Марка Юдалевича я знал.

Бывал у него не раз.

Не столь может быть часто — но бывал.

Мало того — я многие вещи его читал.

Преимущественно вещи ранние его.

Могу искренне засвидетельствовать, и в это в наше-то сверхвзбаламученное время, что он был большим патриотом, без всяких натяжек, нашего края.

Он был не из тех, кто в крае был проездом. И кому ныне ставят чохом памятники и чествуют кого.

Он писал о насущных проблемах нашего края. Во все вникая. Как никто другой.

Какая прелесть скажем его повесть о тружениках моторного завода «32 не будет».

Он был из тех, к кому менее всего подходило  бы житейское правило — моя хата с краю.

Он жил в крае, он жил краем, он писал о крае.

Редкое и завидное качество для многих и вчерашних и сегодняшних писателей.

…

Я много рисовал его во время эпопеи установки памятника А.С. Пушкина.

В эту же пору я и оформил ему его книгу о «Колчаке».

Не могу сказать, что Колчак герой моего сердца. Напротив.

Но эта книга шире, как об можно было бы  подумать с налету и панегирик более чем с неоднозначной репутацией адмиралу, а о гражданской войне и  о том механизме, который ее двигал. Тем более, что  надо было в ту пору знать вектор поступков действительного патриарха алтайских писателей, который в отличие от многих писателей от своего прошлого ни в чем не отказывался и не отказался. Что делает ему, в моих глазах, честь.

И в этом она  представляет свою ценность.

Да она по сути дела, во времена переменчивого момента  была для него в тот момент, да еще в пике возраста, возможностью вот в такой форме все это донести до читателя.

Тем более, что список спонсоров книги тоже тут говорит о многом.

Его связывала большая и тесная дружба в яркой звездой на небосклоне нашей журналистики, редактором газеты «Голос труда» Виктором Григорьевичем Саповым.

Он был один из немногих,  да если не единственный из алтайских писателей, в массе своей разом полинявших, кто  не скрывал своих связей с «Голосом  труда» и в самые отчаянные для газеты времена всем, чем только мог газете помогал.

…

Запомнился с ним разговор о книгах. У него была впечатляюще огромная библиотека. Целая комната  его квартиры была забита книгами под завязку.

 — Сколько у вас книг в библиотеке? — спрашивал я его.

Лично я свою  библиотеку, хранящуюся в коробках на втором этаже дома, мерял и до сих пор меряю КАМАЗами.

 — 30 тысяч, — с ему одному присущей доброй улыбкой, отвечал он мне.

— А как  вы в них ориентируетесь?

— Да вот месяц разбирал их и приводил в порядок.  

Да, иметь большую библиотеку и в ней же ориентироваться — дело скажем хлопотное.

Помнится впечатляющей была  библиотека  и у известного алтайского радиожурналиста Виктора Серебряного и судьба которой у меня хорошо отпечаталась до сих пор в памяти.

О судьбе ее мне рассказывала потом  озабоченная Эверестом бумаги в  его квартире, наследница  с какого-то там боку.

Потом, когда его не стало, я думаю  на этом и библиотека Марка Иосифовича закончилась.

…

Отдельные книги его я потом вылавливал в букинисте. (Который тоже, кажется, уже прикрыли) А него в его библиотеке действительно было много редких книг.

…

От него осталась у меня более толковая и доброжелательная чем рецензия на  мою книгу «Корова на луге» и на рассказ о шипуновской знаменитости Шуре Горбунове — «Спутник Шура и кукурузный змей».

В массе своей алтайские писатели к которым мои рассказы тогда попадали на рецензию, не стесняясь в выражениях, дружно записывали меня в разряд оголтелых графоманов.

Потом, после издания ее,  она  более чем впечатляюще разошлась в Интернете и какие-то ушлые ребята даже растащили ее аж на 14 книжек.

…

Понял и оценил их только Евгений Гущин. Сам  написавший «Тень стрекозы». Которая в свою очередь также в ряду другими авторами, подвигла к написанию рассказов такого жанра.

И очень тепло о моих рассказах отозвался тогда Лев Квин.

А также Марк Юдалевич.

Что памятно и лестно мне до сих пор.

Все таки, это  был большой мастер.