Тёмный еловый лес, земля под деревьями, устланная душистой хвоей, извилистая речка Воря с зеленоватой водой, затенённая густыми кустами, липовая аллея, где под ногами шуршат сухие багряные листья, пруд с беседкой на островке, обширный двор со скромным деревянным с мезонином домом — это всё усадьба Абрамцево, место, где родился великий русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков.

Точнее, не родился, а стал писателем в возрасте пятидесяти с лишним лет. Ведь до этого вся Москва знала его лишь как цензора Московского цензурного комитета, театрального критика, переводчика на русский язык комедий Мольера и трагедий Софокла, а также как хлебосольного барина, в чьём доме собирались все известные литераторы, художники, учёные, актёры, где «скрещивали клинки» в горячих спорах о будущем России западники и славянофилы. Однако все аксаковские произведения, прославившие его имя, — от «Записок об уженье рыбы» до «Семейной хроники» и сказки «Аленький цветочек» — написаны целиком или закончены именно в Абрамцеве.

Зимой 1843 года Сергей Тимофеевич Аксаков пишет Николаю Васильевичу Гоголю, жившему тогда в Италии: «Мы ищем купить деревню около Москвы. Мысль, что Вы, любезный друг, будете иногда гостить у нас, — много украшает в глазах наших уединение». Вскоре сын Сергея Тимофеевича Григорий наткнулся в одной из газет на объявление о продаже недалеко от Троице-Сергиевой лавры просторного, способного вместить всю большую аксаковскую семью дома на высоком берегу живописной речки Вори. Сергей Тимофеевич поехал посмотреть предлагаемое и… восхитился. «Ну, друг мой, какую Бог дал нам деревеньку, так это чудо! Рай земной, да и только!» — радостно сообщил он сыну Ивану. Свои впечатления Аксаков даже в стихотворении, пусть и далёком от совершенства, зато предельно искреннем, выплеснул:

Вот, наконец, за всё терпение

Судьба вознаградила нас:

Мы, наконец, нашли имение

По вкусу нашему, как раз.

Прекрасно местоположение:

Гора над быстрою рекой.

Заслонено от глаз селение

Зелёной рощею густой.

Там есть и парк, и пропасть тени,

И всякой множество воды;

Там пруд — не лужа по колени,

И дом годится хоть куды…

Разнообразная природа,

Уединённый уголок!

Конечно, много нет дохода,

Да здесь не о доходах толк.

Зато уженье там привольно

Язей, плотвы и окуней,

И раков водится довольно,

Налимов, щук и головлей.

На травянистых берегах Вори, на усадебных прудах Аксаков полностью отдавался своему любимому занятию — рыбной ловле. «Бегу сейчас на реку, — пишет он художнику Константину Трутовскому, — разложу свои удочки, закурю сигару, — и где сяду, и что стану думать, чувствовать, — не знаю, но чувствую жажду к этому нравственному состоянию».

В 1845 году Сергей Тимофеевич поделился в письме к Гоголю своим желанием написать книгу, «приятную не только охотнику удить, но и всякому, чьё сердце открыто впечатлениям раннего утра, позднего вечера, роскошного полдня». И он такую книгу написал — «Записки об уженье рыбы» вышли в свет в 1847 году и были восторженно встречены читателями. Восхищение некоторых из них выражалось весьма своеобразно: сени и передняя абрамцевского дома были доверху заполнены присланными в подарок автору «Записок…» разнообразными удочками. Всем им писатель дал имена, и одна из них называлась «Леди» — в честь поклонницы, подарившей удочку с леской, сплетённой из… её собственных волос.

Успех окрылил Аксакова, и он принялся за новую книгу о природе, которую назвал тоже весьма незатейливо — «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Охоте, как и рыбной ловле, писатель, по его собственному признанию, «был предан страстно, безумно». Воспоминания о днях, когда он, молодой и сильный человек, без устали бродил с ружьём по лесам и степям, «бодрили и освежали» стареющего писателя, заставляли его на какое-то время забыть о надвигающемся несчастье — слепоте. Вот и в эпиграфе к своему произведению он сам подтверждает благотворное влияние на него этих дум о былом:

Ухожу я в мир природы,

В мир спокойствия, свободы,

В царство рыб и куликов,

На свои родные воды,

На простор степных лугов,

В тень прохладную лесов

И — в свои младые годы.

«Записки ружейного охотника…» принесли автору ещё больший успех, чем его первая книга. А в 1853 году в журнале «Современник» появилась статья Ивана Сергеевича Тургенева, не менее страстного охотника, где тот, восхищаясь живостью и увлекательностью аксаковского повествования, отмечал, что «…если бы тетерев мог рассказать о себе, он бы, я уверен, ни слова не прибавил к тому, что о нём поведал Аксаков. То же самое можно сказать о гусе, утке, вальдшнепе, словом, обо всех птичьих породах, с которыми он нас знакомит».

Кстати, многие мысли Аксакова о природе, когда-то высказанные в его новой книге, удивительно созвучны с днём нынешним. Например, такая: «Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное… Многие десятки лет достигало оно полной силы и красоты — и в несколько минут гибнет нередко от пустой прихоти человека». Боль, горечь звучат и в этих строках писателя, которые вполне можно расценить как назидание потомкам: «Мы богаты лесами, но это богатство вводит нас в мотовство, а с ним недалеко и до бедности; срубить дерево без всякой причины у нас ничего не значит».

В Абрамцеве было создано и самое крупное произведение Сергея Тимофеевича Аксакова — автобиографическая трилогия «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука» и «Воспоминания», появлению которой на свет, между прочим, во многом поспособствовал Николай Васильевич Гоголь. Часто гостивший в аксаковском доме, он, по свидетельству одного из современников, «буквально упивался» устными рассказами Сергея Тимофеевича о своих предках, родителях, о своём детстве в Уфе и в далёкой степной усадьбе и неоднократно уговаривал его записать на бумаге свои воспоминания, способные дать соотечественникам «много полезных в жизни уроков».

Но Аксакову всё было недосуг. И лишь поселившись в Абрамцеве, живя там зачастую круглый год и имея много свободного времени, писатель стал, по его собственному выражению, предаваться «сну, сотканному из воспоминаний». Работа продолжалась даже тогда, когда он уже не мог из-за почти полной слепоты выходить из дома — сидя в абрамцевском кабинете в глубоком покойном кресле, «отесенька», как ласково звали Сергея Тимофеевича его дети, диктовал текст «Воспоминаний» своей дочери Вере.

Откровенное, без каких-либо прикрас повествование Аксакова о временах «дикого рабства», о жутких нравах помещиков-крепостников, конечно, не могло пройти мимо внимания тогдашних «властителей дум». Так, Николай Гаврилович Чернышевский отмечал, что в «Семейной хронике» много правды, причём «правда эта чувствуется на каждой странице». А Николай Александрович Добролюбов в статье «Деревенская жизнь помещика в старые годы», специально посвящённой разбору книги «Детские годы Багрова-внука», писал следующее: «Неразвитость нравственных чувств, извращение естественных понятий, грубость, ложь, невежество, отвращение от труда, своеволие, ничем не сдержанное, представляются нам на каждом шагу в этом прошедшем… Горькое, тяжёлое чувство сдавливает грудь при воспоминаниях о давно минувших несправедливостях и насилиях».

17 октября 1857 года — последний день пребывания Аксакова в Абрамцеве. Измученный болезнями Сергей Тимофеевич уезжает в Москву, ещё не зная, что навсегда прощается со своим «тихим сельским домом». В тот день он продиктовал своё последнее стихотворение, последнее из созданного им в любимом подмосковном уголке:

Опять дожди, опять туманы,

И листопад, и голый лес,

И потемневшие поляны,

И низкий, серый свод небес.

Опять осенняя погода!

И, мягкой влажности полна,

Мне сердце веселит она:

Люблю я это время года…