Весной 1912 года, почти одновременно, произошли два события, которым было суждено сыграть чрезвычайно важную роль в развитии революционного процесса в России. В начале апреля (по старому стилю) капиталистами при поддержке царских властей была устроена кровавая бойня на Лене, а в конце того же месяца вышел первый номер большевистской газеты «Правда», ставшей голосом трудового народа.

Как всё началось? На первый взгляд, ничто не предвещало бури. Николаевская монархия живёт по законам, установленным 3 июня 1907 года. Революция задушена, во власти — корыстные, самодовольные чиновники, пекущиеся о собственном благополучии и не желающие никаких перемен. Любая живая идея гибнет, столкнувшись с этой непробиваемой стеной. Правительство пребывает в уверенности, что такой порядок утвердился на долгие годы, а предстоящие осенью 1912 года выборы в Государственную думу пройдут в соответствии со схемой, успешно опробованной пять лет назад. Ничего нового не произойдёт. Отдельные выступления рабочих — не в счёт.

Так думали не только представители царской бюрократии, верхушка правящего класса и политические реакционеры. Большинство либералов тоже благополучно встроились в «обновлённую» государственную систему.

Но были в России люди, которые смотрели на судьбу своей Родины по-иному. Они умели предвидеть будущее. Внимательно вглядываясь в российскую действительность, они подмечали всё новое, что прорастало в общественной жизни, чутко улавливая любые изменения в настроении народных масс.

Пока либералы уповали на «обновлённый» строй, В.И. Ленин увидел «несомненный демократический подъём» в России. Уже в ноябре 1910 года, узнав из газет о массовых антиправительственных демонстрациях в Петербурге и Москве, он откликнулся на эти известия статьёй «Не начало ли поворота?», опубликованной в газете «Социал-демократ». А в сентябре 1911 года В.И. Ленин уже заявляет: «Революционный кризис на почве неразрешённых буржуазно-демократических задач остаётся неизбежным. Он назревает снова, мы идём опять навстречу к нему, идём по-новому, не так, как прежде, не тем темпом, не в старых только формах, но идём несомненно». В резолюции «О современном моменте и положении партии», написанной В.И. Лениным в январе 1912 года для VI (Пражской) Всероссийской конференции РСДРП, говорилось: «Рабочие стачки 1910—1911 годов, начало демонстраций и пролетарских митингов… всё это есть проявления нарастающего революционного настроения масс против режима 3-го июня».

В неотвратимости нового революционного взрыва был убеждён и И.В. Сталин. В апреле 1912 года он писал: «Это ложь и лакейство перед Николаем последним, когда русские либералы уверяют себя и других, что царизм упрочился в России и он способен удовлетворить основные нужды народа. Это обман и фарисейство, когда русские либералы поют на все голоса, что революция умерла, и мы живём в «обновлённом» строе».

И буря разразилась. В начале марта 1912 года забастовали рабочие Ленского золотопромышленного товарищества, владельцами которого были не только русские, но и английские капиталисты. Рудники находились в Бодайбо, в глухой сибирской тайге. До Иркутска, ближайшего железнодорожного узла, — 2250 километров. Оторванные от всего мира рабочие, по существу, оказались на положении заключённых. Нищенская плата за каторжный труд, гнилые продукты, постоянные унижения и издевательства переполнили чашу терпения. Забастовка носила мирный характер, требования были экономические: 8-часовой рабочий день, увеличение заработной платы, отмена штрафов, организация медицинской помощи, улучшение продовольственного снабжения и жилищных условий.

Хозяева на уступки не шли, пригрозив бастующим увольнением. Но те держались стойко, не поддаваясь на провокации. Тогда хозяева прибегли к репрессиям. В ночь с 3 на 4 апреля по приказу департамента полиции была арестована часть забастовочного комитета. В ответ на это около 3 тысяч рабочих, среди них были и женщины, напра-вились к Надеждинскому прииску, где находился прокурор. Они хотели вручить жалобу на незаконные действия властей и просьбу об освобождении арестованных.

По приказу жандармского ротмистра Трещенкова солдаты расстреляли безоружных рабочих. Было убито 270 и ранено 250 человек. Священник, допущенный к умирающим, оставил в церковной книге запись: «… Я увидел раненых рабочих, без всякого ухода валявшихся на полу и на койках… воздух раздирали стоны жертв. Мне пришлось встать на колени прямо в лужу крови, чтобы совершить последний обряд…» Скрыть обстоятельства жестокой расправы не удалось. Весть о кровавой драме на Лене мгновенно разнеслась по всей стране.

Социал-демократическая фракция внесла в Государственную думу запрос по поводу Ленского расстрела. В ответ депутаты услышали заявление министра внутренних дел А.А. Макарова: «Так было и так будет впредь!» И.В. Сталин так охарактеризовал происшедшее: «Обновлённый» строй показал своё настоящее лицо. А представитель этого строя, министр Макаров, как бы для большей ясности, заявил, что расстрел 500 рабочих — ещё не всё, что это только начало, что и впредь с божией помощью будет то же самое… Не петициям, стало быть, суждено разрешить вековую тяжбу между старой и новой Россией…»

Если «хозяева жизни» хотели запугать рабочих, показав всей России, что будет с непокорными, то получилось наоборот: ленские выстрелы послужили сигналом к новым протестам. В стачках по всей стране участвовали до 300 тыс. рабочих. 15 апреля Сталин заявил о том, что в рабочем движении обозначилась новая полоса: «Вслед за экономическими выступлениями рабочих — политические их выступления.

…В Питере и Москве, в Риге и Киеве, в Саратове и Екатеринославе, в Одессе и Харькове, в Баку и Николаеве, — везде, во всех концах России подымают голову рабочие в защиту своих загубленных на Лене товарищей».

В.И. Ленин, находясь в эмиграции, пристально следил за развитием событий в России. Размах протестного движения произвёл на него сильное впечатление. 25 апреля он пишет: «Политические стачки и начало демонстраций по поводу ленского побоища показывают нарастание революционного движения рабочих масс в России». Владимир Ильич делает вывод: «Что демократический подъём налицо, это теперь неоспоримо».

В такой обстановке 22 апреля (5 мая) вышел первый номер «Правды». Редакция обращалась к читателям: «Рабочему классу нужно знать правду! … Развивать своё классовое сознание, с пониманием относиться ко всем явлениям общественной жизни и сплачиваться в одну пролетарскую семью… Вместе разбираться в уроках жизни и вместе действовать!» На угрозы, прозвучавшие от представителей власти, был дан решительный ответ: «…Слова Макарова хлестнули больно по рабочим и доделали то, чего не успели сделать первые известия о расстреле; — рабочий класс очнулся от дремоты и громко и серьёзно крикнул Макарову: «нет, сударь, этого больше не будет».

Коллектив «Правды» видел свою задачу в том, чтобы помочь своим читателям разобраться в сложной политической обстановке: «Наша газета появляется в момент, который справедливо может считаться гранью, разделяющей два периода рабочего движения в России. …Подъём рабочего движения был всеми замечен уже года полтора назад. И вот в апреле 1912 года пробита брешь в стене. Пробита, конечно, мускулистой рукой пролетария».

То, что издание рабочей газеты началось именно в этот драматический момент, имело огромное значение. Именно «Правда» стала главным источником достоверной информации обо всём, что происходило в стране.

В газете появилась ежедневная рубрика: «К событиям на Лене». Поток новостей нарастал с каждым днём. Отовсюду приходили известия о протестных акциях в знак солидарности с рабочими Ленских приисков. Из Москвы сообщали: «Забастовки-протесты против Ленских событий продолжаются, приняв форму перекатывающейся волны: сегодня бастуют одни, завтра другие». В Баку рабочие промыслового района постановили отчислить однодневный заработок в пользу семейств рабочих, убитых на Ленских приисках. С 14 по 22 апреля в Петербурге бастовало около 400 фабрик, заводов и мастерских. Число участников забастовок превысило 140 тыс. человек, то есть почти 60% фабричного и заводского населения столицы.

М.С. Ольминский в «Правде» отмечал важную особенность протестов: «… Даже падкая до клеветы буржуазная полицействующая пресса не могла отметить ни единого излишества, ни единого противообщественного выступления даже отдельных лиц из среды возбуждённых и протестующих сотен тысяч людей!»

Становилось понятно, что власть имеет дело не с разрозненными проявлениями недовольства, а с мощной волной народного гнева, копившегося десятилетиями. В эти дни И.В. Сталин писал: «Закованная в цепях лежала страна у ног её поработителей. …Но всё имеет свой конец, — настал конец и терпению страны. Ленские выстрелы разбили лёд молчания, и — тронулась река народного движения. Тронулась! Всё, что было злого и пагубного в современном режиме, всё, чем болела многострадальная Россия — всё это собралось в одном факте, в событиях на Лене».

Трудовая Россия готовилась отметить свой праздник. В 1912 году первомайские выступления проходили под лозунгом солидарности с рабочими Ленских приисков. В листовке ЦК РСДРП, написанной И.В. Сталиным, говорилось: «…Там, где голодают миллионы крестьян, а рабочих расстреливают за забастовку — там революция будет жить, пока не сотрётся с лица земли позор человечества — русский царизм. И мы должны сказать в сегодняшний день, в день Первого мая, в той или иной форме, на митингах, массовках или тайных собраниях… что клянёмся бороться за полное свержение царской монархии, что приветствуем грядущую русскую революцию, освободительницу России!»

Готовилась к надвигающимся событиям и власть. На это указывал И.П. Покровский в статье «Почему вы так беспокоитесь?», опубликованной в «Правде» 1 (14) мая: «На протяжении двух недель, разделяющих 1 мая по новому и старому стилю, полиция проявляет необычайную энергию: обыски и аресты идут каждую ночь, аресты и конфискации номеров рабочей прессы повторяются каждый день, а в ночь на 28-е произведено нападение и совершён разгром в типографии, в редакциях и конторах двух рабочих газет — «Правды» и «Живого дела».

И всё же запугать рабочих не удалось. В день Первомая они ответили на угрозы и давление властей массовыми митингами и забастовками. Официальная пресса поспешила приуменьшить значение события. Газета «Россия», назвавшая «первомайский парад социал-демократии» «смешным» и «жалким», заявила: «Руководители рабочего движения усиленно навязывают русским рабочим день первого мая, когда «социализм торжественно заявляет о себе миру». Но в обстановке русской жизни ничего из этого не получается, а лишь имеется налицо полностью состав нарушения общественной тишины и спокойствия… создаётся необходимость прибегать к более или менее решительным мерам».

«Правда» не оставила без внимания попытки властей скрыть истинные масштабы протестов. В статье «Ответ клеветникам», опубликованной 3 (16) мая, И.П. Покровский писал: «Пусть себя утешают казённые люди. Нам события нынешнего 1-го мая говорят другое. Они говорят, что русскому рабочему не надо «навязывать» празднование 1 мая, что он уже осознал себя членом международной пролетарской семьи… Он сознательно участвует в пролетарском празднике».

Однако и в правом лагере далеко не все были склонны к благодушию. Ведущий публицист реакционной газеты «Новое время» М.О. Меньшиков отнёсся к случившемуся очень серьёзно: «Первое мая в Петербурге прошло гораздо хуже, чем можно было бы желать. Громадную демонстрацию 1 мая в Петербурге следует считать удавшеюся… Всё это пока ещё не слишком страшно, ибо не перешло в открытый мятеж, — но тревожно в том смысле, что революционные вожаки уже держат пролетариат в повиновении, в условиях постепенного накапливания сил и целесообразной их траты». Больше всего Меньшикова беспокоила неспособность представителей власти в полной мере оценить происходящее и дать адекватный ответ: «Одно «рассеяние» революционной толпы никогда не прекращает революции, — скорее наоборот, — оно способствует её росту».

Те, кто находился по другую сторону баррикад, очень скоро почувствовали силу «Правды». Одна из самых реакционных газет — «Свет» в то время писала: «Наглеет голос левой печати, которая в лице таких своих органов, как «Звезда» и «Правда» и пр., довольно ясно показывает, что её… не страшат власти с их административными и судебными преследованиями, бессильными, ибо связанными формализмом; что ей важно лишь, несмотря на ежедневные «аресты» и «протоколы», каждый день выпускать надпольные революционные прокламации, злее и вреднее всяких подпольных». Но «Правда» держалась стойко, несмотря на все репрессии, и в этом ей помогала поддержка читателей.

Рабочие продолжали сбор денег для семей погибших и раненых на Ленских приисках товарищей. 6 (19) мая «Правда» опубликовала отчёт о средствах, поступивших в редакцию. Жертвователи — мастеровой люд: рабочие типографий, столярной мастерской, телефонисты, ткачи, официанты, сапожники, портные, булочники и даже ученик 5-го класса реального училища. Взносы сами по себе были небольшие — от 2 р. 65 к. до 19 р. 10 к. Общая сумма составила 493 р. 07 к., а вместе с поступившими ранее — 724 р. 42 к. Но это была поистине братская помощь, которая не измеряется одними только деньгами.

Тем временем затрещала по швам версия департамента полиции, в соответствии с которой рабочие, подстрекаемые политическими ссыльными, устроили бунт, а военные были вынуждены стрелять, защищаясь от боевиков, вооружённых кольями и камнями. Из разных источников поступали свидетельства, совершенно иначе описывавшие события 4 апреля.

Отказался от своих показаний инженер Тульчинский, ставший очевидцем трагедии. Сначала он пошёл на поводу у администрации прииска и подтвердил показания ротмистра Трещенкова и товарища прокурора Преображенского о наличии оружия у рабочих. Но позднее Тульчинский опомнился и отправил в Петербург телеграмму, в которой признавал, что «ни у кого из окружавших его рабочих он никакого оружия, камней, стягов или палок не видел». Иркутский генерал-губернатор Князев и прокурор иркутской судебной палаты тоже направили в столицу телеграммы, дававшие «совершенно иную окраску всему делу».

Правительство решило поменять тактику, тем более что откровенные угрозы и запугивание не дали ожидаемого эффекта. Премьер-министр В.Н. Коковцов позднее признал: «Нужно было, тем или иным способом, направить дело в более спокойное русло, пролить на него беспристрастный свет и вселить в общественное мнение убеждение в том, что правительство не считает донесения жандармского ведомства последним словом истины и готово произвести всестороннее и беспристрастное расследование». Он распорядился командировать на Лену сенатора С.С. Манухина, известного «либеральным образом мыслей». Было опасение, что его кандидатура будет отклонена царём, но всё обошлось. Думское большинство было вполне удовлетворено. Недовольными остались министр внутренних дел А.А. Макаров и министр юстиции И.Г. Щегловитов.

Пока комиссия Манухина добиралась до места, рабочие оставались во власти ротмистра Трещенкова. Всё это время хозяева принимали меры к тому, чтобы скрыть следы преступления и удалить с приисков свидетелей трагедии. За поддержкой бастующие обратились к депутатам социал-демократической фракции Думы. Из Бодайбо на имя Н.Г. Полетаева была отправлена телеграмма. Рабочие сообщали о том, что на них оказывается давление: «Если не приступим к работам, то первыми отбывающими пароходами, около 12-го мая, Ленское золотопромышленное товарищество будет вывозить нас до прибытия ревизионной комиссии».

В Петербурге 7 мая состоялось собрание юристов и представителей левых фракций Думы для решения организационных вопросов, связанных с отправкой общественных защитников на Ленские прииски. На поездку было собрано 2200 р.

Тем временем представители правительства принимали меры, чтобы сбить забастовочную волну, охватившую Россию. 12 мая на квартире министра торговли и промышленности С.И. Тимашева было устроено секретное совещание с крупнейшими заводчиками и фабрикантами. Министр признал положение серьёзным: «Забастовочное движение уже приобрело достаточно широкие размеры, а в дальнейшем может ещё больше увеличиться, если промышленники не сочтут нужным реагировать на это явление». Тимашев попытался уговорить капиталистов пойти навстречу некоторым экономическим требованиям рабочих. Однако это предложение успеха не имело.

23 мая (5 июня) В.М. Молотов проанализировал в «Правде» масштабы протестных выступлений в Петербурге. С начала мая в городе было зафиксировано более 50 стачек, в которых участвовали около 20 тыс. рабочих. Размах забастовочного движения ставил на повестку дня вопрос о создании профессиональных рабочих союзов.

На Ленских приисках приближался летний сезон. Убытки хозяев росли. Правление приисков было вынуждено пойти на некоторые уступки, согласившись на прибавку к заработной плате. 22 мая (4 июня) в статье «Перед риском потерь» «Правда» писала: «Таков результат стойкости закинутых в глушь тайги беззащитных пролетариев! Это, конечно, не полная ещё победа, а лишь частичная».

В это время в Бодайбо прибыла и приступила к делу группа общественных защитников. О ходе расследования они регулярно информировали депутатов Думы и прессу. 1 июня состоялась встреча главноуправляющего приисками Белозёрова с выборными от 8 приисков. О его отношении к рабочим говорит уже тот факт, что выборных даже не впустили в здание и они были вынуждены стоять перед крыльцом во дворе. Адвокаты на встречу допущены не были.

Белозёров отказался заключать договор с рабочими. Администрация спешила отделаться от лишних свидетелей. Денег у людей не было: забастовка продолжалась уже три месяца. Бастовавшие имели все основания опасаться поголовного расчёта. Адвокаты направили С.С. Манухину телеграмму с просьбой не допустить принудительного выселения рабочих.

Приезд сенатора ожидался 4 июня. Накануне в Бодайбо прибыл иркутский генерал-губернатор Князев, отстранивший, наконец, ротмистра Трещенкова от обязанностей начальника приисковой полиции. Сам Манухин первым делом отменил распоряжение Князева о принудительном выселении рабочих, заявив, что их присутствие необходимо на время расследования.

Постепенно выяснилась подлинная картина трагедии. 14 (27) июня «Правда» писала: «Жестокость расстрела ничем не объяснима. Стреляли в убегающих — о чём свидетельствуют раны в затылок и в спину; стреляли в лежащих, — что констатируют раны, пронизывающие тела по вертикальной оси стоящего человека и в направлениях, близких к этому».

Тем не менее владельцы приисков по-прежнему делали всё, чтобы выставить виновными самих рабочих. Из Бодайбо «Правде» сообщали: «Хлопоты об освобождении всех бывших выборных остаются безрезультатными… Одновременно судебные власти не находят нужным расследовать действия виновников 4 апреля. Осмотра трупов убитых ещё не было, это крайне необходимо. Такое уклонение от обязательного следственного действия едва ли случайно».

А в это время по всей стране продолжался сбор средств для бедствовавших рабочих Ленских приисков. 3839 р. 86 к. пожертвований было направлено в социал-демократическую фракцию Думы до 8 мая и 1737 р. 82 к. поступило в редакцию «Правды» к 6 июня. Газета писала: «Рабочее движение последнего времени обнаружило картину истинной пролетарской солидарности». Деньги переводились в Бодайбо на имя присяжного поверенного А.Ф. Керенского, входившего в группу общественных защитников. 15 июня он телеграфировал: «Потребность в помощи огромная, осталось много вдов с малолетними детьми без всяких средств. Лично был в больнице, видел раненых — многие останутся навсегда калеками».

«Правда» продолжала следить за судьбой рабочих, покидавших прииски. В газету поступали сообщения о том, что бывшие хозяева продолжают издеваться над уезжающими, немилосердно обсчитывая их. Телеграмма из Бодайбо описывала такую картину: «На приисках и на пристани стоит стон. Выдача провианта натурой прекращена, и рабочие голодают. …Жёнам раненых рабочих, ещё состоящих в больнице на излечении, прекратили выдачу продовольствия». 25 июня состоялись проводы уезжавших вдов и сирот: «На вокзалах тысячные толпы. Везли отъезжающих в товарных вагонах. При отправке вдов присутствуют адвокаты и раздаются пособия. Рабочие хотят поставить памятник на месте расстрела».

Что касается виновников кровавой расправы, то у них были все шансы избежать заслуженного наказания. В конце июня поступило известие о том, что ротмистр Трещенков будет предан суду, но, вопреки ожиданиям, не за расстрел рабочих, а всего лишь за взятки. Ещё несколько лиц из администрации Ленских приисков во главе с Белозёровым предполагалось привлечь к уголовной ответственности за операции с талонами. Тем временем прокурор судебной палаты г. Бодайбо Нимандер заявил о намерении отправить выборных этапом в Иркутск, где над ними должен был состояться суд.

6 (19) июля в «Правде» была опубликована статья Н.К. Самойловой «Конец Ленской трагедии». Автор напомнила, что итог расследования был предсказуем. О наказании за расстрел рабочих нет и речи. Рабочие вынуждены уезжать с приисков, потому что не могут больше оставаться в этом проклятом месте. «Но как бы ни старались замазать следы события 4 апреля, на месте Ленской трагедии навсегда останется грозный обвинительный документ против виновников расстрела — это братская могила погибших рабочих».

Ленская трагедия продолжала волновать русское общество. Вернувшиеся с Лены юристы делились своими впечатлениями об увиденном. В трёх номерах «Правды» был опубликован подробный рассказ А.Ф. Керенского о том, что ему и его коллегам удалось узнать на месте. Он подтвердил, что адвокатами и комиссией Манухина был установлен мирный характер забастовки. Опасаясь провокаций со стороны властей, рабочие сами следили за порядком. Так, например, они с самого начала организовали охрану магазинов и складов Ленского золотопромышленного товарищества.

Керенский рассказал также о невыносимых условиях, в которых находились политические ссыльные на Лене. Лишённые возможности найти хоть какую-нибудь работу, они были вынуждены существовать на мизерное пособие. Всё это усугублялось полицейским давлением и произволом уголовников. Обыски происходили чуть ли не ежедневно. Трещенков установил жесточайший надзор даже за «бабушкой русской революции» Е.К. Брешко-Брешковской, которая, в силу преклонных лет, уж точно не могла никуда убежать.

Прибывший в Петербург С.С. Манухин лично доложил премьеру В.Н. Коковцову о результатах своего расследования. Он признал, что трагедия произошла из-за упорного нежелания администрации Ленского товарищества и судебных властей пойти навстречу справедливым требованиям рабочих.

Кровавая расправа, учинённая в апреле 1912 года, показала истинное лицо тех, кто считал себя хозяевами России. В.И. Ленин писал: «Ленский расстрел… явился точнейшим отражением всего режима 3-июньской монархии. …Именно это общее бесправие русской жизни, именно безнадёжность и невозможность борьбы за отдельные права, именно эта неисправимость царской монархии и всего её режима выступили на ленских событиях так ярко, что зажгли массы революционным огнём».

Рабочие Ленских приисков восстали против установленного веками порядка. Они отстаивали своё человеческое достоинство. За это они заплатили своими жизнями, но их жертвы не были напрасными. Россия о них не забыла.

В листовке, написанной И.В. Сталиным к первой годовщине трагедии, говорилось: «Расстрел на Лене открыл новую страницу в нашей истории. …С этого времени борьба не затихает ни на минуту. …Мы должны показать, что мы чтим память наших убитых товарищей. Мы должны показать, что не забыли кровавого дня 4 апреля так же, как не забыли кровавого воскресенья 9 января».

Борьба, начатая рабочими Ленских приисков, продолжалась. В июне 1913 года Ленин писал: «Да, год стачечной борьбы после Лены, этот год показал, … какое великое, незаменимое оружие выковал себе социал-демократический пролетариат… Революционная массовая стачка не давала неприятелю ни отдыху, ни сроку…» Такой невидан-ный размах протестного движения можно объяснить только одним: «Политический кризис общенационального масштаба в России налицо и притом это — кризис такой, который касается именно основ государственного устройства, а вовсе не каких-либо частностей его, касается фундамента здания…»

В драматических событиях 1912 года велика была роль большевистской «Правды». Едва возникнув, газета со всей энергией включилась в политическую борьбу, став самым активным её участником. Ни один номер газеты не обходился без материалов, посвящённых Ленским событиям. Оказывая информационную поддержку бастующим, «Правда» на их примере воспитывала, политически просвещала, сплачивала пролетариат всей России, готовила его к будущим битвам.

Статью «Итоги полугодовой работы» В.И. Ленин начал такими словами: «Поставив ежедневную рабочую газету, петербургские рабочие совершили крупное, — без преувеличения можно сказать, историческое дело. Рабочая демократия сплотилась и укрепила себя при невероятно трудных условиях. …Создание «Правды» остаётся выдающимся доказательством сознательности, энергии и сплочённости русских рабочих».

Почему возникла потребность ещё раз вернуться к теме Ленской трагедии? Не только для того, чтобы отметить 110-летие этого исторического события и почтить память героев. Главное — учиться у тех, кто, несмотря на все преграды, верил в победу, кто умел «видеть солнце порой предрассветной» и, не щадя себя, приближал этот рассвет.