Добрым словом вспоминаем прогрессивного писателя Джеймса Олдриджа

Что же заставило основательно взяться за перо молодого военного корреспондента, выступавшего на страницах английских и американских газет и журналов с небольшими, готовившимися в лаконичной манере, скупыми на проявление чувств корреспонденциями, зарисовками, этюдами и маленькими новеллами? Наверное, прежде всего суровая действительность Второй мировой войны, наполненная ненавистью к фашизму. И, по всей видимости, неудовлетворённость ролью журналиста, работавшего лишь над хроникой военных событий, не позволявшей взглянуть на героев своих публикаций более широко: разглядеть в них то самое существенное, человеческое, что, собственно, призвана рассматривать уже художественная литература со всем её мощным арсеналом средств познания как отдельно взятого человека, так и всего общества в целом.

Глубокая внутренняя потребность рассказать о войне более подробно, проследив непростые судьбы героев, а также и те неизбежные конфликты, которые возникали на их пути, по сути и станет для Джеймса Олдриджа, стопятилетний юбилей со дня рождения которого приходится на 10 июля текущего года, той прочной, неколебимой основой, позволившей ему в дальнейшем стать крупнейшим прогрессивным писателем XX столетия. Он заслуженно встал в один ряд с такими выдающимися художниками-гуманистами, как Э. Хемингуэй, Дж. Стейнбек, Л. Арагон, Б. Брехт, П. Неруда, Н. Хикмет, А. Зегерс, Ж. Амаду, П. Абрахамс, Э. Базен, Г. Гарсия Маркес.

Убеждённый антифашист, увидевший и познавший изнанку войны, Олдридж придёт в литературу в начале сороковых и сразу же сумеет о себе заявить как о прозаике, работавшем над созданием крупных остросоциальных произведений. Таковыми станут его первые романы «Дело чести» и «Морской орёл», увидевшие свет в 1942 и 1944 годах.

Уместно в связи с этим будет сказать и о том, что именно в годы Второй мировой войны молодой английский корреспондент, решивший однажды стать писателем, впервые посетит Советский Союз. С годами эта страна станет для Олдриджа близкой и по-настоящему дорогой. Тогда же, в годы тяжких испытаний, писатель проникнется уважением и к нашему народу, сумев разглядеть в нём многие очевидные и бесспорные добродетели, заметно отличающие русских от населения капиталистических стран Запада во главе с США и Великобританией.

Разместившись тогда в гостинице «Метрополь», где проживали иностранные журналисты, аккредитованные в Москве, Олдридж будет ежедневно ходить по заснеженному, заваленному сугробами Кузнецкому Мосту в наркомат иностранных дел на пресс-конференции и за сводками с фронтов. А информация, получаемая им во внешнеполитическом ведомстве Союза ССР, позволит объективно взглянуть на подвиги советских граждан, мужественно и самоотверженно сражавшихся на фронте и трудившихся в тылу.

«Иногда я сам удивляюсь, почему — помимо самоочевидных политических причин — я так привязан к Советскому Союзу, — напишет Олдридж в 1960 году. — А вот сейчас перечитал эти корреспонденции (речь идёт о его собственных корреспонденциях времён войны, готовившихся в нашей стране. — Р.С.) — впервые с тех пор, как писал их, — и понимаю, что я жил вашей жизнью, умирал вашей смертью и отчасти сам испытал душевное напряжение и муку, бывшие вашим уделом в те трудные годы. Но испытал я и нарастающую радость, и непреклонную решимость, и бескрайние надежды, которыми жил каждый советский человек, когда до конца войны оставались считанные месяцы, недели, дни, часы.

Оглядываясь на путь, пройденный Советским Союзом, почти каждый советский гражданин вспомнит какой-нибудь один период, по той или иной причине особенно для него значительный. Я — не советский гражданин, но и мне знакомо это чувство, и вполне, по-моему, логично, что именно война сделала меня тоже «советским» и раскрыла мне всё значение революции. Всякий раз, как я приезжаю в Советский Союз, меня встречают отзвуки этих давних воспоминаний. Несколько лет назад я снова побывал в Севастополе и, глядя на памятник, воздвигнутый на холме в преддверии города, вспомнил, как стоял почти на этом самом месте и смотрел вниз, в долину, где лежали мёртвые, на проволочные заграждения, ещё цепляющиеся за склоны. Но, увидев сам Севастополь, такой живой, такой новый и бодрый, я забыл пустой город, который видел так давно.

Вероятно, в этом всё и дело: города отстроены заново, мёртвые похоронены, молодые живы, и рождаются дети, и Советский Союз выжил и будет жить, и в этом для меня главный смысл минувших десятилетий».

Джеймс Олдридж в действительности был настоящим и большим другом Советского Союза, где его хорошо знали не только как писателя, но и как авторитетного общественного деятеля, сторонника социалистических идей и борца за мир, лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Произведения Олдриджа в нашей стране издавались огромными тиражами, а известный рассказ «Последний дюйм» в 1959 году был к тому же удачно экранизирован. Потому и бывал он в Советском Союзе многократно и поездки его носили деловой характер.

Посещая Страну Советов, Олдридж, как вдумчивый и наблюдательный художник, пристально всматривался в те естественные процессы обновления жизни советского общества и перемены, которые происходили прежде всего в гуманитарной сфере. Его восхищали высокий уровень нашей культуры, всеобщая грамотность, неподдельный интерес, даже тяга советских людей к чтению. Не понаслышке зная страны Ближнего и Среднего Востока, писатель всегда восторгался прогрессом, который принесла Советская власть среднеазиатским республикам, где коренные народы стали активно развивать собственные культуру, литературу, язык.

Но искренние чувства к Советскому Союзу на Западе для Олдриджа оборачивались определёнными трудностями и ограничениями. И нельзя сказать, чтобы в той же Великобритании или США его не печатали. Нет, печатали. Однако книги писателя при этом не рекламировались, практически не рецензировались, да и вообще их старались не замечать, тем самым как бы вычёркивая Олдриджа из числа признанных английских писателей, которые в большинстве своём к нему также симпатий не питали. Его считали чрезмерно левым, что в буржуазном Соединённом Королевстве если и было допустимым, то уж никак не заслуживало поддержки и одобрения.

Писатель же на такое отношение к себе смотрел философски. Критикуя буржуазную действительность, он прекрасно понимал, что её сторонники и апологеты его никогда не поддержат, даже если и будут осознавать правоту идейного оппонента, коим для них Олдридж долгие годы и являлся. Целесообразно в связи с этим было бы обратиться к некоторым статьям писателя, в которых он подвергал буржуазное государство и его мораль жесточайшей критике, применимой и к сегодняшнему времени.

«Я выхожу из себя, когда вполне, казалось бы, здравомыслящие люди — особенно писатели — начинают разговоры о том, что вина за нынешнюю мировую ситуацию лежит на всех, что все общественные системы порочны и что переселиться на другую планету было бы идеальным выходом из положения, — писал Олдридж в одной из статей. — В данном случае не имеет значения, что это за планета — научно-фантастический вымысел или интеллектуальный уход от действительности.

Я лично предпочитаю заниматься жизненной реальностью. Думаю, если мы, писатели, будем отображать жизнь правдиво и доброжелательно, мы тем самым не только внесём свой вклад в спасение человечества, но и поможем ему найти выход в такое общественное устройство, которое не будет эксплуатировать человека, унижать его достоинство, доводить до нищеты его семью жестокостью безработицы или терзать его нелепыми социальными ограничениями».

А более полувека назад, серьёзно задумываясь над проблемами морали в капиталистическом обществе, Олдридж посвятит их рассмотрению обстоятельную статью «Политика в морали и мораль в политике», опубликованную в журнале «Проблемы мира и социализма» (№11, 1971), в которой напишет: «Что мы такое: сборище изолированных индивидуумов, которые вольны делать всё, что им заблагорассудится, вплоть до самоуничтожения, или же социальная сила, имеющая право добиваться чего-то большего, чем личной свободы как самоцели?

Здание буржуазной морали начало рушиться потому, что она уже не могла убедить людей в реальности даже их индивидуальной свободы. Когда люди стали задумываться над своим истинным положением и доискиваться его причин, буржуазия поспешила успокоить их: «Всё это пустяки, лучше продолжайте свои интеллектуальные искания». Но буржуазия не может учить рабочий класс чести и верности, проповедовать социальный мир, целомудрие и прочность семьи, когда её собственное общество построено на эксплуатации, грабеже, бесчестии, насилии, корысти, беспринципности и разврате. Трещина, вызванная этим противоречием, стала слишком широкой, чтобы её можно было заделать. Политическое наступление рабочего класса переросло в тотальную схватку. Обороняясь, буржуазия проявляет большое искусство отступления, принимает энергичные и небезуспешные контратаки».

Слова эти, думается, не растеряли своей актуальности и в наши дни. Буржуазный мир на самом деле раздираем острейшими противоречиями. И рабочий класс, как бы правящие элиты стран Запада ни принижали его значимость, всё более решительно и наступательно вступает в открытые столкновения с буржуазией. Недавние события во Франции — тому убедительное подтверждение.

И Олдридж не был бы самим собой, если бы не выделил в этой большой статье самое главное и принципиальное, что и определяет марксистскую мораль, которой он всю свою сознательную жизнь строго руководствовался. «Сейчас задача заключается в том, чтобы соединить борьбу личности с борьбой за подлинные условия всеобщей свободы, — говорил писатель всей мировой общественности. — После того как Маркс проанализировал капиталистическую систему, создал науку об обществе, мир получил новую мораль, которая впервые определила добро и зло как составные части необходимого исторического развития. Суть коммунистической морали заключается в том, что это — не выдумка, навязанная человеку, а порождение его потребности. В марксизме нет ни соперничающих богов, ни абстрактных догм, ни застывших формул. Он основан на правильном понимании действительности и учит тому, как устранить социальную несправедливость».

С молодых лет имея предрасположенность к аналитической деятельности, блестяще научившись в нескончаемом информационном потоке выделять наиболее существенное и, что самое главное, обладая даром художника, причём тяготевшего к созданию больших, остросюжетных и остроконфликтных полотен, Олдридж своё творчество посвятит изображению суровой капиталистической действительности со всеми её основными чертами, ставшими заметными явлениями ХХ века. При сём Олдридж-художник принадлежал к числу тех больших мастеров художественного слова, у которых прогрессивность мышления, целеустремлённость и гражданственность личной позиции находились в счастливой гармонии с ярким и самобытным талантом.

Вообще же, Олдридж, по большому счёту, являл собою замечательный пример удивительной цельности личности в условиях лицемерно-нигилистической, пропитанной пороками и безнравственностью атмосферы Запада, порождавшей у многих представителей сферы искусства и культуры мучительную раздвоенность между словом и делом, между критическим отношением к буржуазным порядкам и роковой боязнью политической деятельности, воспринимавшейся как нечто непристойное и недопустимое.

Олдриджу, прочно усвоившему основы марксистско-ленинского мировоззрения, разумеется, такое жалкое двуличие было не просто чуждо, а и им всецело презираемо. Не заниматься политикой, жить в замкнутом мирке вне основных магистральных путей развития человечества он не мог. Посему и произведения, им созданные, их основная часть, были не только остросоциальными, но и откровенно политическими, остропроблемными, повествовавшими о драматическом времени и тех уродливых язвах современности, наблюдаемых писателем изнутри на протяжении многих десятилетий.

Уже в первых своих романах «Дело чести» и «Морской орёл», созданных на основе личных наблюдений, Олдридж сумеет умело воссоздать драматизм событий и переживаний военного времени, хорошо знакомый ему благодаря поездкам в Финляндию, Норвегию, Грецию, на Крит, в Северную Америку и Советский Союз.

Так, подведя героя романа «Дело чести» — английского лётчика Джона Квейля к пониманию социального и политического смысла происходящих событий, показав эволюцию его сознания, Олдридж подводит читателя к общественной закономерности: война не оставляет человеку широкого пространства, он становится уязвимым, но и вместе с тем более трезвомыслящим, осознающим необходимость осмысления её горьких уроков.

Борьбе антифашистов Крита посвятит Олдридж свой роман «Морской орёл», получивший широкую известность. В нём гораздо полнозвучнее слышалась романтика борьбы за будущее, яснее наблюдалось и стремление героев заглянуть в завтрашний день, сделать реальным его наступление. Ведомые вольнолюбивой мечтой, неискоренимой никакими угрозами, они трезво оценивают внутреннюю и международную расстановку политических сил, мобилизуя все средства для отпора реакции.

Не один предметный урок преподносит жизнь скептически настроенному австралийцу Энгесу Берку и его простосердечному соотечественнику великану Стоуну, блуждавшим по горам Крита в поисках безопасного выхода к морю для переправы в Египет — туда, где, по их мнению, шли решающие схватки с фашизмом. Но тут-то перед Берком и возникает проблема выбора пути, и коренной пересмотр его взглядов становится возможным лишь при сближении с борющимся народом Крита: перед ним воочию раскрывается вся значимость борьбы за будущее антифашистов Крита с «железноголовыми» и метаксистами, являвшимися сторонниками покойного диктатора Иоанниса Метаксаса, автора греческой националистической авторитарной идеологии. Так в накалённой атмосфере социальной и политической борьбы и происходит сдвиг во взглядах человека вполне состоявшегося, разбиравшегося, как ему казалось, в жизненных хитросплетениях и дилеммах.

События восьмидесятилетней давности отчётливо и убедительно предстают в сознании и оттого, что Олдриджу удаётся выпукло, красноречиво и реалистично представить читателю участников борьбы за свободу Греции: греческого антифашиста Ниса — вольного «морского орла», полного ненависти к врагам своего народа, и спокойного, грозного в своём величии Хаджи Михали, собирателя народных сил, пользующегося среди простых людей большим авторитетом, заслуженным им годами настойчивой и последовательной деятельности по подготовке масс к организованной борьбе.

Только крепкая организация и ясное понимание целей могут привести греческий народ к подлинной независимости. Таков основной вывод, который в конце романа оглашает Нис, провожая австралийцев: «Расскажи всем, что мы здесь будем драться с железноголовыми. Но только не для метаксистов… Объясни им: если сейчас метаксисты и готовы драться с железноголовыми, этого недостаточно. Они сами фашисты. Хорошенько объясни это там. И скажи, что мы не примем никаких правителей обратно, кто бы ни поддерживал их. Расскажи им всё, что ты видел здесь сам, ты и брат твой Стоун. Скажи, что мы против всех фашистов, всех решительно. И скажи, что греческое правительство можно образовать только в Греции. Обещаешь, австралос? Всё скажи им».

Ненависть к колониальным державам, разношёрстным эксплуататорам и всем тем, кто десятилетиями сковывал целые страны и их народы в жёстких тисках безжалостного гнёта и насилия, лишая эти страны и народы возможности свободно и мирно развиваться, будет заметно проявляться и в ряде других крупных и известных произведений писателя. Одним из таких, бесспорно, является роман «Дипломат», вышедший в свет в 1949 году, а в 1953-м удостоенный Золотой медали Мира и имевший в нашей стране широчайшую популярность.

Этим романом зачитывались, передавая его из рук в руки. И при том, что три героя — учёный-палеонтолог Мак-Грегор, изощрённый буржуазный политик лорд Эссекс и сотрудница английского посольства Кэтрин — очерчены ярко, рельефно, предельно живо, и читатель с напряжённым интересом наблюдает за столкновением двух противоборствующих начал — мировоззрения прогрессивного и косного, реакционного, — произведение это в основе своей публицистическое. Но публицистичность никак не умаляет той глубинной смысловой нагрузки, которую Олдридж в эту объёмную вещь закладывал. Скорее наоборот, публицистический подтекст лишь усиливает весь художественный фон, сюжетные и событийные направления, делая их более убедительными и требующими неспешного и подробного разбора.

Если коротко охарактеризовать основную фабулу «Дипломата», то перед нами предстаёт эпическая, созданная на солидном фактическом материале с явной политической направленностью история, призванная сопоставить две концепции общественного развития, противоположность двух систем, возникшую на непримиримом столкновении идей колониализма, угнетения и идей мира, созидания, идей национального освобождения, овладевших массами.

Сопоставление двух этих противоборствующих миров предстаёт в образах лорда Эссекса и Мак-Грегора, волею судьбы принимающего участие в важной дипломатической миссии.

О лорде Эссексе, опасном, коварном, изворотливом и беспринципном противнике, рьяно защищающем несправедливость в самом широком её понимании, следует сказать особо. И уже хотя бы потому, что сей образ нисколько не растерял своей актуальности. Он по-прежнему современен и как будто бы списан с сегодняшних реалий, в которых, как известно, такие вот эссексы, отстаивающие мнимые ценности англосаксонского мира, и в первую очередь его претензии на мировое господство, никуда не делись, а продолжают безбедно существовать и колесить по континентам и странам, навязывая там свои корыстные интересы. Причисляя себя к дипломатам, они тем не менее давным-давно отбросили все дипломатические нормы и стали руководствоваться только так называемым правом силы, позволяющим Великобритании и США оставаться теми гегемонами, которые и стремятся управлять всем миром.

«Я не циник и не чудак, я верю в то, что делаю, в то, что должен делать, — говорит лорд Эссекс одному из персонажей повествования. — Я знаю, что сейчас я должен беспощадно и жестоко драться за своё отечество и за своё первородство… Для Англии, для всей Европы нет будущего, если мы допустим, чтобы русские овладели Европой при помощи своей доктрины и своей всевозрастающей мощи». Слова до боли знакомые, не правда ли?

Показывая существо лорда Эссекса, ярого англосакса, готового без всякого сожаления и смущения жертвовать целыми странами и их населением, Олдридж выводит на авансцену героя новой по тем временам формации, интеллигента, живо размышляющего и переживающего за судьбы мира, угнетённых стран и народов.

Замкнутый, скромный тридцатилетний учёный, участник войны, ставший чиновником британского министерства иностранных дел, Мак-Грегор, поначалу чуравшийся политики во всех её проявлениях, переживает процесс политического возмужания и осознаёт, что с поля боя он уходить уже не вправе. Более того, он задумывается о необходимости найти «какой-то метод, помогающий понять механизм всех действующих политических сил… и …конкретную, точную науку, способную придать осмысленность человеческим поступкам».

Приходит Мак-Грегор и к удручающим, но верным заключениям, всерьёз задумываясь над политикой правительства своей страны: «Одно дело иметь право голоса при избрании правительства и совсем другое — воздействовать на правительство, за которое подал голос. Как я могу воздействовать на правительство, чтобы оно изменило свою позицию в азербайджанском вопросе, хоть я и знаю, что эта позиция гнилая, опасная и безнравственная… Правительство — это только ширма, за которой невидимые силы плетут политические интриги. А как до этих сил доберёшься? Их ничем не проймёшь, они неуязвимы. Они хватают таких мелких бунтарей, как я, и пожирают их, обрушивают на них прессу, закон — всё, что только можно обрушить на человека».

События, описанные в «Дипломате», происходили весной 1946 года в Лондоне, Москве, Тегеране, горных районах Иранского Курдистана и Иранского Азербайджана. Встречаем мы на страницах этого романа А. Вышинского, В. Молотова и самого Сталина, показанного достаточно ёмко и одновременно без лишнего пафоса, неуместного в общей канве столь глубокого и остросюжетного произведения.

Пройдёт двадцать пять лет, и в романе «Горы и оружие», ставшем продолжением повествования о Мак-Грегоре, герои будут действовать уже в сложных и противоречивых условиях весны 1968 года, и наблюдать мы их сможем главным образом в Париже и в горных районах Иракского и Иранского Курдистана.

По прошествии двадцати лет Айвр Мак-Грегор рисуется Олдриджем выброшенным за пределы Великобритании доктором геологических наук, плодотворно работающим в Иранской национальной нефтяной компании одним из ведущих её специалистов.

Пользующийся глубоким уважением и доверием у борющихся за независимость курдов, Мак-Грегор принимает их настоятельную просьбу отыскать затерявшуюся в Европе крупную сумму курдских денег, предназначенных для закупки оружия. Но кажущийся фактически приключенческим сюжет на самом деле таковым не являлся. Писатель-реалист внимательно следил за ходом мировых событий, и в особенности за непростой ситуацией, складывавшейся в странах Востока, с которым было многое в его жизни связано. Олдридж в романе «Горы и оружие» выводит на широкое обозрение панораму острейшей политической борьбы, связанной с национально-освободительными движениями этих стран и развернувшейся в них тогда с новой силой.

И, конечно, он остаётся верным своим убеждениям, напрочь отвергавшим колониальную политику Запада, к тому времени ставшую камуфлироваться и представляться чуть ли не миролюбивой и признающей право народов и стран на самоопределение.

Не одно десятилетие дилогия Олдриджа «Дипломат» и «Горы и оружие» имела большое общественно-политическое звучание. И оно было целиком оправданным, так как на примере Ближнего и Среднего Востока писатель в яркой художественной форме описал этапы борьбы народов Востока с бесчеловечной политикой западных капиталистических стран, до сих пор пытающихся влиять на политические процессы в этом и целом ряде других регионов.

Возникает совершенно правомерный вопрос: актуально ли данное широкое художественное полотно в наше неспокойное время, в котором страны Ближнего и Среднего Востока так и не стали во всех отношениях благополучными и стабильно развивающимися? Да, актуально, тем паче что многие события, описываемые Олдриджем, нашли своё продолжение и в современности. По-своему актуальны и другие произведения писателя, среди которых следует выделить его романы «Охотник», «Герои пустынных горизонтов», «Не хочу, чтобы он умирал», «Последний изгнанник», «Пленник чужой страны», «Опасная игра», «Последний взгляд», «Америка против Америки», «Правдивая история Лилли Стьюбек».

Наряду с тем, что сочинения Олдриджа не растеряли своей злободневности и в них звучит немало исчерпывающих обобщений и выводов, созвучных дню сегодняшнему и тем глобальным вызовам, с которыми в настоящее время сталкивается человечество, они привлекательны и с сугубо художественной стороны.

Во-первых, все они написаны увлекательно. И практически каждое из них остросюжетно. Следовательно, читаются они, что называется, на одном дыхании. Погружение в их содержание столь сильно, что оторваться от них и вправду трудно.

А во-вторых, Олдридж, как мастер психологического портрета, сумел вывести в них необычайно колоритные положительные образы, запоминающиеся и производящие должное впечатление.

Наряду с Мак-Грегором тут следует прежде всего назвать капитана Скотта из дилогии, состоящей из романов «Не хочу, чтобы он умирал» и «Последний изгнанник», и, безусловно, Руперта Ройса, с которым читатель встречается в романах «Пленник чужой страны» и «Опасная игра».

Как и Мак-Грегор, Скотт, представлявший английскую техническую интеллигенцию, будучи человеком безукоризненно честным, вынужден был вступить в прямой конфликт со служебным и гражданским долгом. В результате он спасает от смерти раненого египетского заговорщика капитана Гамаля, совершившего покушение на проанглийского политического деятеля Амера Хусейна-пашу. Это решение Скотту, вымуштрованному вековой традицией английской лояльности, даётся нелегко, и за него ему придётся поплатиться тюрьмой. Но постоянно пульсирующая мысль и критический пересмотр устоявшихся привычек, а вместе с тем и растущий интерес к обострившимся политическим событиям в Египте приводят Скотта к окончательному разрыву с Великобританией и переходу на сторону сражающихся за свободу и независимость египтян.

Не могла оставить равнодушным массового читателя и история англичанина Руперта Ройса, которого судьба столкнёт в Арктике с умирающим русским лётчиком Алексеем Водопьяновым. Широко развёрнутая на страницах романов о Ройсе тема контрастного сопоставления двух противоположных миров — Советского Союза и Англии, — драматическая напряжённость событий сделали своё дело: романы «Пленник чужой страны» и «Опасная игра» стали в СССР на долгие годы популярными, что давало основания многим советским издательствам их не единожды переиздавать.

Руперт Ройс, первоначально относившийся к Советскому Союзу с нескрываемым предубеждением, постепенно, под влиянием новой духовной атмосферы и встреч с советскими людьми, начинает прозревать, переосмысливать и переоценивать свои устоявшиеся взгляды. Трансформация сознания, переоценка ценностей в таком случае неизбежны, и их, был твёрдо убеждён писатель, не стоит бояться, всячески себя убеждая в обратном. От правды, во всей её простоте и величии, никуда не уйти, и рано или поздно, — говорил Олдридж своей многомиллионной читательской аудитории, — каждый здравомыслящий человек, живущий в капиталистическом обществе, обратит свой взор к социализму, серьёзно задумавшись над тем, что он собой представляет. Так было на протяжении всего XX столетия, так продолжается и сейчас.

«Я лично живу, — писал Олдридж в статье «Псалмы и наркотики», опубликованной в «Правде» в январе 1966 года, — по принципам иной морали, которым учили меня в ранние годы мои политические наставники. Эти принципы гласят, что капиталистическое общество испорчено и дальнейшее его загнивание неизбежно; что классовые различия сохранятся, пока существует капитализм; что классовая борьба в той или иной форме будет продолжаться, пока социализм не сменит капитализм; что война — это главное оружие капитализма в его попытках предотвратить свою историческую гибель. Таковы и сейчас устои моей морали, и их очень трудно поколебать».

К сему добавим, что Джеймс Олдридж, проживший большую и содержательную жизнь, продлившуюся девяносто шесть лет, своим убеждениям не изменил и тогда, когда мир социализма потерпел временное поражение. До конца своих дней он верил в идеалы социальной справедливости и человека-творца, способного по-настоящему возвыситься, созидать, самосовершенствоваться и духовно расти лишь в социалистическом обществе, которому и принадлежит будущее.