В этом ноябре мы отмечаем 135 лет со дня рождения Самуила Яковлевича Маршака. Этого творца не стоит воспринимать лишь как детского поэта, основоположника данного направления в советской литературе, автора нестареющих «Двенадцати месяцев», «Пожара», «Почты», «Багажа», «Вот какого рассеянного», «Деток в клетке», «Цирка», «Мистера Твистера» или блестящего переводчика английских и шотландских народных баллад, а также поэзии Вильяма Шекспира, Роберта Бёрнса, Вильяма Блейка, Джона Китса, Редьярда Киплинга, Роберта Льюиса Стивенсона, Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Генриха Гейне, Джанни Родари и других. Такое восприятие, конечно же, окажется неполным, так как Маршаком в разные годы было написано немало статей, заметок, воспоминаний, выступлений, прозаических произведений, лирических творений, стихов о войне и мире, сатирических стихов, стихотворных посланий.

К примеру, те же сатирические выступления поэта в годы Великой Отечественной войны, публиковавшиеся в «Правде», «Окнах ТАСС» и других изданиях, были для него не менее существенны, чем более крупные по содержанию и значительные по форме творения. Вспоминая же ту свою напряжённую работу, Маршак в 1962 году писал известному театральному критику и члену редколлегии газеты «Правда» Николаю Абалкину: «Я глубоко тронут тем, что «Правда» помнит мою работу в газете. А мне, как писателю, снайперская работа военных лет дала очень много, — я учился точной пристрелке, хоть был уже не молод. Надеюсь ещё поработать в газете, когда немного окрепну после долгой и тяжёлой болезни…» Тут же следует сказать, что сотрудничество с главной газетой страны, органом ЦК КПСС Маршак никогда не прерывал, всегда оставаясь в числе её наиболее уважаемых и чтимых авторов.

А коль уж речь зашла об этих сатирических произведениях Маршака, которые в «Правде» читала вся необъятная страна и которые затем перепечатывались в других изданиях, в том числе региональных и местных, в листовках и на агитационных плакатах, приведу некоторые из них, написанные Самуилом Яковлевичем в 1941—1942 годах. Они выполняли тогда большую мобилизующую советское общество роль, так как вселяли в граждан неколебимую уверенность в силу советского солдата и оружия, а вместе с тем формировали отношение народа к фашистским извергам и кровопийцам, а также разоблачали геббельсовскую пропаганду. За эти стихотворные тексты к карикатурам и плакатам поэт в 1942 году был удостоен ко всему прочему и Сталинской премии второй степени:

— Один немецкий пулемёт

Разбил сто тысяч дотов

И триста тысяч девятьсот

Семнадцать самолётов!

Два «мессершмитта» на лету

Забрали в плен Алма-Ату

С воздушным загражденьем,

С луной и затемненьем…

Данные строки из сатирического стихотворения «Арапские» сказки немецкого верховного командования, или «Тысяча и одна ложь», как может убедиться читатель, имели важное политическое значение. Сатира Маршака вселяла в советских людей глубокую убеждённость в том, что никакой вражеской пропаганде на временно оккупированных территориях не удастся их обмануть, подсунув явные обманки.

А вот простые незамысловатые слова из стихотворения «Людоед-вегетарианец», или «Две стороны одной медали», повествующего о жутком лицемерии Гитлера, «жалеющего» животных, но готового безжалостно уничтожать целые народы:

Этот добрый

Человечек

Заказал себе медаль:

«Мне зарезанных

Овечек

И барашков

Очень жаль».

Как известно,

У медали

Есть другая сторона,

И на ней мы прочитали

Роковые письмена:

«Не нужна мне кровь овечья,

А нужна мне человечья!»

Показательно и известное стихотворение Маршака «Фашистская псарня», в котором он гитлеровских прихвостней Муссолини, Антонеску и Маннергейма представляет в виде собачек супостата.

Если Гитлер скажет резко:

«Мой Трезор, ату!» —

Вихрем мчится Антонеску

С плёткою во рту.

Если Гитлер палку бросит,

Говоря: «Апорт!» —

Маннергейм её приносит,

Радостен и горд.

У стола сидят собачки,

Образуя круг,

Ждут какой-нибудь подачки

Из хозяйских рук.

22 июня 1942 года, в годовщину начала Великой Отечественной войны, «Правда» публикует потрясающее и хлёсткое стихотворение Маршака «О том, как Гитлер прошлогодний увидел Гитлера сегодня». И в нём поэт уже отчётливо показывает начало краха всей гитлеровской преступной политики. Кстати, в этом же номере «Правды» впервые будет опубликован и легендарный рассказ Михаила Шолохова «Наука ненависти», имевший, как известно, колоссальное воспитательное и мобилизующее значение.

Гитлер Гитлера спросил:

«Где ты обувь износил? <…>

Вспомни, Гитлер: на трибуне

Обещал ты блиц-войну,

Бросив армию в июне

На Советскую страну!»

Поглядев на свой портрет,

Гитлер Гитлеру в ответ:

«Либер готт, всего лишь год,

Как пустился я в поход.

Да погода всё не та —

То мороз, то духота.

Дождь стальной, свинцовый град —

Не война, а сущий ад…»

Те маршаковские сатирические стихи в «Правде» сопровождались бесподобными, бьющими не в бровь, а в глаз карикатурами Кукрыниксов выдающегося и прославленного коллектива советских художников-графиков в составе Михаила Куприянова, Порфирия Крылова и Николая Соколова. К 25-летию своего творческого сотрудничества с Кукрыниксами Маршак напишет и такие строки:

Когда тревожный, уши режущий

Москву пронизывал сигнал,

Который всех в бомбоубежище

Протяжным воем загонял,

И где-то выстрелы раскатами

Гремели в час ночных атак, —

Трудились дружно над плакатами

Три Кукрыникса и Маршак…

Это творческое содружество крупнейшего поэта, блестяще владевшего искусством сатиры, и талантливых, имевших тонкое политическое чутьё художников-графиков, рождённое в редакции «Правды», не имело себе равных. Оно осталось непревзойдённым и до сих пор, тем более что современная периодическая печать вообще практически не пользуется приёмами карикатуры, да и поэтов-сатириков в нашей стране также фактически нет. При том, что сейчас-то и профессиональные сатирики, и карикатуристы, да и в целом данный коллективный жанр политической плакатной и газетной сатиры обществу чрезвычайно необходим. Вот только те современные провластные, доморощенные «идеологи», окопавшиеся в высоких столичных кабинетах, этих прописных истин, похоже, не понимают. Или, что вполне возможно, плохо изучали отечественную историю.

Говоря же сегодня о Маршаке как о сатирике, следует сказать и о том, что Самуил Яковлевич, на протяжении всей творческой жизни активно занимавшийся и вопросами литературной критики, в июле 1943 года выступит на страницах газеты «Литература и искусство» с небольшой, но, что называется, программной статьёй «О нашей сатире». В ней он сформулирует основополагающие задачи и принципы советской сатиры, применявшиеся затем в советской литературе десятилетиями.

«То, что стало смешным, перестаёт быть страшным, — писал в данной статье Самуил Яковлевич. — Сатира — отличное противоядие вредоносным идеям и лженаучным теориям.

Она умеет бороться с изощрённой ложью и самой злостной клеветой.

У неё богатый многовековой опыт борьбы с мракобесием и тупой косностью. Это она пером Рабле и Сервантеса одолела упорные и живучие предрассудки средневековья.

Подумать только — у наших сатириков сегодняшнего дня такие предки, как Эразм из Роттердама и Свифт, Вольтер и Беранже, Гоголь, Салтыков и Чехов. <…>

Во времена народной, Отечественной войны у сатиры много дела.

С первых боевых дней она заговорила у нас цветными плакатами на улицах, рупорами громкоговорителей на перекрёстках. Не только сатирические фельетоны в прозе, но и стихотворные эпиграммы стали всё чаще и чаще появляться в углах наших больших газет.

Вновь ожила традиция времён гражданской войны, когда стихи Маяковского и басни Демьяна Бедного перемежались в газетах с боевыми сводками.

Карикатуры и эпиграмматические надписи заняли место и в ежедневной печати, и на армейских пакетах с концентратами, как острая приправа к гороховому супу или к пшеничной каше. Рисунки и стихи, воспроизведённые на броне танка, участвовали с ним вместе в жарких боях, а когда осколки вражеских снарядов сбивали и стирали их с брони, танковая бригада бережно обновляла изображение и слова.

Во всех фронтовых газетах, в листовках, переправляемых партизанами и забрасываемых в тыл врага, — всюду нашла себе применение советская сатира».

Маршак писал о том, что у «сатирика должен быть глаз разведчика», при этом он не преминул сказать и о его ответственности: при всей своей смелости и напористости он, не забывая о злободневности поднимаемых им тем, не должен забывать и об этической составляющей своего творчества. «Русская сатира всегда была сильна своей этической стороной. Сатирики, которыми гордится наша литература, умели не щадить себя, умели так любить свой народ, что ради его блага, не содрогаясь, брали в руки калёное железо…»

Самуил Яковлевич прекрасно чувствовал поддержку и благодарность от многомиллионной армии читателей, которые его ободряли и давали новые импульсы и силы для дальнейшей работы, особенно в последние годы жизни, когда физические силы писателя стали стремительно таять.

Если же более подробно подходить к вопросу о взаимоотношениях Маршака со своими читателями, то следует признать, что писатель был сторонником любви взаимной. «Искусство ждёт и требует любви от своего читателя, зрителя, слушателя, — писал поэт в статье «Право на взаимность». — Оно не довольствуется почтительным, но холодным признанием. И это не каприз, не пустая претензия мастеров искусства. Люди, которые вложили в свой труд любовь, имеют право на взаимность. Требовательный мастер вправе ждать самого глубокого и тонкого внимания к своему мастерству».

Возвращаясь же к вопросу о любви Маршака к советскому народу, приведу, к примеру, его простые, незамысловатые, но идущие от сердца пожелания, которые он высказал в стихотворении «Новогодний тост», впервые опубликованном 31 декабря 1942 года в «Правде»:

Строг,

Прост

Будь сегодня

Наш тост

Новогодний, —

За богатырей

Ленинграда,

Сталинграда,

Партизанского отряда

И родных морей!

Встретим года наступленье

Тостом за народ,

За успехи наступленья

В самых разных направленьях

В этот новый год…

Вообще же, поэзия Маршака военного времени заслуживает особого внимания, и уже хотя бы потому, что в настоящее время она мало известна читателю, так как давно не публиковалась. По большому счёту, на неё и ранее обращали не столь уж пристальные взгляды, считая Самуила Яковлевича в первую очередь писателем детским, стоявшим у истоков зарождения этого направления в советской литературе, к тому же и выступавшего с докладом о задачах детской литературы ещё на Первом съезде советских писателей в августе 1934 года.

На самом же деле литературная деятельность Маршака была куда более многосторонней. И его стихи для взрослых не менее интересны и своеобразны, нежели те произведения, которые он адресовал детям. Особый разговор следует вести и о его переводческой деятельности. Причём важно подчеркнуть и то, что сам поэт не любил, когда о нём говорили как о переводчике.

Александр Твардовский на сей счёт в своей литературоведческой работе «О поэзии Маршака» писал: «Он был до мелочей привередлив и настойчив по части обозначений при печатании его переводов — часто вопреки принятому в данном издании единообразию, — фамилия его должна была стоять сверху, слово «перевод» заменялось по-старинному обозначением: «Из Роберта Бёрнса», «Из Вильяма Блейка» и т. п. <…>

На правах дружбы я позволял себе подтрунивать над его невинной привередливостью по части обозначений «перевод» или «из…», но всегда, и особенно теперь, когда подо всем написанным его рукой подведена черта, считал и считаю, что он имел-таки право на эти претензии в отношении своей работы».

Сам же Маршак по этому поводу в статье «Портрет или копия? (Искусство перевода)» высказал такую интересную мысль: «…Чтобы по-настоящему, не одной только головой, но и сердцем понять мир чувств Шекспира, Гёте и Данте, надо найти нечто соответствующее в своём опыте чувств… Настоящий художественный перевод можно сравнить не с фотографией, а портретом, сделанным рукой художника. Фотография может быть очень искусной, даже артистичной, но она не пережита её автором».

Вернёмся к гражданственной поэзии Маршака и представим читателям его строки о бессмертном подвиге Ленинграда из стихотворения «Часы на башне», также впервые напечатанного в «Правде» 2 января 1944 года:

Башня есть под Ленинградом,

А на башне — циферблат.

Разорвался с башней рядом

Неприятельский снаряд.

Бил по башне в перестрелке

Частым градом пулемёт.

Но ползут по кругу стрелки, —

Время движется вперёд! <…>

К башне — к Пулковским высотам

Много месяцев подряд

Рвался враг, стремясь к воротам,

Замыкавшим Ленинград.

Но надёжен, неизменен

Ход часов и бег минут.

Устоял твой город, Ленин,

А часы идут, идут.

Сбиты вражьи батареи,

Сметены с лица земли.

И на Запад мы быстрее

Стрелок времени пошли!

Радуясь долгожданной Победе, Маршак весной 1945 года напишет глубоко патриотичное стихотворение «Да будет свет», в котором напомнит о недавних тёмных днях в Москве, когда её жителям приходилось маскироваться и переживать все тяготы военного времени. Впервые оно будет опубликовано в «Правде» 30 апреля победного 1945 года:

Да будет свет — весёлый, яркий —

В наш первый вечер торжества!

Открыла площади и парки

Незатемнённая Москва.

Перекликаются в беседе

Московской улицы огни.

Один другому о победе

Сигнализируют они.

Но пусть опять

над Спасской башней

Огнём наполнилась звезда, —

Вчерашней ночи, тьмы вчерашней

Мы не забудем никогда. <…>

Мы будем помнить эти годы,

Когда, охваченные тьмой,

Шли осторожно пешеходы

По нашей улице немой,

Когда столица провожала

Бойцов на фронт, а семьи в тыл,

И от незримого вокзала,

Неслышно поезд отходил.

Так мы работали и жили,

И этой зоркой темнотой

Мы наше право заслужили

На свет победно-золотой.

А вот небольшое стихотворение о великом Ленинском знамени, напечатанное в «Правде» 21 января 1949 года, в годовщину смерти Владимира Ильича.

Под гранитным сводом Мавзолея

Он лежит, безмолвен, недвижим.

А над миром, как заря, алея,

Плещет знамя, поднятое им.

То оно огромное без меры,

То углом простого кумача

Обнимает шею пионера,

Маленького внука Ильича.

Об удивительном таланте Маршака говорили и писали многие, и началось публичное обсуждение его дарований и заслуг достаточно давно. Неоднократно ему приходилось слушать рассуждения о нём и от своих коллег-писателей. Так, на юбилейном вечере поэта, приуроченном к его 60-летию в ноябре 1947 года, Александр Фадеев выдвинул мысль о пушкинском начале в творчестве Самуила Яковлевича. Руководитель Союза писателей СССР искренне удивлялся тому, как оно соединяется с тем, что Маршак являлся детским писателем, драматургом, автором политической сатиры, переводчиком западноевропейской поэзии:

«Мне кажется, что это соединяется в Маршаке через изумительное и не так часто распространённое качество, существующее в нём (может быть, в наибольшей степени, чем среди других наших поэтов) светлое и прозрачное пушкинское начало, при котором Маршаку решительно всё, к чему бы ни притронулась его рука, хочется сделать очень ясным, светлым, прозрачным, гармоничным. И если вдуматься в формальную сторону этих очень разных видов творческой деятельности Маршака, то мы в этой формальной стороне можем отметить именно это общее начало. Берётся ли Маршак за политическую сатиру или сказку, за перевод Шекспира или за детское стихотворение, он всё это воплощает в формы необычайно простой, прозрачной, ясной поэтики. Всем своим творчеством он является коренным отрицанием формалистической линии в поэзии, и не только формалистической линии, а коренным отрицанием всякой литературщины в поэзии».

Самуил Яковлевич по доброму стечению обстоятельств в юном возрасте очутился в Петербурге и познакомился там с известным критиком Владимиром Васильевичем Стасовым. Позже, в 1904 году, на его даче он встретился с Фёдором Шаляпиным и Максимом Горьким, узнавшим, что молодой человек слаб здоровьем и часто болеет, а посему устроившим его у своей семьи Пешковых в Ялте. Там Маршак был ко всему прочему принят и в ялтинскую гимназию. Находясь под человеческим и творческим влиянием великого Горького, Маршак проживёт большую и интересную жизнь, хотя и не такую уж простую и безоблачную, как может показаться после первого знакомства с его биографией.

До самых последних своих часов поэт продолжал трудиться. Ослепший, ослабший, как вспоминал Борис Полевой, он за день до кончины звонил ему и правил гранки пьесы, запланированной к опубликованию в журнале «Юность». Казалось бы — зачем, ведь был-то уже обречённым? Однако по-другому Самуил Яковлевич не мог.

Лауреат Ленинской премии и четырёх Сталинских премий, кавалер двух орденов Ленина, орденов Отечественной войны 1-й степени и Трудового Красного Знамени, Самуил Маршак ушёл в безвозвратную даль в возрасте семидесяти шести лет. Но остался жить в своих произведениях, детских, которые, к великой радости, переиздаются и поступают к тем, кому и были адресованы — детям, и в потрясающей лирике, сатире, драматургии, прозе и публицистике. Пускай они менее знакомы массовому читателю, но, тем не менее, также доступны и, бесспорно, готовы вновь и вновь бороться, идти в бой, бить наотмашь. Дабы мир наш становился краше, добрее и справедливее.