«Все революционные партии, которые до сих пор гибли, — гибли от того, что зазнавались и не умели видеть, в чём их сила, и боялись говорить о своих слабостях. А мы не погибнем, потому что не боимся говорить о своих слабостях и научимся преодолевать слабости».
В.И. Ленин.
Владимир Ильич Ленин в 1920 году, заполняя анкету, предложенную коммунистам в связи с предстоявшим получением нового партийного билета, на вопрос: «Какие документы или удостоверения имеются у Вас, указывающие на Ваше пребывание в нашей нелегальной партийной организации?» — ответил: «История партии — документ».
Ленин основал партию… Что же скрывается за этими словами, что они означают? Прежде всего — борьбу. Борьбу за соединение пролетарского движения с марксизмом, борьбу против псевдодрузей пролетариата, борьбу за чистоту марксистской идеи и чистоту партии, борьбу многолетнюю, неустанную, бескомпромиссную.
В сложнейших условиях
Каждый поток, как бы он ни был могуч и полноводен, имеет своё начало, свои истоки. Истоки ленинской партии лежат на петербургских фабриках и заводах конца XIX века. Там трудился передовой, наиболее сознательный русский рабочий, на которого уповал Ленин. Ещё в 1894 году он писал: «…Русский РАБОЧИЙ, поднявшись во главе всех демократических элементов, свалит абсолютизм и поведёт РУССКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ (рядом с пролетариатом ВСЕХ СТРАН) прямой дорогой открытой политической борьбы к ПОБЕДОНОСНОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ».
Борьба пролетариата России к тому времени уже началась и год от года всё ширилась. Подтверждение тому — количество рабочих среди арестованных в 1901—1903-х годах революционеров. Их было около половины.
Необходима, жизненно необходима была партия пролетариата, которая встала бы во главе движения. Какая она должна быть, партия, по какому образцу или подобию она должна быть организована? Ленин знал, что готовых образцов искать негде. Не могли же быть образцом оппортунистические партии II Интернационала! Нужна была партия, основанная на совершенно других, новых идейных и организационных принципах.
Она была создана в 1903 году на II съезде Российской социал-демократической рабочей партии. Накануне съезда Ленин писал: «Наш II съезд будет носить ещё более учредительный характер, чем первый».
I съезд РСДРП, состоявшийся в 1898 году в деревянном домике на окраине Минска, ещё не создал партии, он всего лишь декларировал появление её на политической арене России. Съезд не дал устава и программы организации, не смог объединить социал-демократические кружки вокруг одного партийного центра, хотя и призвал к этому. Более того, идейный и организационный разброд среди социал-демократических организаций после I съезда усилился. «Экономизм» разъедал только что провозглашённую партию.
Ленин, в то время ещё «ссыльно-поселенец» в далёком Шушенском, пришёл к убеждению, что единственным выходом из создавшегося положения может быть общерусская политическая газета. Ею стала «Искра». «Старая «Искра» (1900—1903), — писал впоследствии Владимир Ильич, — победоносно провела борьбу с «экономизмом» во имя принципов революционной социал-демократии. Весь цвет сознательного пролетариата стал на сторону «Искры». Газета создала условия для действительного объединения разрозненных социал-демократических кружков и комитетов в единую партию, непосредственно подготовила II съезд РСДРП.
Формируя «искровское направление», Ленин в 1899 году, почти за четыре года до II съезда РСДРП, писал: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкасаемое; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни. Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса, ибо эта теория даёт лишь общие руководящие положения, которые применяются, в частности, к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России». Другими словами, развитие теории должно состоять не в «цеплянии за теорию вчерашнего дня», как выразился Ленин незадолго до Октябрьской революции, а в углублении в «социальную материю» своей страны, своего народа, при неуклонном соблюдении научных принципов марксистской методологии.
В отличие от I съезда, который оказался, по словам Ленина, и неполным, и слишком кратковременным, и проходил при очень неблагоприятных условиях, II съезд РСДРП был широко представительным и хорошо организованным.
…Конечно, говоря «хорошо представительный и хорошо организованный», мы имеем в виду те далёкие времена и те сложнейшие условия. В первую очередь вспомним, сколько всего было социал-демократов. Их насчитывалось, вероятно, менее 8 тысяч (если учесть, что накануне революции 1905 года в партии состояло около 8,5 тысячи человек). Однако эта горстка людей идейно влияла на сотни тысяч рабочих.
Влияние социал-демократических организаций так или иначе охватывало всю Россию: 43 делегата с решающим голосом и 14 с совещательным представляли всю страну от «крайнего юга до севера, от запада до пустынного востока, вплоть до Иркутска и Читы» (так писали большевики в докладе Международному социалистическому конгрессу в 1904 году). Разве это не широкое представительство?
Как вспоминала Н.К. Крупская, тогда II съезд казался большим: ведь на I съезде присутствовало всего 9 человек. Главное же, делегаты прибыли от настоящих, а не полумифических комитетов, союзов, лиг, организаций, связанных с широко развёртывающимся рабочим движением.
Съезд был хорошо организован. Но чего это стоило Ленину! Всё руководство, вся заграничная работа по подготовке съезда фактически легли на плечи Владимира Ильича. Из членов редакции «Искры» А.Н. Потресов был болен и постоянно где-то лечился, Ю.О. Мартов тяготился Лондоном с его туманами и замкнутыми лондонцами (В.И. Ленин и Н.К. Крупская жили в то время в английской столице и оттуда готовили съезд) и уехал в Париж, В. Засулич совсем не умела вести работу, приехавший М.А. Дейч также оказался неприспособленным для сношений с Россией и тоже вскоре укатил в Париж.
Остался один Ленин. Работа с Организационным комитетом через переписку ужасно угнетала его. Ждать неделями, месяцами, постоянно пребывать в неизвестности о том, как идёт дело, — всё это было совершенно не в характере Владимира Ильича. Он нервничал, не спал ночами после каждого письма, сообщавшего о провалах или неудачах там, на Родине. «Остались у меня в памяти эти бессонные ночи», — писала Крупская в своих воспоминаниях о II съезде. Правда, она умолчала о том, что сама была единственной и незаменимой помощницей Ленина, писавшей письма и рассылавшей их по известным адресам.
Брюссель — Лондон
Делегаты съезжались либо прямо в Брюссель, либо в Швейцарию, в Женеву. Там велась деятельная подготовка к форуму. Многие чувствовали себя недостаточно подготовленными к тому, чтобы сразу принять участие в определении судеб партии. Они жадно набрасывались на теоретическую литературу, взахлёб читали все номера «Искры» и «Зари» (теоретического органа партии), а также брошюр, выходивших отдельными изданиями. Ведь далеко не всё из этого богатства они видели в России.
Съехавшиеся в Женеву делегаты стали собираться на предварительные совещания. Для них читались доклады по текущим вопросам. Щеголяя остроумием, очаровывая слушателей своей эрудицией, выступал Г.В. Плеханов. Много и скучно говорил Мартов. Зато каждый доклад Владимира Ильича был для практических работников настоящей школой, его речь была проста и понятна. В результате местные работники партии расширяли свой кругозор, увеличивалась масштабность их мышления.
В Брюсселе деятельно шла подготовка к съезду. Этим занимался социал-демократ Б.А. Кольцов. При участии бельгийских социалистов он отыскал несколько дешёвых помещений, пригодных для заседаний… Это были главным образом бывшие склады. Некоторые владельцы небольших гостиниц, трактиров и ресторанов согласились, за приличную плату, разумеется, кормить делегатов.
На съезд в Брюссель съехались делегаты от двадцати шести организаций. Некоторые из них имели по два голоса. Все же вместе они располагали пятьюдесятью одним решающим голосом. Видных деятелей партии, не избранных делегатами, пригласили на съезд персонально, с правом совещательного голоса (на разных заседаниях их было от восьми до двенадцати человек). Тридцать три голоса имели те, кто считал себя искровцем. Однако только двадцать четыре голоса из них было у настоящих, твёрдых искровцев, которых возглавлял Ленин. Девять голосов принадлежало искровцам «мягкой, зигзаговой линии» во главе с Мартовым (среди них находились и такие, которые не только «стыдились» своей принадлежности к искровцам, но и ставили порой им тайно или открыто палки в колёса). Девятью голосами располагали колеблющиеся — «болото». Открытые оппортунисты имели восемь голосов (пять бундовцев и три «экономиста»).
Такой сложный и противоречивый состав отражал ещё не завершившийся накануне съезда процесс складывания партии, несовершенство порядка представительства. Например, делегат искровского Петербургского комитета, объединявшего сотни активных социал-демократов, имел всего один голос, а несколько десятков социал-демократов Николаева и некоторых других небольших городов имели по два голоса. Разнохарактерный состав делегатов создал на съезде острую, накалённую обстановку.
Для руководства съезда был избран президиум из трёх человек (Г.В. Плеханов, В.И. Ленин, П.А. Красиков), создан ряд комиссий — мандатная, программная и организационная. Ленин на заседаниях съезда и комиссий выступал около ста тридцати раз.
Спокойно работать в Брюсселе не удалось. Местная полиция начала неотступно следить за многими делегатами. Некоторым из них было предписано немедленно покинуть страну, двух вызвали в полицию. Пришлось объяснять, что они… шведские студенты. Поступили также сведения и о том, что царское правительство требует ареста и выдачи делегатов. Поэтому после 6 августа было принято решение перебраться в Лондон. Переезжали группами, через различные порты. В.И. Ленин и Н.К. Крупская ехали с Н.Э. Бауманом и М.Н. Лядовым.
Четырнадцатое (первое в Лондоне) заседание открылось 11 августа. Потом нередко заседали по два раза в день — утром и вечером. Протоколы вели по очереди. Всех выступавших на заседаниях просили сдавать тексты своих речей. Обработанные протоколы утверждались съездом. И всё-таки они были крайне несовершенны. При их чтении явно чувствуются неточности, пропуски. Не всегда передаётся атмосфера съезда.
Первые принципиальные разногласия
Принципиальные разногласия на II съезде начались с первых же заседаний, когда определялся порядок обсуждения вопросов. Поддержанные «экономистами» и частью «болота» бундовцы стали протестовать против ленинского предложения: прежде всего определить место Бунда в партии. Формально вопрос стоял так. I съезд предоставил Бунду автономию, а теперь Бунд требовал признать его федеративной частью партии. Вот почему появилась необходимость в первую очередь обсудить на съезде этот вопрос.
Но к тому побуждали и более глубокие причины. Существовала опасность раскола, выхода Бунда из РСДРП. Нельзя было решение важнейших партийных проблем (программа, устав, тактика) поставить в зависимости от голосования пяти бундовцев. После острых прений постановили: обсуждать вопрос о месте Бунда в партии в первую очередь. Подавляющее большинство делегатов говорили о недопустимости федерализма в организационной структуре партии и отвергли притязания Бунда на особое положение в ней.
Затем произошёл инцидент с Организационным комитетом. Колеблющиеся элементы, входившие в него, уже во время работы съезда попытались без всякой мотивировки пригласить, вопреки своему прежнему решению, делегата одной из зарубежных оппортунистических групп. Против этого резко возражал П.А. Красиков, член ОК. Однако решение всё же состоялось, а Красикову даже запретили выступать по этому поводу на самом съезде.
Организационный комитет пытался навязать свою волю съезду за его спиной. На частных собраниях делегатов-искровцев, на заседаниях съезда многие с гневом выступали против инициаторов этого инцидента. Попытка зажать рот П. Красикову не удалась. В.И. Ленин глубоко проанализировал случившееся. За вихлянием некоторых неустойчивых искровцев он разглядел суть проблемы.
Все группы, кружки, коллегии и т.д. должны были прекратить своё существование, раствориться в единой партии. Пришёл момент пожертвовать всеми личными и групповыми связями ради монолитной партийности. По настоянию Владимира Ильича Организационный комитет как коллегия, группа был лишён права влиять в дальнейшем на состав делегатов съезда. Все эти вопросы должна была решать комиссия по проверке мандатов.
Небезызвестна также история представительства Л.Д. Троцкого на II съезде от имени Сибирского союза социал-демократов. Все местные организации Сибири безоговорочно одобрили и приняли развитый Лениным в его статьях в «Искре», и особенно подробно в книге «Что делать?», план построения партии. Тем не менее оба делегата Сибирского союза, посланные на II съезд партии, оказались меньшевиками.
Как могло случиться такое? Это был результат того, что Троцкий сам «избрал» себя представителем на съезд с помощью своего приятеля В. Гутовского. Воспользовавшись тем, что у него хранилась печать Сибирского союза, Гутовский самолично выдал мандаты на II съезд Троцкому и его другу — иркутскому врачу В.Е. Мандельбергу. Кандидатуры делегатов на съезд не обсуждались в сибирских комитетах.
Местные организации Сибирского союза узнали о том, кто и как «представлял» их на II съезде партии, только после того, как произошёл раскол. Возмущённые этим, они послали резкий протест в редакцию меньшевистской «Искры»: «Сибирский союз и все сибирские комитеты в споре между центрами решительно заняли позицию на стороне Ленина, разногласия по этому вопросу нет. Бывшая сибирская делегация не представляет Сибирского союза в этом вопросе. Сибирский союз и комитеты стоят на совершенно иной точке зрения, чем бывшие делегаты, в отношении разногласия с центром».
Шокированный этим Плеханов, который и ранее едко высмеивал литературные и политические притязания Троцкого, не только был вынужден напечатать протест, но даже сделал заявление о том, что или Троцкий перестанет быть вообще сотрудником, или Плеханов выходит из состава редколлегии новой «Искры». Но логика фракционной борьбы взяла верх: Троцкий продолжал работать в меньшевистской «Искре».
Большинство делегатов поддержали Ленина в вопросе о месте Бунда в партии. В двух резолюциях съезд решительно отклонил федеративный принцип построения партии и призвал к слиянию всех национальных социал-демократических организаций. В резолюции «О месте Бунда в Партии» было записано, что лишь «теснейшее единство гарантирует социал-демократии успех в борьбе со всяким шовинизмом и антисемитизмом».
Осуждение II съездом РСДРП федеративности в партии свидетельствовало о том, что революционные социал-демократы во главе с В.И. Лениным впервые после смерти Ф. Энгельса начали борьбу против организованного национализма в международном рабочем движении.
Борьба эта не ограничилась разгромом Бунда. Сторонниками обособленности были и польские социал-демократы. Однако здесь следует сказать о разнице между Бундом и Социал-демократией Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). Бундовцы представляли собой агентуру еврейской буржуазии в рабочем движении и стояли на позициях буржуазного национализма.
Ленин прямо говорил об идейной связи Бунда с сионизмом. «Принципиальное» обоснование притязаний бундовцев к обособленности свелось к идее еврейской нации, которую Владимир Ильич назвал сионистской идеей — совершенно ложной и реакционной по своей сущности. «…Бундовцы повторяют сионистские выходки!.. — восклицал он. — Называть свою борьбу за сионистскую идею еврейской нации, за федеративный принцип организации партии «борьбой за равноправное положение евреев в Семье всемирного пролетариата» — значит низводить борьбу из области идей и принципов в область заподозриваний, науськиваний, разжигания исторически сложившихся предрассудков». В дальнейшем «духовная» связь Бунда с сионизмом переросла в материальную, осязаемую: после Октября 1917 года бундовцы вместе с сионистами участвовали в организации чиновничьего саботажа.
В отличие от Бунда СДКПиЛ в то время была единственной революционной партией польского пролетариата, стремившегося к сплочению с рабочим классом России. Однако этому стремлению мешали оппортунисты в руководстве СДКПиЛ. Поэтому Ленин и ленинцы, добиваясь изоляции Бунда, вместе с тем принимали меры к тому, чтобы помочь интернационалистским силам польско-литовской партии. Несмотря на то, что на II съезде не удалось объединить СДКПиЛ с РСДРП и польские социал-демократы покинули съезд, в резолюции его комиссии была высказана надежда, что «присоединение есть лишь вопрос времени». Изгнание же бундовцев из партии на съезде сравнивалось с хирургической операцией по удалению раковой опухоли.
Среди искровцев (по определению Ленина, они делились на последовательных, «твёрдой линии» и «мягкой, вернее, зигзаговой линии») не нашлось открытых сторонников Бунда. Бундовцы обиделись было на такое единодушие делегатов. Ленин в ответ на слова бундовца Косовского (Гофмана) о «компактном большинстве» искровцев, произнесённые с явным упрёком, сказал: «…Не стыдиться, а гордиться должны мы тем, что на съезде есть компактное большинство. И ещё больше гордиться будем мы, если вся наша партия будет одним компактным и компактнейшим 90%-ным большинством». Слова эти были встречены аплодисментами.
Подвергая резкой критике взгляды бундовцев, Ленин писал: «…В вопросах борьбы с самодержавием, борьбы с буржуазией всей России мы должны опираться на весь пролетариат, без различия языка и национальности, сплочённый совместным решением теоретических и практических, тактических и организационных вопросов…»
Принципы интернационализма в организации партии подвергались наскокам со стороны националистов и при обсуждении других пунктов порядка дня съезда, прежде всего об уставе партии.
За революционную программу рабочей партии
Готовясь к созыву II съезда РСДРП, В.И. Ленин особое внимание уделял разработке нового проекта программы партии. Ещё в 1899 году он ставил вопрос об изменении и существенном дополнении проекта программы группы «Освобождение труда», руководимой Г.В. Плехановым. В январе 1902 года Г.В. Плеханов после долгих проволочек (и неоднократных напоминаний В.И. Ленина) представил, наконец, первый вариант проекта новой программы партии.
Ленин подверг его при обсуждении в редакции «Искры» резкой критике. Он доказал, что проект Плеханова содержит серьёзные теоретические ошибки. В нём неправильно освещался рост крупного капиталистического производства, давалась абстрактная характеристика капитализма. Ленин видел главные недостатки проекта Плеханова ещё и в том, что он не разграничивал стихийное рабочее движение и сознательное, революционное, не раскрывал содержание социалистической революции; в нём неудовлетворительно был сформулирован вопрос о роли рабочего класса и его партии в революции.
Одновременно Ленин продолжает работу над составлением собственного проекта программы партии. Он коренным образом изменяет первоначальный проект Плеханова, выдвигает на первое место необходимость совершения социалистической революции и установления диктатуры пролетариата с учётом особенностей развития капитализма в России. С этих основополагающих позиций Ленин определяет главные задачи, стоящие перед марксистами России. «Русская социал-демократия ставит своей задачей — обнаруживать перед рабочими непримиримую противоположность их интересов интересам капиталистов, — выяснять пролетариату историческое значение, характер и условия той социальной революции, которую предстоит ему совершить, — организовывать революционную классовую партию, способную руководить всеми проявлениями борьбы пролетариата».
Свой проект Ленин представил на обсуждение членов редакции «Искры». Плеханов, не будучи в состоянии возразить что-либо по существу, начал угрожать, предъявлять какие-то несусветные претензии. В своих письмах к членам редакции «Искры» он ультимативно заявлял, что если будут приняты предложения Ленина, то он выступит в печати против проекта, и таким образом произойдёт что-то вроде раскола.
И всё же по настоянию Ленина Плеханов был вынужден переделать свой проект программы. Но и во втором его варианте повторились прежние недостатки…
Важнейшим делом II съезда явилось принятие программы партии. Для обсуждения делегатам был представлен проект, в котором учитывалась большая часть поправок и дополнений, внесённых Лениным в два варианта программы, предложенных Плехановым. Ленин настоял на том, чтобы в проекте были чётко сформулированы основные положения марксизма о диктатуре пролетариата и о ведущей роли рабочего класса в революционной борьбе. Проект подчёркивал также пролетарский характер партии и её руководящую роль в российском освободительном движении.
Принятая съездом программа, таким образом, была подлинно марксистской, она в существе своём отличалась от программ социал-демократических партий Западной Европы. Она после Маркса и Энгельса была единственной в международном рабочем движении программой, в которой борьба за диктатуру определялась как главная задача пролетариата.
Большое внимание в программе партии уделялось национальному вопросу. И это естественно, ведь РСДРП была партией рабочего класса такой многонациональной страны, как Россия. В борьбе с самодержавием и буржуазией она не могла не опираться на «весь пролетариат, без различия языка и национальности».
Делу достижения интернационального единства рабочего класса служило ленинское положение Программы о равенстве наций и праве их на самоопределение. Оно предполагало полную самостоятельность национальностей в выборе своей дальнейшей судьбы, вплоть до отделения и образования независимого государства.
Пункт Программы о равенстве наций и праве их на самоопределение был встречен в штыки представителями СДКПиЛ. В своём заявлении они, отвергнув ленинское положение, предложили как единственно возможное решение национального вопроса «защиту свободы культурного развития каждой национальности путём демократизации исторически данных государственных учреждений». Какого «культурного развития»? Каких «исторически данных учреждений»? В каком государстве — буржуазном или пролетарском? По существу, это было предложение о так называемой национально-культурной автономии. Эта насквозь оппортунистическая, реформистская идея сводилась к тому, что равноправия наций необходимо добиваться лишь в области языка, культуры и образования в рамках существующего строя — буржуазного, конечно. И это вместо признания права наций на самоопределение! Нелепость подобного предложения оказалась столь очевидной, что даже сами польские социал-демократы поняли это, не без помощи ленинцев, разумеется, и не решились повторить его на съезде ещё раз.
Положение о праве наций на самоопределение вооружило партию великолепным оружием в борьбе с межнациональной враждой, с великодержавным шовинизмом и местным национализмом. Ибо, как это ни парадоксально, на первый взгляд, осознание той или иной нацией свободного права на отделение сближает её с другими, обеспечивает совместное дружеское сосуществование в пределах одного государства. Прежде всего это касается пролетариата, потому что, как говорили одесские рабочие — их слова привела «Искра», — «мы все рабочие, всем нам одинаково тяжело». И говорили они так, призывая к общей стачке.
Лозунгом равноправия наций мог пользоваться, да и сейчас пользуется, на Западе любой оппортунист, всячески затуманивая и извращая его смысл. II съезд РСДРП чётко и недвусмысленно заявил, что решения национального вопроса нельзя добиться иначе, как только с помощью коренных революционных преобразований всего общества. В Программе было записано, что полное освобождение трудящихся от всяческой эксплуатации (в том числе и национальной, разумеется) возможно лишь тогда, когда будет уничтожена частная собственность на средства производства и установлена диктатура пролетариата.
Съезд принял все ленинские положения аграрной части Программы, решительно отвергнув притязания Бунда на «самостоятельные» аграрные требования для местных социал-демократических организаций. Тем самым партия ещё раз подчеркнула значение единства в борьбе за осуществление всех политических и социальных преобразований, которые нашли своё чёткое отражение в первой Программе партии.