Большой художник-чародей с мировым именем, хотя буржуазные критики, а также литературоведы и пытались свести его богатейшее творчество к литературе сугубо региональной, — бразильский писатель-коммунист Жоржи Амаду, чьё стодесятилетие со дня рождения отмечается 10 августа, бесспорно, в мировой литературе XX столетия был явлением необычайным, неподдающимся однозначному объяснению и трактовке, но при этом столь приверженным высоким идеалам гуманизма и социальной справедливости, что и по прошествии десятилетий его романы, повести и новеллы, при их внешней ироничности и иносказательности, продолжают выполнять своё главное предназначение: бороться за человека обездоленного, лишённого сильными мира сего элементарного и данного ему самой природой права на жизнь достойную и полнокровную.

Убеждённый сторонник мира, борец за права простого, уставшего прозябать в беспросветной нищете народа, презиравший капитализм и его приверженцев, безжалостных, алчных и безнравственных латифундистов, велеречиво называвших себя полковниками, — в одном из выступлений Жоржи Амаду как-то очень точно определил те задачи, которые ставил перед собой как писателем и общественным деятелем. «Что касается моих обязательств и моих пристрастий, — говорил он, — то могу подтвердить: с начала моей сознательной жизни и поныне, надеюсь, что до самой последней строчки, написанной мною, я выполнял и выполняю зарок: быть всегда с народом, с Бразилией, с будущим. Моими пристрастиями были и остаются выступления за свободу — против деспотизма и произвола, за эксплуатируемого — против эксплуататора, за угнетённого — против угнетателя, за слабого — против сильного, за радость — против скорби, за надежду — против отчаяния, и я горжусь такими пристрастиями. Но никогда я не был беспристрастным в борьбе человека с врагом человечества, в борьбе между будущим и прошлым, между завтрашним и вчерашним».

Уроженец суровой и таинственной земли близ Ильеуса, что на юге штата Баия, где массово произрастают деревья какао, Амаду с самого раннего детства познал всю горечь, постоянно ощущавшуюся простыми бразильцами, занимавшимися выращиванием шоколадного дерева, приносившего им не только заработок, но и непростые испытания, горе, раннюю смерть, причём в большинстве случаев от рук наёмных убийц — жагунсос, безжалостно расправлявшихся с конкурентами своих кровожадных и ненасытных до наживы хозяев. От таких вот кровавых рук пострадает и отец будущего писателя Жоан Амаду де Фария, который будет тяжело ранен, когда Жоржи едва исполнится десять месяцев. Их семью постигнет и другая беда: разливом реки смоет плантацию и постройки, в результате чего придётся переселиться в Ильеус и прозябать уже там до тех пор, пока отцу не удастся расчистить в лесных зарослях участок и разбить на нём новую плантацию какао.

Эти драматичные эпизоды, подкреплённые и другими невесёлыми воспоминаниями о детстве и юности, как раз таки и позволят Амаду впоследствии красочно воссоздать картины безрадостной жизни народа на юге штата Баия, ставшего, по существу, одной большой плантацией какао, частями перетягиваемой, словно канат, всегда враждовавшими между собой фазендейрос (помещик, плантатор, владелец фазенды или поместья. — Р.С.).

«Мои персонажи выбраны среди людей Баии, — говорил Амаду. — В каждой из моих книг есть немного и от автора, но это не означает включения чего-то из его автобиографии. Вошёл лишь опыт жизни. В написанном мною нет ничего иного, кроме так или иначе пережитого лично. Я не способен писать о том, что знаю лишь понаслышке, в чём непосредственно не участвовал».

О тяжкой доле бразильцев, накрепко связанных с выращиванием какао на юге Баии, Амаду и расскажет в таких своих повествованиях, как «Страна карнавала», первом романе, увидевшем свет в 1931 году, когда начинающему писателю не было и двадцати, а затем и в романах «Какао», «Бескрайние земли», «Земля золотых плодов», «Красные всходы», «Габриэла, корица и гвоздика», «Великая Засада: мрачный облик».

Штат Баия будет описан Амаду и в таких известных произведениях, как романы «Пот», «Жубиаба», «Мёртвое море», «Капитаны песков», «Пастухи ночи», «Дона Флор и два её мужа», «Лавка чудес», а также в сборнике новелл и повестей «Старые моряки».

«Начиная со «Страны карнавала», — писал Амаду, — все мои произведения рождены, сформировались в гуще бразильского народа, среди людей Баии». Но при этом в таких произведениях, как «Подполье свободы», «Военный китель, академический мундир, ночная рубашка», «Тереза Батиста, уставшая воевать», «Тиета из Агресте, или Возвращение блудной дочери», Амаду своих героев будет размещать уже и в Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, других местах и лишь частично в Баие, что, в общем-то, также убедительно подтверждает приверженность писателя одной территориальной общности, бывшей его малой родиной и тем краем, с которым он крепко связал всю свою большую и насыщенную многими перипетиями жизнь.

Как бы там ни было, а для русскоязычного читателя, благо большинство произведений писателя были переведены на русский язык, печатались в журнале «Иностранная литература» и многократно выходили отдельными изданиями, а первые упоминания о нём в Советском Союзе так и вообще относятся к 1934 году, то есть ко времени, когда между нашими странами не существовало каких-либо контактов, Амаду был и навсегда останется писателем всецело национальным, давшим нам реальную возможность взглянуть, конечно же, не на Баию как таковую, а на всю большую Бразилию — страну удивительную, сфокусировавшую в себе пёструю палитру красок межрасового сосуществования людей разного цвета кожи, но разделённых прежде всего по материальным и имущественным признакам.

Посему, размышляя о феномене Амаду и привлекательности его творчества для миллионов читателей во всём мире, в том числе и советских, Илья Эренбург некогда весьма точно подметил: «Мне привелось где-то прочитать, что произведения Амаду знакомят читателя с историей Бразилии от конца XIX века до наших дней. Я убеждён, однако, что не в этом значение романов Амаду. Мы можем найти в книгах историков, социологов, этнографов добросовестный и тщательный показ тех событий, которые находят свой отголосок в романах Амаду: лихорадку кофейных плантаций и какао, тяжбу между плантаторами, нищенство батраков, хищнический налёт иностранных капиталистов, начало рабочего движения, рост недовольства, борьбу за национальную независимость, восстание в Натале (город на востоке Бразилии. — Р.С.) и в других городах, исход голодающих крестьян с севера на юг через пустыню смерти, алчность и грубость янки, геройство коммунистов. Жоржи Амаду, как и всякий подлинный писатель, не описывает событий, а раскрывает нам людей, участвующих в этих событиях. Может быть, о жизни в Бразилии мы знали и без него, во всяком случае, мы могли бы узнать о ней без его романов, но он открыл нам душевный мир бразильцев; в этом объяснение того успеха, которым пользуются его книги и в Бразилии, и далеко за её пределами. <…>

Для того чтобы раскрыть душевный мир героев, писатель должен сам много пережить, узнать страсти, радости, страдания; он должен обладать даром перевоплощения, умения почувствовать себя на месте того или иного изображаемого им человека. Конечно, каждому ясно, на чьей стороне симпатии Амаду: меньше всего его можно упрекнуть в моральном или гражданском нейтралитете; но и тех людей, которых он осуждает, с которыми он борется, он показывает как живых, способных любить, радоваться, отчаиваться. Это спасает его от шаржа, от плакатности. Мы верим в существование его героев, почти физически ощущаем их присутствие. Мне думается, что такая реальность изображаемого мира и есть реализм художника, а не размышления, предпосылки или нравоучительные выводы».

Да, Илья Григорьевич, с которым Амаду был дружен, множество раз встречался и бывал у него в гостях в нашей стране, верно подметил, что главным для бразильского писателя являлись внутренний мир его героев, их мысли, переживания, поступки. При этом, находясь на стороне простых бразильцев, отражая их мысли и чаяния, выступая в защиту эксплуатируемых и лишённых прав сограждан, поддерживая всех тех, кто оказался на самом «дне», защищая деклассированных и тех, от кого капиталистический мир отвернулся, Амаду, как художник страстный, увлечённый, умевший погружаться в творческий процесс основательно, порою так «лепил» своих героев, что они ещё в процессе работы над ними становились фигурами самостоятельными, как, например, та же Габриэла — одна из самых любимых его героинь из романа «Габриэла, корица и гвоздика», пришедшего к читателю в 1958 году и сразу же удостоенного пяти высших в Бразилии литературных премий и за год выдержавшего двенадцать переизданий.

Говоря о ней, а в романе мы её наблюдаем доброй, искренней, сердечной, непосредственной, бесхитростной и любящей жизнь во всех её проявлениях, в одной из бесед с советским исследователем своего творчества Юрием Дашкевичем Амаду рассказал и о том, как работал над этим романом: «Я, право, собирался написать страниц сто или сто пятьдесят, не больше. И вдруг совершенно неожиданно для самого себя обнаружил, что написано уже более пятисот… Габриэла заставила меня работать против моей воли. Что делать! Мне очень хотелось написать солнечную книгу. Книгу, которую читали бы все, которая заинтересовала бы всех и которая не только развлекала бы читателя, но заставила бы его задуматься над многими явлениями нашей бразильской жизни…

Частенько ведь бывает, что внезапно начинаешь писать о чём-то, не имеющем ничего общего с тем, что было задумано. Новое возникает и в процессе работы. И «Габриэлу» я задумывал писать как новеллу, да и предназначалась она для сборника десяти новелл десяти разных авторов, а вот в конце концов получился большой роман. Габриэла задала мне много работы.

Корни моих последних романов можно обнаружить в моих первых произведениях — в романах «Жубиаба», «Пот», «Какао», «Мёртвое море» и в других, которые были мною написаны десятки лет назад. Возьмём, например, Габриэлу. Полистайте мои ранние книги — и вы найдёте силуэт Габриэлы, да, да, той самой Габриэлы. Пусть этот силуэт несколько прозрачен, не особенно чёток, но черты Габриэлы бесспорны…»

А в письме одному издателю, предваряя бразильскую публикацию романа «Тереза Батиста, уставшая воевать», Амаду писал: «Однажды я послал тебе, дорогой Мартинс, девушку по имени Габриэла, аромата гвоздики и цвета корицы, воспетую в краю какао, — где она теперь? Литературный персонаж принадлежит романисту, пока оба они вместе трудятся над своим творением — гончарной глиной, вымешанной с ненавистью и любовью на поту и крови, пропитанной болью, опрыснутой радостью. А сейчас девушка Габриэла из Ильеуса шествует по всему свету — кто знает, на скольких языках говорит, я уже счёт потерял.

В другой раз, в доказательство нашей дружбы, направил тебе дону Флор, холостую, замужнюю, вдову, после счастливую со своими двумя мужьями, пленницу, разбившую оковы и освободившую любовь от предрассудков. Кроткое создание, кто мог бы сказать, что она сумеет действовать так, как поступала она? Нежданно-негаданно удивила меня она: мне казалось, что я её знал, а оказывается, нет. Это другая судьба, которая выскользнула из моих рук…»

Разумеется, собственной жизнью зажили и продолжают жить, так как произведения писателя переведены на многие языки мира, изданы суммарно многомиллионными тиражами и переиздаются и в наши дни, — не только Габриэла, дона Флор из романа «Дона Флор и два её мужа» или Тереза Батиста из не менее известного романа «Тереза Батиста, уставшая воевать». Счастливая судьба сложилась и у других героев. При этом важно отметить и то, что писатель создавал образы действительно колоритные, яркие, запоминающиеся, показывая читателю их цельность, душевность, искренность, порядочность, возможность и желание сопереживать за ближнего, делая ему, знакомому и незнакомому, тем самым лишь добро.

К тому же, представляя своих положительных героев — бедных крестьян, гнувших спины на плантациях какао, моряков, обитателей трущоб, босяков, ставших благодаря одноимённому американскому фильму 1971 года именоваться в нашей стране «генералами песчаных карьеров», — Амаду, наделяя их теми качествами, о которых было сказано выше, создавал творения не только эпические по характеру и масштабам охватываемой в них проблематики, но и лиричные, наполненные необыкновенной поэтикой, тем более отчётливо просматривавшейся при плавных переходах на страницах его книг от достоверного к фантастическому, рождавшемуся из народных поверий и фольклора, с которыми писатель был также прекрасно знаком, что и позволяло ему в конечном итоге безболезненно стирать невидимую грань между реальным и ирреальным.

Немаловажно и то, что глубинное вживание в образы своих героев и несомненный лиризм самих повествований писателя можно определённо считать в своей основе горьковским, тем паче что именно Максима Горького и Льва Толстого Амаду считал своими учителями, научившими его «секретам романа и гуманизму».

Потому-то в одном из писем советским товарищам Амаду, вспоминая молодые годы и не переставая восхищаться Советским Союзом и его литературой, писал: «Моя жизнь писателя началась в тридцатых годах… когда стала разрываться железная блокада — блокада клеветы, которой реакционные, ретроградные правительства пытались скрыть советскую правду. В ту пору в Бразилии появились первые переводы произведений первой великой фазы советской литературы. Я говорю о книгах Серафимовича («Железный поток»), Фадеева («Разгром»), Бабеля («Конармия»), если вспомнить по меньшей мере трёх авторов и три произведения, нашедшие большой отклик в то время, уже не говоря о величайшем, неизмеримом влиянии Максима Горького, первого учителя моего поколения, а также о других советских литераторах тех лет. В огромной степени их книги воздействовали на тогдашних молодых бразильских писателей — определили, так сказать, путь создания литературы, обращённой к проблемам народа, к поискам решения этих проблем. Все мы чем-то обязаны советской литературе того времени, рождённой в пламени революционных событий, в гражданской войне, — литературе плоти и крови, живой, свободной, бессмертной».

Рассуждая сегодня над феноменом Амаду, к счастью не забытого ни в Бразилии, ни в России, хочется верить, что и в других странах мира вспоминаются слова видного писателя-коммуниста Педро Мотта Лима, в предисловии к «Старым морякам» писавшего: «Основные достоинства Жоржи Амаду как художника — богатство воображения, высокое мастерство повествования, оригинальный стиль, сочетающий в себе народный и литературный язык…»

Народные традиции, верования, местный баиянский колорит, отождествлявшийся с всебразильским, жизнь негров, мулатов и метисов не отстраняли тем не менее на задний план и другие важные вопросы, также никогда не выходившие из обширного круга интересов Амаду, привыкшего, ко всему прочему, их детально анализировать.

Мещанство, жадность, трусость, эгоизм, низость, посредственность, бескультурье, недалёкость, отсутствие профессиональных знаний, но при всём при том нескрываемая претенциозность представителей мира капитала и обслуживающих их чиновников вызывали у Амаду постоянное стремление показать все эти родимые пятна капитализма широко и иронически, придав им должное звучание, всегда только усиливавшее общий событийный фон его произведений.

Столкновение двух противоположных сил в лице капитала и народных масс, мечтающих о справедливом обществе, в представлении Амаду было неизбежным. Но не стоит думать, что писатель наивно представлял бродяг и босяков из своих романов подлинным коммунистическим коллективом. Нет, он знал о них предостаточно и прекрасно понимал всю их идейную незрелость и несостоятельность. Оттого и были они для него неким поэтическим символом, который Амаду считал необходимым воспевать, таким образом и им давая возможность взглянуть на себя иначе, пристальнее и с определённым прицелом на будущее, за которое, дабы оно оказалось счастливым, естественно, необходимо бороться.

Писатель-реалист, всегда выступавший за литературу, отражавшую действительность и бывшую близкой простому народу, при этом не устававший солидаризироваться с ним в его священном праве на справедливую, безопасную и безбедную жизнь, Амаду, являвшийся ко всему прочему творцом, бравшим на вооружение и сатиру, как добродушную, так и вовсе недобродушную, писал не только оригинально и красочно, призывая в помощники своё в действительности чрезвычайно богатое воображение, но и самозабвенно, много, а литературной деятельностью занимался в общей сложности аж свыше шестидесяти лет.

Бесспорно, такое творческое долголетие не могло не впечатлять его друзей и товарищей, бразильцев, миллионы поклонников творчества писателя за рубежом. Недаром в 1961 году Амаду изберут и академиком Бразильской литературной академии, где он войдёт в число «сорока бессмертных», став, следовательно, писателем во всех отношениях признанным, авторитетным и сумевшим блестяще создать целую галерею народных героев, о которых в своей речи тогда на той торжественной церемонии скажет даже президент этой престижной академии, подчеркнувший, что на заседание «безо всяких приглашений» пришли и его герои, так как они давно уже стали знаковой и неотъемлемой частью всей бразильской литературы.

Но, справедливости ради, следует сказать, что такое отношение официальных институтов и влиятельных общественно-политических структур к Амаду на его родине наблюдалось далеко не всегда. Да и каким оно могло быть ранее у представителей реакционной буржуазной власти к писателю, который, ещё будучи студентом факультета права университета в Рио-де-Жанейро, стоял на антиправительственных позициях и уже в первом своём романе «Страна карнавала» явственно давал читателям понять, что он солидарен с эксплуатируемыми и бесправными, сознательно находясь на их стороне?

Неудивительно и то, что он, защищая всех тех, кто оказался за бортом капиталистического общества, вынуждавшего сотни тысяч бразильцев нищенствовать, бродяжничать, воровать, заниматься проституцией, находился под постоянным наблюдением полиции, лишь только усилившимся с установлением в стране с середины тридцатых годов прошлого века диктатуры Жетулио Варгаса.

А в 1936 году за антифашистские выступления в печати, разоблачавшие реакцию и происки гитлеровской и итальянской агентуры, Амаду, вступивший в 1935 году в ряды Компартии, был впервые арестован. «Если не ошибаюсь, это произошло апрельской ночью 1936 года, — вспоминал писатель. — Господствовал всюду террор, нацизм подавлял свободу, растаптывались права человека. В Бразилии начался процесс ликвидации демократии, приведший к злосчастным годам «нового государства». Со многими я очутился в тюрьме Центрального управления полиции».

О трагических годах «нового государства», объявленного президентом Варгасом в ноябре 1937 года после оглашения им корпоративной Конституции, разгона конгресса и запрета деятельности политических партий, Амаду позднее расскажет в издававшихся в СССР романах «Подполье свободы» (1954), написанного под огромным влиянием широко известной эпопеи Луи Арагона «Коммунисты», и «Военный китель, академический мундир, ночная рубашка» (1979), основная интрига которого сосредоточена вокруг выборов в Бразильскую литературную академию, проходивших в годы варгасовской диктатуры и при участии откровенных ставленников фашизма.

Выйдя из тюрьмы, Амаду отправляется за границу, предприняв длительное плавание на каботажном судне вдоль тихоокеанского побережья — до Мексики и США. В пути же он завершает работу над романом «Капитаны песков», по которому американский режиссёр Холл Бартлетт спустя десятилетия снимет свой известный и очень полюбившийся советскому зрителю фильм «Генералы песчаных карьеров». А тогда этот роман бразильская власть запретит, и бразильцы смогут его прочесть лишь семь лет спустя, во втором издании.

Вернувшись на родину, Амаду вновь оказывается под арестом и два месяца проводит в тюрьме города Манауса, в тропических джунглях за рекой Амазонкой. А в это время на одной из центральных площадей Салвадора фашистские вандалы, подражая гитлеровцам в Берлине, публично в огромном костре сжигают книги Амаду и других прогрессивных писателей…

Не подыскав писателю веских обвинений, власти были вынуждены из тюрьмы его выпустить. Понимая, что в Бразилии ему оставаться нельзя, Амаду эмигрирует в Аргентину и затем в Уругвай, где продолжает заниматься литературной и общественно-политической деятельностью.

Крах «нового государства» в Бразилии наступит в 1945 году. У Амаду появляется возможность вернуться, чем писатель тут же воспользуется, и уже на родной земле он вновь включится в активную литературную и политическую работу, в результате которой в конце ноября его изберут федеральным депутатом Национальной учредительной ассамблеи от штата Сан-Паулу.

Однако депутат-коммунист, представлявший в парламенте активно набиравшую политический вес в обществе Бразильскую компартию и выдвинувший в его стенах целый ряд законопроектов, нацеленных главным образом на развитие и защиту отечественной культуры, смело при этом их отстаивавший в бурных дискуссиях с правыми, депутатствовал недолго. Пришедшее к власти антинародное правительство генерала Эурико Дутры, имевшего даже награды от Гитлера, весной 1947 года запрещает деятельность Компартии и других левых организаций, а в октябре того же года разрывает дипломатические отношения с Советским Союзом. Само собой, новый режим лишит депутатов-коммунистов их мандатов, а Амаду к тому же вынудит вновь эмигрировать.

На этот раз писатель отправляется в Европу, во Францию, где активно включается в движение сторонников мира, участвует в международных конференциях, знакомится и заводит дружбу с крупнейшими писателями современности.

Позднее Амаду, побывавший во многих странах народной демократии, переберётся в Чехословакию, где его и застанет в конце декабря 1951 года радостное известие о присуждении ему международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами».

Тогда же «Правда» проинформирует свою многомиллионную читательскую аудиторию о присуждении международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами» за текущий год, среди лауреатов которой будет назван и Амаду. А председатель Комитета по международным Сталинским премиям академик Дмитрий Скобельцын представляя лауреатов, скажет: «…писатель другой страны и другой части света — бразилец Жоржи Амаду отдаёт свой яркий литературный талант делу борьбы за мир. Жоржи Амаду — один из самых близких бразильскому народу писателей, хорошо известный в странах Латинской Америки. Его произведения проникнуты идеей борьбы за национальную независимость страны, против американского империализма».

Буквально через пару дней «Правда» опубликует и восторженные слова самого Амаду, сказанные им в Праге корреспонденту ТАСС. «Международная Сталинская премия мира является честью и налагает ответственность, — говорил писатель. — Мне была оказана великая честь. Я это хорошо сознаю. Сознаю также ответственность лауреата международной Сталинской премии в борьбе за мир. Всеми силами буду стремиться к тому, чтобы быть достойным чести, которая мне оказана, и ответственности, которая из неё вытекает. Для меня имя Сталина уже долгие годы знаменует все стремления к миру и счастью человечества, знаменует достижения независимости, прогресса и культуры для всех народов.

Принимая премию, которая носит это славное имя, я хочу прежде всего поблагодарить Генералиссимуса Сталина за тот несравнимо великий вклад, который он вносит в дело мира. Сталин является великим источником всеобщего мира, так же как он является творцом нового мира, где человек может жить свободно и счастливо.

Всё это я говорю не только от своего имени. Я говорю это от имени бразильского народа, ибо огромную честь, которая выпала на мою долю, я принимаю от имени бразильского народа. <…>

Это бразильский народ удостоен международной Сталинской премии. От его имени я принимаю её, взволнованный до глубины души, особенно от имени тысяч сторонников мира, которые, несмотря на угрозы и насилия полиции, возглавляют борьбу бразильского народа за мир. <…> Я счастлив, безмерно счастлив, что приношу бразильскому народу международную Сталинскую премию мира».

Впервые побывав в СССР в 1948 году, Амаду, написавший годом позже поэму «Песнь о Советской земле», а в 1950 году подготовивший книгу публицистики «Мир мира» (другое название — «Мир, где царит мир»), нашу великую державу искренне любил и не уставал ею восторгаться. В Советском Союзе, где он всегда был желанным гостем, ему на его чувства, конечно, отвечали взаимностью, признавая Амаду как выдающегося прозаика-реалиста мирового уровня и авторитетнейшего борца за мир, много сил и времени отдававшего этой деятельности, проводимой под эгидой Всемирного Совета Мира, членом которого писатель-коммунист являлся долгие годы.

Через четыре месяца после присуждения ему международной Сталинской премии Амаду, хоть ему и грозил судебный процесс за деятельность, «подрывавшую безопасность государства», приезжает в Бразилию. Но, что интересно, судья, познакомившийся с книгой «Мир мира» и её автором, как вспоминал сам писатель, «вынес определение, что решение привлечь меня к суду необоснованно, поскольку книгу нельзя отнести к «подрывным» изданиям: она, по его мнению, «сектантская»!..»

С середины пятидесятых годов прошлого столетия, когда годы эмиграции навсегда останутся позади, великий певец народа Бразилии и непримиримый борец за его права сможет наконец-таки спокойно заниматься писательством, ставшим ещё в совсем молодые годы тем делом, без которого жить Амаду просто не мог. И дабы это дело, а если точнее — призвание, подкреплённое ко всему прочему беспримерным талантом, ладилось и не знало каких-либо трудностей и преград, писатель несколько позже вернётся в Баию и поселится в Салвадоре, где он сам и его небольшой дом станут местными достопримечательностями и где ему накануне своего восемьдесят девятого дня рождения суждено будет переступить порог вечности…

Жоржи Амаду прожил большую, непростую, но красивую, духовно возвышенную жизнь. Жизнь творца, гуманиста и борца, верившего в идеалы социальной справедливости и мудрость человечества, которому необходимо всегда беречь и лелеять мир на нашей прекрасной планете. Нам же, тем, кто свято верит в идеалы великого писателя сегодня, в XXI веке, к счастью, им оставлены книги, не устаревающие, по-прежнему завораживающие, наполненные буйством красок и возвышающие простого человека, независимо от его цвета кожи, вероисповедания и рода занятий… Человека!.. Которому предназначено, в чём писатель был убеждён, быть счастливым!