Два мощнейших удара в полосе Западного особого военного округа были нанесены 22 июня 1941 года германской группой армий «Центр». На острие каждого из них находилась танковая группа. Советская оборона была прорвана. Войска округа, преобразованного в Западный фронт, были окружены под Белостоком, а потом и под Минском. 28 июня столица Белоруссии пала, а к 8 июля гитлеровцы закончили ликвидацию окружённых советских войск. Западный фронт лишился двух третей своего состава и понёс огромные материальные потери. Остановить «блицкриг» немецко-фашистских войск смогли только части советского Второго стратегического эшелона, которые намертво упёрлись под Смоленском и держались там два месяца.

Но говорить подробно мы будем не об этой военной катастрофе, а о другой — разгроме там же, в Белоруссии, той самой гитлеровской группы армий «Центр». Он начался 80 лет назад, 23 июня 1944 года, спустя ровно три года после начала Великой Отечественной войны. Белорусская наступательная операция, получившая кодовое наименование «Багратион», привела к крупнейшему поражению германской армии в её истории.

Победа, которую не хотят помнить

За последние тридцать лет в РФ было снято немало художественных фильмов о Великой Отечественной войне. Плохи ли они или хороши, но объединяет их одно — в них нет Победы советского народа, которую мы и отмечаем 9 Мая. Даже если говорить не об откровенно маргинальных поделках, а о лучших фильмах — таких как «Звезда» или «Брестская крепость», — в них есть страдания, жертвы, героизм, но нет самого главного — разгрома гитлеровцев.

В художественном кино операцию «Багратион», которая стала одной из вершин советского и мирового военного искусства, можно посмотреть только в эпопее Юрия Озерова «Освобождение». Как бы ни полюбился этот фильм советскому зрителю, но ему уже более полувека, и он далеко не идеален. За прошедшие десятилетия историками было вскрыто множество новых фактов, которые показывают нам во всей сложности эту блестящую стратегическую операцию четырёх советских фронтов, результаты которой превзошли ожидания тех, кто её планировал, а у союзников СССР сначала вызвали недоверие, а потом — зависть и страх перед мощью РККА.

Если говорить не об исторических работах, которые написаны специалистами и для специалистов, а о популярном изложении событий операции «Багратион», то с этим всё совсем плохо. Есть два документальных фильма. В цикле «Великая война», вышедшем в 2010—2012 годах, большая часть 11-й серии посвящена операции «Багратион». Огромное спасибо Алексею Исаеву и Артёму Драбкину за их труды, но кто же, кроме них? В 2019 году телеканал «Культура» показал документальный фильм Валерия Тимощенко «Чистая победа. Операция «Багратион», но известен он крайне мало, да и не назовёшь эту работу выдающейся, если честно. В интернете доступны ещё несколько видеосюжетов и роликов, в том числе упомянутого уже историка Алексея Исаева. И на этом всё.

Откуда такое отношение? Почему? На наш взгляд, проистекает это из тех же мотивов, что и драпировка Мавзолея В.И. Ленина перед парадом 9 Мая. С перестроечных времён в российской официальной пропаганде доминируют постулаты о победе «вопреки руководству» и о «чрезмерной» её цене. Однако операция «Багратион» начисто опровергает эту антисоветскую мифологию. Победа в ней была достигнута за счёт того, что советское военное руководство, включая и И.В. Сталина, полностью переиграло гитлеровских военачальников и самого фюрера. Да и потери противника оказались больше, хоть он и оборонялся.

Так и выходит, что одно из величайших военных достижений в мировой истории, которое в любом другом государстве бесконечно воспевали бы, во «встающей с колен» Российской Федерации оказывается неудобной правдой. Оно противоречит официальной идеологии, которой у нас якобы нет, — антисоветской.

  Глазами противника

При разработке военных операций очень полезно бывает посмотреть на свои планы глазами противника, чтобы спрогнозировать его ответные меры. Убеждены, что советские военачальники при планировании Белорусской наступательной операции именно так и делали. Мы же попробуем посмотреть на то, как выглядели советские удары со стороны гитлеровцев.

К лету 1944 года ситуация для Германии начала обретать видимые очертания грядущего поражения. На Восточном фронте инициатива полностью перешла в руки советских войск. Годом ранее вермахт мог позволить себе стратегическое наступление хотя бы на одном участке. Теперь же немецкому командованию приходилось думать только об обороне, особенно после высадки союзников в Нормандии 6 июня.

Зимой 1944 года была снята блокада Ленинграда, и германская группа армий «Север» теперь медленно отходила в Прибалтику. На юге дела были и того хуже. С конца декабря 1943 года советские войска в ходе следовавших одна за другой операций методично громили группу армий «Юг». Вермахту не удавалось остановить советское наступление в течение четырёх (!) месяцев подряд. В начале мая 1944-го был освобождён Крым, и если РККА оборонялась на полуострове 250 дней, то немцы протянули только 35.

Конфигурация Восточного фронта стала сложной. Стабильным оставался лишь участок группы армий «Центр». Он теперь глубоко выдавался в сторону подконтрольной СССР территории, образуя так называемый Белорусский балкон. Опасность того, что РККА его «срежет», как это сами немцы сделали в 1941 году с Белостокским выступом, Берлином всерьёз не рассматривалась. Зимой 1943—1944 годов советские войска пытались наступать под Витебском и Оршей, но успеха не имели.

Почему у немецкого командования были основания не беспокоиться за судьбу группы армий «Центр»? Прежде всего её составляли четыре армии, насчитывавшие порядка 900 тыс. человек. Она могла быть усилена ещё, что потом и случилось — уже в ходе советского наступления, которому в итоге противостояли немецкие войска общей численностью 1,2 млн человек. Имелось 3,2 тыс. артиллерийских орудий, а также более 600 самолётов. Правда, из подвижных соединений была всего пара моторизованных дивизий и одна танковая, к тому же почти не имевшая новейших танков. Например, «пантер» в ней не было ни одной. «Тигров» был один батальон штатной численностью 45 машин. Но это не считалось большой бедой в силу фактора географии.

Дело в том, что сама Восточная Белоруссия была малопригодна для применения подвижных соединений, а следовательно, и для масштабного наступления. Крупные дороги можно было пересчитать по пальцам, а между ними простирались огромные леса и обширные заболоченные участки местности. Преградами для наступления РККА были и несколько рек с топкими берегами. Поэтому у Гитлера родилась «светлая идея» городов-крепостей — узлов обороны в населённых пунктах Белоруссии, расположенных на пересечениях важнейших дорог. Они должны были остановить наступающие советские войска. Да и с инженерной точки зрения немецкие позиции были хороши: фронт стоял тут долго, что позволило пехоте хорошо «зарыться» в землю. Оборону прикрывали мощные минные поля.

По этим причинам Верховное главнокомандование вермахта отвергло идею об отводе войск на линию реки Березины, что позволило бы сократить протяжённость линии фронта и уплотнить боевые порядки войск. Сегодня известно, что такая идея обсуждалась с командованием группы армий «Центр» в апреле 1944-го, но острой необходимости в её реализации не увидели. А сохранение «Белорусского балкона» повышало возможности немецкой авиации для нанесения ударов по советским тыловым объектам.

Военное руководство «третьего рейха» опасалось нового удара южнее, где РККА уже вышла на государственную границу СССР. Гитлер более всего боялся наступления южнее Карпат, которое могло отсечь Германию от Румынии с её нефтяными промыслами, а других источников топлива у Берлина, считай, и не было. Верховное главнокомандование со своей стороны было почти уверено в предстоящем рассекающем ударе в направлении Балтийского моря, который отрезал бы группы армий «Север» и «Центр» от Германии, и готовилось ему противостоять.

С советской стороны фронта разведка фиксировала здесь большое число танковых частей, и в противовес им в группу армий «Северная Украина» включили сразу семь танковых дивизий и четыре батальона тяжёлых танков «Тигр». Командовал ею генерал-фельдмаршал Вальтер Модель, считавшийся «специалистом по обороне». Он и должен был бороться с советским наступлением, и ему действительно придётся это делать, но не на Украине.

Командующим группой армий «Центр» с октября 1943 года был генерал-фельдмаршал Эрнст Буш. Ранее он неплохо показал себя в обороне в ходе боёв под Ленинградом, а в новой должности он успешно сорвал советскую Оршанскую операцию в конце 1943 года и смог, хотя и не без проблем, справиться с обороной в ходе Витебской операции РККА в феврале-марте 1944 года.

  Обманчивое затишье

Буш уехал в отпуск за пару дней до начала грандиозного советского наступления. Он не был ни беспечным человеком, ни злонамеренным вредителем. Командующий полагался на данные немецкой армейской разведки, которая в начале войны была на голову выше советской. Поэтому в июне 1941 года весь первый эшелон РККА был ею вскрыт и подвергся внезапным губительным ударам.

А что видела германская разведка в полосе обороны группы армий «Центр» в июне 1944 года? Советская пехота усиленно окапывалась. Перед её позициями оборудовались минные поля. О готовящемся наступлении должно было сказать появление на стороне противника новых частей и соединений, в особенности подвижных. Однако прибытия советских танков по железным дорогам не фиксировалось. Не были заметны и колеи от гусениц, по которым авиаразведка могла бы определить расположение замаскированных боевых машин.

Наступающим армиям нужны в огромном количестве боеприпасы. Однако скопления эшелонов на ближайших железнодорожных станциях не было. На автомобильных дорогах наблюдалось самое обычное движение без огромных колонн грузовиков. А самое главное — в радиоэфире царило почти полное молчание. Могло создаться ощущение, что советские фронты заснули и в ближайшие недели, а то и месяцы не планируют трогаться с места.

«Так как авиация и радиоразведка обычно безошибочно отмечали крупные переброски русских сил, можно было думать, что наступление с их стороны непосредственно пока не грозило», — напишет позднее военный историк Курт фон Типпельскирх. В науку он пошёл уже после войны, а в июне 1944-го командовал германской 4-й армией, в составе которой было 10 дивизий. Так что не один Эрнст Буш был спокоен, но и его подчинённые тоже. И что же могло помешать командующему взять короткий отпуск?

22 июня, в третью годовщину нападения Германии на СССР, по всей полосе обороны группы армий «Центр» начались боестолкновения. Советские войска вели разведку боем или стремились улучшить свои позиции. Никакого беспокойства у немецких военачальников это не вызвало. Такое оживление скорее трактовалось как попытка отвлечь внимание от других участков фронта, прежде всего от Ковеля, где Верховное главнокомандование вермахта ожидало советский прорыв.

Ближе к рассвету 23 июня над гитлеровскими позициями появились сотни советских лёгких ночных бомбардировщиков, которые немецкие солдаты называли «кофемолками» или «швейными машинками». Маломощный мотор По-2 едва слышно стрекотал, что и стало причиной этих прозвищ. Они наносили точечные удары по заранее разведанным целям: штабам, узлам связи, зенитным орудиям.

Следом пошли более серьёзные удары. Судя по калибрам и количеству бомб, которые сыпались на немецкие позиции, советская сторона применила свою авиацию дальнего действия. Началась и мощная артподготовка, в которой была задействована артиллерия практически всех калибров, а также «сталинские органы» — так в вермахте называли боевые машины реактивной артиллерии «катюша».

После этого советские войска при поддержке не пойми откуда взявшихся больших масс танков пошли в атаку. Свои минные поля они преодолели без обычной толчеи возле проходов, так спокойно, словно все мины были заранее сняты, хотя незаметно это было сделать невозможно — их было десятки тысяч. Немецкие минные поля тоже не стали препятствием: передовые танки были оборудованы минными тралами. Советские войска вклинились в немецкие оборонительные порядки.

  Шок

Теперь сомнений быть не могло: РККА начала наступление, которого тут никто не ожидал. Но с ответом на этот вопрос возникли новые. Каков масштаб наступления? Какие у него цели? И где направление главного удара? Понять это было невозможно, потому что полыхало по всей линии боевого соприкосновения.

С наступлением утра начала действовать советская фронтовая авиация. Позиции немецкой артиллерии, которая изо всех сил пыталась поддержать свою пехоту, подверглись ударам пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Следом за ними появились штурмовики Ил-2. Они подходили мелкими группами, и израсходовавшие свой боекомплект машины почти сразу же сменялись новыми. Получалось так, что советские штурмовики постоянно «висели» над полем боя. Стоило немецкой артиллерии сменить позицию и снова «заговорить», как на неё наводили очередной авиаудар. А рядом постоянно маячили советские истребители, которые следили за безопасностью своих подопечных — штурмовиков и бомбардировщиков. Но защищать их им было не от кого: немецких истребителей в воздухе не было.

«Где же наша авиация?» Именно об этом спрашивали в июне 1941 года советские пехотинцы, которых утюжили немецкие Ju-87 «Штука». Этот же вопрос задавали себе под ударами Ил-2 и Пе-2 германские солдаты в июне 1944-го. У гитлеровского командования оказались лишь две истребительные авиагруппы, насчитывавшие суммарно 60 истребителей. Считалось, что для второстепенного направления этого хватит. Но из-за поломок, а также потому что в предыдущие дни советские лётчики-истребители активно навязывали немецким коллегам воздушные бои, к 23 июня в строю осталось всего 40 машин. В первые же часы советского наступления почти все они были сбиты или сильно повреждены.

Половину из шести сотен немецких самолётов составляли двухмоторные бомбардировщики «Юнкерс» и «Хейнкель», сосредоточенные в полосе группы армий «Центр» для ударов по советским тыловым объектам. От безысходности их бросили на бомбардировку наступающих частей РККА без прикрытия истребителями, которых у немцев не осталось…

Помните знаменитую сцену из романа (и его экранизации) Константина Симонова «Живые и мёртвые»? Помните, как сбитый советский лётчик-бомбардировщик горестно спрашивал: «Видели, как сталинских соколов, как слепых котят?» Увы, никто из литературных или кинодеятелей пока не создал сцену, в которой на тяжёлые, медленные и неповоротливые немецкие бомбардировщики наваливаются десятки советских истребителей. А ведь именно так и было! К концу первого дня наступления авиация РККА захватила безраздельное господство в воздухе, и позднее даже после переброски подкреплений гитлеровцы так и не смогли переломить ситуацию.

В это время примчавшийся из отпуска Буш вместе со своим штабом пытался понять, где РККА наносит главный удар. На северном фланге группы армий «Центр» оборонялась 3-я танковая армия, которая именовалась так чисто формально: в ней были только пехотные части. Командовал ею генерал-полковник Георг Ганс Рейнгардт, танкист, который хорошо понимал, что такое манёвренная война. Его войска попали под удары сразу двух советских фронтов, которые наносились западнее Витебска и южнее него. К вечеру 23 июня Рейнгардту стало очевидно, что есть угроза окружения, и он запросил отход. Но Витебск был одной из тех самых «крепостей», которые воплощали замысел Гитлера, и отступление запретили.

24 июня советские войска к западу от города вышли на рубеж реки Западная Двина. Одновременно южнее рухнула оборона немецкого 6-го армейского корпуса. Остатки четырёх входивших в его состав дивизий потеряли связь с командованием и друг с другом и начали неорганизованный отход. 28 июня во время попытки прорваться из советского окружения был убит командир корпуса генерал от артиллерии Георг Пфейффер. Все четверо командиров дивизий также погибли.

Находившийся в районе Витебска 53-й армейский корпус генерала пехоты Фридриха Гольвитцера оказался в окружении. Только к вечеру 25 июня Гитлер санкционировал отвод частей из города. Но было поздно. Попытка прорваться в юго-западном направлении провалилась, управление войсками было утрачено. 27 июня Гольвитцер, его начштаба, два командира дивизий и остатки войск сдались в плен. Упорнее остальных прорывалась отдельная группа окруженцев во главе с командиром 4-й авиаполевой дивизии генерал-лейтенантом Робертом Писториусом, но после его гибели вечером того же дня и она сдалась.

Германская оборона на севере развалилась окончательно. Потери исчислялись десятками тысяч. Из всего 53-го корпуса мелкими группами к своим вышли лишь около двух сотен солдат. Дороги, подвергавшиеся постоянным ударам советской авиации, были завалены искорёженной техникой и трупами.

В центре немецкого фронта оборонялись части 4-й армии под командованием уже упомянутого генерала пехоты фон Типпельскирха. Здесь наступление советских войск не было столь сокрушительным, как севернее. В районе Орши упорно сопротивлялась 78-я штурмовая дивизия — полнокровное соединение, имевшее к тому же поддержку пяти десятков самоходных орудий. Немцы сумели избежать окружения, но под ударами советских танков 27 июня оставили Оршу и начали отступать.

В тот же день был окружён, а 28 июня взят штурмом Могилёв. В плен попал генерал-лейтенант Рудольф Бамлер, командир 12-й пехотной дивизии. Типпельскирх приказал отходить, рассчитывая занять рубеж по реке Березине. 4-я армия хотя и пятилась, но пока более-менее сохраняла порядок.

На южном фланге группы армий «Центр» столь же мощный, как и в районе Витебска, удар советские войска нанесли 24 июня. Оборону здесь держала 9-я армия генерала пехоты Ханса Йордана. Он определил, что РККА прорывает фронт в районе Рогачёва в направлении на Бобруйск. В сочетании с разгромом северного фланга этот удар советских войск угрожал катастрофой уже всей группе армий, над которой нависла опасность окружения основных сил. Но в распоряжении Йордана был главный немецкий резерв — 20-я танковая дивизия. И он сделал то, что и должен был: бросил её против наступающих и, несмотря на господство советской авиации в воздухе, почти смог остановить прорыв.

 Крах

Йордан всё сделал правильно. Ему противостояли войска одного советского фронта, а не двух, как Рейнгардту. Он определил участок, где были введены в бой советские бронетанковые силы, следовательно, это и было направлением главного удара. И он успешно выдвинул против советских танков свои. Положение 9-й армии было сложным, но вовсе не безнадёжным. До 25 июня.

В этот день огромная масса советских войск прорвала немецкий фронт к югу от Бобруйска в местности, которая считалась практически непроходимой. В брешь хлынули танки, которые сопровождала кавалерия. Часть советских войск устремилась по прямой к Слуцку, а другая повернула к Бобруйску.

Йордан, очевидно полагая, что его перехитрили и он «купился» на отвлекающий удар, немедленно развернул 20-ю танковую дивизию навстречу прорыву. Но ударить «кулаком» уже не получилось. Танки дивизии вводились в бой разрозненно под ударами советской авиации. 20-я танковая потеряла половину боевых машин, но остановить прорыв не смогла. А тем временем со стороны Рогачёва тоже шли советские танки, и противопоставить им было уже нечего. 27 июня 9-я армия оказалась в оперативном окружении: коммуникации с севера и запада были перехвачены советскими танками, но сплошного кольца ещё не было.

Тогда-то и Йордану, и Бушу, и Верховному главнокомандованию вермахта стал окончательно ясен замысел советского командующего фронтом: не было никакого отвлекающего удара — один фронт нанёс главные удары сразу на двух направлениях и устроил 9-й армии классические Канны. Гитлеровцев били так, как Ганнибал разбил римлян, как сами они наносили поражение советским войскам в 1941-м здесь же, в Белоруссии.

Йордана отстранили от командования, но это уже ничего не меняло. Окружённые у Бобруйска части 9-й армии метались в кольце советских войск. 35-й армейский корпус пошёл на прорыв, но был уничтожен. Его командир генерал-лейтенант Курт-Юрген фон Лютцов пытался выйти лесами с небольшой группой солдат, но в начале июля попал в плен. Командир 134-й пехотной дивизии из состава этого корпуса генерал-лейтенант Эрнст Филипп застрелился. Остатки оборонявшего Бобруйск 41-го танкового корпуса, бросив тысячи раненых, при поддержке последних танков 20-й дивизии смогли прорваться на соединение с 4-й армией. К 29 июня советские войска полностью овладели городом. Из окружения вышли около 14 тысяч солдат вермахта, 74 тысячи погибли или попали в плен.

28 июня Буш был отстранён от командования группой армий «Центр». Спасать положение прислали Моделя, а в помощь ему спешно перебрасывали три танковые дивизии. Но катастрофа уже произошла, и изменить этого «специалист по обороне» не мог. Двух армий уже не существовало, 2-я армия сидела в болотах Полесья, а ещё одна — 4-я Типпельскирха — отползала к Минску под атаками партизан и штурмовиков Ил-2, которые засыпали её кассетными бомбами.

Колонны 4-й армии тянулись к единственному оставшемуся под контролем немцев мосту через Березину. По свидетельствам тех, кто пережил эту переправу, на ней царила полная анархия: фельджандармерия навести порядок даже не пыталась. За право попасть на мост шла борьба не на жизнь, а на смерть между самими немцами.

Но это тоже уже не имело смысла: подвижные соединения РККА шли севернее и южнее отступающей 4-й армии, обгоняя её, и 30 июня подступили к Полоцку и Слуцку. 2 июля советские танки вышли к Минску с юга. Чтобы предотвратить новое окружение, Модель ввёл в бой только что переброшенную 5-ю танковую дивизию при поддержке батальона «тигров». 1 и 2 июля северо-западнее Минска шло встречное танковое сражение. В Берлин докладывали о сотнях уничтоженных советских танков, но в итоге РККА вышла к столице Белоруссии с севера и северо-запада. В немецкой 5-й дивизии уцелело меньше двух десятков машин, боеспособных «тигров» не осталось совсем.

3 июля советские войска с разных направлений вошли в Минск, встречая минимальное сопротивление. Большая часть 4-й армии была окружена восточнее города, не успев выйти из «котла». Её командующий, будущий историк Типпельскирх, спасая себя для науки, сбежал вместе с армейским управлением.

Принявший командование окруженцами командир 12-го армейского корпуса генерал-лейтенант Винценц Мюллер отдал приказ о немедленном прорыве, так как заканчивались боеприпасы и продовольствие. Но куда прорываться, никто не знал. В адрес Моделя ушла радиограмма: «Сбросьте с самолёта хотя бы карты местности, или вы уже списали нас?» Больше из «котла» не передавали ничего. 6 июля при попытке прорыва была разгромлена трёхтысячная группа во главе с командиром 78-й штурмовой дивизии генерал-лейтенантом Гансом фон Траутом, который попал в плен. 8 июля Мюллер приказал капитулировать и сдался сам.

К этому моменту РККА ушла уже более чем на 100 км на запад от Минска. «Специалист по обороне» Модель, может, и хотел бы помочь 4-й армии, но сил и средств для этого не имел. Из четырёх армий, составлявших группу «Центр», осталась только одна — 2-я. Во фронте зияла 400-километровая брешь, и генерал-фельдмаршалу надо было думать, чем её затыкать, так как останавливаться советские войска не собирались. Их наступление прекратилось только 29 августа, когда они полностью освободили Белоруссию, частично — Польшу и Прибалтику и подступили к Восточной Пруссии.

  Победители

Операцию «Багратион» осуществила группа фронтов РККА. Северный фланг немецких позиций громили совместными усилиями 1-й Прибалтийский фронт генерала армии И.Х. Баграмяна и 3-й Белорусский фронт генерал-полковника И.Д. Черняховского. В центре наступал 2-й Белорусский фронт генерал-полковника Г.Ф. Захарова, и его задачей было не слишком давить на 4-ю армию фон Типпельскирха, чтобы не спугнуть её из намечавшегося «котла». На южном фланге Канны под Бобруйском устроил гитлеровцам 1-й Белорусский фронт генерала армии К.К. Рокоссовского.

К разработке Белорусской наступательной операции Генштаб РККА приступил в апреле 1944 года под руководством начальника Оперативного управления генерала армии А.И. Антонова. Самое непосредственное участие в этой работе принимал И.В. Сталин. Также к разработке и осуществлению «Багратиона» помимо командующих фронтами были привлечены начальник Генштаба Маршал Советского Союза А.М. Василевский и Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Учитывая особую сложность операции, Василевский вместе со специально созданной группой офицеров Генштаба координировал действия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Жуков выполнял ту же задачу в отношении 1-го и 2-го Белорусских фронтов.

Широко известна история о том, как К.К. Рокоссовский отстаивал идею о нанесении в полосе его фронта не одного, а двух главных ударов. С этим были не все согласны, и Рокоссовскому даже дважды предлагалось покинуть совещание у Сталина и обдумать своё предложение ещё раз. Не принижая ни в коей мере заслуг Константина Константиновича, отметим, что, по имеющимся сегодня сведениям, Генштаб изначально предполагал возможность нанесения двух ударов в полосе 1-го Белорусского фронта.

Объяснялось это тем, что в Восточной Белоруссии было крайне мало пригодных для наступления направлений. Поэтому существовал риск, который увидели и Антонов, и Рокоссовский, что наступающие части упрутся друг в друга и образуют пробку, а темп наступления был важным фактором его успеха. Как мы теперь знаем, это был верный подход.

Жуков скептически оценивал идею двух ударов. Он хорошо помнил печальный опыт лета 1941-го, когда советские контрудары не имели успеха, потому что наносились, по его словам, не кулаком, а растопыренной пятернёй. Но в данном случае Георгий Константинович оказался не прав. Накануне наступления он отбыл под Рогачёв, где, по его мнению, было более перспективное место для удара, пообещав протянуть руку Рокоссовскому и вытянуть того из болот. Но концепция двух ударов сработала, заставив генерала Йордана и его танки метаться между двумя прорывами. А помогать забуксовавшему наступлению у Рогачёва пришлось Рокоссовскому, который непосредственно руководил успешным прорывом южнее, через лесисто-болотистую местность.

Ключевым фактором успеха «Багратиона» стала его абсолютная внезапность для гитлеровцев. Утечка информации была полностью исключена. Переброска войск осуществлялась только ночами, а для дневного «отстоя» подразделений были заранее намечены участки лесных массивов. Следы гусениц заметались волокушами из веток, которые привязывали к последним машинам в колонне. Контроль маскировочных мероприятий осуществляла советская авиация. Части, обнаружившие себя, получали сброшенный с самолёта вымпел — знак, что их заметили. Это считалось позором.

Великолепно была организована логистика. Прибытие и разгрузка эшелонов с техникой или снабжением осуществлялись также в ночное время. Всё было выверено так, что эшелон не проводил на станции назначения не то что лишнего дня — лишнего часа. Гитлеровцы не заметили подвоз четырём советским фронтам нескольких тысяч танков и самоходок, а также боеприпасов, горючего и продовольствия общей массой около 1,2 млн тонн!

Ну и секрет «пропавших» советских минных полей. Их и правда никто не снимал, но взрыватели перед наступлением сапёры потихоньку выкрутили. Люди и техника шли прямо по минам: это был риск, но он полностью оправдался.

РККА обладала численным перевесом, но не подавляющим. Часто пишут о 2,5 млн советских солдат, включая сюда и тыловые части. В реальности же наступление начали около 1,2 млн. Зато перевес в танках и самоходных орудиях был обеспечен почти десятикратный. Но в качественном отношении советская бронетехника уступала, потому что новые модели войска ещё не получили. А, к примеру, в переброшенной для контрудара немецкой 5-й танковой дивизии половину машин составляли новейшие «пантеры», и с ними был батальон «тигров». О провале немецкой авиации говорилось выше, и винить тут вермахт мог только себя: две группы истребителей для «Центра», в то время как над группой армий «Северная Украина» стерегли небо семь групп.

Советские войска потеряли более 178 тыс. человек убитыми и пропавшими без вести. А вот потери Германии толком не подсчитаны и по сей день. Дело в том, что в «котлах» многие немецкие части погибли почти полностью, включая их штабы со всеми документами. Часто западные исследователи приводят крайне заниженное число убитых (около 26 тыс.), так как большая часть потерь вынужденно фиксировалась немцами как пропавшие без вести. По современным оценкам, вермахт безвозвратно потерял от 400 тыс. до более полумиллиона человек. Свыше 158 тыс. сдались в плен, в том числе 21 из 47 генералов. Из них порядка 57 тыс., включая 19 генералов и около 1 тыс. офицеров, участвовали в «Параде побеждённых» на улицах Москвы 17 июля 1944 года.

Принято говорить, что операция «Багратион» изучалась потом военными во всём мире. Это и правда был самый настоящий блицкриг. И он стал более успешным, чем германский летом 1941-го, потому что тогда Гитлер констатировал, что к августу ни одна из трёх групп армий своих задач полностью не выполнила. Результаты же Белорусской наступательной операции превзошли ожидания.

Важно отметить значение этой победы не только в ходе Великой Отечественной войны, но и после неё. Не будет преувеличением сказать, что она повлияла на союзников СССР, которые вскоре стали противниками. Опыт белорусского разгрома вермахта способствовал тому, что английская операция «Немыслимое» (нападение на СССР летом 1945-го) так и осталась на бумаге. Он же остудил и горячие головы в США. Американские генералы резонно опасались, что атомные бомбы не смогут остановить прорыв советских танков за пару недель к Ла-Маншу, и на воздушно-атомный блицкриг против СССР не решились.