«Его зарыли в шар земной…». В советские годы стихотворение с этой поразительной строкой, написанное в 1944 году, знали миллионы. Оно было хрестоматийным и без него не обходилась даже самая краткая антология советской поэзии. В арсенале Сергея Орлова замечательных стихов предостаточно, да и по сути, как писал крупнейший русский советский поэт и публицист С. Наровчатов, его «широкоэкранная поэзия, где попеременно чередуются, а то и смешиваются лирические и эпические кадры», столь значительна, пронзительна и обширна, что дать ей однозначное определение просто невозможно. Вопрос, однако, в другом: а востребована ли сегодня в капиталистической России, всё более и основательно погружающейся в омут бездуховности, гражданственная поэзия поэта-фронтовика, утверждавшая в читателях мужество и верность Отчизне, непримиримо боровшаяся с равнодушием, чёрствостью и пережитками прошлого? Увы, приходится констатировать, что Сергея Сергеевича Орлова, чей столетний юбилей выпадает на последнюю декаду августа текущего года, стали забывать.
Известная русская советская писательница Л. Васильева (не так давно покинувшая этот мир) к девяностолетию со дня рождения Орлова в августе 2011-го опубликовала о нём в «Литературной газете» такие, на мой взгляд, многое объясняющие слова: «В августе этого года ему исполнилось девяносто. И как не представляю себе Сергея Орлова отсутствующим в земной жизни, так и не вижу его согбенным, седым, беззубым старцем с палочкой. Думаю, со смертью были у него особые отношения: трижды она подходила к нему на фронте, в танке, и много раз на операционных столах, где его по частям собирали. Он ей не нравился? Как вообще он мог кому-то не нравиться? Не понимаю. Впрочем, у смерти свои законы и понятия. Она ведь всего лишь другая мера жизни, не случайно в словах «смерть» и «мера» общая корневая система. И умер он не как все: сел в машину ехать куда-то — и улетел.
Сегодня среди тех, кто его помнит и понимает его значение, есть беспокойство: Орлова забывают, юбилей всенародно не отмечают, местные мероприятия в Белозерске, неподалёку от которого он родился и рос, слишком скромны, всемогущее TV безмолвствует, а ведь Сергей Орлов, говоря гламурным языком, бриллиант чистой воды в короне российской поэзии второй половины ХХ века. Если сказать попроще, то Сергей Орлов — лирический поэт, обожжённый войной до состояния космических мироощущений. А ещё проще: он — гордость литературы. Забывшим его воздастся забвением.
В последнее время его иногда вспоминают рядом с Николаем Рубцовым по географическому признаку: оба родились в нынешней Вологодской области. На том общее кончается. Рубцов — поэт вологодской школы. Орлов — поэт военного поколения. Между ними и в творчестве пропасть, где, впрочем, нельзя пропасть ни тому ни другому, ибо каждый на своём месте.
В юбилейные дни те, кто вспоминает Сергея Сергеевича Орлова, испытывают радость от причастности к чуду его личности и его лирики, а кто впервые, по чужим воспоминаниям и стихам самого Орлова, узнаёт человека и поэта, причащаются к тайне ушедшего времени, которая, как её ни замыливают пустозвонными словами, открывается всем, кто хочет видеть правду жизни, какой бы она ни была».
Трудно не согласится с тем, что Орлов ныне не на слуху. А ведь власть постоянно провозглашает, как мантры, пространные словеса о титаническом подвиге нашего народа в годы Великой Отечественной войны и неразрывной связи поколений, призывая молодых беречь память о своих легендарных предшественниках, не удосуживаясь при этом поднять на щит имена тех же поэтов-фронтовиков, таких как М. Дудин, С. Гудзенко, А. Недогонов, Д. Ковалёв, С. Наровчатов, М. Луконин, М. Львов, С. Смирнов, Э. Асадов, Ю. Друнина, Е. Исаев, К. Ваншенкин, Е. Винокуров, бывших в советское время совестью многонационального народа. Такое двуличие и лицемерие власть имущих не пройдёт бесследно, больше всего пострадать от них могут молодые, те, кто только входит в большую жизнь, не понимая при этом, какие же в ней есть нравственные и духовные ориентиры и каких воззрений следует придерживаться.
И всё же Орлов, смотрящий на нас с фотографий, размещённых прежде всего в его книгах, бородатый, этакий романтический покоритель морских пространств, в народе не забыт. А для настоящих ценителей поэзии его имя так же, как и прежде, почитаемо. Да и сами стихи поэта не ушли из их жизни. Многие же запомнились навсегда. И речь здесь не только об известных строках 1944 года, которые и нам следует помнить, признавая за ними их необыкновенную идейную и эмоциональную направленность, не подвластную при этом времени:
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат
простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля —
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
На рыжих скатах
тучи спят,
Метелицы метут,
Грома тяжёлые гремят,
Ветра разбег берут.
Давным-давно окончен бой…
Руками всех друзей
Положен парень
в шар земной,
Как будто в мавзолей…
После войны эти стихи, а скорее даже реквием, переходили из уст в уста, их цитировали, в них расслышали глубинную мысль. Их поняли как нечто возвышенное, подчёркивающее великий подвиг советского солдата, смело ринувшегося в бой за Родину, правду, добро и справедливость. Они же, как первопроходцы, потянули за собой и другие строки, сложенные молодым танкистом на фронте и слагавшиеся заявившем о себе поэте в уже мирной жизни. Но откуда такая парадоксальная метафоричность у автора, едва вступившего в третий десяток лет? Как мог он вместить в одно стихотворение и весь «шар земной», и мавзолей в виде Земли, и даже Млечные Пути?
Не каждый смог бы написать такие строки. Не каждый имел на это моральное право. Ничего не получилось бы у таких, кто и пороху-то не нюхал, у тех, кто не был на той страшной войне.
В том и непреодолимое различие: побывать в бою или только слышать о нём пусть и самый подробный и достоверный рассказ. Таких повествований, порой звучавших в различных аудиториях, сам Орлов не любил. О войне для него, её инвалида, рассказывать было больно. В стихах же он находил какую-то отдушину. Да и жить без поэзии Орлов, взявшийся за перо ещё в юношеские годы, уже не мог. Во имя мира и человечности, правды и справедливости берётся поэт поведать о войне, при том, что жизнь мирная дарит далеко не только приятные сюрпризы, и прожить её ой как трудно.
Жизнь, по пословице, не поле,
А были позади поля,
Где столько грома, крови,
боли
И на дыбы встаёт земля.
Но снова будто не бывало
Их, равных жизни, на пути,
Мы повторяем всё сначала,
Что жить — не поле
перейти…
Прав поэт, уж он-то знал о жизни куда больше многих других, не смотревших смерти в лицо и не ступавших по полям, обагрённым кровью. Он — тот вечный лейтенант, символ целого поколения, рвавшегося на фронт и готового отдать жизнь во имя социалистической Родины и её мирного будущего. Он — лейтенант Орлов, о котором поэт и расскажет в одном из лучших своих стихотворений, так и называющемся «Мой лейтенант», написанном в 1963 году.
Как давно я не ходил
в атаку!
Жизнь моя идёт в тепле,
в тиши.
<…>
Жизнь прошла с тех пор —
Не просто годы.
А за ней, там,
где огни встают,
В сполохах январской
непогоды
Возле самой смерти
на краю,
Скинув молча полушубок
в стужу,
Лейтенант в неполных
двадцать лет,
Я ремень затягиваю туже
И сую под ватник
пистолет.
Больше ничего со мною нету,
Только вся Россия за спиной
В свете догорающей ракеты
Над железной башней
ледяной.
Вот сейчас я брошу сигарету,
Люк задраю,
в перископ взгляну
Через окуляры на полсвета
И пойду заканчивать войну.
Поэзия Орлова возвеличивала его поколение, тех, кто встретил войну, быв ещё вчера за школьной партой. Она подняла этих славных ребят в полный рост, показав их цельный внутренний мир, их патриотизм и безграничную любовь к Отечеству. Потому-то и выстояли они, перенеся небывалые испытания и тяготы, как и сам Орлов, обожжённый, оттого, кстати, и бороду после войны носивший, дабы шрамы на лице ею прикрыть, — и победили, ощутив себя потом творцами Великой Победы и великого подвига, доселе неведомого мировой истории.
О самом же победном дне Орлов, демобилизованный в 1944 году по инвалидности, через десять лет после Победы напишет стихотворение «9 мая 1945 года».
Я помню эту дату
в сорок пятом.
Ещё война гремела на войне,
А мы, отвоевавшие солдаты,
Ловили рыбу на реке Шексне.
<…>
Так вот он, мир!
И, позабыв про сети,
Причалив лодку к берегу,
бегом
Мы побежали к людям
на рассвете, —
Мы не могли тот день
встречать вдвоём.
Багровый флаг горел,
кипел над крышей,
И, может, как
в семнадцатом году,
К нему народ бежал,
ту весть услышав,
Детишек подбирая на ходу.
С пустыми рукавами
председатель
Всё речь хотел сказать,
как будто спеть,
И молча отворачивался
к хате,
А слёзы было нечем утереть.
Сейчас для нас как символ
день победный,
Победе нашей грозной
десять лет,
А он тогда был днём войны
последним
И днём начала мира на земле.
Его установили мы,
солдаты —
Танкисты, миномётчики,
стрелки, —
Для всех друзей в том мае
в сорок пятом,
Всем недругам на свете
вопреки…
С тех пор не раз цвели сады
на свете,
Но мне то солнце утра
не забыть,
Оно всем людям мира в мире
светит,
И никому его не погасить.
Годы бегут, и уж семьдесят шесть лет прошло с того дня. Давно уже нет на свете и Орлова, ушедшего в вечность в возрасте пятидесяти шести лет, нет и его однополчан, нет и тех, с «пустыми рукавами» председателей, и женщин-колхозниц, «ивушек неплакучих», как метко назовёт их писатель-фронтовик М. Алексеев, всю войну сражавшихся на трудовом фронте, взвалив на свои плечи мужскую непосильную работу. Остались воспоминания. А бережёт ли их нынешняя власть? А не оскверняет ли она священную память, драпируя фанерным ограждением в дни общенациональных праздников ленинский Мавзолей? Задаюсь этим вопросом в том числе и потому, что Орлов в далёком 1966 году написал стихотворение «Солдатский марш», где рассказал о том, как летели фашистские штандарты к подножию нашей народной святыни:
Шли солдаты шагом, шагом,
шагом,
Шли по Красной площади
в Москве.
Шли без труб, без музыки,
без грома,
Словно в чужедальной
стороне.
Шли привычно, тяжело,
знакомо,
Как четыре года на войне.
Как в походе, как это бывает,
Лишь врывался в шаг
нежданно, вдруг,
На мгновенье ритм
перебивая,
Дерева сухой, трескучий
стук.
Словно кто-то сваливал
поленья
В кучу, с ходу,
прямо через борт.
Это к Мавзолею на ступени
Падали штандарты
вражьих орд.
Это шли солдаты шагом,
шагом, —
Ряд за рядом, тысяча рядов.
И бросали стяги, стяги, стяги
Армий, эскадрилий
и флотов.
С той минуты по земному шару
Не стихает, помнится,
гремит,
Как идут солдаты шагом,
шагом,
Как летят штандарты
на гранит.
В год сорокалетия Великого Октября Орлов пишет наполненное искренней любовью к Родине, Советской России стихотворение «Родина», где присутствуют и такие никогда не устаревающие слова, в которых он подчёркивает и миролюбивость России, и то, что именно она является гарантом мира на планете:
Россия — Родина моя,
Холмы, дубравы и долины,
Грома морей и плеск ручья,
Прими, Россия, слово сына!
Ты стала всем в моей судьбе,
А мне за жизнь свою,
признаться,
Как к матери, в любви
к тебе
Не доводилось объясняться. <…>
Россия — Родина моя!
Есть на земле края иные,
Где шум лесов и звон ручья
Почти такие ж, как в России.
Но небу одному равна
Над головой своей по шири,
Ты первой названа, страна,
Надеждой мира в целом мире.
<…>
Я гением горжусь твоим,
Что с правдою навек
сроднился,
И ты славна уж тем одним,
Что Ленин у тебя родился.
Что всем народам ты своя,
Россия — Родина моя!
Надо сказать, что к образу великого Ленина Орлов, не бывший членом КПСС, но являвшийся подлинным советским патриотом, в своей поэзии обращался неоднократно, хотя его стихи совсем и не о вожде, то бишь в них он, за редким исключением, не выступает как главный герой. Но ленинский всепоглощающий свет в них ярок, он становится и фоном, и смысловой нагрузкой, вокруг которой разворачивается событие, описываемое в стихотворении, и в особенности то, которое связано с личным участием Орлова в Великой Отечественной войне.
Вот пример, рассказывающий, как девятнадцатилетний лейтенант, почитай сам Орлов, преклонил колени перед гвардейским полковым знаменем:
Красный бархат
и алый шёлк,
На траве преклонил колени
Тридцать третий
гвардейский полк,
А на знамени в небе — Ленин.
Где-то там,
в полковом строю,
Лейтенант в свои
девятнадцать,
На одном колене стою
Со словами клятвы
солдатской.
<…>
А назавтра уходим в бой,
В бой за Ленина и Россию.
Горьким дымом
плещут ветра,
Пахнут кровью, газойлем,
толом.
Интересным представляется и стихотворение поэта «Я вижу Ленина портреты…». Оно повествует не только о вожде, но и о том, что он был окружён верными соратниками, вершившими вместе с ним революцию.
Я вижу Ленина портреты:
Вот говорит с трибуны он,
А вот над полосой газеты
Один в раздумье погружён. <…>
На них рассчитывая твёрдо,
Он начинал за правду бой.
Была у Ленина когорта
Сынов России огневой.
<…>
А Ленин знал их поимённо
И счастлив был среди
тревог,
В своих товарищей
влюблённый,
Тем, что он не был одинок.
Вдохновлённый кубинской революцией, Орлов пишет стихотворение «Не скрываю, что очень нравился мне…» Вспоминаю о нём потому, что совсем недавно, 13 августа, прогрессивный мир вспоминал величайшего революционера ХХ столетия, лидера революционной Кубы Фиделя Кастро по случаю 95-летия со дня его рождения.
Не скрываю, что очень
понравился мне
Незнакомый, заморский
один человек,
Он в солдатской рубахе,
с кобурой на ремне
И пудовых ботинках,
пошитых навек.
<…>
Знает мир, а не знал,
Как с открытым лицом
Фидель Кастро стоял
Под огнём и свинцом.
Он идёт по проспекту,
высок, бородат.
Отдыхает ладонь
на широком ремне,
Революции Кубы трибун
и солдат.
Как он нравится мне!
О Кастро, Кубе, Че Геваре Орлов написал и другие стихи. Писал он и о Западной Европе, о Риме, Париже, Праге, Стамбуле, Босфоре, об Испании, о Вьетнаме. И стихотворения эти не просто восторженные строки, навеянные поэту самими этими географическими местами, скорее, перед нами размышления поэта о жизни, об иных культурах, о мире, о тех, кто однажды предал Россию, покинув её навсегда. Показательным в этом отношении считаю стихотворение «Встреча в Париже». Оно красноречиво показывает позицию Орлова, не желавшего прощать их, представляемых сегодня либеральной публикой, непременно как страдальцев.
Я повстречался с ним
в Париже —
В Париже с русским,
земляком,
С потрёпанным, притихшим
рыжим
Моим врагом — к лицу лицом.
<…>
Щербатый рот в улыбке
ширя,
Он злость смирил
не без труда:
«Ну как у нас,
в свободном мире,
Вам приглянулось, господа?»
Ну что ж, мы были господами
Пред ним, а он и здесь
чужим.
Париж дружил не с ним,
а с нами,
И мы заговорили с ним.
«Валяй, — беззлобно мы
сказали, —
Выкладывай, чем ты богат!»
За нами города вставали —
Москва вставала, Ленинград…
России зори на полсвета,
Её и завтра и вчера.
За ним — лишь, глядя
на ночь, где-то
За тридцать франков конура.
Конечно, в послевоенные годы Орлов писал не только гражданские стихи. Тематика его произведений была разноплановой. Это и строки о русских пейзажах и Русском севере, о прошлом и будущем родного края, о небольших городках и Волго-Балте, о маленьких полустанках и больших магистралях, о космических далях, о любви и дружбе. И во всех этих стихах живо просматривается пульсирующая мысль поэта, не желавшего быть ни статистом, ни чьим-либо подражателем.
А был Орлов лириком. И лиризм его жизнеутверждающ, при том, что, пережив столько испытаний, получив ожоги на теле и лице, он не зачерствел и не самоустранился от поэзии, ставшей для него мерилом всех его жизненных исканий.
Как же пришёл он в поэзию? Что побудило его, сельского паренька из села Мегра Белозерского района Вологодской области, давным-давно затопленного водами Волго-Балта взяться за перо?
Наверное, прежде всего то, что он родился и воспитывался в семье учителей. Отец, умерший в 1924 году, которого Сергей не помнил, был учителем. Мать — Екатерина Яковлевна была учительницей русского языка и литературы. Образованным человеком был и отчим будущего поэта.
Сергей рос парнем восприимчивым, впечатлительным. И даже те скупые строки из автобиографической статьи «О себе» говорят о том, что уже в детском и юношеском возрасте в Орлове формировался будущий поэт.
«Мне не нужно напрягать память, — писал Орлов в этой небольшой статье, — чтобы вспомнить детство: его можно увидеть и сейчас. Оно белеет берёзами и пламенеет рябинами, лежит огромным слюдяным простором Белого озера, в тихие вечера синеет бескрайними лесами, плещет зарницами, звенит дождями.
<…>
В 1930 году семья наша уехала в Сибирь: отчим был послан партией на строительство колхозов. За красный галстук в те годы влетало от кулацких сынков, но я носил его с гордостью, как и мои друзья пионеры.
В 1933 году мать с братишкой и сестрёнкой вернулась на родину, а я остался с отчимом в Новосибирске: он был направлен партией на учёбу в институт. Широкая Обь, первые многоэтажные дома пятилетки. Потом и я вернулся на родину и много рассказывал приятелям о Сибири, степях и железной дороге. Учитель физики, молодой ленинградец, рассказами о книгах и звёздах зажёг любовь к литературе и изобретательству. Попробовал сочинять стихи и строить модели самолётов и ракеты. Потом стихи перестал сочинять на время, потому что увлёкся рисованием».
А окончив среднюю школу в Белозерске в 1940 году, Орлов уехал «учиться в Петрозаводский университет с твёрдым желанием писать стихи, печататься». К тому времени им было написано практически дебютное маленькое стихотворение «Тыква», отмеченное в 1938 году на Всесоюзном конкурсе школьников и тепло прокомментированное в «Правде» самим К. Чуковским.
В жару растенья никнут,
Бегут от солнца в тень.
Одна лишь чушка-тыква
На солнце целый день
Лежит рядочком с брюквой,
И кажется, вот-вот
От счастья громко хрюкнет
И хвостиком махнёт.
С началом войны студент университета Орлов вступил в истребительный батальон, из которого и был призван в армию. «Военком, выслушав мой рассказ о положении на том участке фронта, — писал поэт в автобиографической статье «О себе», — на котором мы были, по «знакомству» предложил мне на выбор два рода войск — танки и авиацию. Я стал танкистом. В армии был рядовым, сержантом, курсантом, лейтенантом, гвардии старшим лейтенантом. Воевал на Волховском и Ленинградском фронтах в танке: воевать приходилось не только с немцами, но и с болотом».
Первый же свой бой командир тяжёлого танка КВ-1 Орлов принял у приладожской деревеньки Дусьево. А в феврале 1944 года в бою за освобождение Новгорода товарищи чудом смогли вытащить его из горящего танка…
На фронте Орлов, «Гомер гвардейского полка», как назовёт он себя в шутку годы спустя, в перерывах между сражениями продолжал писать и публиковаться в армейской газете «Ленинский путь». В том числе и эта страсть после войны заставит его поступить в Ленинградский университет на второй курс филологического факультета. Там он встретит поэта-фронтовика М. Дудина, помогавшего ему издать в 1946 году первый сборник стихов «Третья скорость», с которым он потом напишет сценарий фильма о танкистах в годы войны «Жаворонок», поставленного на «Ленфильме» режиссёрами Н. Курихиным и Л. Менакером.
Учёба в стенах Ленинградского университета оказалась непродолжительной. Орлов переводится в Литературный институт имени А.М. Горького, который оканчивает в 1954 году.
О том же, как воспринимали там поэта, вспоминал выдающийся русский советский поэт Е. Исаев: «Держать лицо навынос, так сказать, было не в наших правилах. Мы считали: быть поэтом напоказ — держать подбородок на уровне горизонта — это не к лицу поэтам истинным. И, надо сказать, в этом отношении наш Литинститут был тогда довольно строгим экзаменатором: кто на выгляд, а кто на суть. На нашем небольшом курсе в 25—30 человек было больше тех, кто работал «на суть». Сергей Орлов. Уже тогда он был знаменит своим стихотворением «Его зарыли в шар земной…». Но это не мешало ему оставаться самим собой — он всегда «пас» своё слово в душе, а не носил в кармане, как звонкую монету. Танкист с обожжённым лицом, он содержал своё слово в ясности и чистоте. Большой поэт, он много потом написал прекрасного. Жаль, что он так рано ушёл от нас».
С середины пятидесятых годов прошлого столетия Орлов всецело посвящает себя литературе. Живя в Ленинграде, он заведует отделом поэзии в журнале «Нева» и работает в составе редколлегии журнала «Аврора». С 1958 года Орлов входил и в состав правления Союза писателей РСФСР. А в 1970 году, после переезда в Москву, он становится одним из секретарей правления писательского Союза Советской России. Несколько позже поэт станет и членом Комитета по Ленинским и Государственным премиям при Совете Министров СССР.
Начав печататься в первый послевоенный год, Орлов при жизни издал немалое количество книг, среди которых следует отметить такие, как «Поход продолжается», «Светлана», «Городок», «Голос первой любви», «Память сердца», «Одна любовь», «Колесо», «Лирика», «Дни», «Страница», «Верность». А после смерти поэта в 1978 году будет выпущен сборник его стихов под названием «Костры». Также Орлов был автором поэм «Командир полка», «Светлана», «Песня Ленинграду», «Одна любовь», «Слово о Циолковском», «На острие стрелы багряной». Поэт к тому же выступал и как публицист.
Ставшая большим событием в литературной жизни книга стихов Орлова «Верность» в 1974 году была отмечена Государственной премией РСФСР имени М. Горького. Поэт был награждён также орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени и Отечественной войны 2-й степени, медалями.
Сергей Орлов в отечественной поэзии был явлением светлым, лучезарным, каким-то необыкновенно приподнятым, глубоким, наполненным особым смыслом, сконцентрировавшим в себе всё самое лучшее, что и должно быть в человеке, а уж тем более в поэте, возвысившем свой голос во имя правды, добра, любви и прекрасного, без которого жизнь становится серой и беспроглядной. Потому его любили не только поклонники поэзии, ждавшие новых стихов Сергея Сергеевича, но и коллеги по творчеству, отмечавшие Орлова и как поэта, и как товарища, друга, всегда готового прийти на помощь.
Большой поэт, солдат и гражданин ушёл из жизни до обидного рано. Для многих его друзей этот уход стал ударом… И может быть, наиболее тонко его смогла прочувствовать Ю. Друнина, написавшая вослед другу берущую за душу поэму «Под сводами души твоей высокой…», где присутствуют и такие слова:
Сквозь суету,
Сквозь горести,
Сквозь годы —
Твой опалённый,
Твой прекрасный лик…
Но нерушимые
Качнулись своды
И рухнули
В один ничтожный миг…
<…>
Поколенье уходит опять.
Рановато…
Обрывается вновь
За струною струна…
Что поделаешь, если
Только отпуск солдатам,
Только длительный отпуск
Дала Война?..
Сергей Орлов, отгуляв свой непродолжительный жизненный отпуск, не растворился в анналах памяти. Он по-прежнему с нами. Разит своим отточенным словом прямо в цель — по всему низменному и недостойному человека: по беспамятству, по попыткам подменить наши духовные и нравственные ориентиры, а по сути, и по всем тем, кому с нами не по пути.