Крах СССР — это не одна, не две и даже не сотня причин. И произошло это не в 1991 году, а гораздо раньше. Горбачев лишь ускорил и зафинишировал тот процесс, который начался после смерти Сталина. С приходом к власти Хрущева началось отступление от идей социализма, фактически страна начала менять курс в сторону капитализма. Старт этому был положен Хрущевым в 1956 году на XX съезде КПСС, где был запущен проект «развенчание культа личности Сталина», выбивший, по сути, идеологическую опору у общества. Свернув сталинские мега-проекты по развитию страны и потерпев неудачу почти во всех собственных авантюрах (целинное освоение земель в Казахстане, закрытие артелей, сворачивание проекта по конвертируемому рублю, авантюра с посевами кукурузы, непринятие передовых идей развития цифрового управления и интернета и др.), Хрущев довел экономику страны до ситуации, когда из опережающей она превратилась в затухающую, за что, собственно, и был отстранен. Предпринятые Брежневым реанимационные меры спасти уже не могли: страна начала закупать пшеницу и продовольствие, остро нуждалась в западных технологиях, потому что собственные к этому времени были либо задушены, либо безнадежно отстали. Где тонко там и рвется. США воспользовались слабостью СССР — торговля стала одним из инструментов влияния.

Ради прибыли готов и с врагами торговать

Как раз в этот период в СССР появляется Джон Рокфеллер, который в то время возглавлял семейный банк Чейз, являвшийся одной из основ финансового могущества клана Рокфеллеров.

Далее в статье я привожу цитаты из книги Д. Рокфеллера «Джон Рокфеллер. Банкир в XX веке. Мемуары». Важно понимать, что Рокфеллер – бизнесмен, и на том этапе его интерес состоял в зарабатывании денег. Одним из механизмов реализации этого плана было заставить правительства социалистических стран играть по капиталистическим правилам. С этой задачей Рокфеллер прекрасно справился.

«Чтобы стать мировым лидером в области банковской деятельности, «Чейз-бэнк» должен был считаться с реальностью, заключавшейся в том, что большая часть мира находилась под властью правительств, которые в основе своей были противниками демократических принципов и действия свободного рынка. <> Несмотря на то, что я не испытывал абсолютно никакой симпатии к этим режимам, я считал, что банк должен с ними работать» — пишет Рокфеллер.

Дартмутские встречи – инструмент влияния на правительство СССР

Контакты Рокфеллера с СССР начались с «Дартмутских встреч» — конференций представителей американской и советской общественности, собиравшихся для обсуждения, казалось бы, далеких от идеологии тем: культуры, торговли, экономики, вооружений и др. Это была площадка взаимодействия между США и СССР. Первая встреча состоялась в Эндовере штат Массачусетс в конце октября 1962 года, а вторая в Ленинграде в 1964 году. Именно во время второй конференции Рокфеллер встретился с Хрущевым. Дартмутские встречи продолжались регулярно, вовлекая в свои круги в том числе представителей властных структур. Это был инструмент мягкой, но очень эффективной силы. Формат дискуссий и обмена мнениями вызывал доверие и способствовал продвижению американской картины мира среди советских писателей, ученых, представителей власти.

Встреча Рокфеллера с хрущевской Москвой

«Через день после приезда делегации на Дартмутскую конференцию я получил сообщение из Кремля с приглашением на встречу на следующий день в Москве. Чтобы попасть туда вовремя, Нива (дочка – авт.) и я отправились на ночном поезде под внимательным наблюдением агента КГБ, который был участником конференции. Москва в те дни была городом контрастов. Хрущев заявлял, что СССР превзойдет Соединенные Штаты по объему валового национального продукта, однако он сделал это заявление в городе, погрязшем в экономическом застое и страдающем от десятилетий отсутствия заботы и внимания. Элегантные здания, оставшиеся со времен царизма, стояли неокрашенные и неотремонтированные; офисные здания и многоквартирные дома, построенные позднее, во время сталинской эпохи, выглядели убогими и неприветливыми. Имелись немногочисленные автомобили, однако центральные полосы на широких основных магистралях были открыты для проезда несущихся с большой скоростью лимузинов ЗИЛ, построенных в России и перевозящих членов Политбюро по официальным делам. Люди стояли в длинных очередях, чтобы купить скудные количества некачественных продуктов, а полки в универсальных магазинах практически были пустыми. Во время этой своей первой поездки в сердце советской империи я начал сомневаться в экономической мощи страны, которая была предметом хвастовства Хрущева»

Из воспоминаний Рокфеллера о встрече с Хрущевым

«В послеобеденные часы 29 июля (1964) потрепанный «Фиат» российского производства взял Ниву и меня из нашей гостиницы и отвез нас за высокие красные усеянные бойницами кремлевские стены в довольно простую и скромно меблированную комнату в скромном здании, которое использовалось Лениным. Его преемники имели там свои кабинеты, пытаясь, как я полагаю, создать впечатление, что они приносят жертвы во имя пролетариата. <> Мы сидели на жестких деревянных стульях с прямыми спинками вокруг большого, покрытого лаком дубового стола. Хрущев — с одной стороны, Нива и я — напротив него. Суходрев (переводчик – авт.) сидел в торце стола между нами. В комнате почти не было украшений, помимо большого портрета Ленина, который занимал доминирующее положение. В ходе последующей беседы раз или два я поднял глаза и увидел, что Ленин неодобрительно смотрит на меня».

Запись встречи делала дочь Рокфеллера. Именно эти записи потом тщательно изучали представители американских спецслужб.

«Хрущев почти сразу бросил мне вызов» — вспоминает Рокфеллер. Первая часть разговора напоминала спарринг и касалась политики СССР и США в отношении других стран: Вьетнама, Кубы, Китая, Лаоса.

НХ: «Что касается всех внутренних проблем (речь шла о странах «третьего мира»), мы считаем, что они должны быть разрешены народом каждой из таких стран. Мы строим наши отношения с любым государством как оно есть и с учетом внутреннего строя этой страны, что является единственной разумной основой для мирных переговоров.
ДР: Это одна из тех областей, где у меня есть основы для беспокойства. В недавних случаях, особенно в Латинской Америке, мы считаем, что вы используете местные коммунистические партии, чтобы привести к власти правительства, которые благосклонно относятся к Советскому Союзу. Когда это происходит, то ставит под угрозу существующую структуру власти и противоречит интересам Соединенных Штатов, поэтому я был рад услышать, что это не является вашей политикой. (Хрущев казался раздраженным.)

НХ: <> Когда революция одержала победу на Кубе, Кастро не был даже членом Коммунистической партии. И после своей победы он не признавал нашу страну на протяжении года или полутора лет. <> Как я сказал, Кастро признал нашу страну дипломатически через двенадцать или восемнадцать месяцев после революции, так что революция одержала победу, когда мы даже не знали лидера этой революции, и тогда думать, что Куба могла в какой-то момент быть плацдармом для атаки на Соединенные Штаты со стороны Советского Союза, смехотворно. Куба отделена от Советского Союза 11 тыс. километров, и все эти линии коммуникации полностью находятся под контролем Соединенных Штатов. Теперь у нас есть ракеты, у нас есть ядерное оружие, с помощью которых мы можем накрыть Соединенные Штаты, однако мы можем сделать это и с территории нашей собственной страны. Если в какое-то время мы разместили ракеты на Кубе, то это было только для того, чтобы не допустить нападения Соединенных Штатов на Кубу. Затем мы достигли соглашения с президентом и вывезли наши ракеты. У нас их там было сорок две или сорок четыре, насколько я помню. Взамен Кеннеди дал слово, что ни он, ни его союзники не вторгнутся на Кубу. Если это соглашение в какой-то момент будет нарушено, мы можем поддержать Кубу с нашей собственной территории. У нас есть ракеты и ядерное оружие. Для этой цели территория Кубы нам не нужна, и здесь ваше понимание полностью противоречит нашему» — вспоминает Рокфеллер.

Когда разговор зашел о торговле между США и СССР, Хрущев оживился и начал слушать внимательно.

«Это была необычная встреча: жесткая, временами воинственная, даже враждебная. Однако, несмотря на сложную природу вопросов, которые мы обсуждали, я не ощутил личной недоброжелательности по отношению ко мне. <> Я также покинул нашу встречу с сильным ощущением — называйте это инстинктом банкира, — что высшее советское руководство хочет расширить финансовые и коммерческие связи с Соединенными Штатами и, несмотря на уверенные заявления Хрущева относительно советской самодостаточности, почувствовал, что его страна сталкивается с серьезными экономическими проблемами» — вспоминал Рокфеллер.

Первый американский банк в СССР

Дартмутские конференции продолжались. В 1971 году на встрече в Киеве участники уже работали в тематических малых группах по обсуждению конкретных проблем: торговли, оборонных расходов и др. «Результатом нового формата встреч и участия опытных и знающих лиц из обеих стран были дискуссии по существу, оказавшие прямое влияние на советско-американские торговые переговоры в первой половине 1970-х годов, наиболее важного периода в политике разрядки» — пишет Рокфеллер.

Торговля с СССР стала важным инструментом достижения политических целей для США.

«Большой прорыв произошел, когда мы выступили в качестве одного из ведущих американских банков по финансированию миллиардной советской закупки зерна в 1971 году. <> В ноябре 1972 года «Чейз» получил разрешение создать представительский офис — он был первым американским банком, получившим лицензию» — пишет Рокфеллер – Местом нахождения офиса был дом № 1 по площади Карла Маркса»

«Гала-прием в гостинице «Метрополь», посвященный открытию офиса «Чейза», имел огромный успех, в том числе и с точки зрения количества собравшихся. Мы пригласили каждого коммунистического функционера в Москве; они кишели, как саранча, и в течение буквально нескольких минут столы, покрытые деликатесами, импортированными из-за рубежа, буквально были обобраны дочиста, не осталось также ни капли жидкости в бутылках вина и водки. Вскоре после этого Советы дали разрешение открыть представительские офисы в Москве «Сити-бэнк» и нескольким другим американским банкам. Хотя советский рынок никогда не приобрел значения ни для одного из наших банков, однако нельзя отрицать символическое значение того, что «Чейз» — «банк Рокфеллера» — оказался первым финансовым учреждением США в Советском Союзе»

Впечатление Рокфеллера от Москвы времен Брежнева и Косыгина

Главным лицом, через которое осуществлялись связи Рокфеллера советским правительством был А. Косыгин – «высокий худощавый человек с печальным лицом». Рокфеллер называл Косыгина хорошим менеджером (о том, к чему привела его реформа я писала, ссылка на статью ниже).

«Я впервые встретился с Косыгиным летом 1971 года после Дартмутской встречи в Киеве. Это была моя первая поездка в Москву после памятной встречи с Хрущевым. Я обнаружил, что советская столица за прошедшие годы значительно изменилась. Акцент, который делал Косыгин на производство товаров для потребительского сектора, привел к тому, что на улицах стало больше автомобилей, более доступной стала одежда и другие товары. Везде осуществлялись крупные проекты строительства дорог, а в Москве система метро представляла собой чудо — современное, чистое, удобное и дешевое. Сама Москва была относительно чистой и без мусора. Хиппи и люди с длинными волосами в основном отсутствовали. Сказывалось и воздействие западной моды. Я заметил, что «юбки — на четыре дюйма выше колен, хотя то, что открыто взгляду, часто оставляет желать большего!»

Косыгин предложил США совместно владеть советскими ядерными электростанциями

«Было ясно, что Советы желают расширения торговых отношений. Наша вторая встреча совпала с открытием офиса «Чейза» в мае 1973 года. Косыгин был обрадован этим событием и проявлял оптимизм в отношении того, что «препятствия», мешающие улучшению торговли между США и Советским Союзом, будут теперь сняты. Он сосредоточивал внимание на разведке крупных газовых месторождений в Сибири, в какой-то момент, размахивая указкой, показал стратегические месторождения на висящей на стене карте. «В экономическом отношении, — говорил он, — мы готовы идти дальше, однако мы не знаем, насколько далеко пойдут Соединенные Штаты»

«<> Косыгин сказал, что он убежден, что западные страны столкнутся с трудностями в плане снижения своего энергопотребления, а нахождение эффективных решений потребует годы. Премьер предположил, что развитие атомной энергетики в конечном счете понизит стоимость нефти. Затем он спросил: пошел бы «Чейз» на помощь в финансировании и строительстве ядерных электростанций в России, которыми бы совместно владели Соединенные Штаты и СССР? Я был поражен этим революционным предложением, поскольку это показывало, насколько важными были для Советов как американские инвестиции, так и технология, и насколько далеко они готовы были пойти, чтобы получить и то, и другое. Хотя Косыгин обещал направить мне предложения в отношении уникальной идеи, я больше никогда об этом от него ничего не услышал.
Косыгин завершил нашу встречу, сказав, что «история покажет неправоту тех, кто пытается препятствовать развитию новых отношений между Соединенными Штатами и СССР», и что «руководство Советского Союза верит в руководство Соединенных Штатов, и они единодушны в своем желании найти новые пути для развития новых отношений между нашими странами».

Современная история показывает, что Косыгин ошибался.

Неконвертируемая валюта

В то время, когда СССР шел навстречу США с распахнутой рубахой, бездумно поступаясь национальными интересами, американцы продолжали вести собственную игру.

«После принятия поправки Джексона-Вэника и осуждения Брежневым непредоставления Америкой СССР статуса наибольшего благоприятствования в торговле, Косыгин перешел к конфронтационному стилю общения, который я никогда не чувствовал ранее. Пользуясь риторикой, пугающе напоминавшей хрущевскую, он говорил о превосходстве советской экономики и о растущем влиянии его страны на мировую экономику.
Я бросил ему вызов, спросив: «Если Советский Союз действительно собирается стать мировой экономической державой, тогда он должен быть серьезным фактором в мировой торговле. Как это может быть, если вы не имеете конвертируемой валюты, валюты, которую принимают во всем мире?» По существу, отметил я, рубль не принимают нигде за пределами советского блока. Я сказал, что понимаю, что приобретение рублем конвертируемости может создать другие осложнения для СССР, «поскольку ваша идеология требует, чтобы вы резко ограничивали движение людей, товаров и валюты. Каким образом вы можете примирить друг с другом две эти реальности? Он смотрел на меня в течение секунды в некотором замешательстве, а потом дал путаный и не особенно адекватный ответ. Ясно, что он никогда серьезно не думал о практических последствиях введения конвертируемой валюты. Для Советов не существовало удовлетворительного ответа на заданный мной вопрос. Это четко определяло их дилемму: они не могли стать международной экономической державой без полностью конвертируемой валюты»

Этот же вопрос Рокфеллер задал и Горбачеву, когда тот приехал в Вашингтон на свою третью встречу на высшем уровне с президентом Рональдом Рейганом для подписания договора о ядерных силах средней дальности с Соединенными Штатами:

«Каким образом он может рассчитывать на то, чтобы играть значительную роль на международных рынках, если валюту его страны не принимают в коммерческих операциях вне СССР? С другой стороны, сможет ли рубль стать международной валютой без снятия ограничений на свободное движение людей и товаров через международные границы? Горбачев быстро ответил: «Мы исследуем этот вопрос и вскоре примем некоторые важные решения». И это было всё»

А ведь еще в 1952 году Сталин понимал важность конвертируемого рубля. Договор о торговле в рублях, обеспеченных золотом, тогда подписали 49 стран, согласие получено еще от нескольких десятков стран. Финансово-экономическая интеграция вела и к политической интеграции. Вокруг СССР бы объединились не только социалистические, но и народно-демократические и бывшие колонии, то есть развивающиеся государства. О своей готовности присоединиться уже сообщали страны Латинской Америки, Азии и Океании и другие. Хрущев проект похоронил, тем самым подтолкнул страны в объятия доллара (ссылка на мою статью об этом ниже). Чем все закончилось все мы хорошо знаем – 1991 годом и крахом СССР.

Напоследок хочу сказать, что работа Дартмутских встреч была активизирована в 2014 году под эгидой Евгения Примакова и Генри Киссинджера. Как и раньше, в ходе закрытых встреч участники вырабатывают «дорожные карты» для урегулирования разногласий и укрепления сотрудничества в разных сферах, которые потом передаются в Кремль и Белый дом. Кажется, мы это уже проходили…

1991 год повториться не должен. Это уже смертельно.