Ленин был резким критиком народников. Ленин доказывал, что народнический социализм есть не что иное, как мелкобуржуазная утопия, что народнические тезисы об особом пути России к   социализму ложны, что только лишь пролетариат, вооруженный единственно научной социальной теорией – марксизмом может привести Россию к социализму. Ленин был верным последователем Карла Маркса, чутко улавливавшим все отклонения от подлинного марксизма, и именно потому, что революционное движение в России возглавили марксисты – ленинцы, а не народники, оно привело к победе социализма.

Такова была позиция официальной идеологии СССР относительно вопроса об отношениях ленинизма и народничества. Позиция эта была воспроизведена в тысячах книг, учебников, статей, лекций, публичных выступлений. Критика ее рассматривалась как подрыв устоев самого советского государства и каралась с соответствующей строгостью. Повторяется она и до сих пор, причем, не только марксистами, но и их оппонентами из стана социалистов почвеннического, неославянофильского толка, к которым принадлежит и автор этих строк. Однако перед нами заблуждение.

Народники вовсе не были утопистами и слепцами. Марксисты вовсе не были всезнающими пророками.

Русские народники утверждали, что политический переворот способна организовать лишь законспирированная, подчиненная строжайшей дисциплине организация революционеров-интеллигентов, а вовсе не широкое народное движение, которое может составить лишь базу для политической революции. Русские народники учили, что настоящей революционной силой является вовсе не пролетариат, а крестьянство. Русские народники предсказывали, что социалистическая революция произойдет в странах крестьянских, в которых капитализм не развился до высокого уровня, а в странах капиталистических, где крестьянство уничтожено промышленным переворотом, а место эксплуатируемого слоя занял пролетариат, революционное движение пойдет на спад и утвердится союз между буржуазией и пролетариатом. Русские народники были уверены в социалистической природе крестьянства и в том, что община и работная артель могут стать моделями для создания социалистической промышленности в городах.

Все это совершенно противоречило прогнозам марксистов, которые доказывали, что крестьянство и интеллигенция – буржуазны и реакционны, что подлинно социалистическим классом является лишь пролетариат,  что пролетарии сами, без посредства других классов возьмут в свои руки государственную власть и собственность на средства производства, и, наконец, что социалистическая революция сначала произойдет в тех, странах, где капитализм достиг наибольшего развития, то есть  в Англии, в США, во Франции.

Ход истории показал, что в этом смысле прогнозы народников оказались точнее прогнозов марксистов начала ХХ века (хотя в других отношениях народники были наивнее марксистов, что помешало народникам непосредственно прийти к власти). Социалистические революции произошли не на Западе, а в экономически «отсталых», аграрных странах – России, Китае, Вьетнаме, Корее, Кубе. На Западе же пролетариат обуржуазился, обрел высокий уровень комфорта и не пожелал восставать против капитализма, который даровал ему столь большие выгоды.

Революции эти – и в России, и в странах Азии произвели партии, руководство которых состояло из профессиональных революционеров-интеллигентов. Наконец, промышленность в социалистической России и странах Азии построили именно по образцам общин и артелей, только не признавая это прямо, а прикрываясь марксистской фразеологией.

И в действительности, Ленин привел к победе партию большевиков вовсе не потому, что он оставался верен тем положениям марксистской теории, на которых настаивали ее основоположники. Все обстояло совершенно противоположным образом: Ленин создал оригинальную русскую, евразийскую версию марксизма, которая радикально отличалась от европейского марксизма самого Маркса и его последователей из Второго Интернационала, но зато по-своему признавала основные тезисы русских народников, найдя им оригинальное марксистское обоснование.

Об этом писали многие и русские, и западные философы и историки (укажем хотя бы на Н.А. Бердяева), но для широкой общественности эти идеи все равно выглядят как эпатажные. Однако в их справедливости легко убедиться, если проследить эволюцию взглядов Ленина.

***

Действительно, в самом начале своей политической биографии Ленин был бескомпромиссным критиком народнической идеологии. Это было связано, конечно, с тем, что первоначально русским марксистам пришлось выдержать жесткую конкуренцию с наследниками народников 1870-х годов, которые в глазах людей, приходивших тогда в революционное движение, были наследниками героев, и потому и их идеология обладала огромной привлекательностью.

Тем более, что среди первых марксистов было немало вполне буржуазных университетских профессоров и доцентов, которые доказывали, что капитализм прогрессивен и что нужно не предаваться фантазиям об особом пути России, а приветствовать переход России на капиталистические рельсы. Поскольку этот переход осуществлялся в конце XIX – начале ХХ вв. сверху, то есть самим самодержавным государством, то такие рассуждения рассматривались как отказ от борьбы с самодержавием и как предательство наследия революционеров 1870-х (к тому же государство усиленно подчеркивало свою симпатию к таким марксистам, позволяя им печататься в легальных изданиях, что тоже не добавляло популярности марксизму в среде бредящей революцией молодежи).

Ленину непременно нужно было доказать, что народничество как идеология ложно и ведет в тупик и что именно марксизм является подлинно революционной теорией, без которой невозможно свергнуть царизм. Естественно, выполняя этот политический заказ, молодой Ленин, подобно подавляющему большинству политических писателей, не смог удержаться от преувеличений.

Так, в «Развитии капитализма в России» Ленин, в сущности, утверждал, что никакого крестьянства с его общинным духом уже не существует, в России уже совершился переход к капитализму, в том числе и на селе, которое уже расколото на сельскую буржуазию и сельский пролетариат. Ленин объявлял, что «крестьянская буржуазия есть господин современной деревни», и что «крестьянство совершено раскололось на противоположные группы» и уверял, что натуральное крестьянское хозяйство, которое было характерно для общинного крестьянства, ушло в прошлое, в России возник внутренний рынок и крестьяне стали товаропроизводителями. Более того, молодой Ленин был убежден, что в российском земледелии к началу ХХ века уже произошел технический переворот и «Россия сохи и цепа, водяной мельницы и ручного ткацкого станка стала быстро превращаться в Россию плуга и молотилки, паровой мельницы и парового ткацкого станка».

Итак, молодой Ленин отстаивал в «Развитии капитализма в России» чрезвычайно смелую (и, как потом оказалось, весьма спорную) мысль о том, что капитализм проник в российскую деревню и полностью разложил ее. Потом, после революции 1905 года, Ленину пришлось даже оправдываться и признаваться: «Остатки крепостного права казались нам тогда мелкой частностью, а капиталистическое хозяйство на надельной и на помещичьей земле — вполне созревшим и окрепшим явлением».

Конечно, в свете такой оценки народники и их наследники эсеры представали наивными мечтателями, которые упустили момент, когда еще можно было рассуждать об особом пути России к социализму, если этот путь вообще возможен. На повестке дня, по молодому Ленину, уже борьба городского и сельского пролетариата против капитализма, за социалистические преобразования, что выдвигает марксистов как идеологов и вожаков пролетариата на первый план в революционном движении.

Однако не прошло и нескольких лет как суровый обличитель народничества … сам удостоился упреков в народничестве и народовольчестве…

Они посыпались на Ленина после того, как он выпустил брошюру «Что делать?». Упреки эти Ленин, конечно, отрицал, но тот факт, что он считает нужным учитывать определенные аспекты опыта революционных народников, охотно признавал. Разумеется, при этом Ленин резко возражал против того, что он тем самым отходит от учения Маркса, но вряд ли его возражения можно счесть убедительными.

Сейчас мало говорится о том, что Карл Маркс был убежден в том, что рабочий класс должен освободить от гнета капитала себя сам, не перепоручая это некоей «революционной интеллигенции», к тому же вышедшей из среды буржуазии. Это прямо следовало из его анализа процесса капиталистического производства, предпринятого в «Капитале». Там Маркс отмечал, что в то время как капиталиста его место в общественном производстве превращает в индивидуалиста, ведь капиталист продает созданную рабочими продукцию и вынужден конкурировать с другими капиталистами, рабочих, напротив, тот же фактор превращает в коллективистов. Рабочие на большом предприятии, в отличие от кустарей-ремесленников, не могут работать по одиночке, само разделение труда, в силу которого каждый рабочий выполняет лишь часть производственного цикла, заставляет их кооперировать свои усилия. Труд на капиталистическом производстве превращает пролетария в готового представителя социалистического производства, для которого труд есть совместная солидарная деятельность равноправных работников, в этом смысл марксова тезиса о том, что капитализм сам создает своего могильщика.

Если рабочий – никто иной, как практический социалист, то никакой помощи буржуазных интеллигентов в борьбе за политический социализм ему и не требуется (тем более, что интеллектуал как человек производящий и продающий интеллектуальную собственность есть согласно марксизму не кто иной мелкий буржуа). Это получило отражение в уставе созданного Марксом Первого Интернационала, который, заметим, не зря носил название Международное Товарищество рабочих. Там говорилось: «освобождение рабочего класса должно быть завоевано самим рабочим классом». Кроме того, о руководящем органе товарищества там не менее прямо говорилось: «Центральный Совет заседает в Лондоне; в его состав входят рабочие (курсив мой – Р.В.) различных стран, представленных в Международном Товариществе». Наконец, в своей практической деятельности Маркс прямо проводил этот принцип; войдя в состав Генерального совета товарищества, Маркс много сделал для того, чтоб вывести из него буржуазных интеллигентов и включить пролетариев. Факт того, что сами Маркс и Энгельс были выходцами из буржуазии и интеллигенции, основоположники марксизма воспринимали не как правило, а как исключение.

Однако Ленин, начав с кружковой работы в среде российских рабочих, на своем собственном опыте убедился, что подтолкнуть пролетариев к политической борьбе неимоверно трудно. Пока у марксистских агитаторов шла речь о борьбе за повышение заработной платы, о ликвидации штрафов, о сокращении рабочего дня, рабочие были согласны на решительные действия (собственно, агитация первых марксистов среди рабочих в России и пришлась на взрыв забастовочного движения, которое возникло само по себе, без помощи интеллигенции). Когда же агитаторы начинали разговор о свержении самодержавия, строительстве социализма, интерес у рабочих сразу исчезал. Тут за социал-демократами готовы были идти единицы, причем эти единицы быстро отрывались от рабочего класса, и сами превращались в профессиональных революционеров – типичных интеллигентов, вроде тех, из которых состояли первые социал-демократические кружки.

Отсюда Ленин сделал радикальный вывод: ядром пролетарской партии, которая поведет класс рабочих к мировой коммунистической революции, должна стать … «буржуазная интеллигенция». Но, конечно, не любая, а лишь порвавшая с буржуазией, революционная, борющаяся интеллигенция. Ленин имел в виду образованных людей, выходцев из среды буржуазии, которые стали профессиональными революционерами. Рабочий класс согласно Ленину: «…исключительно своими собственными силами … в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами, добиваться от правительства издания тех или иных необходимых для рабочих законов и т. п.».

Этот тезис Ленина чрезвычайно сильно напоминал тезис народников о том, что интеллигенция призвана, выдвигая из своей среды героических личностей, возглавить стихийный протест крестьян и рабочих. Более того, ленинские рассуждения о законспирированной организации профессиональных революционеров, которой достаточно, что перевернуть Россию, имевшиеся в «Что делать?», почти дословно повторяли слова теоретика заговорщической линии среди русских народников Петра Ткачева, а также программу «Народной воли». На это Ленину не преминули тут же указать его тогдашние противники – «экономисты».

Ленин сам открыто в этом признавался: «А есть среди нас очень много людей, которые так чутки к “голосу жизни”, что всего больше боятся именно этого, обвиняя тех, кто держится излагаемых здесь взглядов, в “народовольчестве”». Однако его эти обвинения не пугали, поскольку: «видеть в боевой революционной организации что-либо специфически народовольческое нелепо и исторически и логически, ибо всякое революционное направление, если оно только действительно думает о серьезной борьбе, не может обойтись без такой организации».

Ленин парировал обвинения тем, что, в отличие народовольцев, в области теории он был и остается марксистом. Однако не пройдет и нескольких лет, как Ленина упрекнут в отходе от марксизма и уклоне в народничество именно в сфере теории.

***

Во время революции 1905-1907 годов взгляды меньшевиков и большевиков по аграрному вопросу значительно разошлись. Меньшевики выступали за передачу помещичьей земли, которую крестьяне захватывали самовольно во время революции, органам местного самоуправления – муниципалитетам с тем, чтоб они после революции сдавали землю крестьянским семейным хозяйствам в аренду (земля, уже имевшаяся у крестьянских общин и хозяйств, должна была остаться в собственности крестьян). Большевики выступали за признание самозахватов помещичьих земель и за последующую их национализацию.

В действительности же противоречие проектов муниципализации и национализации было всего лишь поводом. Различия между меньшевиками, и прежде всего Г.В. Плехановым, и большевиками и В.И. Лениным таились глубже.

Меньшевики исходили из оценки первой русской революции как классической буржуазной, подобной тем, что на Западе произошли в XVII-XVIII веках. В связи с этим они считали основным двигателем революции либеральную буржуазию, а пролетариат и социал-демократическую партию – естественными союзниками буржуазии.

На крестьянство Плеханов смотрел так же, как и европейские марксисты, чье мнение нашло выражение в Эрфуртской программе и поздних работах Энгельса. Там крестьянство представало как реакционный, забитый, невежественный слой населения, обреченный на исчезновение с развитием капитализма, понимающий это и потому боящийся прогресса и часто выступающий как опора реакционных консервативных политиков. Собственно, к таким позициям был близок и ранний Ленин.

Но в 1905-1906 гг. Ленин неожиданно выступил с утверждением, что крестьянство является революционной силой и что именно оно, а не либеральная буржуазия – союзник пролетариата в антифеодальной революции. «… пролетариат может и должен идти с крестьянством, не доверяя колеблющейся, предательской, переметчивой либеральной буржуазии», – провозгласил он. Ленин даже предлагал, чтобы привлечь крестьян, взять на вооружение выработанный народниками лозунг «Земли и воли!» и вступить в союз с эсерами как с партией, представляющей интересы крестьян. «Эсеры как выразители стихийных стремлений крестьянства, – писал вчерашний ниспровергатель эсеров и народников, – часть именно той широкой могучей революционной демократии, без которой пролетариат не может и думать о полной победе нашей революции».

Это выглядело настолько экстравагантно, что не нашло понимания даже у некоторых большевиков. Ведь еще несколько лет назад Ленин в «Развитии капитализма в России» доказывал, что капитализм в России уже уничтожил крестьянство, что на самом деле деревня уже раскололась на батраков и кулаков, что рассматривать крестьянство как самостоятельную силу наивно. Что же говорить о меньшевиках, которые просто высмеяли Ленина. Плеханов на съезде партии в лицо бросил Ленину обвинение в народничестве и «эсеровщине».

Что же побудило Ленина так резко поменять свои позиции? Ответ прост: сама русская действительность. Ленин обладал острым политическим глазомером и способностью трезво оценивать факты, даже если они не согласуются с теорией. Крестьянство в 1905 году восстало во всей центральной России целиком, как сословие, а не как сельские батраки-пролетарии и эти бунты были такими мощными, что правительству пришлось подавлять их при помощи армии. Фактически в 1905-1906 годах в России бушевала настоящая крестьянская война с захватами помещичьих земель, сожжениями усадеб и убийствами помещиков и членов их семей. Буржуазия и либералы же в 1905 году удовлетворились куцыми свободами, которые дал царский манифест 17 октября, их революционной активности хватило лишь на спичи за обедами и на завуалированную осторожную критику в легальных газетах.

Народники оказались правы в своих утверждениях, что крестьянство – революционная сила, и что русская буржуазия – сила ненадежная, колеблющаяся, склонная к соглашению с самодержавным режимом. Плеханов и меньшевики просто не хотели признавать эти факты, и продолжали повторять как мантры прежние свои утверждения о реакционности крестьянства, будто от этого реальность может измениться. Ленин же попытался объяснить этот факт, исходя из теории марксизма. Для этого он создал концепцию революционности мелкой буржуазии.

По Ленину 1905 года, русское крестьянство в основе своей – класс мелкой буржуазии: «движение крестьянства … борьба мелких хозяев… за очищение от всех остатков крепостничества». Именно мелкая буржуазия, по Ленину, заинтересована более всего в уничтожении остатков феодализма и крепостничества – помещичье-дворянского землевладения и помещичье-дворянского самодержавия. Пускай она при этом и тешит себя идеологическими иллюзиями об общинной земле и добром царе, на деле она стремится к установлению самой широкой демократии и, прежде всего, местного самоуправления и свободного приобретения земли для ее сельскохозяйственной обработки: «крестьянин хочет частной собственности, права продавать землю, а слова “о божьей земле” и т.п. – это лишь идеологическое облачение желания взять землю у помещика». В то же время русская крупная буржуазии слишком слаба, тесно связана с самодержавным государством и с классом помещиков. Она заинтересована не в революции, а в незначительном смягчении политического строя и отсюда соглашательская политика ее политических представителей – кадетов: «либералы, кадеты и т.п. представляют буржуазию, вынужденную условиями ее существования искать сделки со старой властью».

Пересмотр Лениным отношения к крестьянству был не просто тактической уловкой. Это было продолжение дрейфа взглядов Ленина в сторону особого незападного, русского марксизма, перекликающегося с некоторыми положениями русского народничества. Серьезность намерений Ленина показал 1917 год, когда вождь большевиков сделал все в точности так, как планировал в 1905 году. Он положил в основу декрета о земле эсеровскую агарную программу и пошел на союз с левым крылом эсеровской партии (в том факте, что этот союз оказался непрочным и недолговечным, вряд ли можно обвинять одного лишь Ленина).

***

Следующий этап эволюции взглядов Ленина – создание им своеобразной версии теории империализма и выдвижение лозунга о смычке борьбы за социализм и национально-освободительной борьбы в колониях. В сущности, все это было развитием его концепции о революционности мелкой буржуазии и реакционности буржуазии крупной, но перенесенной в сферу отношений между цивилизациями.

Создателями теории империализма были австрийские марксисты Гильфердинг и Каутский. Однако их версия этой теории носила ярко выраженный западнический характер и, по сути, была своеобразной апологией империализма как культуртрегерства «цивилизованных» стран» по отношению ко всему остальному «варварскому» миру (при всех этических обвинениях в адрес западного колониализма). Ленин создал альтернативную, критическую теорию империализма, так сказать, взгляд на империализм не с Запада, а с Востока (поэтому она и получила такой огромный успех у азиатских коммунистов и демократов и встретила такое сдержанное и даже скептическое отношение со стороны большей части европейских социал-демократов). Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Автор западнической теории империализма К. Каутский считал, что империализм – лишь переходная ступень к новой фазе развития капитализма – ультраимпериализму, при которой финансовый капитал достигнет в странах Запада такой тесной концентрации, что переход к социализму уже не потребует кровавой революции и произойдет эволюционным, демократическим путем. Ленин правильно подметил, что при всей своей критике империализма Каутский считал его, в сущности, еще одним шагом вперед по пути социального прогресса, который завершится победой социализма. И хотя на словах Каутский сочувствовал национально-освободительным движениям колониальных стран, из его логики следовало, что эти движения реакционны, поскольку они представляют только зародившийся, еще не развившийся капитализм, который, конечно, по уровню цивилизованности много ниже капитализма высокоразвитого, европейского.

Объективно, по Каутскому, национально-освободительные движения в колониальных странах тормозят движение человечества к социализму, потому что мешают развитию западного капитализма до такой стадии, когда внутри него начнет вызревать социалистический строй. Стремясь уничтожить империализм, национально-освободительные движения лишают возможности Запад перейти к стадии ультраимпериализма и тем самым ставят крест на социалистической перспективе Запада и всего человечества. По сути, Каутский развивал идеи Маркса о том, что социалистическая революция может произойти только в странах Запада, где капитализм развился до таких высот, что исчерпал все свои внутренние возможности, но только при этом дополнял Маркса учением о мирном демократическом переходе к социализму (впрочем, в определенной степени это учение было намечено уже у позднего Энгельса).

Позиция Ленина была принципиально иной. По Ленину, европейский западный капитализм уже перестал играть прогрессивную роль в истории, характерную для него в XVII-XIX веках, когда за счет капиталистического производства в Европе произошла модернизация и индустриализация. Западный капитализм ХХ века стал спекулятивным, ростовщическим, банковским, который не способствует социальному прогрессу, а лишь занимается грабежом колониальных стран, лишая их возможности какого бы то ни было развития, в том числе и капиталистического.

Итак, империализм, согласно Ленину – это не просто политическая система, которая предполагает подчинение всех стран мира нескольким державам Европы. Империализм – это особая стадия развития западного, европейского и североамериканского капитализма, для которой характерно его загнивание и стагнация. Отсюда следует, что сами по себе западный пролетариат, и возглавляющие его социал-демократические партии, не способны произвести социалистический переворот. Практика показала, что западный пролетариат, добившийся достаточно высокого уровня материального благосостояния, не желает с ним расставаться ради туманной перспективы всеобщего благополучия при социализме. Практика также показала, что западная социал-демократия, теоретически обосновывая эти настроения, откровенно переходит к теориям классового мира и медленного эволюционного врастания в социализм, и даже способна поддержать национальные буржуазии в военной борьбе за передел мира, как это сделали германские социал-шовинисты в начале первой мировой войны.

Ленин пришел к выводу, что запалом к мировому революционному взрыву послужит не пролетарская революция в странах Запада, как полагал Маркс, а национально-освободительные революции в странах отсталого капитализма, сохранивших огромный аграрный сектор, таких как Россия и страны Азии. Эти революции будут произведены пролетариатом в союзе с революционной мелкой буржуазией, прежде всего крестьянством, которое составляет большую часть населения названных стран. Данные революции взорвут империализм так сказать, снизу, а не сверху и лишив западный пролетариат его материального комфорта, пробудят его революционность. В 1916 году Ленин писал: «Социальная революция не может произойти иначе, как в виде эпохи, соединяющей гражданскую войну пролетариата с буржуазией в передовых странах и целый ряд демократических и революционных, в том числе национально-освободительных, движений в неразвитых, отсталых и угнетённых нациях».

Таким образом, авангардом борьбы за мировой социализм, уверен Ленин, становится Азия и страны восточной Европы, прежде всего, Россия. Особенно ярко Ленин сказал об этом в статье с характерным названием «Отсталая Европа и передовая Азия»: «В цивилизованной и передовой Европе, с ее блестящей развитой техникой, с ее богатой, всесторонней культурой и конституцией, наступил такой исторический момент, когда командующая буржуазия, из страха перед растущим и крепнущим пролетариатом, поддерживает все отсталое, отмирающее, средневековое … В Азии везде растет, ширится и крепнет могучее демократическое движение. Буржуазия там еще идет с народом против реакции. Просыпаются к жизни, к свету, к свободе сотни миллионов людей».

И эту точку зрения Ленин сохранил до конца жизни, последовательно отстаивая ее на конгрессах Коммунистического Интернационала. Он утверждал там: «Вы получаете, таким образом, в основных чертах картину мира, как она сложилась после империалистской войны. Миллиард с четвертью угнетённых колоний, — стран, которые делят заживо, как Персия, Турция, Китай; стран, которые побеждены и брошены в положение колоний … Не больше четверти миллиарда, — это страны, которые уцелели на старом положении, но они все попали в экономическую зависимость от Америки … И мы имеем, наконец, не больше четверти миллиарда жителей в странах …, в которых, разумеется, лишь верхушка, лишь капиталисты воспользовались делёжкой земли… Невозможно миллиарду с четвертью людей,  жить так, как хочет их поработить «передовой» и цивилизованный капитализм, а ведь это 70% населения земли».

Наконец, незадолго до своей смерти, в статье «Лучше меньше, да лучше» Ленин проводил те же самые взгляды: «Исход борьбы зависит, в конечном счёте, от того, что Россия, Индия, Китай и т.п. составляют гигантское большинство населения. А именно это большинство населения и втягивается с необычайной быстротой в последние годы в борьбу за свое освобождение, так что в этом смысле не может быть ни тени сомнения в том, каково будет окончательное решение мировой борьбы. В этом смысле окончательная победа социализма вполне и безусловно обеспечена».

Русский философ права Н.Н. Алексеев эту назвал антиимпериалистическую теорию Ленина «евразийским марксизмом», противопоставляя его «европейскому марксизму» Маркса и вождей Второго Интернационала. Алексеев писал: «Ленинизм есть марксизм, который потерял веру в то, что капитализм развитием собственных потенций придет к социализму… Он есть сомнение в том, что «перезрелый», «развращенный» буржуазный пролетариат способен произвести социальный переворот. Он есть предвосхищение той мысли, что может быть революционный материал лучше искать в странах незрелого капитализма».

Думаем, в этом есть большая доля истины, и если Ленин открыто это не признавал, то только потому, что он не хотел прямо «подправлять» Маркса, стремясь придать своей интерпретации вид строгого следования Марксу. К этому можно только добавить, что «евразийский марксизм» Ленина стал базой для «азиатского марксизма», например, в лице «теории трех миров» Мао Цзэдуна.

Важно заметить, что эти взгляды Ленина есть логическое развитие его концепции революционности крестьянства, которую он высказал в 1905 году. От признания русского крестьянства революционной силой, а русской городской буржуазии – силой реакционной, склонной к компромиссам с самодержавным государством, Ленин шагнул к признанию всего неевропейского крестьянства и городской мелкой буржуазии революционной силой, борющейся  с западным империализмом, а западной буржуазии – силой реакционной, не только занимающейся ограблением неевропейских колониальных стран, но и разращением своего отечественного европейского пролетариата.

В свою очередь, ленинская теория империализма дает правдоподобное объяснение того факта, что городская буржуазия в рамках России реакционна. Фактически, по Ленину, это объясняется тем, что российская городская буржуазия теснейшими связями увязана с западной буржуазией, то есть является составной частью западной системы империализма. Не успев родиться, российская городская буржуазия, так сказать, состарилась, стала такой же перезрелой и загнивающей, как и империалистическая буржуазия Запада.

По сути, Ленин здесь предвосхищает один из главных тезисов русских евразийцев 1920-х годов (Н.С. Трубецкого, П.Н. Савицкого, Н.Н. Алексеева и др.) о том, что Россия дореволюционная была расколота на два враждебных лагеря: прозападный буржуазный город и антизападное, национальное, близкое по своему характеру к Востоку село, только, конечно, Ленин это выражает на языке марксизма. Согласно Ленину, российский буржуазный город есть «русская Европа», а российское мелкобуржуазное село – «русская Азия», борьба русского пролетариата против национальной городской буржуазии в союзе с крестьянством есть отражение всемирной борьбы мелкобуржуазной угнетенной Азии против империалистической буржуазии Запада в союзе с западным пролетариатом.

***

Наконец, нам осталось рассмотреть еще один последний аспект евразийского марксизма Ленина, которая был им разработан непосредственно перед смертью, в статьях 1923 года («О нашей революции», «О кооперации») и которая до сих пор недостаточно изучена и даже известна, несмотря на шумиху вокруг этих статей, поднятую в годы перестройки (тогдашних «продолжателей дела Ленина», вскоре превратившихся в ярых антикоммунистов, больше интересовало обоснование установления в СССР буржуазно-рыночных отношений, а вовсе не истинный смысл ленинских теорий). Речь идет о ленинской концепции особого пути России к социализму.

Общеизвестно, что эту идею – что Россия может идти к социализму своим путем, отличным от западного, то есть не предполагающим развитие национального капитализма, впервые высказали те же русские народники. Они считали, что базой для социализма в России может стать крестьянская община, которая давно уже была разрушена на Западе в ходе становления западного капитализма, но которая сохранилась в России вплоть до XIX века.

Маркс и Энгельс в 1880-е годы активно высказывались по этому поводу (так как одна из представителей русского народничества Вера Засулич обратилась с такой просьбой непосредственно к Марксу). Энгельс, посвятивший этой теме статью «О социальном вопросе в России», занял однозначную позицию – русская община не есть некая специфика русской национальной культуры, подобные общины существовали некогда везде – от Германии до Индии и представляли собой пережиток первобытнообщинного строя. В России община просуществовала дольше всего, так как, по мнению Энгельса, этому способствовали климатически-географические условия России и общая отсталость ее экономики. Однако и здесь с развитием капитализма общину ждет общая судьба, она распадется, большая часть вышедших из нее крестьян вольется в пролетариат и включится в борьбу этого класса за социализм.

Маркс в этом вопросе испытывал определенные колебания, сначала в не отосланных черновиках ответа Вере Засулич (опубликованных после его смерти), он утверждал, что описанный в «Капитале» путь становления капитализма касается только стран Запада и что «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает роковые злоключения капиталистического строя».

Но затем, в 1882 году, в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» он соглашается с Энгельсом в том, что даже если в России и произойдет революция, то полноценный (читай: «цивилизованный» западнический) социализм Россия сможет построить только в случае скорой революции в развитых странах Запада и помощи победоносного западного пролетариата: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития».

Обратим внимание на это «если». Маркс и Энгельс имели в виду: если сразу после российской революции, которая свергнет самодержавие, произойдет европейская пролетарская революция, то России удастся миновать этап капитализма, а если в России произойдет революция, а в Европе – нет, то миновать этап капитализма России не удастся.

Ленин, который, начиная с 1905 года, не уставал повторять, что Россия в значительной степени страна мелкобуржуазная, крестьянская и что большая часть населения России стремится лишь к буржуазно-демократической революции, свержению власти помещиков и царя, был здесь полностью согласен с Марксом. Даже в Октябре 1917 года речь у Ленина не идет о построение социализма в России без помощи западного пролетариата. Обратившись к высказываниям Ленина тех лет, можно легко убедиться, что Октябрьскую революцию Ленин тогда рассматривал лишь как начало всемирной революции. В «Советах постороннего», написанных за считанные дни до восстания и содержащие напористый призыв к революции, он писал: «Успех и русской и всемирной революции (курсив мой – Р.В.) зависит от двух-трех дней борьбы». В своем выступлении 7 ноября 1917 года на заседании Петросовета Ленин говорил о том, что в скорейшем времени им поможет покончить с империалистической войной «всемирное рабочее движение, которое уже начинает развиваться в Италии, Англии и Германии» и которое сможет «побороть самый капитал». Заканчивает он призывом к всемирной социалистической революции.

Даже уже в 1920 году, в «Детской болезни левизны в коммунизме» Ленин провозглашал: «русский образец показывает всем странам кое-что, и весьма существенное, из их неизбежного и недалекого будущего». То есть и через три года после начала русской революции Ленин был убежден, что всеевропейская и всемирная революция – дело «неизбежного и недалекого будущего». И в той же работе он писал: «После победы пролетарской революции хотя бы в одной из передовых стран наступит, по всей вероятности, крутой перелом, именно Россия сделается вскоре после этого не образцовой, а опять отсталой (в “советском” и в социалистическом смысле) страной».

То есть ни о каком особом пути развития России в стороне от развития Европы, Ленин даже в 1920 году не помышлял. Он считал, что мировую революцию возглавит вовсе не русский пролетариат и не русские коммунисты, которые составляют лишь небольшой островок, окруженный морем русской «сельской мелкой буржуазии» (как Ленин понимал крестьянство), которая строить социализм не хочет, да и не сможет. Авангардом мировой революции, по Ленину, должен и может стать лишь пролетариат Запада и западные коммунисты, которые затем помогут «отсталой», крестьянской, «мелкобуржуазной» России перейти к «цивилизации» и к высшему ее выражению – социализму и коммунизму.

Но в 1923 году его мнение изменяется. Революции в Германии и в Венгрии были подавлены. Поднять британский и французский пролетариат, как ни старались русские большевики, щедро финансировавшие западных единомышленников, не удалось. Ленин, будучи трезвым политиком, наконец-то понял: скорой революции в Европе и в США не будет. Политическая и экономическая ситуация на Западе стабилизировалось на достаточно долгий срок (так оно и было, следующий мировой экономический кризис – «великая депрессия» – грянул лишь в 1929 году, но и он не привел к революционному взрыву).

Что же теперь делать большевикам, которые взяли власть в аграрной России? Если буквалистски следовать логике Маркса, как это делали меньшевики, следует отказаться от власти, допустить реставрацию капитализма и постепенно вести пропаганду среди рабочих, оглядываясь на западный пролетариат – не собирается ли он уже начинать коммунистическую революцию. Естественно, ни один вменяемый политик не сделает такого. Мысль Ленина напряженно заработала, пытаясь решить проблему: возможно ли строить социализм, без помощи победоносного западного пролетариата в аграрной незападной стране? Решением стала концепция особого пути России к социализму, которую Ленин изложил в статье «О нашей революции» (ответ Н.Н. Суханову).

Н.Н. Суханов (Гиммер) был автором книги «Записки о революции». Суханов, будучи меньшевиком, еще с апреля 1917 года последовательно отстаивал мысль о том, что построение социализма в такой «отсталой, мужицкой, распылённой, разорённой стране» как Россия совершено невозможно. Затем, правда, сам Суханов отказался от всех своих взглядов, которые он высказывал до 1921 года, но понятно, что сами эти идеи никуда не исчезли. Они оставались официальной платформой меньшевиков, прежде всего, сторонников Плеханова, который в 1917-1918 гг. провозглашал то же – Октябрьская революция есть безумная авантюра псевдомарксистов-якобинцев, которая захлебнется в крови и Россия, не готовая еще к социалистической революции, вновь вернется к капитализму.

Плеханов здесь, как видим, точно следовал Марксу и Энгельсу. Меньшевики вообще были более ортодоксальными марксистами, чем большевики, но вот беда, меньшевики желали в точности следовать западному марксизму Маркса в незападной стране, то есть в условиях, которые разительно отличались от тех, из которых исходил Маркс. За это Ленин их едко и даже зло высмеивает в своей статье.

Ленин не отрицал того факта, который был точкой отсчета для марксистских европоцентристов – что Россия начала ХХ века, даже при наличии в ней анклавов капиталистического производства и городского пролетариата, по сравнению со странами Запада, все же была экономически слаборазвитой, мелкокрестьянской, аграрной страной. Фактически Ленин не отрицал и того, что Россия в 1923 году не имеет базиса для строительства социализма, потому что таким базисом должно быть не патриархальное мелкособственническое крестьянство, наличествующее в России, а индустриальный «цивилизованный» пролетариат.

Но при этом он издевается над догматизмом европоцентристов-меньшевиков: «… даже чисто теоретически у всех них бросается в глаза полная неспособность понять следующие положения марксизма: они видели до сих пор определенный путь развития капитализма и буржуазной демократии в Западной Европе. И вот они не могут себе представить, что этот путь может быть считаем образцом mutatis mutandis (с соответствующими изменениями – Р.В.), не иначе как с некоторыми поправками (совершенно незначительными с точки зрения общего хода всемирной истории)».

Само географическое положение России, расположенной на границе Европы и Азии, по Ленину, предопределяет ее особый, отличный от западноевропейского, путь к социализму: «…им (меньшевикам – Р.В.) не приходит, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран неевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, по общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным».

Далее Ленин разъясняет: какие своеобразия российского пути к социализму он имеет в виду: «что если полная безвыходность положения, удесятеряя тем силы рабочих и крестьян, открывала нам возможность иного перехода к созданию основных посылок цивилизации … Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры … то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя двинуться догонять другие народы».

И в конце Ленин, надсмехаясь над своими оппонентами, заявляет, что своеобразие российского пути покажется им еще очень скромным, если им доведется увидеть революции в странах Востока, где народы пойдут к социализму куда более экзотическим и неожиданным путем: «нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением, неизмеримо более богатых разнообразием социальных условий странах Востока будет преподносить им несомненно больше своеобразия, чем русская революция». Приходится только удивляться прозорливости этого гения политики, который в далеком 1923 году предчувствовал шокирующие особенности китайского и корейского пути к социализму.

Итак, в 1923 году Ленин, который всегда едко высмеивал народнические теории особого пути России к социализму как бредовые и противопоставлял им марксистскую доктрину одного-единственного пути к социализму и России и Запада (за исключением того случая, если сразу вслед за революцией в России произойдет революция на Западе), вдруг тоже заговорил об «особом пути России».

Конечно, Ленин полностью не повторял народников. Согласно народникам, Россия должна строить свой социализм, опираясь на крестьянскую общину и работную артель. Ленину же до конца жизни оставалась чуждой народническая тенденция идеализировать общину. Строить социализм в России, по Ленину, должны не проникнутые социалистическим духом крестьяне, а государство, ядро которого составляет коммунистическая партия, состоящая из революционеров-интеллигентов и сознательных пролетариев. Русский социализм, согласно ленинизму – не крестьянский, а этатистский.

На это также обращал внимание идеолог евразийства Н.Н. Алексеев: «Ленин не только становится на этатический путь, он объявляет себя защитником самобытного государственного пути». Как бы это парадоксально ни звучало, здесь мысль Ленина перекликается с идеями такого ультраконсерватора, и, кстати, своеобразного «правого народника», как К.Н. Леонтьев, который тоже считал, что Россию приведет к социализму сильное государство, но, конечно, не государство Советов и Компартии, а православное и самодержавное.

Еще одно различие состояло в том, что народники считали: Россия сможет самостоятельно построить вполне развитый полноценный социализм. Ленин же в статье «О нашей революции» утверждал, что пролетарское государство в аграрной стране может лишь создать материальные и духовные условия для социализма. То есть позиция меньшевиков такова: без помощи Запада Россия, в которой рабочие и крестьяне совершили революцию, не сможет построить социализм, произойдет реставрация капитализма. Позиция тогдашних народников (прежде всего, левых эсеров) противоположная: Россия, в которой победила рабоче-крестьянская революция, и без помощи Запада может построить социализм, возможно, даже раньше, чем страны Запада. Ленин же пока занял срединную позицию: без помощи пролетарского Запада рабоче-крестьянская российская республика может создать строй, который не будет ни капитализмом западного типа, ни социализмом, который был предсказан Марксом. Ленин не дает этому строю название, но по логике вещей его можно именовать «предсоциализмом».

Как же и когда этот «предсоциализм» превратится в полноценный социализм и коммунизм? Находящийся уже при смерти Ленин мучительно размышляет об этом. Он колеблется: в статье «Лучше меньше да лучше» чувствуется его страх: удержится ли российское советское государство без наступления революции на Западе в обозримый исторический срок? Россия остается страной крестьянской, а крестьянство Ленин понимает как класс пусть мелкой, но буржуазии, то есть как класс, который может потянуть страну назад – в капитализм. Он буквально заклинает соратников: «продержаться нам вплоть до победы социалистической революции в более развитых странах нелегко … мы должны проявить в величайшей степени осторожность для сохранения нашей рабочей власти, для удержания под ее авторитетом и ее руководством мелкого и мельчайшего крестьянства». Своеобразный ответ на этот жгучий вопрос Ленин все же нашел и изложил его также в последних статьях, в частности в статье «О кооперации».

К сожалению, Ленин не успел развернуть эти свои революционные для марксизма утверждения в теорию, но смысл его предложения ясен. Существует путь превращения крестьян – мелких буржуа – в социалистических работников, и это путь распространения кооперации, прежде всего в деревне, но также и в городе, где есть свои мелкобуржуазные элементы. Ленин пишет: «раз государственная власть в руках рабочего класса … у нас действительно, задачей осталось только кооперирование населения. При условии максимального кооперирования населения само собой достигает цели тот социализм, который ранее вызывал законные усмешки… со стороны людей, справедливо убежденных в необходимости классовой борьбы».

Ведь кооператив, рассуждает Ленин, с одной стороны, предполагает удовлетворение частного интереса каждого из его членов, и в этом смысле он привлекателен для мелкого буржуа, с другой стороны, предполагает взаимопомощь, и в этом смысле он воспитывает из мелкого буржуа пролетария – свободного соучастника общего солидарного труда. Кооператив, действительно, наиболее понятный путь к социализму для крестьянина: «какое исключительное значение имеет эта кооперация, во-первых, с принципиальной стороны (собственность на средства производства в руках государства), во-вторых, со стороны перехода к новым порядкам путем возможно более простым, легким и доступным для крестьянина».

Итак, на Западе превращение мелкой буржуазии в пролетариат произошло стихийным образом. Само развитие капитализма привело крестьянство к разорению и к распаду на меньшую часть, которая превратилась в классическую городскую и сельскую буржуазию, и на большую часть, которая превратилась в пролетариат. Конечно, это стихийное раскрестьянивание стоило Западу огромных страданий и жертв.

В советской России (да и по логике вещей в странах Востока, где после России победят рабоче-крестьянские революции) такой процесс можно произвести эффективно и безболезненно под контролем политически господствующих Компартии и пролетариата. Причем, в отличие от Запада, можно превратить в пролетариев всех мелких буржуа-крестьян, без осадка буржуазии. Это и будет особый путь России и Востока к социализму, под контролем пролетарского государства, минуя капитализм.

Ленин заключает: «Собственно говоря, нам осталось “только” одно: сделать наше население настолько «цивилизованным», чтобы оно поняло все выгоды от поголовного участия в кооперации и наладило это участие. “Только” это. Никакие другие премудрости нам не нужны теперь для того, чтобы перейти к социализму».

Любопытно, что и здесь Ленин по-своему учится у народников. Первыми о роли кооперации для построения социализма в России также заговорили народники, и в этом смысле влияние их на Ленина очевидно (кстати, в процессе работы над статьей «О кооперации» Ленин пользовался книгой экономиста-народника Чаянова).

Но и тут Ленин подошел к народнической теории творчески. Для народников кооператив – более высокая форма раскрытия социалистического духа крестьянина, который ране выражался в форме общины. Для Ленина – инструмент перековки мелкого буржуа в социалистического работника. Причем у Ленина речь не идет о социалистическом духе крестьянина, а даже наоборот. Кооператив, по Ленину, привлекателен для крестьянина именно в силу того, что кооператив имеет оборотную капиталистическую сторону, импонирующую индивидуалистическому духу мелкого буржуа.

***

Подведем итоги. Марксизм был создан Марксом и Энгельсом как идеология для революций в странах Запада. Основоположники марксизма были твердо убеждены, что подлинная социалистическая революция может и должна произойти лишь в Европе или в США, где капитализм развился до самой последней своей стадии. Россию они воспринимали как отсталую страну, стоящую на полпути между застывшим в тысячелетнем оцепенении Востоком и «прогрессивным» Западом.

Маркс и Энгельс считали, что социализм в России возможен лишь в случае поддержки русской революции социалистической революцией на Западе. Скорее же всего, по Марксу, Россия должна быть проглоченной высокоразвитым западным капитализмом (и уж совершено точно эта судьба, по Марксу, ожидала Индию и Китай). При всех страданиях, которые принесет этот процесс, Россия и Восток тем самым, согласно классикам, постепенно «цивилизуются» (а для Маркса и Энгельса «цивилизация» была тождественна западной буржуазной цивилизации). Таким образом, обуржуазивание и вестернизация России и Азии воспринимались Марксом и западными марксистами как цена за подготовку базиса для всемирной коммунистической революции.

Ленин же был марксистом, который родился и вырос в неевропейской стране. Ленин страстно желал ближайшего наступления революции. Он не сомневался, что революция на Западе рано или поздно произойдет. Он, будучи западником, воспринимал свою страну как отсталую и малоцивилизованную. Но он был гениальным политиком, который обладал чуткой интуицией, чувством реальности, и способностью производить верный анализ, когда имеется не так уж много фактов.

Он рано осознал, что западный пролетариат теряет свою революционную энергию, а западная социал-демократия идет на примирение с западной буржуазией. В то же время сначала на примере революции в России, а затем и национально-освободительного и социального движения в азиатских колониях Запада он понял, что главнейшей революционной силой ХХ века становится крестьянство стран периферии мирового капитализма – России, Индии, Китая и т.д. И он создал свою собственную версию марксизма, которая была идеологией не для западных, а для восточных революций.

Более того, он наметил путь развития стран периферии капитализма, в которых уже произошла победоносная революция, предполагающий сильное однопартийное государство и кооперирование широких слоев крестьянства. По этому пути вслед за Россией пошли Китай, Северная Корея, Вьетнам, Лаос, Куба. Даже после падения СССР и без учета Венесуэлы и Боливии, начавших строить свой социализм уже в 21 веке, на сегодняшний день в странах социализма проживает 1,5 миллиарда человек, то есть четверть населения Земли.

Теперь уже, кажется, становится ясным, что настолько же, насколько капитализм гармонирует с ментальностью западных народов, благополучно трансформировавшей радикальный марксизм в розовый социал-демократизм, настолько социализм соответствует ментальности народов Востока, а также русского народа, совмещающего в своей культуре черты культур Запада и Востока. Драма нового либерального эксперимента в России конца ХХ века убедительно показала, что возрождение нашей страны возможно лишь при возвращении ее на путь социализма.

Вместе с тем, очевидно также, что это будет не возвращением к застывшей в мертвенных формах идеологии советского «марксизма-ленинизма», которая, став набором ритуальных цитат, была далека как от марксизма, так и от ленинизма.

Создавая идеологию евразийского и азиатского коммунизма, Ленин во многом отталкивался от идей русских народников, своеобразно их переосмысливая и осознавая правоту народнической концепции во многих вопросах. В этом плане ленинизм – не столько наследник западного марксизма, сколько наследник линии русского почвенного социализма, восходящей через народников к славянофилам.

Народники начала ХХ века при всей своей прозорливости не сумели создать столь же универсальной по охвату цельной идеологии, как ленинизм, а только такая идеология могла удовлетворить народные массы, практически еще не вышедшие из традиционного общества. Думается, идеология будущей социалистической России еще в большей мере будет напитана интенциями почвенного евразийского социализма.

Рустем ВАХИТОВ