В день 130-летия великого советского поэта Владимира Маяковского хотелось бы вспомнить основные вехи его жизни, связанные с Октябрьской Революцией и последовавшим за ней строительством новой жизни и постараться ответить на вопрос: «Чем была Революция для Маяковского, и каким был его путь к ней?»
Девятнадцатого октября 1913 года в только что открывшемся кабаре «Розовый фонарь», разместившемся в тихом Мамоновском переулке Москвы, собралась празднично одетая публика. Ближе к полуночи все уже потеряли интерес к происходящему на сцене, и развлекались по-своему. И вот на сцену выходит высокий молодой человек, с довольно серьезным лицом, и начинает читать свое стихотворение «Нате». Смотря прямо в лица не успевшим прийти в себя гостям, он выставлял их на позор, причем, делал это в довольно грубой и оскорбительной форме. Так, Маяковский впервые открыто противопоставил себя буржуазному обществу, фактически, бросил ему вызов и объявил войну.
Впереди у него была целая жизнь, миллионы почитателей и сотни выступлений, но его взгляды сформировались уже тогда, на самой заре его творческого пути, и от них он никогда не откажется.
Маяковский как поэт и как гражданин всегда самоотверженно жертвовал собой, отдавая всего себя без остатка своим читателям, своим соотечественникам, своей Советской Родине. Он постоянно и активно действовал, всегда оказывался в нужное время в нужный час, однажды поймав ритм эпохи, он уже никогда его не терял. Собственно, его жизненный и поэтический путь – это и есть ритм эпохи и небывалый прорыв в будущее, в то самое «коммунистическое далеко». Слова Алексея Николаевича Толстого из его некролога о Сергее Есенине «Его поэзия есть как бы разбрасывание обеими пригоршнями сокровищ его души» в равной, а возможно и в большей степени, описывают, что собой представляли жизнь и творчество Маяковского.
В первые же постоктябрьские дни Маяковский заявляет о себе как о верном сыне Великой Революции, открывшей новую главу в истории не только России, а всего мира, всего человечества. Он воспоет ее в стихах, восславит ее в поэмах и одах, станет не только ее слугою, но и творцом.
Главное, что отличает Маяковского от его собратьев по перу, также в той или иной форме заявивших о своем принятии новой власти, – это его максимализм, когда стоял вопрос об отношении к Октябрьской революции. Для него это был вопрос принципиальный, и на него он дал вполне однозначный ответ, о чем впоследствии расскажет в своей автобиографии: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня не было. Моя революция. Пошёл в Смольный. Работал. Всё, что приходилось». Маяковский, действительно, в день штурма Зимнего находился в Смольном, где помещался ЦК большевистской партии и штаб восстания, видел вождя революции Владимира Ленина – все это он впоследствии опишет в своей поэме «Владимир Ильич Ленин».
Практически сразу после победы Октябрьского восстания Всероссийский ЦИК, через объявления в газетах, обратился к деятелям литературы и искусства, пригласив их в Смольный, чтобы обсудить сотрудничество писателей, режиссеров и художников с советской властью. На этот призыв откликнулось всего несколько человек, среди них Александр Блок и Владимир Маяковский.
Несмотря на то, что поначалу Маяковский испытывал некоторое смятение и не сразу (как и большинство деятелей искусства) нашел формы сотрудничества с новой властью, он ни разу от революции не отказался, напротив, с каждым днем он все больше убеждался в том, что 7 ноября 1917 года он принял единственно верное решение. Подтверждение этого мы можем найти в стихах Маяковского, написанных им сразу или вскоре после Октября.
Перечитывая их, мы также можем убедиться в том, что Революцию поэт принял как футурист – в этом не может быть никаких сомнений (хотя многие критики той поры пытались так или иначе отделить Маяковского от футуризма, а некоторые – и вовсе объявить о гибели этого литературного течения).
Едва ли не первый его отклик на произошедшее – это стихотворение «Наш марш», написанное под серьезным влиянием футуристического формотворчества. Именно это стихотворение в 1918 году на концерте в Кремле услышит В.И. Ленин в исполнении артистки О.В. Гзовской. «Его отрицательное отношение к Маяковскому, – позже напишет В.Д. Бонч-Бруевич в своей статье «Ленин о поэзии», – с тех пор осталось непоколебимым на всю жизнь». Отметим, что это довольно спорное утверждение, и оно практически сразу вызвало решительный протест, например, со стороны поэта Николая Асеева, который решительно возразил Бонч-Бруевичу, заявив, о своем протесте «против попытки опорочить память великого революционного поэта путем обращения против него незыблемого авторитета Владимира Ильича».
Несмотря на то, что отрицательное отношение Ленина к футуризму в целом оставалось неизменным, со временем его отношение именно к поэзии Маяковского все же претерпело определенные изменения. Так, например, Владимир Ильич публично похвалит стихотворение «Прозаседавшиеся». Однако, к огромному сожалению, до полного расцвета поэтического гения Маяковского, его освобождения от пережитков футуризма и окончательного становления как советского поэта Ленин не доживет…
Но вернемся в 1917-1918 годы. Тогда многие художники слова под влиянием произошедших событий создают свои литературные памятники революционной эпохи.
Есенин в октябре-ноябре 1917 года создает две революционные и религиозные «маленькие поэмы» «Пришествие» и «Преображение», в первой половине 1918 года пишет «Инонию» и в том же году сочиняет «Иорданскую голубицу». В 1918 году из-под его пера также вышел яростно белогвардейский «Небесный барабанщик». Однако нельзя не признать, что в отношении к революции и советской власти Есенин все же на протяжении всего своего творческого пути переживал мучительный дуализм. Об этом дуализме Есенин прямо скажет в своей «маленькой поэме» «Русь уходящая» (и не только в ней):
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою,
Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю другою.
Подобный дуализм можно усмотреть и в произведениях Александра Блока, написанных им после Октября: стихотворении «Скифы», статьях постоктябрьских лет и, конечно, прежде всего, в поэме «Двенадцать», интерпретаций которой существует бесчисленное множество.
В своей статье об Александре Блоке, Маяковский вспомнил о том, как в первые дни революции встретил Александра Александровича у Зимнего дворца, и тот на его вопрос: «Нравится?» ответил: «Хорошо», добавив, что в его деревне «библиотеку сожгли». Маяковский отметит, что «символисту надо было разобраться, какое из этих ощущений сильнее в нем. Славить ли это «хорошо» или стенать над пожарищем, — Блок в своей поэзии не выбрал». На наш взгляд он ошибался, утверждая подобное, потому что Блок в этом разобрался (когда его имение разорят и разграбят, и молодой искусствовед Михаил Бабенчиков попробует выразить ему свое сочувствие, он услышит в ответ: «Так надо»), и свой выбор сделал, так же, как и Маяковский.
Однако, разумеется, каждый из них принял революцию по-своему, в силу объективных причин.
Но вернемся к нашему юбиляру. В 1918 году он пишет «Оду революции», в которой высказывает свое однозначное отношение к ней: «о, четырежды славься, благословенная!». Выше уже было отмечено, что в творческом, эстетическом отношении Маяковский воспринял революцию как футурист, а, в бытовом, индивидуальном плане, он отнесся к ней как человек, неоднократно арестовывавшийся при прежнем режиме, как член партии с 1908 года, наконец, как активный боец (в первые дни после Февральской революции он, например, принимал участие в аресте генерала Секретева, начальника Автошколы, в которой он обучался).
Если обобщить, то Блок воспринял революцию как дворянин, развернув, как напишет Луначарский, «в момент физической смерти своего класса максимум революционности», Есенин, по его собственному выражению, «с крестьянским уклоном», а Маяковский?..
Его путь к революции в корне отличается от блоковского и есенинского. Как заметит тот же Луначарский в своем выступлении на вечере памяти поэта, в нем самом изначально были заложены такие начала, которые привели его на этот путь, но получить свое развитие они могли только в той эпохе, в которую Маяковскому выпало жить и творить, потому что для марксиста было бы странно рассматривать человека и его мировоззрение в отрыве от эпохи. Что же это были за начала? Во-первых, Маяковский стремился покончить с одиночеством, а, во-вторых, он неоднократно отмечал, что ему тесно в среде, в которой ему приходится жить. Революция и пролетариат поэтому и были ему дороги: они спасли его от ненавистного ему одиночества и открыли дорогу в будущее, в котором, он был в этом уверен, ему будет свободно дышать…
Искать в его стихах скрытый смысл, пытаться лепить из него «антисоветчика», считать, что «Маяковский – поэт Революции» — это не более, чем штамп –, как минимум, неразумно. Из Есенина делать «антисоветского» поэта сродни анекдоту, а уж из Маяковского… Увольте.
В то время, когда Блок переживает глубокий душевный кризис, связанный со сломом прежнего уклада жизни, а Есенин с головой уходит в имажинизм, ведя в это тяжелое время, признаем, довольно праздный образ жизни, Маяковский ориентируется на политику партии и страны Советов и стремится быть всячески полезным новой власти. Он приходит в РОСТА (Российское телеграфное агентство), потом в Главполитпросвет, где он полтора года будет работать над текстами и рисунками «Окон сатиры». Маяковский практически не спит, трудится до полного изнеможения, при этом, также не давая ни малейшей скидки своим товарищам. Все для страны!
И так будет всегда. В последние полтора-два года жизни работать он будет еще больше, еще напряженнее, с еще большей творческой самоотдачей. Неслучайно Корней Чуковский однажды заметит, что «быть Маяковским очень трудно»
***
В понедельник 14 апреля 1930 года примерно в 10 часов 20 минут утра в своей комнате в Лубянском проезде, д.3., кв. 12 из пистолета системы «маузер» модели 1914 года застрелился великий советский поэт Владимир Владимирович Маяковский.
Вечером того дня в театре Мейерхольда шла «Баня»…
Он ушел, растратив себя до конца, сделав все возможное, чтобы указать и подготовить нам путь в светлое коммунистическое будущее, в котором больше не будет эксплуатации человека человеком, где будут жить свободные и счастливые люди, навсегда забывшие о том, что такое «проституция», «туберкулез» и «блокада».
Однажды наши предки уже пошли этим путем, шагнем же на него и мы и пройдем по нему, стойко преодолевая все трудности и препятствия. И уже больше никогда с него не свернем. И на этом пути мы обязательно встретимся с Маяковским: он шагнет к нам через свои «лирические томики», «как живой с живыми говоря». И нам будет, что ему рассказать и чем поделиться.
Смелее в дорогу, друзья! И помните, что Маяковский начинается сегодня. Маяковский начинается с вас.