К 151-й годовщине со дня рождения великого революционера-мыслителя

105 лет назад свой 46-й день рождения Владимир Ильич Ленин встречал за работой над трудом «Империализм, как высшая стадия капитализма». Многие считают эту работу вершиной теоретического наследия великого революционера. Рискну предложить небольшое уточнение: вершиной научного творчества В.И. Ленина является теория империализма, в центре которой находится эта работа. Но сюда же наверняка входят манифест РСДРП «Война и российская социал-демократия» и очерк «Карл Маркс» (1914 г.), статьи «О лозунге Соединённых Штатов Европы» и «Крах II Интернационала» (1915 г.). «О брошюре Юниуса» и «О карикатуре на марксизм и об «экономическом империализме». Явно дополняет (и, вероятно, завершает) главный труд статья «Империализм и раскол социализма» (конец 1916 года): без принципиальной политической критики оппортунизма анализ империализма был бы ущербным.

В этом смысле безусловно верно утверждение, что ленинская теория империализма и её ядро — «Империализм, как высшая стадия капитализма» — являются продолжением «Капитала» К. Маркса.

Ленинский труд роднит с «Капиталом» его огромное методологическое значение. Он стал мощным развитием материалистического понимания истории. Сама идея двухэтапности капитализма была выдвинута и научно доказана в «Империализме, как высшей стадии капитализма». Осмысление империализма опиралось не только на Монблан экономических фактов, но и на всё богатство диалектического материализма.

Ленинское приращение исторического материализма гарантирует его жизненность как минимум до времени ликвидации не только антагонистических, но и всех «социальных» классов, до формирования зрелых отношений распределения по потребностям. Нет сегодня более плодотворной теории исторического процесса. Капиталистический Запад осмелел, чтобы широко изучать «Капитал» К. Маркса, потому что согласился: капитализм стал империалистическим. Но он боится массово изучать «Империализм, как высшую стадию капитализма», так как эта работа о сегодняшнем эксплуататорском обществе и о его завтрашних перспективах.

Этим произведением Ленин доказал, что диалектико-материалистическая методология «работает» не только в трудах её создателей. В отличие от предшественников, изучавших изменения капиталистического общества, Ленин решительно отверг эклектизм признаков, которые они ставили в центр исследований этих изменений. Тут дело даже не в том, что Ленин был более зрелым и последовательным материалистом, чем Д. Гобсон, Р. Гильфердинг, К. Каутский… Просто они были недореволюционерами, в критической ситуации были готовы искать союза с властью, с империалистической буржуазией своего государства, становились ренегатами.

Даже К. Каутский, который много лет общался с К. Марксом и Ф. Энгельсом, вплоть до того, что Энгельс завещал ему их общий архив, увиливал от требований исторического материализма, хватаясь только за политику, не углубляясь в сущность, ограничиваясь относительно частным явлением, искажая при этом его фактическую сторону.

В споре с немецким апологетом империализма Куновым Каутский прямо заявлял, что империализм не есть современный капитализм, а лишь одна из форм политики современного капитализма, и с этой политикой необходимо бороться. Таким образом, вопрос о борьбе с эксплуататорским строем снимался, а вместо него ставился вопрос о смене политического курса этого строя. Такая позиция, по определению Ленина, ведёт «к проповеди примирения с империализмом, … к буржуазному реформизму».

При этом отмечаемые Каутским и его единомышленниками признаки Ленин тоже видел, но по-марксистски указывал на их вторичность. Империализм он рассматривал с точки зрения первичности в нём объективных (в философском значении этого понятия) экономических характеристик. Рассматривал неизменно диалектически переход от домонополистического капитализма к империализму как смену внутриформационного качества в результате внутрикачественных (количественных) изменений в рамках капиталистической формации. При незыблемости частной собственности и, следовательно, эксплуатации человека человеком свободная конкуренция, отмечал Владимир Ильич, «на наших глазах стала превращаться в монополию, создавая крупное производство, вытесняя мелкое, заменяя крупное крупнейшим, доводя концентрацию производства и капитала до того, что из неё вырастала и вырастает монополия: картели, синдикаты, тресты, сливающийся с ними капитал какого-нибудь десятка ворочающих миллиардами банков».

Ленин рассматривал становление империализма и его функционирование как борьбу противоположностей. Но ленинская диалектика примечательна тем, что действие её основных законов проявляется не изолированно, а в тесном единстве: «Капитализм стал капиталистическим империализмом лишь на определённой, очень высокой стадии своего развития, когда некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность… И в то же время монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют её, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов. Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю».

Анализ капиталистических противоречий (в «Философских тетрадях» Ленин определил закон единства и борьбы противоположностей как «ядро диалектики») составляет основу ленинского осмысления не только монополий и их природы, но и процесса слияния банковского капитала с промышленным и создания на этой базе «финансового капитала», финансовой олигархии, а также переноса центра тяжести во внешнеэкономической деятельности с вывоза товаров на вывоз капитала. Анализ противоречий, в том числе антагонистических, является доминирующим методом в ленинском осмыслении экономического деления мира между монополиями и его территориального деления между империалистическими государствами.

Ленин резко критикует недиалектический характер навязываемой К. Каутским теории ультраимпериализма, что ярко проявилось уже в её «презентации»: «Не может ли теперешняя империалистская политика быть вытеснена новою, ультраимпериалистскою, которая поставит на место борьбы национальных финансовых капиталов между собою общую эксплуатацию мира интернационально-объединённым финансовым капиталом? Подобная новая фаза капитализма во всяком случае мыслима». На осторожность формулировки не стоит обращать внимания, так как в дальнейшем идея ультраимпериализма Каутским насаждалась настойчиво и даже агрессивно.

А вот на идею смены борьбы капиталов гармонией их интересов невозможно не обратить внимания. И Ленин вскрывает политическую и идеологическую сущность теории ультраимпериализма: «Действительный социальный смысл его «теории» один и только один: реакционнейшее утешение масс надеждами на возможность постоянного мира при капитализме посредством отвлечения внимания от острых противоречий и острых проблем совре­менности и направления внимания на ложные перспективы какого-то якобы нового бу­дущего «ультраимпериализма». Обман масс — кроме этого ровно ничего нет в «марксистской» теории Каутского».

Спектр диалектических инструментов, используемых Лениным при анализе империализма, широчайший. Вот яркий пример методологического применения закона отрицания отрицания при исследовании влияния буржуазии на рабочие партии в статье «Империализм и раскол социализма». Ленин писал: «Теперь «буржуазная рабочая партия» неизбежна и типична для всех империалистических стран, но, ввиду их отчаянной борьбы за делёж добычи, невероятно, чтобы такая партия могла надолго победить в ряде стран. Ибо тресты, финансовая олигархия, дороговизна и проч., позволяя подкупать горстки верхов, всё сильнее давят, гнетут, губят, мучают массу пролетариата и полупролетариата».

Итак, исходная позиция развития рабочих партий в их непримиримой классовой борьбе с капиталом (тезис). Но на стадии становления империализма буржуазия получает возможность подкупать верхи рабочей партии, из-за чего она неизбежно трансформируется, по определению Ленина, в «буржуазную рабочую партию» (первое отрицание, антитезис). Но партия состоит из эксплуатируемых масс, и их сопротивление гнёту капитала столь же неизбежно возвращает рабочую партию к освобождению от обуржуазившихся верхов, к более мощной, победоносной классовой борьбе (отрицание отрицания, то есть синтез).

Примечательно, что Ленин использует и этот закон в единстве с «ядром диалектики», что замечательно видно в продолжении этой фразы: «С одной стороны, тенденция буржуазии и оппортунистов превратить горстку богатейших, привилегированных наций в «вечных» паразитов на теле человечества, «почить на лаврах» эксплуатации негров, индейцев и пр., держа их в подчинении при помощи снабжённого великолепной истребительной техникой новейшего милитаризма. С другой стороны, тенденция масс, угнетаемых сильнее прежнего, … скинуть с себя это иго, ниспровергнуть буржуазию. В борьбе между этими двумя тенденциями будет развёртываться теперь история рабочего движения. … Важно то, что экономически откол слоя рабочей аристократии к буржуазии назрел и завершился, а политическую форму себе, ту или иную, … эта передвижка отношений между классами найдёт без особого труда».

В «Предисловии» к первому изданию «Империализма, как высшей стадии капитализма», которое было написано 26 апреля 1917 года, В.И. Ленин подчёркивал, что это — работа «о том, что империализм есть канун социалистической революции, о том, что социал-шовинизм (социализм на словах, шовинизм на деле) есть полная измена социализму, полный переход на сторону буржуазии, что этот раскол рабочего движения стоит в связи с объективными условиями империализма». А выдающееся значение ленинского учения империализма состоит не только в полностью сохраняющем свою актуальность экономическом обосновании империализма как последней стадии капитализма, но и в не менее актуальном методологическом значении этой теории.

Возникает логичный вопрос: зачем нам потребовалось рассматривать работу В.И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» в «методологическом ключе»? Куда современнее и актуальнее осмыслить её, скажем, как политическое произведение, тем более что Ленин не имел возможности открыто говорить в ней о политической стороне империализма и задачах революционного движения в борьбе с ним. Не смею возражать против такого взгляда на ситуацию. Но жизнь, включая её политическую составляющую, убеждает в актуальности осмысления именно методологической основы этого великого произведения, как и ленинского учения об империализме в целом.

Приведу для начала высказывание современного автора, находящееся на пограничье между методологией и актуальной политикой: «Упрощённое понимание буржуазной Реставрации в Советском Союзе как простого предательства связано со старым советским марксизмом и, в конечном счёте, с прежней исторической стадией марксизма в целом. Равно и отказ от старого советского марксизма есть лишь болезненная форма перехода к… новой исторической форме марксизма. Вместе с тем качественно новый марксизм, отражающий современный глобализм, должен лечь в основу программы действий в нашей стране».

Безусловно, с автором следует согласиться, что рассматривать реставрацию капитализма как следствие предательства и только предательства — это явное упрощенчество и верхоглядство тех горе-исследователей, которые занимают такую позицию. Но он-то упрекает совсем не их. Обвинение предъявляется «старому советскому марксизму». А значит, и Ленину, и его работе «Империализм, как высшая стадия капитализма». А значит, и большевизму. Потому и пришлось в начале статьи сосредоточиться на методологической базе этого труда.

Но, может быть, это случайная, непродуманная фраза? Нет. Автор даже пытается выставить доказательства своей правоты: «Классики марксизма-ленинизма не знали и не могли знать, что такое буржуазная Реставрация в историческом процессе коммунистического преобразования мира. В.И. Ленин, хотя и подчёркивал трудность строительства нового общества в отсталой крестьянской стране, не предсказывал возможность буржуазного отката назад». Это абсолютно голословное утверждение.

Впервые Ленин поставил вопрос о возможности реставрации эксплуататорского строя в России ещё до Октябрьской революции. В связи с дискуссией о пересмотре партийной программы он 8 октября (по ст. стилю) писал, что «программу-минимум выкидывать никак нельзя, в том числе потому, что «не исключена возможность «попыток реставрации»; их надо сначала пережить и победить». В споре с Каутским Ленин предупреждал: «Если эксплуататоры разбиты только в одной стране — а это, конечно, типичный случай, ибо одновременная революция в ряде стран есть редкое исключение, — то они остаются всё же сильнее эксплуатируемых, ибо международные связи эксплуататоров громадны. Что часть эксплуатируемых из наименее развитых средне-крестьянских, ремесленных и т.п. масс идёт и способна идти за эксплуататорами, это показывали до сих пор все революции, Коммуна в том числе (ибо среди версальских войск, о чём «забыл» учёнейший Каутский, были и пролетарии)».

И ряд подобных предупреждений весьма велик. При этом вождь революции не только допускал возможность реставрации после установления власти трудящихся, но и указывал на её движущие силы.

Назовём автора приведённых выше высказываний. Это — доктор философских наук, заведующий кафедрой Воронежского университета, член ЦК КПРФ Сергей Иванович Рудаков. Планка его методологических претензий весьма высокая. Вот один из постулатов профессора: «Начавшаяся подготовка к переходу к собственно зрелым формам социализма требовала зрелого понимания марксизма. Данный уровень понимания марксизма таков, что он предполагает прямое развитие диалектического и исторического материализма, то есть получение теоретических результатов, отсутствовавших в классическом марксизме».

Но, может, автор нам всё же не запрещает ориентироваться на методологию, на которую опирались К. Маркс, Ф. Энгельс, В.И. Ленин, большевизм? Прочитанное на следующей странице книги С. Рудакова заставляет усомниться и в этом, ибо утверждается, что у современного научного марксизма «главными центрами… в стране являются Московский, Санкт-Петербургский, Пермский и Воронежский университеты и платформа (вероятно, автор имел в виду Программу КПРФ, правда, в ней нет ни слова о «современном научном марксизме». — В.Т.) Коммунистической партии РФ».

Но, может, автору стоит поверить: ведь он вводит не только понятия «старый советский марксизм», «старый диалектический и исторический материализм» и «новый диалектический и исторический материализм», но и «глобализм», «новый социализм», да и, видно, не случайно реставрацию капитализма постоянно пишет с прописной буквы.

Начнём с глобализма. В отечественной литературе это понятие стало использоваться для обозначения империалистической глобализации, «глобализации по-американски» (в конце 1960-х — первой половине 1980-х годов в мире формировалось два типа глобализации — империалистическая и социалистическая). Профессор С. Рудаков вкладывает в него другой смысл. У него «глобализм — новая и последняя стадия капитализма». Выходит, В.И. Ленин был не прав, оценивая теми же словами империализм?

Но хорошо известно, и это повторено нами в начале этой статьи, свой вывод Владимир Ильич мощно обосновывал экономически. Повторим пять признаков империализма, на которые указывал Ленин: господство монополий; слияние банковского и промышленного капитала и образование банковского капитала и банковской олигархии; преобладание вывоза капитала над вывозом товаров; экономический раздел мира между монополиями; территориальный раздел мира между империалистическими государствами.

В ответ Рудаков называет экономические предпосылки глобализма: «Глобализм связан с автоматизацией в машиностроении, биотехнологиями в сельском хозяйстве, новыми системами связи, качественными изменениями в транспорте». Всё это правильно, но всё это — методологическая эклектика, ибо у этих явлений разные основания.

А какие новые, не отмеченные Лениным черты постимпериалистического капитализма обнаружил наш исследователь? Он пишет: «Глобализм соединяет производство и обращение, превращает монополии в транснациональные корпорации, подчиняющие себе те или иные отрасли экономики по всему миру». Таков первый признак глобализма.

Но на эти признаки указывал Ленин, характеризуя империализм. Во-первых, он отмечал: «Монополистические союзы капиталистов, картели, синдикаты, тресты, делят между собою прежде всего внутренний рынок, захватывая производство данной страны в своё, более или менее полное, обладание. Но внутренний рынок при капитализме неизбежно связан с внешним. Капитализм давно создал всемирный рынок. И по мере того, как рос вывоз капитала и расширялись всячески заграничные и колониальные связи и «сферы влияния» крупнейших монополистических союзов, дело «естественно» подходило к всемирному соглашению между ними, к образованию международных картелей.

Это — новая ступень всемирной концентрации капитала и производства, несравненно более высокая, чем предыдущие».

Вывод об образовании транснациональных корпораций (так сегодня называются международные картели) Ленин подкрепляет данными экономической статистики, что крайне редко встречается у представителей так называемого нового марксизма. В «Империализме, как высшей стадии капитализма» даны сведения о международных картелях (ТНК) в электротехнической промышленности, где «между американским и германским трестом заключён договор о дележе мира». Так же между двумя финансовыми группами ещё в начале ХХ века поделён керасиновый рынок. Аналогичные данные Ленин привёл по торговому судоходству, международному рельсовому картелю, международному цинковому синдикату. В 1910 году в мире действовало около 100 международных картелей. Рудаков прав, указывая на количественные изменения, происшедшие за век. Но само явление было чётко зафиксировано Лениным как черта империализма, а не некоего постимпериалистического глобализма.

Та же картина и с другими признаками «глобализма», указанными С. Рудаковым. Просто, увлёкшись рассмотрением вывески «нового марксизма», профессор не проявил внимания к труду «старого марксиста» В.И. Ленина.

Всё это можно было бы не замечать за валом серьёзных проблем. Но непозволительно проходить мимо политических выводов профессора. Характеризуя глобализм, он утверждает: «Уже сегодня на смену борьбы за выживание и конкуренции приходят отношения сотрудничества». Далее эта мысль развёртывается: «Эпоха империализма, явившая миру жестокую борьбу национальных монополий за передел мира и две кровопролитнейшие мировые войны, на наших глазах сменяется глобальным сообществом, в котором, с одной стороны, нарастает нестабильность, а с другой — межнациональная интеграция становится столь глубокой, что размывается основа мировых войн». Тоже знакомые мотивы, только встречали их мы не у Ленина, а у Каутского. Ленин же отвечал на них беспощадной критикой.

Впрочем, «глобализм» Рудаков приспособил для решения политической задачи, которую перед ним поставил «ранний социализм», то есть советский социализм, существовавший до буржуазной контрреволюции 1991 года. В книге С. Рудакова «Теоретические основы нового социализма» история советского социализма уместилась в одном абзаце: «Социализм первых 70 лет был началом социализма, его предпосылкой. В его истории в свою очередь можно выделить стадию становления, или начала начала; стадию первого существенного, пока неразвёрнутого существования раннего социализма (сущность начала), совпадающего с 30—50-ми гг.; стадию развёртывания, формирования раннего социализма (60—80-е гг.) и, наконец, стадию полной зрелости и умирания раннего социализма с его командностью, непосредственностью, сливающей социально неоднородное общество тем не менее в единое целое, так как принцип по труду смешивается с простой уравнительностью (конец 80—начало 90-х гг.)». В этом богатстве философской мудрости предлагаю читателю разобраться самостоятельно на досуге.

А вот с некоторыми другими абзацами предстоит разобраться сейчас.

Вот своеобразное эхо непримиримых дискуссий 1920-х годов о возможности строительства, а потом и построения социализма в СССР. Для проповеди «нового социализма» нашему профессору в ней следовало обязательно принять участие. И он принял: «В раннем социализме… на первом месте стоят внешние противоречия нового социально-экономического уклада с отживающими экономическими отношениями. Индустриализация в промышленности, коллективизация в сельском хозяйстве, культурная революция — всё это создаёт лишь необходимые предпосылки для развёрнутого процесса рождения, становления социализма. Не имея наличия данных предпосылок, нельзя было разворачивать работу по созданию народнохозяйственного комплекса, в котором стержнем был бы общегосударственный сектор и, как следствие, отношения планомерности в экономике». (Выделено мной, чтобы стал понятней пафос сказанного: не надо было браться за строительство социализма, так как «кирпичи не были готовы». — В.Т.) В общем, ясно с кем из вчерашних наш автор солидаризируется сегодня. Это, конечно, оппоненты Ленина и большевиков из меньшевистского лагеря, отдававшие предпочтение в историческом процессе не рабочему классу, а буржуазии.

А вот он уже в компании из другой эпохи: «Горбачёвский бонапартизм стал поэтому адекватной политической формой (выделено мной. — В.Т.) данной двойственности процесса формирования, развёртывания раннего социализма». Что? Вы не согласны? Но эту адекватность, оказывается, обеспечил Сталин. Рудаков так и пишет: «Идея о том, что горбачёвский период вырос из всех предшествующих этапов раннего социализма, включая сталинский, парадоксальна, но, не согласившись с этим, нельзя до конца понять объективный характер Реставрации, равно как нельзя понять и объективной природы раннего социализма и закономерность возрождения обновлённого (профессор, видно, считает, что это синоним нового. — В.Т.) социализма».

Добавим к этому, что Рудаков солидарен с утверждением одного из своих коллег-единомышленников, будто «лихие 90-е» не только не были, как иногда думают, прямой противоположностью сталинско-брежневской системы, но были продолжением целого ряда специфических частнособственнических тенденций, формировавшихся в лоне государственно-бюрократического правления». Странно, что член ЦК КПРФ не соотносит это утверждение с Программой КПРФ.

Автор книги о новом социализме ясно указал, в чём была ущербность раннего социализма: «Модель раннего социализма… не была готова к открытому глобальному обществу… Слом раннего социалистического государства позволил России войти в открытое общество». Выходит, ранний социализм жил бы и поныне, если бы к нему И.В. Сталин подпустил капитализма.

После такого вывода начинает казаться естественным любовное отношение профессора С. Рудакова к реставрации капитализма. Читаем: «Ранний социализм был обречён (?!) в итоге на испытание Реставрацией. Реставрация была неизбежна — этот вывод не найти ни в классическом марксизме, ни в современном коммунистическом движении. Реставрация стала закономерным продуктом раннего социализма, допустившего в отношении самого себя почти такую же абсолютизацию, как это было свойственно антагонистическим типам государства». Здесь должны раздаться бурные аплодисменты всех антисоветчиков, но, чтобы не смущать ими теоретические новеллы С.И. Рудакова, перейдём к его главному открытию.

Автор теоретических основ нового социализма нам подсказывает, что минувшие 30 лет народных страданий — это результат разрушения не социализма (пусть и раннего), а лишь скорлупы, в которой тот развивался. Он пишет: «Ранний социализм закономерно погиб, но лишь как предпосылка социализма, а не как социализм. Погиб не социализм, а та скорлупа, из которой он вылупился. Следовательно, Реставрация, отправившая в прошлое ранний социализм как начало, становление социализма, должна закономерно смениться самим социализмом в его собственно зрелых формах». И добавляет: «Падение раннего социализма имело и ещё одну объективную основу — вступление мира в новую историческую фазу развития индустриального общества, получившую название глобализм».

Итак, знакомимся с образом «нового социализма», созданным видным представителем новенького марксизма С.И. Рудаковым.

Во-первых, в навязываемой нам модели «нового социализма», по мнению его воронежского архитектора, «экономический механизм должен быть приспособлен к условиям современного глобального развития». Выходит, у него нет собственной сущности, он должен приспосабливаться к сущности, бытующей вне его, даже если она чужда ему. Не ново: с этим пафосом мы познакомились ещё в Политическом докладе ЦК КПСС XXVII партсъезду. Рудаков логично продолжает: «Следовательно, отношения собственности, правовое регулирование должны предполагать возможность самых разных инвесторов, в том числе частных и зарубежных». Философ прогнозирует: «Новый социализм сохранит в определённой степени смешанную экономику как необходимое условие для вхождения в глобальное мирохозяйство».

Но из «старого марксизма» известно (и историческая практика однозначно подтверждает это), что каждый экономический уклад порождает соответствующий класс, а существование антагонистических классов ведёт к классовой борьбе. Рекомендации Рудакова применимы к переходному периоду от капитализма к социализму, но никак не к социализму, сущностной задачей которого является ликвидация классов. Иное толкование социализма (первой фазы новой общественно-экономической формации) означает переход с большевистских позиций на позиции меньшевизма. После этого ходульной становится фраза: «Но одновременно он («новый социализм». — В.Т.) обеспечит доминирование общегосударственного, планового начала в экономике».

«Новому социализму», считает философ, должна соответствовать и новая социалистическая революция. Он предсказывает: «Поскольку новая социалистическая революция призвана (кто призвал, какие исторические силы? — В.Т.) выступать великим объединителем всех слоёв и народов России, она закономерно должна стать мирной по своему характеру». Сергей Иванович уверен, что владельцы частного капитала возжаждут быть строителями социализма, пусть даже и нового? Или представить исторический процесс без буржуазии приверженцы «нового социализма» не могут?

Впрочем, профессор убеждён, что старту нового социализма способствовало выдвижение КПРФ кандидатом в президенты России П.Н. Грудинина, так как «пробило стену непонимания разными политическими силами и разными слоями в обществе друг друга». Это утверждение не основано ни на чём, кроме желания автора. Тем временем электоральная статистика говорит о прямо противоположном. Но наш философ не склонен обращаться к цифрам, в отличие, кстати, от Владимира Ильича, который обосновывал все свои теоретические выводы именно цифрами и фактами.

И уж совсем не верится, что «новому социализму» дал отмашку президент РФ В.В. Путин, хотя автор «нового социализма» уверяет: «Движение к этому состоянию началось уже при В.В. Путине. Придёт время, и советские историки будут обсуждать тему, а не были ли перемены 2000 г. революцией, как обсуждают в мировой историографии подобную проблему применительно к 1830 г., когда Бурбонов сменил «гражданин король» Луи Филипп и общество сделало шаг вперёд к возрождению буржуазной республики. На втором этапе произойдёт возрождение советской системы народовластия во главе с обновлённой Коммунистической партией и всеми общественно-политическими силами, включая общество предпринимателей, которые будут её поддерживать».

Нанотехнологии нового марксизма позволили С.И. Рудакову узреть реальные шаги в этом направлении: «Начиная с 2000 г. В.В. Путин фактически выдавил все правые партии прозападной ориентации». Только случилось это не «фактически», а когда автор «Теоретических основ нового социализма» случайно над своей книгой заснул.

Естественным завершением стали рекомендации по обновлению КПРФ. Вот они: «Новый социализм будет представлять из себя такое зрелое коллективистское общество, которое способно будет допустить в условиях сохраняющейся глобальной буржуазной экономики определённый частный сектор во всех отраслях, но на условиях, обеспечивающих выгоду не только частного владельца, но и всего государства. Политической силой, способной осуществить такую сложную модель развития, может быть только Коммунистическая партия как выразитель интересов рабочего класса и всех трудящихся. Для этого Коммунистическая партия сама должна приобрести обновлённый вид — и теоретически, и практически. С теоретической стороны речь идёт о современной форме марксизма как идейной платформе современного коммунистического (?) движения… С практической точки зрения обновление Компартии есть трудный процесс придания ей и её членам подлинно ленинского стиля жизни…»

Стоп! А какое отношение имеет Ленин к «новому марксизму», к Коммунистической партии, которой навязывают защиту интересов капитала, то есть идеологию меньшевизма? Да никакого! Не случайно В.И. Ленин был особенно непримирим даже не к Вандервельде и другим вождям II Интернационала, откровенно перешедшим на защиту военных бюджетов капиталистических государств и империалистических интересов «своей» буржуазии в мировой войне, а к Каутскому, который на словах-то был за социализм, а шовинистом и пособником буржуазии только на деле. Он тоже был за диктатуру пролетариата, действующую… по буржуазным правилам. В этом смысле ничего нового в старый ревизионизм Каутского новенький марксист С.И. Рудаков не привнёс.

Ленин, обращаясь к каутскианцам, писал в статье «Империализм и раскол социализма»: «Победа революционной социал-демократии в мировом масштабе абсолютно неизбежна, но она идёт и пойдёт, происходит и произойдёт только против вас, будет победой над вами».

Это — объективно. Но объективные законы истории реализуются в деятельности людей. А они должны руководствоваться истинно научной теорией — революционным марксизмом, а не его старыми оппонентами, рядящимися в новые одежды.