потребностей» ⸻ охлаждал его горячность многоопытный нарком. Немедленно ещё во время визита он поручил работникам Внешторга всерьёз заняться вопросом о торговле фруктами. Вскоре на прилавках в Москве появились кубинские грейпфруты и ананасовый сок в банках. А в фирменном магазине «Гавана» на Комсомольском проспекте можно было купить сигары и сигареты. Правда, некоторые кубинские сигареты из сигарного табака были такими крепкими, что наши курильщики прозвали их «термоядерными».

Но фрукты фруктами, сигары сигарами, а главное содержание визита Микояна составляла политика. В доверительной беседе Фидель сказал, что революция на Кубе произошла не по марксистским законам, а вопреки им. Микоян возразил: «Если подходить к марксизму догматически, то вы правы. Но по сути ваш путь не разошёлся с марксистским, если иметь в виду, что марксизм ⸻ не застывшая догма. На Кубе, где большинство населения относится не к промышленному пролетариату, а к крестьянству, характер движущих сил революции отличается от промышленно развитых стран. Это не противоречит марксизму». Фидель задумчиво вспоминал партизанские будни Сьерра Маэстры, где немногие представители компартии Кубы не задавали тона, и высказывал сомнения в том, что у коммунистов и его Движения 26 июля были общие цели.

В беседе участвовал и Че Гевара. Че и Фидель стали говорить о том, может ли их революция принять социалистический характер. Фидель был осторожен в прогнозах и считал, что понадобится по крайней мере лет десять, чтобы повернуть общественное мнение, сформированное антисоветской пропагандой. Че Гевара на это воскликнул: «Если мы не сделаем поворота за два-три года, нас сомнут!»

Помнил ли Че слова Сталина, сказанные в 1931 году насчёт пробега расстояния в 100 лет за 10 лет, но он практически слово в слово повторил Сталина. Только здесь имелось с виду не могущество мирового капитала, а могущество США и кубинской буржуазии, пока ещё сохраняющей экономическую мощь.

Оба лидера кубинской революции затронули тему кубинско-советского сближения и возможности СССР помочь Кубе устоять в случае нажима со стороны США, который уже имел место и усиливался на глазах. Микоян сказал, что надо установить дипломатические отношения и иметь посольства для регулярной связи и для экономического и политического сотрудничества. Собеседники согласились сделать это в самое ближайшее время.

Микоян уже сообщал ранее о возможности предоставления Кубе кредита в 100 млн. долларов. Фидель высказал, а Че Гевара поддержал его мысль, что такой суммы кредита будет недостаточно. Кастро пояснил: необходима полная переориентация экономики, ведь ранее ¾ импорта и экспорта приходилось на США. Проведение реформ требует средств, а взять их неоткуда, если не считать национализации частного капитала. Одним только сахарным магнатам США мы обещали выплатить в течение 20 лет компенсацию в размере около 2 млрд. долларов. Что скажет вся Латинская Америка, если в результате конфронтации с США экономика начнёт хромать, жизненный уровень населения снизится? Кроме того, Кубе надо быть готовой к попыткам силой ликвидировать революцию.

Че Гевара полностью поддержал мнение Фиделя. Он добавил, что переориентация всей экономики ⸻ очень ответственное дело. «Если Советский Союз даст кредит в 100-200 млн. долларов, а потом бросит нас, мы будем в тупике и не разрешим наши проблемы».

Микоян снова оказался перед необходимостью принять на себя всю ответственность, без преувеличения, за судьбы мира. Ведь он имел полномочия только на кредит в 100 млн. долларов, хотя в ходе визита ему стало ясно, что отношения с Кубой начнут развиваться гораздо активнее и качественно иначе, чем предполагали в Москве при подготовке его поездки. Даже условия покупки знаменитого кубинского сахара были не слишком благоприятны. Но всё это рассматривалось в Москве, когда отношения с Кубой рассматривались на уровне отношений, например, с Бирмой или Алжиром. Здесь же стало ясно, что на самом деле отношения выйдут на куда более высокий уровень. Поэтому Анастас Иванович заверил своих собеседников, что сделает всё от него зависящее, чтобы убедить Москву пойти навстречу и оказать кубинской революции немедленную помощь торговлей жизненно важными товарами с предоставлением новых кредитов. При этом с некоторым лукавством добавил: «Но сперва надо освоить эти 100 млн., что для начала тоже неплохо».

Ещё одна проблема вышла на первый план: Фидель и Че рассказали, что много инженеров и других специалистов уезжает с Кубы. Микоян безусловно про себя произнёс знаменитое сталинское «Кадры решают всё!». Договорились, что из СССР могут быть направлены техники и инженеры, разного рода специалисты для того, чтобы легче было осваивать советскую технику. Речь в этих беседах шла только о гражданской технике ⸻ строительной, сельскохозяйственной и прочей, о вооружениях и военных специалистах разговора не было. Это выглядело странным в свете недавних взрывов в порту и в гаванском универмаге, может быть, потому, что из Бельгии ожидался пароход с оружием, а может быть, потому, что в Гаване ещё считали враждебность США недостаточной для срочного укрепления обороны против возможной высадки морской пехоты.

Фидель и Че явно не вышли ещё из эйфорического состояния после триумфа революции, они недооценили Эйзенхауэра и Никсона, которые уже вплотную подходили к этой мысли. Что до Никсона, то он пришёл к убеждению организовать высадку на Кубу сразу же после встречи с Кастро. Вашингтон явно опережал Гавану во враждебности. Экономические меры уже применялись вовсю: прекратились поставки нефти, а уже закупленную нефть нефтяные компании отказались перерабатывать. Таким образом практически мгновенно был организован долг в 50 млн. долларов. А когда СССР прислал первый танкер со своей нефтью, то нефтяные магнаты заявили, что не будут её перерабатывать. Расчёт был на то, что кубинцы сами не смогут наладить переработку. Но предприятия были немедленно национализированы, а из Москвы вылетели инженеры и техники, занимавшиеся переработкой нефти. Так что Куба получила столь необходимые ей мазут и бензин, автомобильный транспорт и тепловые электростанции работали бесперебойно.

Во время основного политического разговора Фидель был осторожен в сроках поворота к социализму. Основная причина: он хотел повнимательнее присмотреться к строительству социализма в СССР и других странах, уяснить, подходит ли их система для Кубы, насколько она совместима с кубинскими национальными ценностями и согласуется ли она с идеями его кумира ⸻ Хосе Марти. Микоян нисколько не осуждал Фиделя за такую осмотрительность, наоборот, одобрял самостоятельность его мышления.

Но итоги визита Микояна были таковы, что прав оказался Че Гевара: история не отпустила Фиделю достаточно времени на размышления. Политика США по отношению к Кубе на протяжении 1959, затем 1960 гг. могла быть существенно более осмотрительной и дальновидной. Такое впечатление, что её направлял не многоопытный генерал Эйзенхауэр, а дурак и хам Никсон, уже видевший себя в кресле президента. Если бы Вашингтон не ослепляло зрелище советско-кубинского сближения, то события могли пойти по-иному, и пресловутый Карибский кризис мог и не разразиться.

Сами по себе соглашения, подписанные в Гаване, не были для США катастрофическими. Принципиально они ещё ничего не меняли. СССР уже продавал свою нефть латиноамериканским странам, и никакого подрыва экономики США при этом не происходило. Закупки сахара производились и при Батисте. Капитальная переориентация в торговле сахаром была, конечно, чувствительна: 30% необходимого США сахара закупалось на Кубе, это составляло половину всего производимого Кубой сахара. Сможет ли СССР закупать такое количество сахара? Нетрудно было подсчитать, что сможет, поскольку при большем, чем в США, населении потребление сахара в СССР составляло 2/3 от американского. А не пострадает ли снабжение сахаром Соединённых Штатов? Ведь Эйзенхауэр начал обсуждать кубинскую квоту на сахар на рынке США не под флагом экономического «наказания» (сейчас бы выразились «под флагом санкций»), а под вопросом: не нанесёт ли Куба урон национальной безопасности США? То есть речь шла о политике.

Визит Микояна на Кубу был оценён в Белом доме как поворотный пункт, после которого оставался один путь: свержение режима Кастро. Интересно, что в январе 1960 г., до визита Микояна, из Белого дома поступило предложение кубинской стороне о попытке переговоров с целью какого-то урегулирования отношений. Ответ от кубинского правительства последовал немедленно и был позитивным. Но после ознакомления с материалами визита Микояна, теплотой речей, теплотой приёма, подписанных соглашений и т.д. Вашингтон пришёл к выводу: жребий брошен, Куба решила связать себя с Советским Союзом. Поэтому, когда после встречи с Микояном кубинское правительство обратилось к американской стороне с напоминанием о возможных переговорах, то получило откровенно хамский ответ, означавший, что правительство США более не заинтересовано в урегулировании отношений и выдвинуло такие условия для переговоров, которые делали всякие обсуждения невозможными.

В марте 1960 г., сразу после визита Микояна, Эйзенхауэр подписал заключение, дававшее Аллену Даллесу неограниченные полномочия для организации свержения режима Кастро. Фидель тут же отозвался: «Теперь получается, что это Микоян во всём виноват, поскольку его посещение от имени Советского Союза немедленно оправдало приказ организовать свержение Кубинской революции. Если бы они знали, какой благородной личностью был Микоян, они бы так не поступили».

Фидель здесь проявил определённую наивность: в Белом Доме прекрасно знали, какой благородной личностью является Микоян, ведь за год до этого с ним велся более чем доверительный разговор на приёме у Д.Ф. Даллеса. Но Джон Даллес умер, остался его братец Аллен и остался Никсон. А у них ума явно было недостаточно, чтобы принять по-настоящему дальновидное решение.

Итак, было подписано правительственное соглашение между СССР и Кубой о покупке 1 млн. тонн сахара и предоставлении кредита на 100 млн. долларов. На первую же попытку Эйзенхауэра наказать Кубу и отказаться от покупки остававшихся по квоте 600 000 тонн сахара Советский Союз ответил заявлением, что он покупает и это количество сахара. Это было триумфом для Кастро и важным аргументом в его борьбе против антикоммунистических настроений в народе Кубы. Даже оппозиционная пресса с удовлетворением комментировала соглашение, так как вся страна зависела от сбыта сахара и валютной выручки за него.

Поездка Микояна на Кубу вылилась в крупную дипломатическую победу как для Кубы, так и для СССР. Куба обрела опору в лице второй сверхдержавы мира, способной поддержать её в самых важных областях ⸻ политической, экономической, научно-технической и военной. Москва в разгар холодной войны с Западом и прежде всего с США обрела надёжного союзника, что называется под самым носом у США, в 90 милях от южной оконечности штата Флорида. Десять дней визита окончательно определили для Вашингтона: Куба для него потеряна. Более того, сближение Кубы с Советским Союзом стало поворотным моментом для общественного мнения, а особенно всего левого движения в Западном полушарии. Целое поколение революционеров в других странах Латинской Америки выросло на опыте кубинской революции. К концу ХХ века можно было заключить: как сто лет назад Маркс и Энгельс констатировали, что центр мирового революционного процесса перемещается в Россию, так теперь центр мирового революционного процесса стал перемещаться в Латинскую Америку.

Что же до самой кубинской революции, то визит Микояна в феврале 1960 г. можно считать отправной точкой всей американо-кубинской конфронтации, и, следовательно, будущего Карибского кризиса. Уже перечисленные сахарные и нефтяные санкции не принесли желанного результата Белому дому, хотя Эйзенхауэр думал, что наносит Кубе смертельные удары. Отвечая на меры экономической агрессии со стороны США, правительство Кубы последовательно объявляло о национализации все новых и новых групп предприятий, принадлежавших американцам. Под контроль государства перешли банки, гостиницы, сахарные заводы, плантации сахарного тростника, нефтеперегонные заводы, химическая и фармацевтическая промышленность и т. д. За пять месяцев, между маем и октябрем 1960 года, начавшаяся по вине США экономическая война привела к тому, что революция покончила навсегда с американскими капиталовложениями, национализировав всю собственность, принадлежавшую американцам. США очень быстро расстреляли всю обойму репрессивных экономических мер, а результата, на который они рассчитывали, не добились. В том же октябре I960 года были приняты законы, предусматривавшие национализацию всех сахарных заводов, железных дорог, фабрик и других промышленных предприятий. Перешли в собственность государства все крупные торговые предприятия и банки. Все это произвело коренной перелом в жизни страны. Фактически Эйзенхауэр изо всех сил толкал Кубу в объятия Советского Союза.

19 октября 1960 г. правительство США объявило эмбарго на любые поставки товаров на Кубу, исключая несубсидированное продовольствие и медикаменты, а также на любой импорт с Кубы. Это эмбарго осталось в силе до сих пор, хотя в мире произошли радикальные изменения. Ту же линию переняли все последующие президенты США, и прежде всего победивший на выборах 1960 г. Джон Кеннеди.

Нельзя не отметить два события 1960 года, которые, во-первых, обострили состояние «холодной войны» между СССР и США, во-вторых, заметно усилили роль Кубы на международной арене.

Одним из них стал инцидент 1 Мая, когда США устроили провокационный полёт самолета-шпиона У-2 над территорией СССР. Этот самолет летел на такой большой высоте, что обычные средства ПВО не могли его достать. Пока средства обнаружения выяснили, что это действительно самолёт-шпион, У-2 долетел уже до Урала. Поднятые по тревоге самолеты-перехватчики оказались не в силах перехватить его. Тогда были введены в действие зенитные ракеты, и самолет-шпион был сбит. Летчик Пауэрс катапультировался и был захвачен в плен. Над ним был устроен публичный судебный процесс, широко освещавшийся в прессе, обвинителем выступал военный прокурор Руденко, ранее работавший как представитель СССР в Нюрнбергском процессе. Этот инцидент послужил причиной срыва совещания в верхах, намеченного на ближайшее время, а также отказа в приглашении президенту США Эйзенхауэру, визит которого намечался как ответный по отношению к визиту Н.С. Хрущёва в США, прошедшего в 1959 г. с большим успехом и породившего надежды на улучшение двусторонних отношений. Заметную роль в диалоге Хрущёва с Эйзенхауэром играли военные воспоминания как товарищей по оружию в войне против нацистской Германии. Инцидент 1 Мая перечеркнул все надежды на улучшение отношений.

Вторым событием явилась юбилейная XV сессия Генеральной Ассамблеи ООН, состоявшаяся в Нью-Йорке в сентябре-октябре 1960 г. Принял решение поехать в Нью-Йорк и Фидель Кастро, хотя отношения между двумя странами были чрезвычайно напряженными. Так, например, явно действуя по указке властей и продажного руководства профсоюзов, персонал аэропорта в Нью-Йорке заявил, что он не будет даже разгружать багаж кубинской делегации, если приедет Фидель Кастро. Но такими грубыми мерами нельзя было запугать кубинских руководителей, прошедших тернистый путь самых трудных испытаний. Узнав об этом, Фидель только сказал: «Ну и что ж? Мы просто не возьмем с собой никаких чемоданов, а поедем с походными вещмешками. Мы даже этого удовольствия империалистам не доставим!»

11 дней, проведенных Фиделем в США (с 18 по 28 сентября 1960 г.), были наполнены злобными мелкими уколами, которыми власти и правые силы США пытались вывести из себя и спровоцировать кубинскую делегацию. Полиция и ФБР сделали все, чтобы полностью изолировать Фиделя Кастро от общения с публикой. Самолет кубинской делегации был отогнан в самый отдалённый уголок аэропорта, и оттуда пытались незаметно отвезти Кастро в гостиницу, несмотря на то, что на аэродроме собрались тысячи людей, чтобы встретить премьер-министра Кубы. Когда Фидель попытался из окна автомашины приветствовать встречавших, то один из офицеров полиции в неуважительной форме пытался запретить ему это, что вызвало резкий отпор со стороны Фиделя Кастро, а потом стало причиной энергичного протеста перед Генеральным секретарем ООН.

Несмотря на все усилия властей США, более 100 автомашин, 25 автобусов и несколько грузовых машин, битком набитых восторженными сторонниками Кубинской революции, сопровождали Фиделя Кастро. Конная полиция перекрыла все подступы к отелю «Шелбурн», в котором первоначально остановилась делегация, предоставив, однако, полную свободу контрреволюционным группам постоянно пикетировать отель. Буквально на другой день владелец отеля устроил скандал, требуя резкого повышения платы за проживание кубинцев под тем предлогом, что, мол, присутствие Фиделя Кастро доставляет ему особые беспокойства. Никакие увещевания не дали результатов. Тогда Фидель, возмущённый провокационным поведением хозяина гостиницы, распорядился, чтобы один из членов делегации поехал в магазин и купил там несколько палаток, которые кубинцы намеревались разбить на территории ООН, поскольку в США не уважают представителей стран — членов ООН. Вся делегация немедленно выехала в ООН, где состоялась встреча с Дагом Хаммаршельдом, которого бросило в жар от сообщённого ему плана размещения делегации в садике здания ООН.

Положение было смягчено поступившим в это время звонком владельца скромного отеля «Тереза» из Гарлема, который предложил предоставить бесплатно свои номера для кубинцев. Хаммаршельд пытался отговорить Фиделя ссылками на то, что гостиница слишком убога для делегации такого уровня, но Фидель сказал, что именно такая и годится, и кубинцы вместе с палатками и вещевыми мешками направились в Гарлем. В этой гостинице состоялись встречи Фиделя Кастро с Н. С. Хрущёвым, Гамалем Абдель Насером и другими политическими лидерами. Это была первая встреча Кастро с Хрущёвым, отмеченная неординарными действиями со стороны советского руководителя. Только появившись в Нью-Йорке, Хрущёв спросил: «Где Фидель?». Ему довольно долго давали уклончивые ответы, пока наконец он не выяснил, что Фидель расположился в самом «помойном», криминальном гнезде Нью-Йорка. Никита Сергеевич немедленно потребовал доставить его в Гарлем, где он и встретился впервые со столь желанным вождём кубинской революции, описанным Микояном в самом лучшем свете. Всё это ⸻ и решение Фиделя с товарищами расположиться в Гарлеме, и самое сердечное общение с ним Хрущёва ⸻ выглядело как оглушительная пощёчина хозяевам Ассамблеи. Вместе с тем дуэт Хрущёв-Кастро приобрел невиданную популярность как у участников Ассамблеи, так и у жителей Нью-Йорка, так что усилия властей и правых элементов, включая кубинских «контрас» ради изоляции делегации революционной Кубы, произвели явно противоположный эффект.

Выступление Кастро на Ассамблее 26 сентября 1960 г. превратилось в настоящую сенсацию. Во-первых, оно не входило в повестку дня. Во-вторых, ему пытались даже не дать подойти к трибуне ⸻ нанятые кубинские «контрас» изо всех сил толкались в проходе и создавали совсем не дипломатическую суету. Но члены делегации Кубы должным образом отреагировали на это ⸻ ведь это были «барбудос», прошедшие и штурм казармы Монкада, и партизанские будни Сьерра-Маэстры. Расшвыряв нанятую шпану, они освободили проход и дали возможность Фиделю подняться на трибуну. Однако и на трибуне Фиделю не дали спокойно начать речь: некий опять же нанятый джентльмен попытался влезть вслед за ним и отнять у него микрофон. Но не следует забывать, что Фидель был выдающимся спортсменом, в том числе и по части бокса. Он вполне профессионально встретил мерзавца убедительным хуком справа, вызвавшим совершеннейший восторг в почтенной аудитории, и последующая часть его выступления продолжалась уже без помех.

Фидель Кастро произнес речь «Когда исчезнет философия грабежа, тогда исчезнет и философия войны», которая вошла в историю. Кастро установил мировой рекорд, внесенный в Книгу рекордов Гиннеса ⸻ его выступление длилось 4 часа 29 минут. Это самая продолжительная речь, которая когда-либо произносилась в стенах ООН.

В своей речи Фидель объяснил истинный смысл кубинской революции, суть реформ, которые затеяло его правительство, а также предостерег американцев от нападок в адрес становящейся на ноги страны, вскрыв истинные причины осложнения американо-кубинских отношений. Устроил знаменитый разнос империализму США, назвал будущего президента США Джона Кеннеди «неграмотным» и «невежественным» (!!).

В своем выступлении Кастро обвинил командующего ВМС США адмирала Арли Берка в недооценке решимости Хрущева использовать советское ядерное оружие для защиты Кубы в случае агрессии США в ответ на захват Кубой американской военной базы Гуантанамо. «Посмотрите только, как делается оценка, ⸻ сказал Кастро, ⸻ оценка чрезвычайно опасная, так как он (Берк) намекает, что в случае нападения на нас мы должны выстоять в одиночку. Адмирал Берк чего-то не учитывает. Предположим на минуту, что адмирал Берк ошибается. Давайте представим, что адмирал Берк, хотя он и адмирал, не прав. Если он не прав, он ведет слишком рискованную игру с мощнейшей силой в мире«. На что Хрущев со своего места крикнул ⸻ «Он ошибается!» ⸻ и махнул кулаком.

Советский лидер хотел, чтобы ни у кого не возникало сомнений по поводу военной поддержки Кубы. То есть можно утверждать, что ещё на Ассамблее ООН будущий Карибский кризис реально начал вызревать.

Выступление Кастро произвело шокирующее действие на всю Ассамблею. Кубинская делегация должна была покинуть Нью-Йорк ещё до закрытия сессии, но полицейские власти Нью-Йорка без объяснения причин наложили эмбарго на вылет самолета «Британия» кубинской авиакомпании «Кубана де Авиасьон», на котором Фидель Кастро должен был возвращаться домой, несмотря на то, что на этот лайнер распространялся дипломатический иммунитет. Тогда кубинцы приняли предложение Хрущева и возвратились в Гавану на советском самолете Ил-18.

Но сенсации Ассамблеи ООН на этом не кончились. В историю вошло выступление Хрущёва 12 октября, когда он якобы стучал ботинком по трибуне. Вообще он выступал в Ассамблее несколько раз по различным вопросам, в том числе неоднократно подавал реплики, пользуясь правом ответа (как и во время выступления Фиделя Кастро). Так, 23 сентября в докладе на сессии он предложил принять Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам, настаивая на её рассмотрении непосредственно на пленарном заседании Ассамблеи с участием глав государств. Доклад был выслушан с большим вниманием и вызвал массу прений, отразивших полярные позиции касательно колониализма. Тем не менее предложение о рассмотрении Декларации было принято и также осталось в истории (1960 год был объявлен годом свободы Африки).

В ходе дискуссий 12 октября выступил представитель Филиппин Сумулонг, заявивший, что Декларация должна в равной степени затрагивать страны и народы Восточной Европы, якобы лишённые гражданских прав и поглощённые СССР. Такая наглая ложь, явно состряпанная западными апологетами типа Аллена Даллеса или Збигнева Бжезинского, причем произнесённая представителем страны-марионетки США, крайне возмутила Хрущёва. Пытаясь привлечь внимание председательствующего на сессии ирландского дипломата Боланда и получить слово для возражений, Хрущев стал кричать и стучать кулаком по столу. Его поддержали члены советской делегации, в том числе сидевший с ним рядом Андрей Громыко.

Получив слово, Хрущев не стеснялся в выражениях: он обозвал филиппинского оратора «холуём американского империализма». Досталось и председателю, которого Хрущёв обвинил в симпатиях к колониальному рабству. Закончил выступление Хрущёв на самой высокой ноте: «Мы живем на земле не милостью божьей, и не вашей милостью, а силою и разумом нашего великого народа Советского Союза и всех народов, которые борются за свою независимость. Не заглушить вам голос народа, голос правды, который звучит и будет звучать! Конец, могила колониальному рабству! Долой его! И похоронить его, чем глубже, тем лучше!»

Председатель Боланд от Ирландии с трудом усадил Хрущёва на место. Хрущёв стучал кулаком по столу, союзники СССР из Восточной Европы свистели и кричали что-то в адрес трибуны. Зал постепенно погружался в хаос. Побагровевший как буряк Боланд начал стучать молотком, да так увлекся, что сломал его головку, которая улетела в зал заседаний. Выступивший следом премьер Британии Макмиллан не преминул устроить разнос ирландцу-председателю и советскому лагерю. Так как ругательства Хрущева переводчики по традиции переводили как непонятную для всех игру слов, Макмиллан обратился к журналистам с просьбой: а кто-то может перевести весь этот бедлам?

По воспоминаниям Андрея Громыко, именно тогда Хрущев вспылил, снял с ноги ботинок и стал стучать им по столу, за которым сидела советская делегация.

Андрей Громыко: «Помню довольно резкую по содержанию речь Макмиллана по принципиальным вопросам отношений между Востоком и Западом. Делегаты слушали его внимательно. Вдруг в той части речи, где Макмиллан употребил особенно резкие слова по адресу Советского Союза и его друзей, Хрущёв нагнулся, снял с ноги ботинок и стал с силой стучать им по столу, за которым сидел. А так как перед ним никаких бумаг не было, то звук от удара ботинка по дереву получался основательный и разносился по всему залу. Это был уникальный случай в истории ООН. Надо отдать должное Макмиллану. Он не приостановился, а продолжал зачитывать свою заготовленную заранее речь, делая вид, что ничего особенного не произошло. А в это время зал Генеральной Ассамблеи замер, наблюдая эту в высшей степени оригинальную и напряжённую сцену.»

На следующий день в газете The New York Times вышла статья под заголовком «Хрущёв стучит своим ботинком по столу». В ней была опубликована фотография, на которой изображены Хрущёв и Громыко, причём перед Никитой Сергеевичем на столе стоит ботинок. Появилась даже фотография, изображающая Хрущёва, стучащего ботинком. Впрочем, эта фотка была быстро признана фотомонтажом. Это подтвердили американские исследователи, которые провели детальное расследование инцидента. Оказалось, что никакого ботинка не было. Американские телекомпании, например NBC, не нашли в своих архивах ничего, что подтверждало бы версию с ботинком. Тем не менее, широкая известность события породила ряд неверных его описаний: об этом даже однажды заявил во время заседания Совета Безопасности ООН постоянный представитель США Джон Болтон.

Тогда же получило хождение выражение Хрущёва «Я покажу вам кузькину мать», хотя оно прозвучало не на Ассамблее, а годом ранее во время визита в США. Наведавшись в ООН, он заявил: «В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжёлые последствия. Мы вам покажем кузькину мать!». Как словеса в адрес филиппинского дипломата, так и «кузькина мать» вызвали большие затруднения в переводе с русского языка.

К этому времени ЦРУ уже приступило к разработке конкретного плана военной операции по свержению режима Кастро ⸻ высадке подразделений кубинских эмигрантов. Их вооружали, организовывали, вдохновляли. Они в свою очередь «вдохновляли» ЦРУ, убеждая Вашингтон в том, что тысячи и тысячи организованных повстанцев на самой Кубе готовы к восстанию, которое они начнут сразу после высадки отряда, направленного ЦРУ. А затем, конечно, вся Куба будет охвачена всенародным восстанием против ненавистного режима Кастро, что явится оправданием для открытого вмешательства США.

Этими сказками питалась администрация Эйзенхауэра, и ЦРУ имело карт-бланш на любые действия. Как уже упоминалось, взрыву французского корабля «Ла Кубр» с бельгийским оружием предшествовали давление на бельгийские компании, чтобы заставить их отказаться от сделки, а также активность военного атташе США в Гаване, предостерегавшего правительство Кастро от закупки оружия. Само собой ⸻ дяде Сэму очень хотелось, чтобы в момент нападения на остров кубинская армия была плохо вооружена.

Только после их выпадов Кастро впервые обратился к Москве с просьбой о предоставлении оружия. Военные поставки непосредственно из СССР начались в конце 1960 года. Но ещё раньше Куба приобрела какое-то количество оружия в Европе, в том числе в Чехословакии. Конечно, вопрос о поставках оружия советского производства из Чехословакии был согласован с Москвой. После поездок туда военного министра Рауля Кастро и отдельно Эрнесто Че Гевары была достигнута договорённость о таких поставках, крайне необходимых Кубе. На параде по случаю второй годовщины революции в январе 1961 года были продемонстрированы советские танки и артиллерия. Между прочим, в этом был и расчёт на то, что США не решатся высадить отряды «контрас». Кроме подготовки вылазки, ЦРУ получило «добро» на организацию террористического акта против Фиделя Кастро.

Заместитель директора ЦРУ Хелмс позднее признал, что из настоятельного давления администрации Эйзенхауэра относительно того, что требовалось «сместить Кастро», он сделал вывод, что такое давление даёт право убить его. Конечно, на языке ЦРУ убийство обзывается «политическим устранением», и прямого поручения на убийство, как правило, не звучит, но если политика состоит в том, чтобы избавиться от Кастро, то его убийство входит в разряд «ожидаемых мер в этом направлении». «Тихие американцы» из ЦРУ в своём репертуаре!

США уже практически не скрывали, что они ведут дело к военному вмешательству в дела Кубы. Обосновавшиеся на их территории эмигрировавшие с Кубы политики, экономисты, крупные предприниматели и т. п. создали так называемое «Движение революционного возрождения» с целью свержения правительства Кубы и «спасения страны от угрозы коммунизма». Это означало, что США готовят не только военные силы вторжения, но и формируют политические силы, которые могли бы взять на себя управление страной после свержения ненавистного им строя. В начале 1961 года развитие событий стало просто головокружительным. Уже 3 января США заявили о том, что они разрывают дипломатические отношения с Кубой. Отзыв американского дипломатического персонала был прелюдией к военной операции.

Руководство революции не скрывало от народных масс опасности момента. Еще 28 сентября, в день возвращения из Нью-Йорка, когда Фидель Кастро выступал на митинге с отчетом перед народом о проделанной там работе, в ответ на раздавшиеся взрывы петард (с целью сорвать выступление) он бросил лозунг о создании по всей стране комитетов защиты революции, которые должны были мобилизовать весь народ на борьбу против внутренней и внешней опасности. Комитеты защиты революции стали эффективным дополнением к вооруженным силам республики и народной милиции. Они направили острие своей борьбы против террористов, саботажников, агентов иностранных разведок, пытавшихся нарушить экономическую жизнь страны. Это была система коллективной революционной бдительности. В каждом квартале в городах, в каждом хуторе или поселке в сельской местности были созданы комитеты защиты революции, которые взяли под контроль малейшее движение контрреволюционных элементов, парализовали всякую возможность ведения групповой конспиративной работы. В середине января 1961 г. Фидель Кастро обратился к новому президенту США Джону Кеннеди, только что принявшему власть, с предложением обсудить сложившиеся между двумя странами отношения. Кеннеди ответил отказом. Он уже знал, что подготовка к вторжению заканчивается.

3 апреля 1961 года госдепартамент США выпустил так называемую «Белую книгу» о Кубе, которая была призвана оправдать готовившиеся военные акции против Кубинской революции. Книга была напичкана злобными материалами с одной задачей: возбудить общественное мнение в США и других странах против Кубы. Она стала как бы завершающим аккордом психологической войны против Кубинской революции накануне военного удара.

В 6 часов утра 15 апреля американские бомбардировщики Б-26 со свеженакрашенными кубинскими опознавательными знаками нанесли бомбовый удар по основным аэродромам, где находились немногие самолеты военной авиации Кубы. Под бомбами погибло несколько кубинских самолетов. Тем временем через свою «свободную» печать и по официальным каналам США распространили чудовищную ложь о том, что, мол, самолеты, подвергшие бомбардировке кубинские аэродромы, были самолетами ВВС Кубы и пилотировались восставшими кубинскими летчиками, которые затем бежали за границу. Для отвода глаз ЦРУ послало одного из наемников на самолете Б-26 из Никарагуа в Майами, чтобы он своим появлением подтвердил фальшивую версию. Заранее было подготовлено все: и заявления пилотов, и фотографии самолетов, и ответы «миграционных» чиновников.

На другой день, 16 апреля, Фидель Кастро выступил с большой речью на похоронах жертв вражеской бомбардировки и, обращаясь прямо к Кеннеди, назвал его лжецом, потому что с территории Кубы не взлетел ни один самолет и не бежал ни один летчик. Фидель потребовал от правительства США представить в ООН и летчиков, и самолеты, чтобы незамедлительно доказать, что эта затея была неумно спланирована в расчете на простаков. Эдлай Стивенсон, которого Кеннеди называл «мой официальный лгун», был в шоке. Ни он, ни правительство США не смогли даже назвать имени ни одного из летчиков.

На этом торжественно-траурном митинге, 16 апреля 1961 г., Фидель впервые назвал Кубинскую революцию социалистической. Он закончил свою речь такими словами: «Товарищи рабочие и крестьяне, наша революция является социалистической и демократической, революцией бедняков, которая делается силами бедняков и в интересах бедняков. И за эту революцию… мы готовы отдать свою жизнь. Рабочие и крестьяне, бедняки нашей родины, клянетесь ли вы защищать до последней капли крови эту революцию бедняков, творимую ради интересов бедняков?» И вся многотысячная толпа ответила одним вздохом: «Да, клянемся!».

Приказом Фиделя Кастро в стране было объявлено о введении повышенной боевой готовности, личный состав милиции получил оружие, перешел на казарменное положение в ожидании боевых приказов. К сожалению, на этот раз не учебные тревоги, а кровавые бои ожидали только рождавшиеся вооруженные силы республики.

Ранним утром 17 апреля 1961 года небольшой отряд народной милиции, который нес службу в местечке Хирон, на южном побережье провинции Лас-Вильяс, увидел приближающиеся к берегу в темноте десантные лодки. При первой же попытке осветить их автомобильными фарами для опознания с лодок был открыт шквальный огонь. Перевес противника в силах и вооружении был чрезвычайно велик, и милиционеры, оставшиеся в живых, стали отходить, успев по телефону сообщить в Гавану о начавшемся вторжении. Фидель немедленно приказал привести части в полную боевую готовность. Одновременно была дана команда комитетам защиты революции начать превентивную операцию по изоляции всех контрреволюционных элементов и подозрительных лиц.

Не имея точных сведений о количестве высадившихся в Хироне наёмников и имевшегося у них вооружения, Фидель не торопился бросить против них все силы армии. У него было достаточно оснований предположить, что здесь противник может наносить отвлекающий удар, а главный подготовить в другом месте. Тем более что около берегов провинции Пинар-дель-Рио крейсировал отряд американских кораблей, который даже имитировал операцию по подготовке высадки. На воду спускали шлюпки, морская пехота в полном боевом снаряжении занимала свои места в них. Правда, все это происходило за пределами территориальных вод, но в такой близости, что свободно просматривалось невооружённым глазом с берега. Другой отряд кораблей подозрительно крейсировал у другого конца острова, около г. Баракоа.

К моменту высадки наёмников на берегах бухты Кочинос вооружённые силы Кубы ещё не были реорганизованы, они сохраняли полупартизанскую структуру. Не было формирований выше батальона; тяжёлое вооружение всего лишь несколько месяцев назад начало поступать из Советского Союза. Прибывшие первые самолеты находились в разобранном состоянии и не могли, естественно, быть использованы в боевых действиях. Артиллерия и танки хранились на замаскированных стоянках. Экипажи едва научились водить танки. Не было никаких навыков у расчетов крупнокалиберных минометов. В силу этих причин первый удар на себя приняли пехотные формирования народной милиции, вооруженные только лёгким стрелковым оружием. Одним из первых вступил в бой батальон курсантов училища, готовившего офицеров для народной милиции. Командовал батальоном Хосе Рамон Фернандес, в прошлом кадровый офицер армии, перешедший на сторону революции. Он вспоминал, как трудно пришлось в первые часы, когда выяснилось, что перед ними был до зубов вооружённый противник, располагавший тяжёлыми танками, безоткатными орудиями, минометами и новейшим автоматическим оружием пехоты. В воздухе на первых порах было полное господство противника. Его бомбардировщики Б-26 непрерывно наносили удары по двум шоссе, которые вели к месту сражения через многокилометровое тропическое болото.

Противник точно рассчитал выбор места высадки. Вокруг бухты Кочинос полосой в четыре-пять километров была твёрдая земля, покрытая лесом. Вдоль побережья были разбросаны маленькие посёлки курортного типа. Недалеко находилась взлётно-посадочная площадка. Короче говоря, это был идеальный плацдарм, который был отрезан от остальной части страны широкой труднопроходимой зоной болот, и лишь две ниточки шоссе связывали побережье бухты Кочинос с основной территорией Кубы. Контролировать эти две узенькие полоски земли можно было малыми силами. Любой выигрыш во времени позволял противнику высадить в районе Плайя-Хирон с кораблей или с самолетов группу политических авантюристов, которых можно было выдать за «законное» правительство Кубы, после чего начать оказывать ему открытую помощь со стороны США и других диктаторских стран Латинской Америки. Ведь для противника главным было получить формальную зацепку для расширения агрессии.

Поэтому Фидель, убедившись к середине дня 17 апреля, что высадка в бухте Кочинос не является отвлекающим маневром и именно там наносится главный удар, приказал немедленно перебросить туда основные силы из центральной части страны. Мобилизация была проведена в предельно сжатые сроки. Уже с утра 17 апреля Фидель лично руководил ходом боевых действий. Его план состоял в том, чтобы в первую очередь нанести удар по кораблям противника, потопить их или отогнать от берега, лишить десант материальной, а главное, психологической поддержки со стороны моря. Эту задачу великолепно выполнила крошечная авиация революционных вооруженных сил. От вражеских бомбардировок 15 апреля уцелело несколько военных самолетов, которые предусмотрительно были отведены в укрытия. Это были два реактивных самолета Т-33, несколько старых Б-26 и британских «Си Фьюри». Появление в воздухе революционной авиации было громом среди ясного неба для наёмников. Пилоты проявили чудеса героизма, совершая по нескольку боевых вылетов в день. Точными ракетными и бомбовыми ударами им удалось повредить и поджечь главный транспортный и штабной корабль «Хьюстон», который, уходя от ударов с воздуха, сел на мель и накренился. Не успевшие высадиться на главный плацдарм наёмники в панике покинули судно и, полностью дезорганизованные, вплавь бросились к противоположному, заросшему заболоченным лесом, берегу. Не отвлекаясь ни на какие другие цели, в точном соответствии с приказами Фиделя Кастро, лётчики продолжали поражать другие суда экспедиции, пока эта задача не была в основном решена.

Затем перед пилотами была поставлена задача: очистить небо от вражеских самолетов. Они блестяще справились и с этим поручением. Несколько вражеских Б-26 было сбито в течение 18 и 19 апреля, сами кубинцы потеряли только два самолета.

По прошествии многих лет очень хочется задать вопрос: кто же это столь мастерски управлял немногими кубинскими самолетами, что они за считанные часы расправились и с кораблями, и с самолетами противника? Ведь у кубинских пилотов практически не было практики боевых действий, а заодно и времени, в течение которого можно освоить управление боевыми самолетами даже под руководством опытных инструкторов. Загадка!

Но факт налицо: кубинская авиация великолепно справилась с поставленными задачами. А уже после этого Фидель приказал авиации поддерживать действия наземных сил и наносить удары по закрепившемуся в Плайя-Хирон противнику. К этому времени подтянутая артиллерия стала вести заградительный огонь по акватории бухты, не давая возможности противнику предпринять меры по спасению отрезанных на плацдарме наёмников. По существу, была проведена классическая операция по окружению с помощью огневых средств десанта, ликвидация которого была предопределена.

Бóльшую часть времени, пока шли бои в районе бухты Кочинос, Фидель провел непосредственно в зоне боевых действий. Он лично участвовал в опросе первых пленных, ходил в атаку на танке Т-34 и, как сообщила газета «Революсьон», Фидель азартно вел огонь из самоходного орудия САУ-100 по транспортному судну противника, которое в конце концов было потоплено.

В общей сложности из 1500 человек, подготовленных ЦРУ для этой экспедиции, 1200 человек оказались в плену, около сотни было убито и лишь немногим удалось в первые часы бежать на уходивших судах. Операция в бухте Кочинос закончилась полным военным и политическим провалом для США. Даже президент США не счел возможным лгать в такой катастрофической ситуации. Кеннеди взял всю ответственность за крах операции на себя, сказав: «Победа — дитя многих родителей, а поражение — всегда сирота».

1961 год был годом нарастания конфронтации в глобальном масштабе. Провал в «заливе свиней» привел к тому, что США стали открыто готовить нападение на Кубу. Резко усилилась провокационная и диверсионная деятельность. СМИ буквально захлёбывались от нагнетания антикубинской истерии. И в Гаване, и в Москве прекрасно понимали, что следующая попытка задушить кубинскую революцию наверняка будет опираться не на группу «контрас», а на всю мощь военной машины США.

Сразу же после разгрома на Плайя-Хирон Хрущёв послал Кеннеди заявление, что СССР окажет кубинскому народу всю необходимую помощь в случае повторной попытки вторжения.

В свою очередь, Фидель Кастро решительно заявил, что теперь он коммунист и будет вести Кубу по пути социалистического строительства. Возник первый на Западном полушарии островок социализма.

Администрация Кеннеди, понеся весьма чувствительный политический урон ввиду провала операции на Плайя Хирон, выдвинула на первый план всестороннюю подготовку к вторжению на Кубу собственных вооружённых сил, поддержанных как с моря, так и с воздуха. Вместе с этим форсировалась подготовка к физическому устранению Фиделя Кастро, по своей интенсивности далеко превысившая старания ЦРУ при администрации Эйзенхауэра. Совокупность планируемых антикубинских акций, утверждённых президентом Кеннеди, получила кодовое название «Мангуст». За недолгое пребывание Кеннеди у власти было разработано ни много ни мало 42 плана убийства Фиделя, причём для этого использовались криминальные круги, с которыми активно взаимодействовал не кто-нибудь, а министр юстиции Роберт Кеннеди, вроде бы первое лицо США по части борьбы с мафией. С подачи старшего брата он постарался подчинить себе как ЦРУ, так и ФБР. В бытность «первым юристом» Роберт Кеннеди сосредоточил в своем ведомстве уникальную информацию, которой до него министерство юстиции не располагало. Столь широкие полномочия выразились в том, что Роберт Кеннеди в будущей конфронтации на грани мировой войны играл едва ли не главную роль.

В начале 1962 г. США инициировали исключение Кубы из Организации американских государств, а в мае американские вооружённые силы провели учения в Карибском море, имитируя вторжение на Кубу.

Для рассмотрения дальнейших событий нельзя не задержаться на общей ситуации «холодной войны», которая сложилась сразу же после окончания Второй мировой. Без этого трудно понять то критическое состояние глобального противостояния, которое и получило название «Карибский кризис».

Ещё в мае 1944 года, вскоре после встречи «Большой тройки» в Тегеране, Комитет начальников штабов (КНШ) США подготовил доклад, в котором СССР признавался вторым полюсом геополитического влияния. Основной мыслью, пронизывавшей этот доклад, было утверждение, что американской военной гегемонии может противостоять только СССР. Американские стратеги, прекрасно понимая, что нацистская Германия может быть разгромлена силами одного СССР, уже размышляли о предстоящем ядерном шантаже: работа по Манхэттенскому проекту шла полным ходом. Спустя всего два месяца после капитуляции Японии, в ноябре 1945 года, на рассмотрение того же КНШ поступил доклад Объединенного разведывательного комитета, в котором отбирались примерно 20 целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки СССР. В декабре того же года вышла директива Объединенного комитета военного планирования № 432/л, в которой указывалось, что самым эффективным оружием для удара по СССР являются имеющиеся у США (и отсутствующие у СССР) атомные бомбы. Так что в общественном сознании образца 1945 года совершенно закономерно сложилось мнение: «Бомбы, уничтожившие Хиросиму и Нагасаки, убили японцев, но бросали их в русских».

В военном ведомстве США с невероятной быстротой разрабатывались всё новые планы нападения на Советский Союз. Лихорадочность разработки таковых подхлёстывалась заявлением внешнеполитического ведомства СССР о том, что секрета атомной бомбы не существует. К 1948 г. был разработан план «Чариотир», по которому на 70 советских городов надлежало сбросить около 200 атомных бомб, а территория СССР подлежала разделению и общей оккупации.

Но вот в августе 1949 г. в СССР прошло успешное испытание атомной бомбы «РДС-1». Буквально накануне этого испытания президенту Трумэну доложили, что, «хоть Советы и хвастаются знанием секрета атомной бомбы, но собственную бомбу они в состоянии создать не ранее середины 50-х». Можно представить, что переживали в Белом доме и в Пентагоне, когда перед ними встал непреложный факт: США больше не обладают ядерной монополией.

Резкое обострение отношений между вчерашними союзниками по Второй мировой выразилось в создании противостоящих военно-политических блоков: НАТО и Варшавского Договора. Это противостояние и получило название «холодной войны». Почти полвека СССР и США соперничали в совершенствовании всё более мощных видов вооружений, именуемых «оружием массового поражения» (ОМП). Шок, испытанный американскими «ястребами» после испытания первой советской атомной бомбы, несколько прошёл, когда в 1952 г ими была взорвана первая водородная бомба, мощность которой превысила мощность взрыва над Хиросимой в 500 раз. Но через год американские стратеги испытали ещё больший шок, когда СССР испытал первую «сухую» термоядерную бомбу, тем самым вырвавшись вперед в разработках оружия массового поражения. План «Дропшот», принятый Пентагоном в 1949 г. и основанный на том, что первое испытание атомной бомбы в СССР ещё не означает стратегического паритета (по плану «Дропшот» предусматривалось сбросить на СССР уже 300 атомных бомб и тем самым уничтожить до 85% советской промышленности, а кроме ядерного, применить и другие виды оружия массового поражения: химического, биологического и радиологического; в плане «Дропшот» прямо указывалось: «упор делается на физическое истребление противника»), после 1953 года был отставлен.

Но считать, что «холодная война» ослабла после отказа от кошмарных идей применения ОМП по плану «Дропшот», означало бы, повторяя Сталина, проявить политическую наивность. Составители плана «Дропшот» придавали особое значение психологической войне, которая может оказаться более эффективной, чем термоядерная. Именно, «Психологическая война — чрезвычайно важное оружие для содействия диссидентству и предательству среди советского народа, она подорвёт его мораль, будет сеять смятение и создавать дезорганизацию в стране…Широкая психологическая война — одна из важнейших задач Соединённых Штатов».

К концу 50-х годов соперничество в «холодной войне» вместе с разработкой всё более мощных термоядерных бомб приняло вид соревнования в средствах доставки оружия массового поражения к цели. Успехи СССР в создании межконтинентальных ракет вызвали новые приступы шока в правящих кругах США: стратегический паритет обозначался все более отчётливо. Но инерция «холодной войны» не отпускала. У политико-военных элит США большую популярность приобрела концепция «ограниченной ядерной войны», в которой главную роль было призвано играть не стратегическому, а тактическому ядерному оружию, где перевес имеет та сторона, которая располагает таковым в подавляющем количестве. К моменту прихода к власти администрации Кеннеди была детально разработана военная стратегия «гибкого реагирования», в которой тактическое ядерное оружие рассматривалось как основное средство ведения боевых действий, а стратегическое — как средство «сдерживания» (читай: «запугивания») СССР.

В свете этой стратегии в 1961 г. в районе турецкого города Измир были развернуты американские ракеты средней дальности «Юпитер» с радиусом действия 2400 километров. Это позволяло поражать всю европейскую часть СССР. Каждая такая ракета имела боеголовку мощностью 1,44 мегатонны. Подлетное время составляло около 10 минут, максимальное отклонение от цели не превышало 1,5 км. Для взрыва такой мощности это означало фактически точное прицеливание. Это были далеко не все ядерные силы, нацеленные на территорию СССР и стран Варшавского Договора. Подобная же база имела место в Италии, на территории Великобритании были сосредоточены ракеты «Тор» с дальностью 2800 км и аналогичными боеголовками. Так что в 1961 г. наша территория могла единовременно испытать удар сотни ракет средней дальности наземного базирования, нацеленных со всех сторон. Это если не считать постоянно находящихся в воздухе стратегических бомбардировщиков Б-52, несущих каждый по нескольку термоядерных бомб, и постоянно курсирующих в Мировом океане атомных подлодок, вооруженных твердотопливными ракетами «Поларис» и «Посейдон» с термоядерными боеголовками, готовыми дать залп из-под воды из любой точки нахождения. Военный паритет, и без того шаткий, был нарушен. Пентагонские стратеги самодовольно докладывали Кеннеди, что к тому моменту они могли двадцатикратно уничтожить Советский Союз. Кроме наращивания тактического ядерного оружия, создатель американской термоядерной мощи Э. Теллер в это же время объявил, что США готовы к разработке термоядерной бомбы мощностью до 1000 мегатонн. Это уже по поводу «сдерживания».

Что могли противопоставить этой доктрине советские военно-политические круги? На протяжении всей «ядерной эпохи» наша стратегия носила выраженный оборонительный характер. Никакой подобной НАТО сети военных баз, окружающих территорию вероятного противника, у нас не было. На каждую модель стратегического бомбардировщика у нас появлялись всё более совершенные истребители, способные не дать долететь американским стервятникам до нашей территории. В обстановке строжайшей секретности вводились в строй атомные подлодки, уравновешивающие военно-морской потенциал. Разрабатывались системы ПРО, способные сбить на подлёте ракету противника, что особенно беспокоило натовских стратегов. В течение 50-х годов была построена сеть шахтных пусковых установок, в которых находились на боевом дежурстве межконтинентальные ракеты. В целом оборонный потенциал СССР непрерывно возрастал, но пресловутый стратегический паритет к началу 60-х годов был постоянно под угрозой нарушения.

К концу 1961 года натовскими стратегами был принят новый «План ядерной войны № 200/61», в котором указывался «Перечень целей для нанесения ядерных ударов по территории СССР и стран народной демократии». Всего было намечено 696 (!!) целей. Куда там пресловутый «Дропшот»!

В свете всех этих деяний сближение с Кубой приобрело исключительно важное стратегическое значение. Впервые за всю «ядерную эпоху» появилась возможность иметь опорную точку в непосредственной близости от территории США.

Дополнительное обострение противостояния между США и СССР произошло из-за Западного Берлина: нас никак не устраивал статус Западного Берлина как «фронтового города», напичканного американскими и европейскими войсками и представляющего гноящуюся язву на территории ГДР. Этот вопрос должен был быть обсуждён на встрече в верхах в Париже в мае 1960 года, но провокация с полетом Пауэрса 1 Мая помешала это сделать. Все возраставшее напряжение между ГДР и ФРГ из-за Западного Берлина привело к возведению Берлинской стены летом 1961 года. «План № 200/61» стал известен советскому руководству, и в августе 1961 года было принято решение о возобновлении испытаний ядерного оружия. Это при всём том, что с 1958 года по инициативе СССР таковые не производились ни СССР, ни США, ни Великобританией.

Но «холодная война» диктовала свои правила: ведь план Пентагона № 200/61 родился не на пустом месте, и нельзя было забывать об испытаниях трёх подряд американских термоядерных бомб в 1954 г.: 1 марта «Браво» ⸻ 15 мегатонн, 27 марта «Ромео» ⸻ 11 мегатонн, 5 мая «Янки» ⸻ 13,5 мегатонн. А мораторий на ядерные испытания не был полным: Франция, будучи членом НАТО, начала в 1960 году собственную серию испытаний. Очевидно, что без США дело не обошлось.

На совещании с учёными-ядерщиками в июле 1961 г. Хрущёв объявил о намерении начать в ближайшее время новую серию ядерных испытаний. Это выглядело как решение, не подлежащее обсуждению, но А.Д. Сахаров попытался возразить, обосновывая свои возражения уже имеющимся повышенным фоном радиоактивного заражения в атмосфере и отсутствием необходимости новых ядерных взрывов ввиду хорошо разработанной методики модернизации без полного испытания, т.е. отказаться от доктрины, что никакое изделие не может быть принято без испытаний ⸻ эту доктрину следует признать недостаточно гибкой и морально устаревшей. Он призвал пересмотреть конструкции намеченных к испытанию изделий, сделав их настолько надежными, чтобы в принципе принимать их на вооружение без испытаний. Сахаров добавил, что возобновление испытаний нанесёт трудно исправимый ущерб переговорам о разоружении и всему делу мира во всём мире. Хрущёв резко ответил ему, заявив, что «политические решения, в том числе и вопрос о проведении испытаний ядерного оружия ⸻ прерогатива руководителей партии и правительства и не касаются учёных». Короче, «не лезьте не в своё дело».

Испытания были проведены по графику. Но в свете сообщения о работе группы Теллера над сверхбомбой в 1000 мегатонн была поставлена особая задача: создать и испытать бомбу в 100 мегатонн. Соответствующие разработки уже велись, и подготовка к испытанию такой бомбы не заняла много времени. В сентябре 1961 года Хрущёв озвучил следующее заявление, опубликованное в американской газете «The New York Times» «Пусть знают те, кто мечтает о новой агрессии, что у нас будет бомба, равная по мощности 100 миллионов тонн тротила, что мы уже имеем такую бомбу и нам осталось только испытать взрывное устройство для неё».

В октябре 1961 г. состоялся XXII съезд КПСС, на котором была принята Программа построения коммунистического общества. Решено было приурочить испытание «Царь-бомбы» к завершению его работы. Политический смысл такой акции был очевиден: показать всему миру грандиозные успехи социалистического общественного устройства.

На открытии съезда 17 октября Хрущёв объявил: «Хочу сказать, что очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем».

Генеральная ассамблея ООН приняла 27 октября 1961 г. резолюцию, в которой призвала СССР воздержаться от проведения испытания сверхмощной бомбы. Но дипломатический и политический прессинг уже ничего не мог изменить — „холодная война“ развивалась по своим законам.

Испытание экспериментального «изделия 602» состоялось 30 октября 1961 г. на полигоне Новая Земля. Ту-95В с экипажем из девяти человек вылетел с военного аэродрома Оленья на Кольском полуострове. Сброс авиабомбы был осуществлен с высоты 10,5 км на площадку Северного острова архипелага, в районе пролива Маточкин Шар. Взрыв произошел на высоте 3,7 км от земли и 4,2 км над уровнем моря, на 188 сек. после отделения бомбы от бомбардировщика.

Вспышка длилась 65-70 сек. «Ядерный гриб» поднялся на высоту 67 км, диаметр раскаленного купола достиг 20 км. Облако долго сохраняло свою форму и было видно на расстоянии нескольких сотен километров. Несмотря на сплошную облачность, световая вспышка наблюдалась на расстоянии более 1 тыс. км. Ударная волна трижды обогнула земной шар, из-за электромагнитного излучения на 40-50 мин. прервалась радиосвязь на многие сотни километров от полигона. Радиоактивное загрязнение в районе эпицентра оказалось небольшим (1 миллирентген в час) поэтому исследовательский персонал смог работать там без опасности для здоровья через 2 часа после взрыва.

По оценкам специалистов, мощность супербомбы составила около 58 мегатонн в тротиловом эквиваленте. Демонстрация Советским Союзом возможности создания неограниченных по мощности термоядерных зарядов преследовала цель установления паритета в ядерных испытаниях, прежде всего с США. Привлечённые к разработке Царь-бомбы учёные прекрасно понимали, что она не будет использована в военных целях. Испытание устройства такой мощности было не более, чем политической акцией. Юлий Харитон, главный конструктор и научный руководитель Арзамаса-16, отмечал:

«Всё-таки чувствовалось, что это больше демонстрация, чем начало использования таких мощных ядерных устройств. Несомненно, Хрущёву хотелось показать: Советский Союз хорошо владеет вопросами конструирования ядерного оружия и является обладателем самого мощного в мире заряда. Это было скорее политическое, чем техническое действие».

Царь-бомба произвела ошеломляющий эффект на руководство многих стран. Она остаётся самым мощным взрывным устройством в истории. В США на следующий день после взрыва вышел номер газеты The New York Times, где говорилось, что такими действиями Советский Союз хотел ввергнуть в ужас и панику американское общество. Вспоминая заявление Хрущёва насчет «кузькиной матери», политические обозреватели решили, что именно эта бомба и есть та самая «кузькина мать».

Но, конечно, решение Хрущёва установить на далеком от советских границ острове ракеты с ядерными боеголовками было продиктовано далеко не одним желанием защитить Кубинскую революцию. Как вспоминает хорошо информированный на этот счёт крупный советский и российский дипломат Ю.М. Воронцов, Хрущев был «одержим» стремлением «выдавить» США и другие державы из Западного Берлина. «Его безмерно раздражали американские военные базы, плотным кольцом «обжимавшие» Советский Союз со всех сторон, а существенное в то время отставание СССР от американцев в количестве межконтинентальных ракет явно не позволяло осуществить хрущёвское бахвальство «накрутить хвоста» американцам. И вот в установке ядерных ракет почти в ста километрах от американской территории, ему, на мой взгляд, почудилась возможность дать американцам «понюхать» то, с чем Советский Союз вынужден был жить уже много лет ⸻ с нацеленными на его города и веси ядерными ракетами, стоящими почти рядом».

Можно обсуждать и обсуждать целесообразность размещения на Кубе советских ракет средней дальности, но в качестве ответа на «план 200/61» и нацеленность на нас со всех сторон ракет всевозможного базирования, готовых 20 раз уничтожить СССР, операция «Анадырь» представляется совершенно логичной и необходимой.

24 мая 1962 г. на расширенном заседании Совета обороны СССР принимается решение о создании Группы советских войск на Кубе (ГСВК). Возглавил ГСВК Дважды Герой Советского Союза генерал армии И. Плиев. По своему масштабу и уровню организации это была грандиозная, невиданная в мировой истории военно-стратегическая операция. Всего за пару месяцев на Кубу была скрытно передислоцирована целая дивизия ракетных войск стратегического назначения в составе трех полков, насчитывающая 8 тыс. военнослужащих. Были переправлены 24 пусковые установки ракет Р-12 (радиус действия более 2 тыс. км), Р-14 (радиус действия более 4 тыс. км), всего 42 ракеты с ядерными боеголовками мощностью 1 мегатонна, 36 запасных боеголовок, 1695 единиц специального транспорта, причём материалы и снаряжение для этой группировки были взяты с расчётом на её автономную деятельность сроком не менее 2 лет: 9500 тонн стройматериалов, более 1000 тонн продовольствия и различного снаряжения.

Ещё до прибытия ракет на острове были размещены части и подразделения сухопутных войск, ВВС, ПВО и ВМФ. На Кубе базировались 42 истребителя, включая новейшие МиГ-21, 42 реактивных бомбардировщика Ил-28, до 350 танков, 1300 артиллерийских орудий, 40 единиц ВМФ, 144 зенитных ракетных комплекса (ЗРК), причем части сухопутных войск, авиация и флот были оснащены ядерными средствами поражения, в том числе уникальными оперативно-тактическими ракетами «Луна». Основное боевое ядро ГСВК, 51-я дивизия РВСН, была приведена в полную боевую готовность. В конце июня – начале июля 1962 г. в Москве министр обороны Кубы Рауль Кастро и министр обороны СССР Р.Я. Малиновский подготовили и парафировали проект советско-кубинского сек­ретного договора о размещении советских ракет на Кубе. (Фидель Кастро первоначально предлагал Хрущёву сделать это открыто), формально этот договор так и не был подписан высшими руководителями Кубы и СССР.

Отметим, что вплоть до октября 1962 г. вся операция «Анадырь» оставалась неизвестной Пентагону и Белому дому. Лишь на последнем этапе ⸻ монтаже ракетных установок ⸻ в отношении маскировки была проявлена беспечность. 14 октября американский самолёт-разведчик сфотографировал оборудуемые пусковые позиции баллистических ракет. 16 октября в известность о размещении на Кубе советских ракет, способных нести ядерные боеголовки, были поставлены высшее военное командование США и президент Джон Кеннеди. Зафиксировав разведывательный полет самолета над Кубой, нами были предприняты срочные меры по усилению маскировки, но уже было поздно, ⸻ президент Кеннеди в обращении к народу 22 октября сообщил, что американская аэрофотосъемка получила бесспорные доказательства происходящего на Кубе.

По прошествии длительного времени после описываемых событий можно оценивать действия Хрущёва как недостаточно дальновидные и нарушающие дипломатические неписаные законы: в заявлении ТАСС от 11 сентября 1962 г. сообщалось об отсутствии СССР намерения размещать на Кубе наступательное ядерное оружие, в то время как операция «Анадырь» уже шла полным ходом. Получив сведения аэрофотосъемки, Кеннеди, как дальновидный политик, расценил заявление от 11 сентября как откровенный обман и сразу привёл в действие все дипломатические рычаги, изображая агрессивные намерения СССР. 16 октября ⸻ немедленно по получении сведений аэрофотосъёмки ⸻ Кеннеди образовал особый орган: исполнительный комитет Совета национальной безопасности (ЭКСКОМ). На его заседаниях рассматривались различные варианты действий в ответ на операцию «Анадырь»: точечные удары по пусковым установкам советских ракет, массированные бомбардировки всех военных объектов Кубы, а также как результат масштабное вторжение вооруженных сил США на Кубу. На таких силовых решениях настаивали бывший госсекретарь США Ачесон, ряд конгрессменов и особенно начальник штаба ВВС генерал Лимей.

Но мнения разделились. Некоторые члены ЭКСКОМ напомнили о проблеме Западного Берлина, где у Группы советских войск в Германии (ГСВГ) были все преимущества для нанесения сокрушительных ударов, следствием которых неминуемо будет мировая война. Большинство членов ЭКСКОМа не определились в своих позициях, в том числе помощник президента по национальной безопасности М. Банди (старый знакомый Фиделя Кастро по его визиту в США в 1959 г.)

На окончательное решение, принятое президентом Кеннеди, наибольшее влияние оказала позиция министра обороны Р. Макнамары. Вроде бы явный солдафон, но он проявил недюжинную дипломатическую прозорливость. Сообщив изначально, что США обладают двадцатикратным перевесом над СССР по ядерному потенциалу, он в то же время возразил против силовых акций и предложил осуществить промежуточный вариант между таковыми и политико-дипломатическими мерами: объявить военно-морскую блокаду Кубы (официально именуемую как «карантин», поскольку открытое заявление о блокаде означало бы в соответствии с нормами международного права акт войны). Это мнение было энергично поддержано Робертом Кеннеди.

Джон Кеннеди, пребывая в раздумьях, задал вопрос: «Пусть мы можем уничтожить русских 20 раз. А сколько раз русские могут уничтожить нас?». Макнамара дал немедленный ответ: «Не более двух».

Кеннеди: «Не кажется ли вам, что вполне достаточно и одного раза?»

Эти вопросом президент вызвал серьёзное замешательство членов ЭКСКОМ. Предложение Макнамары было принято. Оно означало выигрыш времени для возможного проведения переговоров.

22 октября президент Кеннеди выступил по телевидению с заявлением, в котором сообщил о советских ракетах на Кубе, о решимости США устранить эту угрозу, о введе­нии (с 24 октября.) «карантина» Кубы, направленного против размещения там «советского наступательного оружия», что означало досмотр всех судов, приходящих на Кубу в радиу­се 800, а позднее 500 морских миль от острова. Он предупредил, что если разведка США обнаружит продолжающуюся подготовку пусковых площадок, то «будут оправданы даль­нейшие шаги».

В тот же день кубинское правительство обратилось в Совет Безопасности (СБ) ООН с просьбой срочно созвать заседание «ввиду акта войны, предпринятого в односто­роннем порядке правительством США». Как видно, Фидель и его соратники правильно поступили, не заметив разницы между карантином и блокадой.

23 октября Хрущёв в послании Кеннеди заявил, что своими агрессивными акциями против Кубы США нарушают Устав ООН и международные нормы свободы судоходства, угрожают миру и безопасности народов, и что оружие, находящееся на Кубе, предна­значено для оборонительных целей. Он выразил надежду, что США проявят благоразумие и откажутся от действий, которые «могут привести к катастрофическим последствиям».

В тот же день президент США в ответном письме призвал сделать всё возможное, чтобы удержать положение под контролем. Он также выразил надежду, что Хрущёв даст необходимые инструкции советским судам соблюдать условия «карантина» Кубы.

За политическое и дипломатическое урегулирование возникшего кризиса высказа­лось большинство членов Совбеза ООН, поддержанное представителями 45 афро-азиатских стран. 25–26 октября при содействии и.о. генерального секретаря ООН У Тана (Даг Хаммаршельд погиб в Африке, а выборы нового генсека ООН ещё не состоялись) советская и американская  стороны в обстановке нарастания угрозы выхода ситуации из-под контроля обменялись сообщениями о готовности пойти на компромисс: СССР ⸻ вывезти ракеты с острова, а США ⸻ дать гарантию неприкосновенности Кубы. Как видно, Совбез ООН образца начала 60-х ещё был способен принимать разумные решения, чего никак нельзя сказать о Совбезе ООН начала XXI века.

Но острота ситуации продолжала нарастать. 27 октября над Кубой советскими ЗРК был сбит разведывательный самолёт (точно такой же, как 1 Мая 1960 г. над СССР). Как видно, наши зенитчики преуспели в мастерстве: для ликвидации У-2 им понадобилось значительно меньше времени, чем полтора года назад). Хотя это было в полном соответствии о защите воздушного пространства Кубы, в предельно накалённой обстановке этот акт мог вызвать самые ужасающие последствия, тем более, что самолет был сбит без санкции из Москвы и пилот погиб. Вечером того же дня Роберт Кеннеди, будучи основным переговорщиком с американской стороны, предупредил советского посла А.Ф. Добрынина (через которого вела переговоры советская сторона), что президент Кеннеди готов принять решение об уничтожении советских ракетных установок с воздуха, если Москва не даст согласия на их вывод с Кубы в течение 24 часов. Население США благодаря освещению ситуации в прессе находилось на грани паники; жители СССР были менее информированы о происходящем, но руководство страны вполне осознавало степень опасности.

В тот же день на экстренно созванном заседании Президиума ЦК КПСС было принято решение о демонтаже и вывозе ракет с Кубы, о чём срочно, по радио и одновременно с телеграммой в советское посольство в США, было передано в сообщении американскому президенту. Но в обращении к Кеннеди было выдвинуто дополнительное условие: демонтаж американских ракет в Турции. Кеннеди ответил немедленно и дал личное конфиденциальное обещание Хрущёву вывести американские ракеты из Турции, а публично он заявил, что ни США, ни другие страны Западного полушария не нападут на Кубу.

В течение двух дней ракеты, пусковые установки, боезаряды, прочая военная техника и значительная часть военного персонала ГСВК были отправлены в СССР.

Это оказалось неожиданностью для Фиделя Кастро. Премьер-министр Революционного правительства в письме от 28 октября 1962 г. обещал не применять оружие, но выступил категорически против инспекций кубинской территории. Также 28 октября Кастро сделал публичное заявление в присутствии советского представителя о том, что Куба не только ничего не потеряет из-за снятия ракет, но она уже многое выиграла. Более того, Кастро в высшей степени надеется на помощь международного сообщества в преодолении экономической блокады со стороны США.

Сам факт того, что дипломатические решения на мировой арене принимались без участия Гаваны, вызывали гнев у кубинского лидера; для него данное поведение было унизительным. Возможно, Кастро думал, что это ударит по авторитету самого государства. Он выдвинул свои требования:

1. Снятие экономического эмбарго.

2. Ликвидация военной базы в Гуантанамо.

3. Прекращение подрывных действий на острове.

4. Ликвидация нарушений воздушного пространства над территорией Кубы.

5. Недопущение нападений с моря.

Столь категорические требования выглядели противоречащими достигнутому компромиссу СССР и США. Отношения между СССР и Кубой оказались на грани разрыва. З0 октября Хрущев обратился с посланием к Кастро, в котором он пытался доказать, что консультация с Кубой имела место, и необходимость срочных безотлагательных действий была оправдана тем, что в случае войны ответственность легла бы, прежде всего, на руководителей двух стран, что Советский Союз предотвратил.

Такое заявление оскорбило Кастро: никаких консультаций с Кубой не было, и он в ответном письме резко раскритиковал действия Кремля за способ разрешения кризиса, обвинив Хрущева в проигрыше, который стал унизительным для советских и кубинских солдат.

Хрущев хорошо понимал: несмотря на то, что с Кеннеди ему более-менее удалось договориться, на Кубе у него оставалась большая нерешённая проблема. Нужно было вывезти оружие, не допустив разрастания кризиса, а также сохранить Кастро как союзника. Это было просто необходимо с точки зрения сохранения позиций Советского Союза как лидера международного коммунистического движения. Первая социалистическая страна в западном полушарии не могла быть потеряна. Чтобы завершить кризис, Хрущеву было необходимо добиться обещания Кеннеди не нападать на Кубу, а для этого нужно было согласие кубинцев на проведение инспекций и международного контроля за вывозом советских ракет. Для разруливания ситуации на Кубу вновь отправился Микоян.

Анастас Микоян сыграл огромную роль в разрешении Карибского кризиса. Ранее он стал первым, кому Хрущев рассказал об идее защитить кубинскую революцию от возможного вторжения США размещением на Кубе советских войск и ядерного оружия.

Микоян не был согласен с этим решением. Он знал американскую политическую систему и понимал, что размещение вблизи границ США ядерных ракет может привести к крупному военному конфликту. Но тогда мнение Микояна не нашло поддержки.

Основная деятельность Микояна в разрешении Карибского кризиса долгое время оставалось секретной. Уже потом появились сведения о том, какого труда стоило Микояну уговорить Фиделя Кастро расстаться с ядерным оружием, поставленным СССР на Кубу (кроме 100 единиц тактического ядерного оружия, там были размещены многочисленный личный состав, а также ракеты среднего радиуса действия). Дополнительные сложности вызвало предложение министра обороны Малиновского как ответ на установление американцами военно-морского карантина: ввести за линию карантина в район Кубы советские подлодки с ядерными торпедами на борту. Взрыв нескольких мегатонных боеприпасов на побережье США был чреват затоплением огромной площади и уничтожением большинства портов США. Между прочим, такой план не снят с доктрины до сих пор. Но подавляющее преимущество ВМС США делало план Малиновского безумной авантюрой. Микояну удалось уговорить Малиновского отвести подлодки в Саргассово море. Между прочим, американцам не было известно о наличии на них ядерных торпед.

Кастро и его соратники были возмущены тем, что советское руководство не нашло нужным посоветоваться с ними или даже информировать их о переговорах, которые велись с классовым противником за спиной революционного союзника. На протяжении трёх недель, со всем своим тактом и дипломатическим искусством, Микоян убеждал Фиделя и Рауля Кастро, Че Гевару и других кубинских лидеров в разумности решения Хрущева и в необходимости остановить разрастание кризиса.

Вся ирония ситуации заключалась в том, что Микояну выпало защищать решения Хрущева, с которыми он был не согласен с самого начала, перед кубинцами, американцами и также перед советскими военными на Кубе, которые в дни кризиса были по духу почти уже кубинцами, а не советскими и готовы были защищать Кубу до последнего. Именно Микояну, по большому счёту, мы обязаны тем, что тактическое ядерное оружие было выведено с Кубы, а не оставлено там, как подразумевалось по первоначальному плану. Куба почти что стала первой ядерной державой Латинской Америки!

Сначала Микоян провел успешные переговоры с Кеннеди и добился от него гарантий не нападать на Кубу. После этого основной целью Микояна стало вывезти с Кубы советское ядерное оружие, но при этом сохранить Кастро как союзника.

Опытному дипломату удалось и это: Микоян убедил Фиделя и Рауля Кастро, Че Гевару и других кубинских лидеров в разумности решения советских властей и в необходимости остановить разрастание конфликта. В первый день пребывания на Кубе умерла его горячо любимая супруга Ашхен, но Микоян принял решение остаться и закончить сложные переговоры. Он действовал в треугольнике Хрущев – Кеннеди – Кастро и смог добиться компромисса между лидерами трех стран.

Подлинная суть и масштабы острой политической схватки долгое время оставались неизвестными. К примеру, только в 1992 году, на «трехсторонней конференции» в Гаване, посвященной 30-летию Карибского кризиса, американцы узнали, что советские войска, размещенные на Кубе, были вооружены тактическим ядерным оружием. А еще через 10 лет, во время новой международной конференции в Гаване, ее американским участникам, в том числе бывшему министру обороны США Р. Макнамаре, впервые рассказали, что советские военные были готовы использовать это оружие.

Белый дом и Пентагон не знали, чем будет встречено американское вторжение на остров, а именно ⸻ мощным ядерным ударом. Что последовало бы за этим новым Пирл-Харбором, никто из советских военных не думал, они только выполняли бы свой долг, поставленную перед ними боевую задачу, отвечая на вторжение, которое тоже походило бы на Пирл-Харбор, ибо началось бы с внезапных воздушных бомбардировок вооружённых сил на острове».

Использовать же торпеды с ядерными боеголовками с четырех советских дизельных подводных лодок, находившихся в водах Кубы, в случае начала военных действий разрешалось по усмотрению командира. А если учесть, что на большой глубине сведения о военных действиях моряки могли получить лишь в виде разрывов глубинных бомб, то уже одно это говорит о том, что мир в те дни зависел от выдержки неведомого командира советской подлодки.

О том, какой катастрофой всё это могло обернуться, свидетельствуют некоторые остававшиеся долгое время засекреченными данные, приводимые в книге С. Микояна. В день кульминации кризиса, 27 октября, когда в соответствии с командой Хрущева ракетные установки на Кубе спешно доводились до состояния наивысшей боевой готовности, американские бомбардировщики «В-52» с ядерным грузом уже барражировали над арктическими водами вблизи советских границ. В соответствии с планами штаба ВВС, 75 городов Советского Союза должны были быть уничтожены в результате первого же ядерного удара со стороны США. Какой-то американский летчик в нарушение строжайшего приказа Макнамары даже близко не подлетать к территории СССР нарушил границу и оказался над территорией Чукотки. Там, естественно, была объявлена тревога, советские истребители подняты в воздух, в то время как с Аляски взлетели и направились к Чукотке истребители американских ВВС. Каким-то чудом самолёт-разведчик успел покинуть воздушное пространство СССР, и воздушного боя удалось избежать.

Р. Кеннеди в ответ на предложения всему правительству укрыться в бункеры вне Вашингтона отказался, сказав, что «если до этого дойдет (до ядерного удара), будет убито 60 миллионов американцев и столько же или больше русских… По законам радиации… остальному миру оставалось бы ожидать более медленной, но не менее мучительной смерти».

Итоги 13 дней Карибского кризиса хорошо известны. В результате многодневного интенсивного обмена телеграммами между Белым домом и Кремлем администрация Кеннеди, несмотря на колоссальный нажим на него со стороны «ястребов», согласилась на политическое урегулирование и предоставление гарантий ненападения на Кубу, а советское руководство ⸻ на вывоз ракетных установок и даже на контроль США за их вывозом на море. Демонтаж всех стартовых позиций, начавшийся по приказу из Москвы 29 октября, был полностью завершён уже 31 октября.

Кубинский аспект кризиса представляет особый интерес. Защита социалистической Кубы была главной причиной предложения Хрущева о размещении советских ракет на острове. Ракеты были установлены на острове в ответ на просьбу кубинцев помочь им в укреплении обороны страны против готовившейся прямой массированной агрессии США. Но кубинцы изначально просили обычные виды вооружений. Предложение Хрущева было для них неожиданностью. Кастро истолковал просьбу как стремление СССР выправить стратегический баланс сил между лагерем социализма и лагерем капитализма. Поэтому он дал согласие. Москва же истолковала согласие как принятие Кубой предложения о её защите. Налицо определённое взаимное недопонимание. Однако со стороны Хрущева было проявлено и определённое «легкомыслие». На вопросы о том, что предпримет советское руководство в случае, если США решительно выступят против присутствия советских ракет на Кубе, он заверил кубинцев, что не отступит. Ему поверили. Кубинцы пошли на крайний риск полного уничтожения в отстаивании своей независимости и в противостоянии с американским империализмом. Поэтому отступление Хрущева, игнорирование наличия третьей стороны конфликта в критический момент кризиса было воспринято кубинцами крайне болезненно. В рамках карибского кризиса возник кризис советско-кубинских отношений, который пришлось налаживать Микояну.

Но интересна оценка Кастро, сделанная в беседе с американским сенатором Макговерном значительно позже, в 1975 г., когда Хрущёва уже не было в живых: «Я бы занял более твёрдую линию, чем Хрущёв. Я был в ярости, когда он уступил. Но Хрущёв был старше и мудрее. В ретроспективе я понимаю, что он достиг правильного урегулирования отношений с Кеннеди. Если бы моя позиция взяла верх, могла случиться ужасная война. Я был неправ».

Достигнутые договорённости в дальнейшем строго соблюдались США и СССР.

Интересно, что октябре-ноябре 1970 г. в результате обмена нотами с посольством Советского Союза президент Р. Никсон (тот самый Никсон, который вёл себя так глупо и по-хамски в бытность вице-президентом) официально подтвердил обязательство США как государства (а не только президента Кеннеди) не совершать вторжения на Кубу, если Советский Союз дает такое же обязательство не размещать наступательного оружия на острове.

Причины, стадии и уроки Карибского кризиса давно вошли во все учебники истории, стали хрестоматийными. Их новое, ещё более глубокое и всестороннее исследование, несомненно, послужит новым поколениям политиков и дипломатов для серьёзных размышлений о том, насколько высокой может оказаться цена любых поспешных, плохо продуманных и продиктованных эмоциями решений во внешней политике. Возвращаясь к началу, ещё раз хочется подчеркнуть: очень важно, чтобы политически активные члены общества требовали от руководителей всех уровней широкого кругозора, чувства высочайшей ответственности перед своим народом и народами мира, подлинного максимального напряжения интеллекта, способного предотвратить грубые, малообоснованные силовые акции и, следовательно, грубые ошибки, грозящие кризисами. Это тем более необходимо в сегодняшних условиях однополярного, разбалансированного мира.

Мир вздохнул с облегчением, когда в 1962 году две сверхдержавы, Советский Союз и США, нашли в себе мужество преодолеть возможный ядерный апокалипсис. Карибский кризис привел к перелому в холодной войне. С этого момента ведут начало массовые антивоенные движения во всем мире и политика разрядки международной напряженности. Немногочисленные политики и интеллектуалы, выступавшие за мир, наконец‑то обрели так необходимую им широкую общественную поддержку, а политики получили наглядный урок, показавший им, что международные отношения в ядерную эру должны строиться на новых принципах, главным из которых является обеспечение общего выживания человечества. Карибский кризис изменил отношение политиков к вопросам ядерной безопасности планеты и подтолкнул их к осознанию единства судеб человечества, несмотря на военное соперничество и идеологические разногласия. 2 июля 1963 г. Хрущёв обратился к США с предложением заключить договор о запрещении ядерных испытаний в трёх средах: атмосфере, космическом пространстве и под водой. Президент США Джон Кеннеди ответил согласием, после чего советские, американские и британские дипломаты и эксперты всего за несколько недель выработали текст договора.

В преамбуле к договору говорилось, что подписывающие его стороны не только стремятся положить конец радиоактивному заражению окружающей среды и «достичь навсегда прекращения всех испытательных взрывов ядерного оружия», но и провозглашают своей главной целью «скорейшее достижение соглашения о всеобщем и полном разоружении, которое положило бы конец гонке вооружений и устранило бы стимул к производству и испытаниям всех видов оружия, в том числе ядерного».

5 августа 1963 года в Москве был заключен Договор между СССР, США и Великобританией о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой, известный как Московский договор. Без всякого преувеличения, это было историческое событие, поскольку это один из немногих договоров между государствами, враждебными по отношению друг к другу, обязательства по которому ни разу не нарушались за весь истёкший период (скоро можно будет отметить 60-летний юбилей этого документа).

Хотелось бы завершить выступлением Кеннеди в связи с подписанием Московского договора: «Историки сообщают, что в 1941 г., когда большая часть мира уже была вовлечена в войну, князь Бюлофф, бывший канцлер Германии, спросил тогдашнего канцлера Бетман-Гольвега: «Как всё это случилось?» И Бетман-Гольвег ответил: «Ах, если бы кто-нибудь знал!» Мои собратья американцы, если эта планета когда-нибудь будет разнесена атомной войной, если 300 миллионов американцев, русских и европейцев буду сметены 60-минутным ядерным ударом, если жалкие выжившие после этого уничтожения смогут затем пережить начавшиеся огонь, заражение, хаос, и катастрофу, я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих выживших спросил другого «Как это случилось?» и получил бы ответ «Ах, если бы кто-нибудь знал!»»

Кеннеди и его администрация хорошо поняли, что в ядерной войне победителей быть не может. Хватит ли ума у сегодняшних политиков понять то же самое?

Литература.

1. С.А. Микоян. Анатомия карибского кризиса. ⸻ М.: Академия, 2006.
2. Б.С. Горобец. Ядерный реванш Советского Союза, в 2-х томах. ⸻ М.: Красанд, 2014.
3. И.И. Никитчук. Освобождение дьявола. История создания первой советской атомной бомбы РДС-1. ⸻ М.: Родина, 2020.
4. И.И. Никитчук. Преодоление. Арзамас-16: как это было. ⸻ М.: Родина, 2023.