Вспоминаем добрым словом советского писателя Габита Мусрепова

Большой, неповторимый художник, писавший о прошлом и настоящем своего народа, о революционных преобразованиях, открывших казахам внешний мир и давших им возможность создать свою национальную республику, он уже при жизни считался классиком. И такое отношение к народному писателю Казахстана Габиту Мусрепову, чей 120-летний юбилей со дня рождения приходится на 22 марта 2022 года, бесспорно, целиком объяснимо и прежде всего потому, что ему по силам было создавать различные литературные формы — от рассказа, повести и романа до драмы, киносценария, критико-литературоведческих работ и литературного перевода. Причём писал крупнейший казахский советский прозаик и драматург самобытно, живо, с сатирическими отступлениями, вкладывая в придуманных им героев и свой собственный взгляд на окружающую действительность, видевшуюся ему, как человеку творческому, увлечённому и искренне любившему, ценившему культуру в самом широком её понимании, с разных ракурсов.

Литературное наследие народного писателя Казахстана, Героя Социалистического Труда, кавалера трёх орденов Ленина, ордена Октябрьской Революции, двух орденов Трудового Красного Знамени и ордена Дружбы народов, лауреата Государственной премии Казахской ССР имени Абая, Габита Махмудовича Мусрепова велико, многогранно и, к счастью, даже у нас в России окончательно не забыто и не растеряно, хотя найти его книги можно далеко не в каждой городской или сельской библиотеке. Посему, как бы там ни было, а знаковая юбилейная дата, связывающая нас с этим выдающимся мастером слова, даёт нам возможность не просто вспомнить прекрасного писателя, но и порассуждать над его творчеством, всматриваясь в него через призму дня сегодняшнего.

Писать Габит Мусрепов начал не так уж и рано, ему было за двадцать пять, когда свет увидела его первая повесть о Гражданской войне «В пучине», да и к тому же он успел к этому времени отучиться в русской школе и окончить рабфак в Оренбурге, продолжив образование в Омском сельскохозяйственном институте. Это давало, вне всякого сомнения, начинающему писателю определённые преимущества, использовавшиеся им в дальнейшей писательской деятельности.

Как и многие его современники, Мусрепов тяготел к горьковской реалистической школе, что для того времени и молодой казахской литературы было вполне естественным явлением, сыгравшим, по большому счёту, для тех, кто вступал тогда на литературный путь, явно положительную роль. Но при этом, как бы сильно ни было на него влияние русской классической литературы, Мусрепов, что наблюдалось по тем же его новеллам начала тридцатых годов прошлого столетия, не отклонялся от национальных традиций и форм. Он сочетал сюжетные коллизии, наполненные романтическим пафосом, с острым юмором, свойственным казахскому устному творчеству, прекрасно знакомому молодому писателю.

Чёткое следование национальным традициям позволило ему стать крупным летописцем казахской жизни предреволюционных и послереволюционных лет. Причём акцент он старался делать на глубинном мире казахского народа, высвечивая те тонкие струны загадочной казахской души, показывавшие человечность казахов, привыкших жить в суровых условиях и нужде, которые, по логике вещей, должны были бы их только озлоблять, но никак не делать добрее.

Но тем и удивителен казахский народ, говорил Мусрепов в своих произведениях, особенно женщины, олицетворявшие у него зачастую, как, например, в цикле рассказов «Материнский гнев», вечный образ матери-родительницы новой жизни на земле, что могут вместе с мужчинами-защитниками любить, сострадать, жертвовать…

Галерея мусреповских женских образов по-настоящему обширна. Примечательно и то, что фактически далеко не ведущие герои, как та же мать будущего красноармейца Кайруша Сарталеева, главного героя одного из самых известных романов писателя «Солдат из Казахстана», — скромная, но житейски дальновидная колхозница, занимает в повествовании, тем не менее, важное место. Именно ей писатель предоставил возможность показать пример народной мудрости и жертвенности, отрицающей личный эгоизм, способный встать на пути у здравого смысла. Потому-то она, найдя своего сына-подростка, ушедшего из аула и бродяжничавшего в городе Гурьеве, в детском доме, после разговора с воспитательницей принимает правильное решение и оставляет сына там учиться. «…Ты тут учись хорошенько, — сказала она, целуя меня на прощанье.

Она была рассудительна и казалась совсем спокойной за мою судьбу. По правде сказать, в глубине души это даже обидело меня».

Вот так просто и доступно описывает Мусрепов эту обычную казахскую женщину, которой в те предвоенные годы жилось ой как не сладко. Но и в то же время он, конечно, возвеличивает её, показывая сильный характер матери, желающей светлого будущего своему любимому сыну.

Примечательным у писателя становится и образ сильной женщины Карашаш из «Этнографического рассказа», написанного в 1942 году.

Перед нами в нём предстаёт женщина-служанка из дремучего и обветшалого внешне и внутренне аула тёре (аула аристократов), вынужденная обслуживать скудоумных хозяев во главе со старейшиной Атеке, в чём убеждаются три молодых активиста, направленных в аул секретарём райкома партии для проведения там работы по вступлению жителей аула в колхоз.

Сатирическим содержанием наполняет Мусрепов этот рассказ, показывая бездельников-мужчин, способных лишь поддакивать аксакалу Атеке. Однако мудрую Карашаш мы видим спокойно-ироничной, смело называющей вещи своими именами.

«— Слава аллаху, я не жалуюсь на жизнь, — сказала она и тут же добавила: — Должно быть, привыкла… А потом — жалуйся не жалуйся, всё равно ничего для меня не изменится. Но вы-то какими судьбами попали на это кладбище?

Как видно, Карашаш, в отличие от нас, не собиралась скрывать своего отношения к жителям аула Жанбырши, к укладу их жизни. <…>

— Не знаю, вы слыхали или нет?.. — начала она. — В Жанбырши с древних пор живут тёре… Это их земля. Но сами они рукой не пошевелят, чтобы хоть царапнуть её плугом. Считают, что и счастье, и достаток, и удача — всё им от бога, свыше дано! Прежде тут с ними жили туленгуты. Тридцать семейств туленгутов. Они-то всё и делали. А потом, вскоре после того как переменилась власть, они все ушли. Стали жить отдельно. Колхоз у них… Вчера я ходила пригнать коров и видела: поля у них вспаханы, сеять начали. Разве плохо им? А наши!.. — Она безнадёжно махнула рукой. — Из десяти мужчин ни одного нет, кто бы стал седлать своего собственного коня! Я уж не говорю — привезти дров, сена на зиму накосить… Руку не поднимут — паршивую козу зарезать. Даже если брюхо от голода совсем подведёт! Всё я делаю. Я дочь туленгута. Вот, осталась с ними, с этими живыми мертвецами».

Обличая старые, закостенелые порядки, помноженные на бездеятельность и пустопорожние разглагольствования, Габит Махмудович показывал в рассказе и непримиримость молодого поколения, не желавшего плестись за отжившими устоями и стремившегося к кардинальным переменам. Об этих настроениях писатель говорит в последних строках этого небольшого, но яркого повествования, ранее неоднократно отмечавшегося многими советскими критиками.

«…Сообщение, которое я на следующий день сделал секретарю райкома, было предельно кратким.

Я сказал:

— Аул Жанбырши владеет землёй, на которой свободно разместится десяток колхозов. Но в самом ауле Жанбырши есть только один человек, который может работать в колхозе. Это женщина по имени Карашаш, дочь туленгута.

— Вот как? А куда же мы денем остальных?

Я был молод тогда и ответил:

— Ну не знаю. Но там — им не место.

Секретарь райкома задумался».

О беспросветной женской доле до Октябрьской революции Мусрепов коротко и красноречиво написал в 1934 году в маленьком рассказе «Материнский гнев».

Читать его без чувства горечи не получается. Уж больно драматичную историю обездоленной казашки, вдовы, вступившейся за сына, ставшего участником восстания против царской власти в 1916 году, вызванного нежеланием участвовать в тыловых работах, рассказывает читателям писатель.

Что только не пришлось пережить этой бедной женщине! Унижения, издевательства, оскорбления, побои, сыпавшиеся на неё, как из рога изобилия, со стороны бая, волостного, судей, чиновников, тем не менее, не сломили эту свободолюбивую дочь казахской степи.

«— Когда я очнулась, — вновь, как бы через силу, заговорила женщина, — едва разлепила дрожащие веки, рой мух слетел с моего лица. Надо мной небо, ясное, голубое. Где я? Не пойму. Что со мной было? Не знаю. Голову повернуть нельзя — больно. Хочу встать — не могу: всё тело будто свинцом налито. Рукой бы двинуть, ощупать себя, но рука не слушается и ноги не двигаются, словно чужие. Всё чужое, только глаза мои. Злодеи, изверги… Мне казалось, будто взяли они меня, изрубили на части, а потом бросили где-то в степи, за аулом. Долго не могла понять, что со мной. А меня не изрубили. Меня приковали. За руки, за ноги, за косу к пяти кольям. Били плетью… Сколько били — не знаю. И что они ещё творили надо мной — тоже не знаю».

Такое изуверское отношение к простой женщине, говорит нам Мусрепов, было обыденным для Казахстана тех предреволюционных лет. К сожалению, как выясняется, садизм, нечеловеческая жестокость никуда не делись и век спустя и продолжают существовать, казалось бы, в цивилизованной европейской стране, какой пытается позиционировать себя Украина, расплодившая неприкрытый неонацизм, показавший своё жуткое нутро на многострадальной земле Донбасса, жители которого на протяжении долгих восьми лет подвергались физическому уничтожению, избиениям, издевательствам и пыткам. Вот такая, увы, историческая параллель, напрашивающаяся на ум сама собой…

Ну а в рассказе «Материнский гнев» страданиям бедной казашки приходит конец: «Через месяц и семь дней меня в тюрьму бросили, холодную, тёмную, как могила. И вот вышла я из этой могилы. Царь, говорят, от престола отрёкся, а меня, слышь, большевики освободили… Не знаю, что за люди. Должно быть, хорошие, раз говорят, что теперь они извергов да палачей в тюрьмы сажать будут…»

Этот рассказ, повествующий о бесправном положении простых казахов в царской России, живших в нищете и подвергавшихся всевозможным притеснениям и откровенным издевательствам со стороны баев и местных властей, верхушку которых формировали выходцы из байских семей, Мусрепов написал уже в тридцатые годы, через пятнадцать лет после очистительных ветров Великого Октября. Но, что принципиально важно, о том времени великих потрясений сам Габит Махмудович знал не только по рассказам старших соплеменников, так как Октябрьскую революцию он встречал в пятнадцатилетнем возрасте, то бишь вполне по тем годам взрослым человеком, познавшим тогда к тому же и мизерную цену наёмного труда, покупавшегося баями за бесценок. Посему и воспринимается этот рассказ живо, в нём нет каких-то нелепостей и чрезмерного сгущения красок, выносящего наружу неприкрытое желание автора сделать акцент на том или ином событии, так как такую возможность Мусрепов предоставлял читателю, причём не только своему современнику, но и тому, кто возьмётся за прочтение этой маленькой вещи в будущем. А уж внимательный читатель, был убеждён писатель, старавшийся тогда следовать чеховским и горьковским традициям в показе обычного, если так можно сказать, среднестатистического человека, во всём разберётся сам, сделав соответствующие обобщения и выводы. Да и откровенно навязывать ему что-либо ни к чему, ведь навязчивость, как известно, нормальному человеку претит и не может вызывать у него понимание и поддержку.

Читая прозу Мусрепова, можно непринуждённо, не вдаваясь в какие-то хронологические подробности, а пристально всматриваясь во внутренний мир обычного, порою даже и ничем не примечательного человека, изу-чать историю казахской зем-ли прошлого, такого бурного и судьбоносного века, если и не всего, то самой большей его части. Хотя, справедливости ради, герои писателя проживали свою, придуманную им жизнь, не только в Казахстане. Бывало и так, что он направлял их далеко за его пределы, как и произошло в том же романе «Солдат из Казахстана», когда его главные герои, повзрослевшие Кайруш, он же, на русский манер Костя, и Шеген, окажутся далеко за его пределами.

Этих бывших беспризорников и детдомовцев, ставших защитниками Родины, мужественными офицерами, героями Великой Отечественной войны, Мусрепов нарисовал предельно ярко и выразительно. В них невооружённым взглядом заметны прекрасные человеческие качества — порядочность, отзывчивость, верность долгу, ответственное отношение к делу. Умеют они и дружить, бесстрашие и смелость их так и вообще вызывают восхищение.

Всестороннее раскрытие положительного образа в прозе не такая уж и простая задача. Тем более Мусрепов в романе «Солдат из Казахстана», оказавшемся первым крупным произведением в казахской литературе о Великой Отечественной войне, ставил перед собой задачу показать Кайруша в естественном личностном росте, с юных лет, когда он предстаёт перед нами несмышлёнышем, лишь постигающим окружающую социалистическую действительность, а затем и тогда, когда на фронте, в районе Керчи, он совершает подвиг, отбивая вражескую атаку на одном из курганов, и Советское государство принимает решение о присвоении ему высокого звания Героя Советского Союза.

Благородство и нравственная чистота Кайруша — Кости, молодого бойца Красной Армии, становятся теми отличительными гранями, на которых автор выписывал весь его облик и которые наиболее заметны в общем портретном рисунке главного героя.

На фронте у него появляется и прозорливость. Он начинает анализировать всё происходящее и в конце концов, вместе с бойцами отказавшись сдаваться в плен, принимает на себя, после гибели капитана Мирошника, командование отделением, в котором вместе с ним остаётся всего пять солдат, приходит к пониманию того, как сильны советские солдаты своим коллективизмом, неиссякаемым душевным настроем и верой в победу, а также и убеждённостью в правоте борьбы народов Советского Союза за свою родную землю — землю отцов и дедов.

И в тот же час мы видим искренние переживания Кайруша за вверенных самой войной в его подчинение солдат: «Боже мой! Да кто же ты сам? Да хватит ли у тебя ума и выдержки, чтобы не погубить даром жизни этих отважных людей, чтобы не отдать врагу этот кусочек освобождённой родины? Капитан говорил, что мы навеки освободили этот курган от фашистов. Слово его должно быть твёрже, чем сталь. Он умел держать слово…»

Рассказывая о военных буднях Кайруша, Мусрепов показывает убедительную картину интернационального взаимопонимания и дружбы, царивших в их отделении, основную массу которого составляли русские. Но и казах Кайруш Сарталеев, и узбек Самед Абдулаев, шутник и неисправимый оптимист, не перестававший по любому вопросу ссылаться на мысли Ходжи Насреддина, чувствовали себя в коллективе свободно и непринуждённо. Между ними всеми не было национальной розни, так как на национальность они вообще не обращали внимания. Все они тогда были советскими людьми, единым народом, самоотверженно вставшим на защиту своего социалистического Отечества.

А с какой теплотой Кайруш, находясь в госпитале после того тяжелейшего боя, размышляет о своих однополчанах, ставших для него родными: «Я прозевал и не слышал утром по радио важного для меня известия. Говорят, что я проспал его. Теперь в сотый, может быть, раз я перечитывал его в газете.

Список двадцати человек по алфавиту начинается с Абдулаева Самеда.

Я знаю уже наизусть всё от слова до слова и по порядку могу перечислить все двадцать имён, кому присвоено звание Героя Советского Союза. Но как только газета, лежащая рядом со мной, попадает мне на глаза, я ещё и ещё раз перечитываю всё от начала до конца.

Взгляд подолгу останавливается на имени Самеда, белозубого весельчака, с которым легче воевалось, на имени капитана Мирошника. Он доверял нашей юности трудные и ответственные задания. Он не опекал нас и не страшился за нас. Он верил, что мы всё осилим. Имя Пети волнует особо. Когда я сказал, что к моменту взятия Берлина он будет Героем Советского Союза, как он тогда присвистнул! А в это самое время он уже был Героем, хотя сам себя не считал достойным такого звания. Егорушка, Федя Горин…

Мои дорогие друзья Володя и Вася, конечно, тоже рядом со мной в этом списке. С Володей мы даже соседи, по алфавиту».

Это ли не пример той советской общности, которая стала одним из решающих факторов, обеспечивших победу над самым страшным злом в истории человечества, каким был фашизм, продолжающий, к великому сожалению, и сегодня существовать не только где-то в далёких европейских странах, но и в бывших советских республиках? Что и говорить, писатель очень точно подметил в романе существо тогдашнего советского человека, и в первую очередь молодого, рождённого уже в советской действительности, как Кайруша, показав их такими, какими и были в реальности представители того поколения.

Потому и не теряет роман «Солдат из Казахстана», написанный в 1948 году, своей привлекательности, что в нём Мусрепов реалистично показал собирательный образ молодого казаха, плечом к плечу вместе с русскими и представителями других национальностей вставшего на защиту страны Советов — его родной страны, давшей ему кров и воспитание и привившей в нём любовь к Родине, большой и малой, к людям, живущим рядом, знакомым и незнакомым, но однозначно своим — советским… При этом интересен роман и тем, что в его первой части писатель рассказывает о жизни Казахстана тридцатых годов прошлого столетия, выводя на страницах примеры позитивных изменений, всё заметнее укоренявшихся в обществе, но и показывая негативные стороны, также наблюдавшиеся в повседневной жизни.

Так, с присущим ему юмором, а также придерживаясь своего собственного правила, согласно которому в его прозе трагическое всегда соседствовало и мирно уживалось со смешным, Мусрепов реалистически тонко высмеивает безграмотного и равнодушного чиновника, заведующего облоно, распределяющего ребят из детдома, вопреки их очевидным способностям и склонностям, куда попало, но при этом прикрывающегося демагогическим словоблудием, переполненным напоминаниями о том, что государство, от имени народа, понесло немалые затраты, содержав и учив ребят в их детском доме. И хотя у персонажа этого роль эпизодическая, тем не менее Габит Махмудович, вводя его в канву повествования, ставил перед собой конкретную цель: продолжать борьбу с чёрствостью и равнодушием, не замалчивать перегибы и формализм, не плестись в хвосте у проходимцев, подхалимов и приспособленцев, решительно пресекать негативные явления, способствовавшие превращению обычных трудолюбивых людей в хамелеонов и беспринципных обывателей, живущих лишь сегодняшним днём.

Следует сказать, что принципиальности Мусрепову было не занимать, как в жизни, так и в творчестве. Наверное, по-другому и быть не могло, ведь писатель жил полноценной, насыщенной жизнью, не замыкавшейся на одном индивидуальном творчестве, которое, возможно, оказалось бы куда более плодовитым, не занимайся он общественной работой и не участвуй в руководстве писательской организацией Казахской ССР и всего Союза писателей СССР. Но разве мог он, член ВКП(б) с 1927 года, бывший активным участником социалистических преобразований на родной казахской земле, оставаться в стороне от литературных процессов, происходивших в республике и стране? Нет, конечно. Как не мог он и пренебречь доверием товарищей по писательскому цеху, дважды, с 1956 по 1962-й и с 1964 по 1966 год, поручавших ему возглавлять Союз писателей Казахстана, а с 1959 года к тому же работать и секретарём правления Союза писателей СССР.

К сему добавим, что Мусрепов неоднократно избирался депутатом Верховного Совета Казахской ССР, а с августа 1974-го по июль 1975-го был и его председателем. Также он избирался депутатом Верховного Совета СССР пятого созыва, членом ЦК Компартии Казахстана, академиком АН Казахской ССР.

Писательские интересы Мусрепова не давали ему возможности работать лишь над художественным обобщением и типизацией современности. Его не менее интересовали исторические факты, но опять же не как таковые, с конкретным и точным их разъяснением, а их типические характеристики, выстраивавшиеся на внутреннем мире героев, бывших образами собирательными и лишь в какой-то мере подсказанными писателю тогда, когда он изучал жизненные пути реальных исторических фигур, оставивших заметный след на казахской земле.

О жизни же старой, феодальной казахской степи XIX века (в основу повествования положены реальные факты, связанные с организацией и развитием угольного предприятия Караганды в период с 1833 по 1905 год) и о зарождении рабочего класса Мусрепов с большим художественным накалом расскажет в знаменитом своём романе «Пробуждённый край», написанном в 1953 году и порядком подзабытом, надо признаться, в наши дни.

Основная конфликтная линия этого романа писателем была выстроена на коллизиях двух степных феодалов — баев Жумана и Игилика, существенно разных по своему мировосприятию крупных собственников.

Различие же их, а оба они при этом были неподдельными, закостенелыми, матёрыми кровопийцами и рвачами, заключалось в том, что Жуман оставался феодалом старого типа, стремившимся удержать патриархальные порядки, а Игилик, напротив, будучи более изворотливым, выступал уже в качестве бая новой формации, пытавшегося использовать и нововведения, способные укрепить его материальное положение.

Борьба баев в романе получит своё новое продолжение после того, как сородич Жумана, простодушный степной житель Байжан, случайно обнаружит в степи богатейшее угольное месторождение, первоначально используемое им для бесплатной раздачи чудодейственного чёрного камня простым людям.

Однако интересы степняков не вписывались в алчные запросы баев, стравливавших бедных сородичей, бывших для них ненамного ценнее их огромных табунов скота.

Степной люд терпел крайнюю нужду, страдал, баи обогащались и продолжали враждовать и, как бы сказали в наше время, делить между собою сферы влияния. В конце концов в той их борьбе верх возьмут всё же русские капиталисты Рязанов и Ушаков, перекупившие у наивного Байжана бесценное угольное месторождение за двести с лишним рублей.

Впрочем, недолго этим хищникам удастся удерживать в своих лапах вырванный ими у степных тузов лакомый кусок — Караганда объявляется концессией иностранного капитала. При сём капиталист Ушаков, по-своему, а всё ж любивший Россию, не понимает характера хищнического, спекулятивного русского капитализма и его главных заправил, не желавших серьёзно развивать промышленность, а готовых оптом и в розницу распродавать российские богатства иностранным капиталистам.

А не с подобной ли ситуацией столкнутся постсоветская Россия и ряд других бывших советских республик в девяностые, да и позже, когда всеми правдами и неправдами будут звать к себе зарубежных финансовых воротил, сумевших в результате бездумной политики власти на нашей земле крупно поживиться и баснословно обогатиться? Ответ, полагаю, лежит на поверхности и, как назло, не требует комментариев.

«Пробуждённый край» изо-билует разными героями — не только баями, а бай Жуман, кстати, погибнет в голодную и холодную зиму от джута, растоптанный собственными табунами, символизируя тем самым гибель старого степного уклада перед неотвратимой стихией капитализма. Есть в нём место и простым людям, таким как Байжан, мастер Сандыбай, силачи Сугурали и Булунбай, олицетворявшим собою, по мысли писателя, те характерные казахские национальные образы с их родовыми чертами, испокон веков присущими этому сильному и мужественному народу.

Современен ли сегодня роман «Пробуждённый край»? И да, и нет. Но то, что это эпическое полотно даёт обширные познания о жизни казахской степи позапрошлого столетия, — факт, что называется, неопровержимый. Да и знание истории народа, а для автора этих строк — братского народа, на примерах судеб людей, пускай и вымышленных, но вобравших в себя жизни многих и многих соплеменников, никогда не будет лишним и бесполезным, тем паче если мы, русские, белорусы, украинцы, казахи, татары, узбеки, армяне и все другие, хотим жить вместе, мирно и сообща, уважая и ценя национальные обычаи, традиции и культуры друг друга. Ведь иного пути у всех нас нет и быть не может.

Прославляя свой народ, повествуя о его исторических путях-перепутьях, показывая при этом лучшие человеческие качества, присущие казахам, привыкшим веками жить в сложных, суровых условиях, Мусрепов в 1960 году написал небольшой рассказ «В двадцать четыре часа» с подзаголовком «Аральская быль».

Действительно, сюжет этого произведения построен на реальных событиях, ставших результатом пришедшего аральским рыбакам письма от В.И. Ленина, написанного Председателем Совнаркома 7 октября 1921 года и известного тем, что оно начиналось со слов «Дорогие товарищи!» и в нём Владимир Ильич просил рыбаков помочь рыбой голодающему Поволжью и другим страдающим от голода регионам.

Историю эту, между прочим, незабытую в сегодняшнем Казахстане и особенно в Аральске и Кызылординской области, Мусрепов представил не строго публицистически, а в оригинальном художественном обрамлении, познакомив читателя с героями из народа, малограмотными, но стремящимися делать добро и обязательно выполнить просьбу самого Ленина.

Рыбаки, потрясённые письмом, где, как было ошибочно им сказано, так как никто не смог правильно перевести слово «товарищи» с русского на казахский, Ленин назвал их «братьями», просьбу его выполнили: четырнадцать вагонов с рыбой были направлены по назначению к терпящим голод несчастным людям.

А Мусрепов в рассказе попытался дать пояснение этому необычному случаю, навсегда оставшемуся в истории братских взаимоотношений казахов и русских, вместе с другими коренными народами, ставшими тогда, сто лет назад, жертвами голода: «Рыбаки не спали всю ночь. <…> Разве царь или даже его аульный старшина обращался к ним когда-нибудь как к людям?

От устья Волги до Китая разбрёлся народ, имя которому — казахи, но кто считал их народом? У них было отнято даже это имя «казах». А вот Ленин написал им — братья! Казахская степь, которая в прошлом принадлежала не им, сейчас наконец отдана живущему в ней народу. То, что, как нагар в котле, веками накапливалось в душе трудового человека, теперь растаяло.

Письмо Ленина превратилось в песни и зазвучало на струнах домбры. А наутро легенда о письме Ленина к аральским рыбакам уже звучала далеко от Арала на просторах Казахстана».

Габиту Мусрепову суждено было прожить большую, яркую, непростую, но интересную жизнь. Отрадно и то, что в родном Казахстане он по-прежнему чтим в народе и память его увековечена на самом достойном уровне. Продолжают самостоятельную жизнь и произведения писателя. Живут, увы, не активной жизнью качественные переводы творений классика на различных языках, и в первую очередь на русском. И хочется верить, что на российских просторах, искренне любимых Габитом Махмудовичем, его имя никогда не забудется.