Дмитрий Борисович Кедрин – поэт яркий, самобытный, горячо любящий своё Отечество, его славную и трагическую историю. В годы Великой Отечественной войны поэт тяжело переживал свою невозможность сражаться с оружием в руках с ненавистными захватчиками. Что он мог, говоря словами его современника, Льва Ошанина, «полузрячий посланец из тыла, забракованный, напрочь, всеми врачами Земли»? Но в самом суровом, 1942 году, он создал замечательный цикл стихотворений, воспевающих величие России, величие русского народа. Не случайно его называют летописцем русской славы. Он писал не просто о России, но о русской старине, о великой её истории, о летописной славе.

Всё это наиболее ярко и ёмко проявилось в стихотворении «Хочешь знать, что такое Россия…». Стихотворение написано 18 сентября 1942 года, когда фашистские орды уже стояли на берегу Волги в окрестностях Сталинграда и исход битвы был ещё не ясен. Примечательно, что эпиграфом к стихотворению Кедрин взял слова А. Блока: «Да, я такой, моя Россия», и этим как бы подчёркивает, что Россия его, Кедрина, и он готов быть с ней вместе и в радости, и в горе, к этому он звал и своих читателей. Да простят меня редакторы, но это стихотворение, на мой взгляд, лучшее у Кедрина приведу полностью:

Хочешь знать, что такое Россия —

Наша первая в жизни любовь?

Милый друг! Это рёбра косые

Полосатых шлагбаумных столбов.

Это щебет в рябиннике горьком,

Пар от резвых коней на бегу,

Это жёлтая заячья зорька,

След на сахарном синем снегу.

Это пахарь в портах полотняных,

Пес, что воет в ночи на луну,

Это слёзы псковских полонянок

В безутешном ливонском плену,

Это горькие всхлипы гармоник,

Свет далёких пожаров ночных,

Это- кашка, татарка и донник

На высоких могилах степных.

Это- эхо от песни усталой,

Облаков перёлетных тоска,

Это свист за далекой заставой

Да лучина в окне кабака.

Это хлеб в узелке новобранца,

Это туз, что нашит на плечо,

Это дудка в руке Самозванца,

Это клетка, где жил Пугачёв.

Да, страна наша не была раем:

Нас к земле прибивало дождём.

Но когда мы её потеряем,

Мы милей ничего не найдём.

Это призыв, заклинание любить и беречь свою Родину – Россию. С какой любовью показано многообразие жизни России в дореволюционный период, а ключевыми здесь являются две последние строки:

Но когда мы её потеряем,

Мы милей ничего не найдём.

Ну что ж потеряли мы Советскую Россию, позволили хозяйничать в своём доме англосаксонским татям и каков итог? А.И. Субетто указывает: «Исследования академика РАЕН И.А. Гундарова показывает, что по критериям бедности ООН – ЮНЕСКО, в России за годы «реформ» 90% попали в сферу «бедности» и лишь 10% оказались процветающими. Это дало повод нам сделать вывод, что модель «20%:80%», изобретенная в Фермонте (США), успешно реализуется в России, даже в более жёстком варианте». Вот таков печальный итог. Но самое страшное и социальный авангард оппозиции не мобилизует народ на борьбу с руссконенавистническими деяниями заокеанских мудрецов.

А ведь за более чем тысячелетнюю историю Древняя Русь, Российская империя, Советский Союз многократно подвергались военным нашествиям коллективного Запада и всегда пришельцы были биты и даже в их родовом гнезде – Париже и Берлине. Кто только не оставил свои кости на бескрайних просторах нашей Родины немцы, французы, англичане, американцы, итальянцы, поляки, венгры, испанцы, шведы… рука писать устала…и многие-многие другие… Поэтому Кедрин вполне справедливо в стихотворении «Клады» утверждает:

Как памятник стоит на пьедестале,

 Так встала Русь на вражеских костях.

 К нам, древней славы неусыпным стражам,

 Взывает наше прошлое, веля,

 Чтоб на заржавленном железе вражьем

 И впредь стояла русская земля!

Вдумайтесь в эти слова. Они звучат «так, словно то сама душа России// Своих детей звала на смертный бой». А разве эти слова не звучали вечевым колоколом для советских людей:

 Россия! Мы все у тебя в долгу,

 Ты каждому трижды мать.

 Так можем ли мы твоему врагу

 В служанки тебя отдать?..

 На жизнь и на смерть пойдём с тобой

 В своей и чужой крови!

 На грозный бой, на последний бой,

 Россия благослови!

 Да, перо Кедрина, как и других советских писателей и поэтов в то время было равно штыку. И сегодня оно зовет нас на яростное сражение в войне мировоззрений за русскомыслие, за развитие национального самосознания русского и других народов Российской Федерации. И это сражение мы обязаны выиграть, как выигрывали его древнерусские православные философы, революционные демократы XIX века, большевики, иначе и Россия, и русский народ уйдут в небытие, о чём страстно мечтает англосаксонский постЗапад.

Уж так повелось издревле на Руси, что ратник твёрдо должен знать, что он защищает, ради чего он готов пожертвовать своей жизнью. И это не только родные и близкие, это не только все соплеменники и историческая память о них, но и природа, среди которой ты родился и вырос. Помните у К. Симонова:

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,

Да, можно голодать и холодать,

Идти на смерть… Но эти три берёзы

При жизни никому нельзя отдать.

Вот и Кедрин с такой чистой нежностью и светлой гордостью пишет в суровые военные годы о своей Родине, о её изумительно красивой, чарующей природе. Поэт жил в районе платформы Тарасовская по Ярославскому направлению железной дороги, а там сказочные места, настоящее Берендеево царство, непроходимые леса окружает ополье. Поэт часами любил бродить по ним, сочиняя стихи, которые возвратившись домой, наносил на бумагу. В стихотворении «Алёнушка» каждая строка раскрывает сокровенные черты России:

 Стойбище осеннего тумана,

 Вотчина ночного соловья,

 Тихая царевна Несмеяна-

 Родина неяркая моя!

 Знаю, что не раз лихая сила

 У глухой околицы в лесу

 Ножичек сапожный заносила

 На твою нетленную красу.

Только всё ты вынесла и снова

 За раздольем нив, где зреет рожь,

 На пеньке у омута лесного

Песенку Алёнушки поёшь…

Я бродил бы тридцать лет по свету,

 А к тебе вернулся б умирать,

 Потому что в детстве песню эту,

Знать, и надо мной певала мать!

В эти тревожные для Отечества дни Дмитрий Кедрин пишет стихотворение «Красота». Начинается оно поразительными, коих не было в литературе со времён Н.А. Некрасова, словами о русских женщинах.  Вслушайтесь, как величественно звучит:

Эти гордые лбы виничианских мадонн

 я встречал не однажды у русских крестьянок…

 У рязанских молодок, согбенных трудом,

 На току молотивших снопы с позаранок…

 Откуда вся эта красота у вечно занятых трудом и заботами женщин, красота достойная кисти художников эпохи Возрождения? И поэт продолжает, что не только у женщин, но и дети у них тоже блещут красотой: «У вихрастых мальчишек, что ловят грачей //… Я видал эти синие звёзды очей». И завершает: «Я теперь понимаю, что вся красота — // Только луч того солнца, чьё имя – Россия!» Строки этого стихотворения никого не могут оставить равнодушными. Искренняя любовь к России делает для поэта любое явление прекрасным.

Странно, что при жизни Кедрина была издана лишь одна книга его стихов, да и ту в издательстве волокитили целых восемь лет. Даже, книга «Русские стихи», содержащие процитированные выше стихи не была рекомендована к печати чиновниками от литературы. Но он стоически переживал все невзгоды и продолжал славить русский народ в поэмах.

Страстно любящий свою Родину, свой народ, Кедрин не мог оставаться безучастным к её прошлому героическому и трагическому. В своих поэмах он воспевает на первый взгляд обыкновенных, но одержимых идеей русских людей с необыкновенными делами и свершениями, оставивших глубокий след в памяти народной. «Вместе с этими людьми идут читатели Кедрина, прикасаясь к прошлому своего народа, возрождая память о нём, задумываясь о славных и трагических судьбах своих предшественников» (А. Ратнер).

 Поэма «Зодчие», написанная в 1938 году, стала памятником силе и мужеству русского народа, хранящего подлинность отечественной культуры, которая держится на природных талантах самородков, выходцев из неисчислимой людской массы. По приказу Ивана Грозного «двое безвестных владимирских зодчих,// Двое русских строителей,// Статных,// Босых,// Молодых», построили церковь «благолепней заморских церквей», «Краше вил итальянских и пагод индийских». Поэт с восторгом описывает работу мастеров

Мастера выплетали

Узоры из каменных кружев,

Выводили столбы

И, работой своею горды,

Купол золотом жгли,

Кровли крыли лазурью снаружи

И в свинцовые рамы

Вставляли чешуйки слюды.

И уже потянулись

Стрельчатые башенки кверху.

Переходы,

Балкончики,

Луковки да купола.

И царь, осмотрев церковь «от подвалов и служб до креста», молвил: «Лепота!»  и тут же спросил: «А можете ль сделать пригожей,// Благолепнее этого храма// Другой, говорю?» Мастера, на свою беду, ответили, что могут 

И тогда государь

Повелел ослепить этих зодчих,

Чтоб в земле его

Церковь

Стояла одна такова,

Чтобы в Суздальских землях

И в землях Рязанских

И прочих

Не поставили лучшего храма,

Чем храм Покрова!

Царское повеление было исполнено:

Соколиные очи

Кололи им шилом железным,

Дабы белого света

Увидеть они не могли.

Их клеймили клеймом,

Их секли батогами, болезных,

И кидали их,

Темных,

На стылое лоно земли.

Такова царская благодарность мастерам создавшим сказку в камне: «Та церковь была-// как невеста», «И стояла их церковь// Такая,// Что словно приснилась». Ну а ослеплённые зодчие в Обжорном ряду «Христа ради// Просили на хлеб и вино».

Трагическая судьба и у легендарного строителя Белого города в Москве и крепостных стен Смоленска Фёдора Коня. В повести в стихах «Конь» Дмитрий Кедрин поднялся до философского осмысления основного противоречия между русской и западной цивилизациями. Холодному расчёту западной рациональности русский мастер Фёдор Конь противопоставляет свое стремление красоте, высоте помыслов, полёту в небо. И он всегда остаётся верен своей мечте. Художник – сам себе судьба, сам творец своей трагедии.

Фёдор Конь, мужицкий сын, вынужден был бежать за границу из-за царского произвола, там познавая у флорентийских мастеров строительную науку он поражает их своим зодческим талантом

Чтобы понятнее сказаться,

Руками Федька сделал знак

И знаменитому пизанцу

По-русски молвил: «Слышь! Не так!»

И ноготь Федькин, твёрд и грязен,

По чертежу провел черту,

И Барбарини, старый фрязин,

Узрел в постройке высоту!

На чужбине Фёдор Конь обрёл признание и достаток, но жгучая тоска по Родине, по родным краям гложет его и снятся ему ночами сны о милой стороне:

Но самый горький, самый страшный

Ему такой видался сон:

Всё, что он строит — стены, башни, —

В Москве как будто строит он!

И звал назад с могучей силой

Ночного моря синий вал…

Неярких снов России милой

Еще никто не забывал!

И не достроив «дом, который// Купило важное лицо» Конь отправляется на Русь, вымаливать прощения у умирающего государя.

Новый царь Федор, поручая ему строительство стен и башен московского Белого города,   напутствовал:

— Работай с богом!

Потрафишь — наградит казна.

Да денег трать не больно много:

Ведь и казна-то не без дна!»

Сбылись сны Фёдора. Что ж дело мастера боится. Конь работал с огоньком и вскоре

Резной конек Чертольской башни

Уперся шпилем в небеса.

Вся точно соткана из света,

Она стояла так бела,

Что всем казалось: башня эта

Сама по воздуху плыла!

Но вот ночью, во сне Фёдору явилось видение

Чудесная, совсем простая,

Нежданно, сквозь ночную тьму,

Резными гранями блистая,

Она привиделась ему…

Придя утром на работу Конь приказал валить уже построенную башню и люди «с охотою всегдашней,// Кряхтя, на ломы налегли». За дерзость такову Коня сослали в Соловецкий монастырь, откуда он бежал и кончил свою жизнь в беспамятстве и пьянстве «Иваном, не помнящим родства».

Как много на Руси подвижников, страстных поборников вольницы, одержимых мечтой, которых не сдерживают ни законы, ни обычаи. Но не только об этом поэма «Ермак». Прежде всего в ней показано как сильно и глубоко у русского человека чувство любви к Родине, к той самой, где он появился на свет. Казацкий атаман Ермак со своей ватагой славно погулял на Дону и Волге, да и на Хвалынском море бывал, перешёл через Камень и покорил Сибирь, но пируя с дружиной, он вдруг заявляет:

Иная печаль меня гложет, друзья!

С охотой отдал бы я что ни спроси,

Будь то самопал иль уздечка,

Чтоб только взглянуть, как у нас на Руси

Горит перед образом свечка,

Как бабы кудель выбивают и вьют,

А красные девушки песни поют!

Он очень желает увидеть родные края, но знает «дорога на Русь заперта//

Былым воровством бестолковым».  Атаман размышляет, что хорошо бы поехать на Русь и принести к ногам государя богатства Сибири, но «Глядел без опаски я смерти в лицо,//

А в царские очи — не гляну!..» Почему? Поэт оставляет на совести Ермака.

А вот его близкий сподвижник Иван Кольцо мыслит иначе:

Конца не минуешь, а двум не бывать,

Не жить и две жизни на свете!

А коль помирать, то, кого ни спроси,

Куда веселей помирать на Руси!..

Представ пред очи Грозного, Кольцо честно покаялся во всех разбойных делах, о самовольном походе в Сибирь и заявил: «Весь край этот, взятый в жестокой борьбе,//

Мы в кованом шлеме подносим тебе!» Царь довольный расширением своих владений промолвил: «Вы ратным трудом искупили вину». Но тут же вспомнил о вечно способных на измену и предательство боярах:

Так вот как, бояре, бывает подчас!

Казацкая доблесть — наука для вас.

Казаки от царского гнева, как вы,

У хана защиты не просят,

Казаки в Литву не бегут из Москвы

И сор из избы не выносят.

Как ни странно, но эти слова весьма современны, нынешние «бояре» — чиновники и депутаты не избавились от сей родовой привычки.  Били себя в грудь и истово клялись служить верой и правдой Советской власти, но со сменой строя также старательно  служат новой власти, а вернее и тогда, и сегодня верно служат лишь своему карману… Как писал А. Софронов: «Немного их в Отчизне нашей…», — но они развращают весь народ, заражают его мещанско-буржуазной идеологией, опекаемой органами местного и государственного управления.  Неудивительно, что из памяти людей постепенно исчезают подвижники Земли русской, чьими ратными и трудовыми делами она славна. Сегодня не они являются «Отечества отцами», «которых мы должны принять за образцы».

Дмитрий Кедрин в одноимённой поэме воспевает подвиг князя Василько Ростовского, попавшего в неравном бою в плен ордынцам, и отказавшемуся идти на службу к Батыю

Но, духом тверд и светел,

 Спокойно и легко

 Насильнику ответил

 Отважный Василько:

 «Служить тебе не буду,

 С тобой не буду есть.

 Одно звучит повсюду  Святое слово: месть! Под нашими ногами

 Струится кровь — она,

 Монгольский хан поганый,

 Тобой отворена!»

Разгневанный хан приказал повесить его на крюк за ребро, но не предавший Святую Русь умирающий лютой с нечеловеческими муками смертью:

 И шепчет, умирая,

Бесстрашный Василько:

 «Не вымоюсь водою

И тканью не утрусь,

 А нынешней бедою

 Сплотится наша Русь!»

Да Русь сплотилась и сбросила с себя татаро-монгольское иго и выстояла в борьбе с польским нашествием в начале XVII века, с походом двунадесяти языков во главе с Наполеоном в 1812 году, с Интервенцией четырнадцати государств и Гражданской войной 1918-1922 г.г., выдержала удар и разгромила в их логове фашистские войска Западной Европы во главе с нацистской Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г. И придёт время нынешняя Россия, сосредоточившись, обогатив марксизм-ленинизм идеями ноосферизма, победит в мировоззренческой борьбе, сбросит англосаксонское иго.

Уверен на смену сегодняшним мятущимся между народом и властью системным оппозиционерам придут настоящие смелые и убеждённые борцы за светлые идеалы и социальную справедливость и их ничто не свернёт с этой трудной и опасной стези. Примеров таких в русской истории несть числа.

Это и сподвижница прославленного донского атамана Степана Разина Алёна-Старица, воспетая Кедриным в «Песне про Алёну-Старицу».  Поэт показал героический характер этой, как назвал ее Луговской, «железной старухи», не дрогнувшей под нечеловеческими пытками царских дьяков и бояр, которая с гордостью вспоминает на допросах как важивала полки Степана Разина, как «Те два полка,// Что два волка,// Дружину грызли царскую».  С сочувствием и гордостью Кедрин провожает Алёну-Старицу в последний путь и делает природу соучастником трагических событий, когда полыхали зарницы пожаров и горели высокие звезды над вольным полем и тучи над Красной площадью уподобляются коням:

Смола в застенке варится,

Опарой всходит сдобною,

Ведут Алену-Старицу

Стрельцы на место Лобное.

В Зарядье над осокою

Блестит зарница дальняя,

Горит звезда высокая…

Терпи, многострадальная!

А тучи, словно лошади,

Бегут над Красной площадью.

Да и как можно не гордиться женщиной, которая в свой последний час смело заявляет своим душителям:

 «И мне топор, знать, выточен

 У ката в башне пыточной,

Да помни, дьяк,

 Не ровен час:

 Сегодня – нас,

 А завтра – вас!»

Так и произошло в октябре 1917 года. Опубликованные в периодической печати эти произведения Дмитрия Кедрина вселяли в советских читателей гордость за историческое прошлое своего народа, воспитывали в них стойкость в борьбе, укрепляли веру в сопротивление врагам и несомненно сыграли немалую роль в патриотическом воспитании.

Такая гражданская позиция не устраивала те русофобские силы, которые лелеяли мечту «задрать подол толстомясой России» и дать ей пинка под зад. И хотя после 1934 года политическое руководство страны взяло курс на развитие русского самосознания в литературной жизни, в издательских органах ещё оставались потомки лелевичей и авербахов. Они-то и травили поэта, не могли простить ему пристрастие к русской теме, его талант. Но кто их сейчас помнит? А зря!

    Не только прославлением русской старины занимался Дмитрий Кедрин. У него много прекрасных стихов и на другие темы. Первую известность ему принесло стихотворение «Кукла», написанное в 1932 году. Оно получило высокую оценку Максима Горького, который попросил прочесть его на встрече писателей со Сталиным. В стихотворении Кедрин обнажил противоречие межу стремлением Советской власти сделать быт своих граждан добрым и светлым, а детям обеспечить счастливое детство и домостроевскими пережитками в быту, когда глава семьи пьянствует и измывается над домочадцами, не жалея детей.

    Поэт часто наблюдал как к окну его дома подходила робко испуганная девочка и зачаровано смотрела на лежащую на подоконнике куклу. Но стоило только заговорить с ней она стремглав убегала. Поэт выяснил почему

Как темно в этом доме!

Тут царствует грузчик багровый,

Под нетрезвую руку

Тебя колотивший не раз…

………………………………

Как темно в этом доме!

Ворвись в эту нору сырую

Ты, о время мое!

Размечи этот нищий уют!

Тут дерутся мужчины,

Тут женщины тряпки воруют,

Сквернословят, судачат,

Юродствуют, плачут и пьют.

Судьба этой девочки с васильковыми глазами, её будущее взволновала поэта, и он с ужасом представил:

Неужели и ты

Погрузишься в попойку и в драку,

По намекам поймешь,

Что любовь твоя —

Ходкий товар,

Углем вычернишь брови,

Нацепишь на шею — собаку,

Красный зонтик возьмешь

И пойдешь на Покровский бульвар?

……………………………………….

Для того ли, скажи,

Чтобы в ужасе,

С черствою коркой

Ты бежала в чулан

Под хмельную отцовскую дичь,-

Надрывался Дзержинский,

Выкашливал легкие Горький,

Десять жизней людских

Отработал Владимир Ильич?

Эти последние строки всегда цитируют, когда говорят о стихотворении «Кукла», полагая, что Горькому оно понравилось за упоминание его имени. В. Луговской, коего Горький попросил читать это стихотворение на вышеупомянутой встрече, в последствие вспоминал, что именно это и была причина для чтения стиха. Но потом Луговской пришёл к выводу, что Кедрин в этом стихотворении «соединил самые простые явления жизни, быта с самыми большими историческими событиями».

Думается, Горький, чьё детство прошло в семье деда Каширина, обладающего деспотическим характером, прочувствовал трагедию девочки и понимал, что ещё множество таких детей испытывает на себе «прелести» домостроевского быта и как трудно будет их преодолеть при воспитании в семье социалистических нравов взаимоуважения и добродетели. Поэт завершает стихотворение торжеством добра, но в жизни домостроевские порядки изжить повсеместно не удалось, а в пореформенной России они снова набирают силу.

В поэзии Кедрина есть прекрасные лирические стихи, посвящённые красотам нашей русской природы. Одно из них «Глухарь». Как счастливо, романтично, зовущим в дальние странствия, начинается оно:

Выдь на зорьке и ступай на север

По болотам, камушкам и мхам.

Распустив хвоста колючий веер,

На сосне красуется глухарь.

А какие слова Кедрин находит для глухаря, этой царственной птицы таёжных зарослей: «кудесник бородатый», «звенит, чумная от восторга,// Зоревая песня»:

Счастлив тем, что чувствует и дышит,

Красотой восхода упоен,—

Ничего не видит и не слышит,

Ничего не замечает он!

Кажется, ничто не предвещает беды, природа сама любуется собой: здесь и «Тонкий дух весенней благодати,// Свет звезды — как первая слеза…», и «Из дремотных облаков исторгла// Яркий блеск холодная заря…», ну, как говорится «божья благодать», но «в упор подкравшийся охотник// Из берданки бьет по глухарю…»

И заканчивается стихотворение жутким трагическим предчувствием, которое к глубокой нашей скорби сбылось:

Может, так же в счастья день желанный,

В час, когда я буду петь, горя,

И в меня ударит смерть нежданно,

Как его дробинка — в глухаря.

Дмитрий Кедрин трагически погиб при невыясненных обстоятельствах, когда ему шёл 39-й год, именно во время наивысшего горения, полный замыслов и планов.

 Существует много версий его гибели, их приводить не буду поскольку они только порождают новые загадки. Достоверно известно одно, что утром 19 сентября 1945 года избитого чуть живого Кедрина нашли на железнодорожной насыпи близ станции Вишняки Рязанского направления железной дороги прохожие. Он умер по дороге в больницу. Почему он там оказался, если он торопился домой к больной жене и должен был уезжать с Ярославского, а не с находящегося напротив Казанского вокзала? Ответа нет.

Дмитрий Кедрин погиб в расцвете творческих сил, но его стихи и поэмы живут с нами, учат нас любви к своей Родине, любви к героическому русскому народу. Укрепляют в нас связь времён. И прав Ярослав Смеляков, говоря о стихах Кедрина: «Думаю, что со временем их значение будет возрастать». Прошло время и предсказание мастера можно смело повторить.