Почему в Октябре 1917 года русский народ, в массе своей верующий, пошёл за большевиками-атеистами? Об этом — интервью с Георгием Хмуркиным, автором книг «Предчувствие Ленина» и «Церковь и революционный террор», в которых исследуется вопрос о численности погибшего духовенства в период Октябрьской революции и Гражданской войны, анализируется феномен личности В.И.Ленина, его отношение к Церкви, верующим и религии.
(Материал подготовлен Алтуховой Н.В.)
Историю революции, биографию В.И. Ленина Вы изучали как по книгам советских историков, так и самостоятельно работая в архивах: изучили тысячи документов, воспоминаний современников предреволюционных и революционных лет… Есть ли, на Ваш взгляд, противоречие между трудами советских историков и архивными данными?
После того, как в 1990-х гг. открылись архивы, началось свободное обсуждение многих ранее табуированных тем. Признаться, на первых порах знакомства с ленинской темой я был убежден, что в результате этих перемен исследователям действительно открылось нечто совершенно новое, всплыли на поверхность какие-то «страшные тайны» советского времени.
Но по мере моего погружения в тему стало понятно, что ничего подобного не произошло. Общая картина событий, начертанная советскими историками, не изменилась. Да, стали известны многие интересные детали, но принципиально ничего нового ни о Ленине, ни и его времени мы не узнали. Для тех, кто хорошо знал биографию Ленина и историю революции по советским трудам, никаких неожиданностей при рассекречивании не оказалось.
Шумиха, поднятая вокруг новых ленинских материалов, — это просто следствие того, что люди в основном не интересовались историей. Во всех библиотеках страны стояло Полное собрание сочинений Ленина, но кто, кроме историков и философов, его читал? Да мало кто! В итоге в 1990-е гг. в газетах циркулировали некоторые высказывания Ленина из Полного собрания, которые преподносились как сенсационные открытия. И ведь люди велись на это!
Стоит ещё оговориться, что вместе с новыми фактами в 1990-е гг. в российском информационном пространстве «активизировалось» множество мифов. Практически все они имели столетнюю давность, но ни тогда, ни сейчас историки не нашли им никаких подтверждений. На многие из них специалисты смотрят именно как на мифы, рожденные революционной «смутой», хотя в массовом сознании весь этот информационный мусор продолжает жить как некая «страшная правда», которую якобы 70 лет от нас скрывали.
Вообще, разрыв между массовыми представлениями и научным знанием (разумеется, обогащенный открывшимся новыми данными) очень удручает. И научное сообщество, на мой взгляд, несет за это большую ответственность. Кому как не историкам бороться за чистоту знания!
Что в материалах того времени оказалось для Вас неожиданным?
Если говорить о дореволюционном времени, то, пожалуй, наиболее неожиданными для меня были крестьянские «наказы» и «приговоры» 1905–1907 гг. Это были коллективные письма во власть, своего рода декларации крестьян из самых разных уголков России, в которых они писали о своей беспросветной жизни, высказывали предложения о желательности тех или иных реформ — экономических, политических, образовательных. Простой трудяга незамысловато и доходчиво говорил в них свою правду. Никто не исправлял эти тексты, никто не держал револьвер у виска их авторов. И вот в сотнях таких «наказов» мы читаем… Что бы вы думали? На 90% большевистские декреты! Что бы ни говорили сейчас об «антинародном», «террористическом» и пр. характере большевизма, но вот это простое мужицкое слово для меня звучит убедительнее, чем тысячи голосов из лагеря оппонентов Ленина. Все-таки в основе советской политики лежали чаяния огромного большинства российского населения.
С начала XX в. Церковь обвиняла социалистов (имея в виду и большевиков) в том, что они хотят устроить для людей сытую жизнь, «царство желудка», и, по словам священника Иоанна Восторгова, «не говорят ничего о нравственном развитии»… Каковы были духовные идеалы В.И.Ленина, большевиков?
Ленин проводил в жизнь идеи Маркса. Для Маркса же идеалом было общество, главной целью которого является неограниченное всестороннее развитие каждого человека, а первой жизненной потребностью — свободный радостный труд. Разве здесь есть что-то про сытость, достаток? Вспомните, сколько после взятия власти Ленин говорит о необходимости просвещения, о поднятии культурного уровня, о свободе исповедовать любую религию без ограничения. Это ведь тоже не о желудке!
Другое дело, что одним из главных препятствий на пути построения такого общества были господствовавшие тогда экономические, имущественные отношения. Не разрушив их — а это потрясение всего тогдашнего миропорядка — Новый Мир невозможно было построить. И вот этот страх перемен, страх разрушения привычного и как будто бы «законного» застилал глаза целому ряду церковных деятелей. После Первой русской революции 1905 г. церковные издания были наводнены статьями с критикой социализма, в них анализировалось множество библейских изречений, которые прямо утверждали социалистические принципы. Изучаешь эти статьи — и диву даешься, как простое и понятное Слово под скальпелем изощренного интеллекта становится чем-то неопределенным, а порой чуть ли не превращается в свою противоположность. Однако здравый смысл и чистое религиозное чувство народа, не задетое мертвящей казуистикой, делали свое дело. Я убежден, что революционный импульс питался именно из этого — глубоко христианского Источника. Стремление к социалистическому идеалу я не могу рассматривать иначе как чисто русское, неодолимое искание Правды Божией. В этом смысле Октябрьская революция есть явление религиозного порядка.
В связи с этим — следующий факт. Американский журналист А.Р.Вильямс, горячий сторонник большевиков и Октябрьской революции, отмечал: Ленин и знакомые ему (Вильямсу) большевики очень редко говорили о своей любви к народу, и, вообще, на «духовные темы»…
Ленин горячо любил Россию, по-настоящему болел за будущее нашей страны. И поэтому он круглосуточно трудился, ему было не до разговоров о «высоком». Он это «высокое» творил в повседневном «земном» напряжении, отдавая всего себя.
Человек с живым сердцем, со всей ясностью видящий несовершенства общественного устройства, не может оставаться бездейственным. А по-настоящему действенный человек меньше всего будет разглагольствовать о сокровенном — своих самых заветных грезах, которые порою не вполне понятны даже близким сотрудникам.
Другой американец, исследователь вопросов «психологии религии» Джемс Б.Пратт в лекции «Почему религии умирают?» не смог объяснить, почему русский народ, в массе верующий, пошел именно за большевиками-атеистами… В чём, на Ваш взгляд, причина?
Первая и главная причина в том, что во главе большевиков стоял Ленин — человек, беззаветно преданный идее Общего Блага. А уже из этого можно вывести все остальные причины. Понимаете, именно большевики как никто другой смогли «уловить» чаяния народа, которые, кстати говоря, не всегда явно формулировались. А чего хотели люди? Во-первых, завершения войны. Во-вторых, решения вопроса о земле. В-третьих, сильной, местами даже жесткой, власти, способной навести какой-никакой, но порядок, внести ясность в мироустройство. В-четвертых, перехода от прежней социальной модели «хозяин — быдло» к модели «мы вместе творим будущее». В-пятых, построения такой страны, за которую не будет стыдно и за которую умереть не жалко. Весь ход предреволюционных событий, быстрое завершение гражданской войны, годы НЭПа, события Великой Отечественной войны тому свидетельство.
А что касается «атеизма» большевиков, то эта тема сейчас, по-моему, слишком выпячивается. Вообще, вопросам религии и Церкви тот же Ленин уделял не слишком много внимания. Среди тысяч его трудов (я напомню, в полном собрании сочинений Ленина — 55 томов, плюс один том рассекреченных материалов) всего лишь 4 статьи, и то небольшие, по 5-10 страниц, целиком или почти целиком посвящены религии.
Сейчас как-то не принято вспоминать о том, что Ленин приглашал к сотрудничеству и звал в партию людей абсолютно любых вероисповеданий, даже священников. Для него надконфессиональное единство в Новом Строительстве было важнее разногласий в, так сказать, умозрительных вопросах. И верующие охотно шли в партию. Почитайте отчеты с мест за 1917–1922 гг.! Среди советских и партийных служащих — масса религиозных людей. Вот вам отчет секретаря одной партийной ячейки, написанный в 1921 г.: «Сознательно отказались от религии из 40 членов только 3, остальные думают, что коммунизм — хорошо, и религия — хорошо; то и другое можно совместить… Умершего партийного товарища похоронят в церкви… Бывший секретарь волостного комитета, теперь председатель волостного исполкома ходит в церковь и поет на клиросе (место для певчих во время богослужения. — Н.А.)». Или вот еще одна характерная зарисовка, это уже 1922 г.: «Найти у нас в деревне коммуниста, у которого бы не висела в избе икона[,] — большая редкость. Религия и коммунизм отлично уживаются в деревне. Вот факты. Женится в одной деревне коммунист. В церковь идет полный свадебный кортеж. Впереди красное знамя с надписью: “Пролетарии всех стран[,] соединяйтесь”, потом иконки, потом жених с красным бантом во всю грудь и т.д. Такие “красные свадьбы” не редкость в деревне. Мужики по-своему поняли коммунизм и советскую власть. Считая ее своей, родной, он (мужик. — Г.Х.) даже молит за нее Бога». Какой там атеизм?!
Вопрос антирелигиозной пропаганды, идейной «чистоты» партии приобрел какое-то нездоровое значение к концу 1920-х гг., уже после ухода Ленина из жизни. Именно в это время началась разнузданная антирелигиозная пропаганда, стали сносить церкви…
Получается, Ленин не давал никогда указаний разрушать церкви?
Кадры взрывающихся храмов, которые нам все время показывают, — это не ленинское время. Ленин не имел ничего против строительства храмов. Не существует ни одного документа, ни одного воспоминания единомышленников или врагов Ленина, где он требовал бы разрушения храмов. Все было как раз наоборот. По инициативе Владимира Ильича началось восстановление древних фресок Успенского собора в Кремле, он часто заходил туда, интересовался ходом работ, внимательно разглядывал фрески. При Ленине, в 1918–1920 гг., началась реставрация икон кремлевского Благовещенского собора, в результате чего из небытия воскрес чудесный иконостас XV в. кисти Андрея Рублева и Феофана Грека. По личному распоряжению Ленина была инициирована реставрация храма Василия Блаженного на Красной площади. Заботился Владимир Ильич о церквях и в других регионах России. Так, например, он страстно желал, чтобы были восстановлены древние церкви Ярославля — памятники старинного зодчества, пострадавшие в период Гражданской войны. Для этого была создана специальная комиссия, которая, по воспоминаниям очевидцев, своей неторопливостью приводила Ленина в отчаяние. Когда ему приходилось слышать о том, что в Галиче, Угличе и других русских городах делаются попытки разрушить церкви, он немедленно рассылал телеграммы и строгие приказы не делать этого, вызывал представителей местных властей, разъяснял им значение исторических памятников.
Возвращаясь к вопросу о том, что верующие охотно шли в партию… Были ли священники, которые переходили на сторону большевиков?
Да, были, и немало. Понимаете, 1917 год внес идейный раскол во все слои общества. Эти процессы затронули и православное духовенство, и сейчас это очень «неудобная» тема. Определенная часть служителей Церкви была увлечена революционными идеями. Дело дошло до того, что на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1918 г. работала так называемая «Комиссия о большевизме в Церкви». Вот прямо так и называлась! И на ее заседаниях открыто говорилось о том, что «большевизм сильно захватил немалое число священнослужителей». Правда, слово «большевизм» соборяне использовали в широком смысле — под ним понималось не только сотрудничество с большевикам и складывавшейся тогда на местах советской властью, но и вообще всякий «левый» уклон в проповедях, участие в передаче церковной земли народу, критика и неподчинение церковным властям и т.д. Судя по тому, что указанная Комиссия вырабатывала экстренные меры воздействия на все уровни «церковных большевиков», сочувствующие социалистическим идеям были среди всех слоев православного духовенства, в том числе и среди высших сановников Церкви — епископов.
Недавно в журнале «История. Ostkraft» (2019, № 4) вышла совершенно изумительная статья воронежского исследователя Николая Зайца о священниках, которые в первые послереволюционные годы агитировали за большевиков, вставали на советскую платформу. Причем делалось это не под нажимом, не от страха репрессий, а по искреннему убеждению. Ничего удивительного в этом нет, если понимать, что Евангельская проповедь во многом сходна с тем, о чем говорили и к чему звали коммунисты. Знаете ли Вы еще одно государство в мире, в Конституции которой в 1918 г. была цитата из Нового Завета?
Да, о «церковных большевиках» Церковь сейчас не распространяется…А каково вообще было отношение Церкви к возможной революции в России к 1917 г.?
Как архиереи — высшие сановники Церкви, так и низы духовенства накануне 1917 г. в огромном большинстве своем были против царского правительства. Конечно, внешне это мало кто показывал. Свержение монархии приветствовали все слои Церкви. А единичные протестующие среди духовенства получали «нагоняй» от самой же церковной власти. В официальных церковных журналах свершившийся переворот назывался проявлением Воли Божьей, воспринимался как воскрешение страны.
Почему же Церковь, принявшая, в целом, с восторгом Февральскую революцию, не приветствовала Октябрьскую?
Пришедшее на смену царю Временное правительство 8 месяцев находилось в некотором, я бы сказал, оцепенении — не делая никаких резких движений, оно скорее старалось «никого не задеть», чем всерьез решить назревшие вопросы. Трудно однозначно сказать, была ли политика Временного правительства благосклонной в отношении Церкви. С одной стороны, именно при Временном правительстве открылся Церковный Собор, не собиравшийся с конца XVII в. С другой стороны, некоторые шаги Временного правительства иногда давали основания говорить, что оно является «гонителем» Церкви. Однако в целом при Временном правительстве церковные «потери» были незначительными, а приобретения и главное — перспективы очень неплохими.
Но вот грянул Октябрь. Для Церкви он обернулся довольно неожиданными переменами. Прежде всего — экономическими. Церковь перестала получать субсидии от государства, лишилась привычных источников доходов. Земля, заводы и пр. были национализированы, были запрещены принудительные поборы прихожан. Несмотря на сегодняшние бесконечные разговоры о якобы идейном противостоянии Церкви и «безбожной» власти, у меня сложилось впечатление, что корнем проблемы был все-таки имущественный спор, усугубленный первоначальным непониманием, чего хотят большевики. Отсюда и всевозможные эксцессы 1918–1919 гг. Однако уже спустя год-два Церковь фактически, а потом и юридически признала и национализацию имущества, и свой новый статус. Патриарх Тихон, ныне причисленный к лику святых, в 1920 г. безоговорочно признал благотворность для внутренней жизни Церкви принципа ее отделения от государства. Церковь довольно быстро адаптировалась к новым условиям, выработала вполне эффективные экономические механизмы своего существования. Более того, начиная с 1918 г. она имела возможность воплотить в жизнь многое из того нового, что было выработано на эпохальном Соборе 1917–1918 гг.
И действительно, новые экономические условия привели к серьезным положительным переменам в жизни Церкви. Ее покинули неискренние служители, совершенно преобразились отношения между пастырями и прихожанами, вера стала более сознательной и цельной, а приход — более сплоченным. Об этом церковном расцвете, наблюдавшемся с конца 1919-го до второй половины 1920-х гг. писали видные деятели науки, богословы, писатели — Питирим Сорокин, Георгий Шавельский, Николай Зернов, Георгий Федотов, Константин Криптон и др. Тем, кто занимается историей Церкви в 1920-е гг., эти имена хорошо известны.
Перейдём к теме о «революционном насилии», «терроре» по отношению к Церкви в 1917 году, в котором постоянно обвиняют большевиков в наше время. Исходило ли это насилие именно от большевиков? Насколько оно затронуло Церковь, духовенство?
Революционное насилие — это когда человек убивает своего соотечественника за то, что тот представляет будущее страны и народа не так, как он. Его первые вспышки были еще весной — летом 1917 г. Крестьяне, доведенные до отчаяния, в том числе солдаты, возвращавшиеся с фронта, рассуждали так: раз нет царя, значит, нет и помещика, а раз нет помещика, то и вопрос о земле уже предрешен, причем именно в том ключе, в каком мыслили себе крестьяне. Отсюда и повсеместные погромы помещичьих усадеб, убийства их защитников, захваты церковных и монастырских земель. И все это еще до Октября! Тогда же началось и насилие над духовными лицами, пытавшимися противостоять крестьянской и солдатской стихии. «То и дело слышим об ограблениях церквей, монастырей, землевладельцев, а нередко об убийствах служителей Божиих…» — говорилось на заседаниях проходившего тогда Поместного Собора еще до большевистского восстания. После Октябрьских событий «нажим» на Церковь усилился. В годы гражданской войны многие духовные лица погибли. Но не следует думать, что террор против духовенства был поголовным или массовым. Наибольший размах его был там, где шли затяжные бои, где города и села по нескольку раз переходили из рук в руки. Однако даже здесь трагические инциденты имели место лишь в 3–5% церковных причтов.
Часто приходится слышать утверждения вроде того, что Ленин приказывал расстреливать и убивать священников «за то, что они верят»…
Ну что Вы! Ни одного такого приказа не существует. Шла гражданская война, во всех общественных группах было расслоение, взаимное недоверие, ожесточение. В этом противостоянии погибали представители абсолютно всех слоев общества, причем по обе стороны баррикад. И духовенство здесь не представляло какого-то особого исключения. Замечу, представители Церкви погибали как от рук «красных», так и от рук «белых». А знаете, за что «белые» убивали священников? В основном за поддержку «красных». Вообще, разговоры о том, что убивали «за веру в Бога», «за участие в обрядах» или «за то, что поп» не имеют отношения к науке, все это мифы. Я познакомился с огромным количеством архивных материалов о положении духовенства в 1918–1919 гг., которые собирались «белыми». На излете гражданской войны они были увезены за границу и хорошо сохранились. Так вот, практически во всех случаях, где причина убийства духовного лица в документах указана, она имеет четко выраженную политическую природу — «откровенно восставал против большевиков», «убит за служение молебна перед выступлением против красных», «по обвинению в противосоветской пропаганде с амвона» и т.п.
Получается, во время революции и в годы Гражданской войны духовенство пострадало не больше, чем другие социальные группы? Есть ли точные цифры погибшего духовенства?
Православное духовенство делится на три большие группы — священнослужители (сюда входят диаконы, священники и епископы), церковнослужители и монашествующие.
Если говорить только о священнослужителях, то за первые 10 лет после Февральской революции, т.е. с начала 1917 по конец 1926 г., их погибло по всей стране не более 1,6 тыс. человек. Чтобы Вы понимали — это не более 2% от общего числа священнослужителей в эти годы. Причем я обращаю внимание, что мы имеем дело с верхней оценкой, т.е. реальное число погибших — меньше. Недавно в ведущем российском историческом журнале «Вопросы истории» (2019, № 10) вышла моя большая статья, где я подробно обосновываю эти цифры. Интересно, что как только война кончилась, насильственная смертность среди священнослужителей упала почти до нуля. Это опять же к вопросу о том, «за веру» ли убивали.
Современные церковные исследователи по всей стране постоянно собирают информацию о жертвах среди духовенства. Так вот, после 30 лет активных поисков, после изучения более 70 государственных архивов, усилиями тысяч энтузиастов удалось отыскать сведения лишь о 33 убитых священнослужителях за первые 4 послевоенных года — 1923, 1924, 1925 и 1926 г., причем на 1925 г. пришлось 5 убитых, а на 1926 г. — 3 убитых. И это, заметьте, на всю страну, где в это время трудилось около 60 тыс. священнослужителей!
Вы сказали, что кроме священнослужителей в духовенстве есть церковнослужители и монашествующие. Что было с ними?
Эти группы в годы войны пострадали гораздо меньше, чем священнослужители. Обоснованные цифры я вам сейчас не скажу, этим надо детально заниматься, но, по моим прикидкам, это две-три сотни человек на всю страну за первые 10 лет революции — не более 0,5% от их общей массы.
И все-таки, откуда взялись данные о «десяти тысячах расстрелянных священников»?
В литературе (я уже не говорю про Интернет и телевидение) «гуляет» огромное множество самых разных «кровавых» цифр. К примеру, про тех же священнослужителей — одни авторы утверждают, что в годы войны их погибло несколько сотен человек, а другие называют цифру в 320 000 человек. Как Вам разброс? Причем ни та, ни другая цифра никак не объясняется: кто, когда, как посчитал? Молчок! И вот исследователи переписывают друг у друга одни и те же «расхожие» цифры, часто вообще не задумываясь о том, откуда они взялись. Да и найти концы невероятно трудно, если вообще возможно. Более добросовестные авторы, правда, стараются делать оговорки — мол, беру сведения из такой-то книги, но они, мол, нуждаются в проверке и т.п. Дальше этих осторожных оговорок дело обычно не идет.
«Неужели у революции не было другого выбора, кроме этого ужасного кровавого пути?» — в такой вопрос «упираются» многие, пытаясь понять те масштабные события. Что бы Вы сказали об этом?
Люди ужасаются убийствам явным — когда один человек физически лишает жизни другого. Но ведь убийства бывают более изысканными, не такими явными. Можно так устроить экономику, что определенные группы людей будут влачить жалкое существование, голодать, рожать физически нежизнеспособных детей. Можно «обустроить» образование и культуру в стране так, что от духовного голода люди начнут заниматься саморазрушением — пить, курить, колоться, увлекаться экстремальными видами спорта и т.п. Тут массу примеров можно привести, когда, казалось бы, вполне «цивилизованные» решения наверху приводят к гибели людей внизу. Просто причинно-следственная цепочка здесь состоит из множества звеньев. Это — убийство? Тот, кто не хочет брать на себя ответственность за процессы в обществе, за жизнь народа, для кого жизнь идет «сама собой», тот скажет — нет. Но те, кому не все равно, они ответят — да, и будут искать пути улучшения жизни. Это можно по-разному делать. Не обязательно через террор. Революционные события 1917–1922 гг. — это попытка насилием явным навсегда прекратить насилие неявное. И попытку эту надо не «осуждать» или «оправдывать», а хорошо понимать ее происхождение, ее, как мне кажется, неизбежность в тех исторических условиях.
Убийства неявные, уверен, гораздо более масштабны, нежели «красный», «белый», «зеленый», «розовый» и какой угодно еще террор времен Гражданской войны.
С этим вопросом связана, кажется, следующая проблема. Многие представители интеллигенции, посвятившие свою жизнь служению народу, не приняли, или не смогли полностью принять Октябрьскую революцию. Ярким примером является писатель Владимир Галактионович Короленко, которого очень ценил Анатолий Васильевич Луначарский… Были «колебания» и у Максима Горького…
Понимаете, у всякого интеллигента свои представления о необходимом и идеальном. Причем каждый интеллигент очень дорожит ими, считает их единственно правильными, заслуживающими обязательного воплощения в жизнь. Океан самых разных «выношенных» точек зрения! И вот грянула революция. Естественно, мало кто мог смириться с тем, что все идет не так, как он себе это представлял многие годы. Тем более, мало кто мог вообразить себе масштабы бедствий, пусть и кратковременных, которые последуют за революцией — голод, хозяйственная разруха, смерть кругом, неуёмная жажда наживы. От всего этого у идеалистически настроенного человека, естественно, шок: ему казалось, что вместе с крахом его представлений рушится весь мир, все будущее страны. Пережить такое мог лишь по-настоящему самоотверженный, не боящийся правды во всей ее неприглядности человек. Таким и был Ленин. Потому-то мы и «проскочили» быстро эти первые жуткие годы революции, потому-то и был такой колоссальный духовный подъем. Люди, пережившие тяжелейшие страдания, не сломались, не впали в уныние, не разложились, а начали с утроенной энергией строить Новый Мир.
Вернемся к нашему времени…Некоторые люди считают, что никаким историческим изысканиям верить нельзя: «Мы не видели, что там происходило, никто не знает, что было на самом деле». Как Вы относитесь к такому подходу?
Как к констатации факта. Действительно, во всей полноте познать прошлое мы не в состоянии. Но постепенно приближаться к более или менее ясной картине событий можно и нужно.
Можно — потому что все-таки сохранилось громадное количество самых разных источников — официальных документов, воспоминаний, дневников, писем, кинолент, фотографий, семейных легенд и т.д. Квалифицированные исследователи, знающие цену каждому такому источнику, путем сопоставлений постепенно воссоздают, с той или иной степенью подробности, вехи исторического пути страны и что важно — по основным моментам все-таки приходят к консенсусу, несмотря на свои личные симпатии и антипатии.
А нужно — потому что вопрос об отношении к Ленину, его идеям и вообще к революции — это вопрос коренной. Почему? Да потому что события столетней давности — это не борьба за власть, ресурсы или территории. Это борьба Идей, затрагивающих самое сущностное в человеке — вопрос о личном и общем, о соотношении материального и духовного, о том, что есть свобода и какою должна быть наша Родина. В конечном итоге это вопрос — «кто я?» Недаром вооруженная борьба окончилась в начале 1920-х гг., а в умах продолжается по сей день. Почитайте книгу отзывов любой выставки о Гражданской войне! 1917-й год слишком остро, религиозно остро поставил вопрос.
Как бы Вы посоветовали «подходить» к революционной эпохе в России– первым десятилетиям XX века — чтобы действительно понять это время? Понять, почему произошла Октябрьская революция?
В первую очередь изучать положение низов — чем питались, сколько работали, насколько были свободными в своих действиях, насколько грамотными были, как представляли себе мир… И чем заканчивались попытки изменить свое положение. Все это хорошо прочищает мозги. Ведь у нас в моде какие-то абстракции: в некоем благополучном вакууме вдруг грянула революция и как-то вдруг, ни с того ни с сего, по чьей-то злой воле огромная страна вверглась в пучину гражданской войны. На основе таких абстракций начинается абстрактное морализаторство — деление на «плохих» и «хороших», поиск «виновных» и т.п. Только глубокое погружение в реалии эпохи даст нам понимание цепочки событий, где каждое звено последовательно цепляется за другое.
Есть тут и другая проблема. О революционных событиях мы знаем и судим зачастую по мемуарам тех, кто умел писать и внятно излагать свои мысли. А вот мысли, чувства и творческие порывы тех, кто был основным «носителем» созидательного революционного импульса, мы почти не знаем. Они ведь часто даже читать не умели, не то что мемуары писать.
В чем, на ваш взгляд, ключ к Ленину и Октябрьской революции?
В Евангелии.
Комментарий редакции: Буржуазные идеологи, стремясь дискредитировать Советскую власть, коммунистическую идеологию, пытаются изобразить дело так, будто большевики целенаправленно вели войну на уничтожение против определённых социальных и профессиональных групп. Впрочем, практика показывает, что олигархия соответствующим образом оценивает любые действия, направленные на сокращение её доминирующей роли (даже если подобные меры предпринимаются в рамках капиталистической системы). Вспомним, как в 1930-ые годы крайне правые политические силы расценивали действия президента США Ф.Д. Рузвельта по борьбе с диктатом финансово-промышленных империй. Впрочем, в нашей стране любые призывы к урегулирование деятельности буржуазии воспринимаются либералами едва ли не как призыв к «массовому истреблению» отдельных социальных групп. Вполне понятно, что эти силы в целях оболванивания народа аналогичным образом интерпретируют события, разворачивающиеся в нашей стране после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Так, выдвигается тезис о намеренном уничтожении Церквей, священнослужителей и т.д. Так в буржуйском кино сказано. На самом деле речь шла о другом. Если мы прочитаем декрет СНК РСФСР от 23 января 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» речь шла о праве каждого гражданина «исповедывать любую религию или не исповедывать никакой». Однако значительная часть РПЦ выступила против светского характера государства. Но дело не ограничивалось контрреволюционной позицией церковных иерархов. В годы гражданской войны большая часть представителей духовенства начала сотрудничать с белогвардейцами. А они, как известно, действовали рука об руку с иностранными интервентами, стремящимся к разделу России на зоны влияния. Совершенно очевидно, что лица и группировки, запятнавшие себя с сотрудничеством с подобными силами, по определению должны были понести ответственность перед судом (как минимум). После победы СССР над немецко-фашистскими захватчиками в Великой Отечественной войне применили санкции в отношении тех, кто сотрудничал с гитлеровцами. Речь идёт о власовцах, о полицаях, о бандеровцах, о «лесных братьях». Вот и возникает закономерный вопрос — на каком основании следовало проявлять мягкотелость в отношении подобных элементов после победы Советской власти над иностранными интервентами? Кроме того, в 1921 году — в момент голода в Поволжье, значительная часть представителей РПЦ отказалась сдавать церковных ценностей в фонд помощи голодающим. Как можно было смотреть сквозь пальцы на происходящее? Просто противники Советской власти пытаются исказить историю, чтобы отвлечь внимание народа от сегодняшнего критического положения России. Однако с каждым днём всплывает больше фактов, разоблачающих вранье либералов.