От автора

Лекция 1. Сущность, исторические периоды, источники и проблемы марксистско-ленинской философии

Лекция 2. Понимание философии в марксизме-ленинизме

Лекция 3. Споры о методе: диалектика в марксистско-ленинской философииЛекция 4. Проблема материи в марксизме-ленинизме

Лекция 5. Проблема идеального в марксизме-ленинизме

Лекция 6. Проблема духовной культуры в марксизме –ленинизме: споры об истине, добре и красоте

Лекция 7. Проблема азиатского способа производства в советском марксизме

Лекция 8. Споры о социализме в России

Список рекомендуемой литературы по марксистско-ленинской философии

От автора

Отношение к марксистско-ленинской философии в наши дни противоречивое. Еще недавно она была единственной официально –разрешенной философской концепцией в нашей стране. Руководители философского сообщества, авторы монографий и учебников провозглашали ее абсолютной истиной, венцом интеллектуальной истории человечества, учением, лишенным каких бы то ни было ошибок и недостатков. Теперь зачастую ее объявляют псевдофилософией, набором заблуждений и идеологических лозунгов, пытаются вычеркнуть 70-летний период марксизма-ленинизма из отечественной истории. Причем, зачастую делают это те же самые люди, которые вчера пели ей дифирамбы и сурово осуждали других за отклонения от «единственно верного учения». 

Видимо, нужно еще время, чтоб остыли страсти и пришло понимание того, что марксистско-ленинская философия – это философская традиция, которая с одной стороны тесно связана с нашей историей и не в меньшей мере выражает национальный дух России, чем русский идеализм Серебряного века. 

Об этой философской традиции мы и хотим рассказать на страницах этой книги. Конечно, в изложениях советской марксистко-ленинской философии недостатка нет. Существует множество учебников, написанных в советские времена, где с большим или меньшим профессионализмом пересказываются основные тезисы этой философии. Но все дело в том, что изложение в этих учебниках догматическое. Тезисы эти там пересказываются как вечные абсолютные истины, в которых невозможно сомневаться. Студенты, которые по этим учебникам изучали эту философию, не подозревали, что за каждым таким тезисом скрывались горячие споры советских философов, зачастую, так и не получившие окончательного разрешения, и прекращенные по административному «окрику сверху». Это и неудивительно: советский марксизм-ленинизм был живой философской традицией, а всякая философия развивается через дискуссии своих сторонников, а также дискуссии ее сторонников и противников. Студентам советской эпохи потому и казалось, что советская философия зубодробительно трудна, что им были неизвестны эти споры, а зачастую настоящие интеллектуальные битвы. 

Мы хотели бы, чтоб наши слушатели все же узнали об этом. Мы хотим в этих лекциях показать, из каких проблем и каких дискуссий рождались те или иные тезисы советской марксистско-ленинской философии. Мы не хотим, чтобы у слушателей возникло бы впечатление, что марксизм-ленинизм — некий религиозный катехизис в готовом виде извлеченный из голов гениев. Короче говоря, мы предлагаем взглянуть на философию марксизма-ленинизма с учетом принципа историзма, который он сам и провозглашает.

Лекции эти предназначены для всех, кого интересует философия марксизма-ленинизма, причем, как для тех, кто ее разделяет и является ее сторонником, так и для тех, кто находится вне ее пределов, но видит в ней значимый факт нашей интеллектуальной истории. Мы постарались рассказывать о ней взвешенно и объективно, не впадая в профетический пророческий тон, но и стараясь не упускать ее философские открытия. 

Лекция 1. Сущность, исторические периоды, источники и проблемы марксистско-ленинской философии

Что такое марксистско-ленинская философия? Марксистско-ленинской философией принято называть направление в философии марксизма, возникшее в СССР в 1920-е гг. Основой для него стали известные в начале ХХ века философские работы К. Маркса и Ф. Энгельса, Г.В. Плеханова (который был «философским учителем» Ленина) и европейских домарксовых материалистов (прежде всего, Бенедикта Спинозы и домарксовых немецких и французских материалистов Просвещения), а также русских революционных демократов (Добролюбов, Чернышевский и др.). Однако подлинным «отцом» марксизма-ленинизма стал, естественно, В.И. Ленин (отсюда и название, которое подчеркивает, что это – ленинское направление в философии марксизма). Огромную роль в становлении философии марксизма-ленинизма сыграл спор между Лениным и большевиком, теоретиком эмпириомонизма А. Богдановым, который стремился синтезировать взгляды Маркса и Энгельса и австрийского ученого-субъективного идеалиста Эрнста Маха. Основные идеи В.И. Ленина, высказанные им в споре с Богдановым – о том, что философия марксизма есть диалектический материализм, о материи как объективной реальности, данной нам в ощущениях, о теории отражения, о существовании абсолютной истины, к которой мы идем через относительные, впоследствии развивались в марксизме-ленинизме. 

Марксистско-ленинская философия выступала с критикой современной ей немарксистской западной философии как буржуазной. Кроме того она противопоставляла себя как западному неомарксизму (фрейдомарксизм, структуралистский марксизм и др.), так и азиатскому марксизму (маоизм, ходжаизм и др.), видя в них искажение идей Маркса и Энгельса. 

История марксистско-ленинской философии может быть разделена на несколько этапов. 

Своеобразным нулевым этапом философии марксизма-ленинизма была эпоха дореволюционного русского марксизма (от концаXIX века, когда в России возникли первые марксистские группы до конца гражданской войны 1918-1922 г., когда возник СССР). Именно тогда, как мы уже говорили, сложилась сама философская школа марксизма-ленинизма, под влиянием философских взглядов В.И. Ленина, который в свою очередь испытал сильное влияние Г.В. Плеханова как философа и интерпретатора марксизма (но в то же время критиковал некоторые тезисы учителя). 

Следующий, первый этап охватывает собой 1920-е годы (1922-1930). Это период формирования, институционализации марксизма-ленинизма и первый период дискуссий в советской философии, поскольку эпоха НЭПа предполагала определенные свободы. На это этапе в силу распространения леваческих настроений, авангардистского мировоззрения часто можно было встретить отрицание философии, ее восприятие как буржуазной идеологи. Настоящим марксистам-ленинцам 20-х пришлось преодолеть много трудностей, чтоб отстоять право философии на существование и ленинскую теория с ее утверждением абсолютной истины. Главные дискуссии 1920-х – это спор между диалектиками и механистами, спор об азиатском способе производства, споры о возможности построить социализм в России и вообще – в отдельно взятой стране.

Второй этап пришелся на 1931- 1954. Этот этап следует назвать сталинский или догматический. Начало его – разгром группы А.М. Деборина, которая была обвинена в «меньшевиствующем идеализме». С тех пор в советской философии свободные без оглядки на партийные инстанции дискуссии прекратились. Официальные дискуссии (вроде обсуждения учебника по истории философии Александрова в 1948 году), конечно, были, но свое истинное мнение в них философы зачастую высказать боялись, всякие попытки рациональной критики резко пресекались – вплоть до обвинений в ревизионизме и враждебной пропаганде, а окончание дискуссии связывалось с высказыванием точки зрения И.В. Сталина, которая объявлялось высшей истиной. 

Догматизация марксистско-ленинской философии в сталинский период имела, конечно, исторические причины – в 30-е гг. наступила эпоха мобилизации, когда страна должна была собрать все свои силы для модернизационного рывка и не могла позволить себе длительные широкие разногласия и дискуссии. Тем не менее, упрощение марксистской философской парадигмы, которое произошло в это время, изгнание духа настоящей диалектики, не существующей без дискуссий, проникновение в философское сообщество карьеристов, чиновников, превращавших философские споры в инструмент личной расправы, наконец, вынужденное молчание и гибель отдельных философов-марксистов, все это больно ударило по дальнейшему развитию марксизма в СССР. 

Апогеем философского развития сталинского этапа стал выход в свет философской главы «Краткого курса истории ВКП (б)», по слухам написанной И.В. Сталиным (некоторые считают, что ее истинный автор – Ян Стэн, а Сталин лишь выступил как литературный редактор). В ней была изложена догматическая версия советского диалектического и исторического материализма, подведшая черту под спорами 1920-х. Специальным постановлением ЦК ВКП (б) эта глава была объявлена точкой зрения партии на философские вопросы и все остальные курсы философии были запрещены в вузах и ссузах СССР. Разумеется, никакая критика этой работы была невозможна, студентам предлагалось заучивать ее тезисы и воспроизводить (как впоследствие в Китае делали с цитатами Мао). Позднее на основе этой главы писались официальные учебники по марксистской философии в СССР, и по этим учебникам миллионы людей получали искаженные, упрощенные представления о марксизме. Затем же, уже в годы перестройки, многие из них стали яростно критиковать и отбрасывать эту примитивную схему, думая, что критикуют и опровергают марксизм. 

Вместе с тем нельзя утверждать, что в 30-е гг. марксистская мысль в СССР вообще перестала развиваться. Во-первых «Краткий курс» все же покончил с леваческим отрицанием философии и утвердил ее существование как особой науки. Также он утверждал, что главный метод марксистской философии – диалектика. Тем самым была подведена определенная черта под спорами 20-х. 

И во-вторых, и творческие научные споры тоже совсем не прекратились. Просто из области теоретической, профессиональной философии, где действительно, опасно было высказывать критические мысли и несогласие с одобренной партией версией диамата, творческие дискуссии переместились в другие узкоспециальные области, где цензура была не столь жесткой. Одной их таких областей стала философия искусства и, в частности — теория литературы. Здесь на страницах «Литературной газеты» и журнала «Литературный критик» в 1936-1940-х гг. развернулись знаковые споры о классовом подходе к литературе, народности классического искусства и реализме как высшем художественном методе. С одной стороны были так называемые «социологизаторы», сторонники вульгарно-классового подхода, отвергавшие народность классической русской литературы – В. Ермилов, М. Храпченко, с другой – философ-эстетик М. Лифшиц, выдающийся венгерский философ-марксист Д. Лукач, живший тогда в СССР, а также их сторонники – В. Гриб, Е. Усиевич, А. Платонов и другие. Рассуждая о проблемах литературы, они ставили и обсуждали философские проблемы — о соотношении сознания и бытия, о релятивизме и диалектике, об относительной и абсолютной красоте, о базисе и надстройке. Течению Лифшица-Лукача удалось разбить вульгарных социологизаторов, поднять марксизм-ленинизм на новую теоретическую высоту, во многом подготовить ренессанс диалектической философии 60-х. Лифшиц также повлиял на «национальный сталинский поворот», благодаря трудам Лифшица и его единомышленников в СССР были реабилитированы великие русские писатели — Пушкин, Гоголь, Толстой, которые в 20-е годы объявлялись певцами крепостничества и идеологами помещиков. 

В 1940-м году был закрыт журнал «Литературный критик», а с Великой отечественной войной дискуссии в эстетике прекратились.

Следующий, третий этап истории советской философии – «период оттепели» или «вторая эпоха дискуссий» продолжался с 1954 до 1968, то есть до так называемой «эпохи застоя». Это, как уже говорилось, было время широких философских споров, напоминавших эпоху 20-х. Среди них можно выделить спор Ильенкова и Коровикова с диаматчиками о предмете философии спор об идеальном между Дубровским и Ильенковым, спор диалектиков и логиков, споры о модернизме М.А. Лифшица и сторонников авангардного искусства, споры об общечеловеческой морали, второй спор об азиатском способе производства и другие. 

В это время советский марксизм-ленинизм переживает новый расцвет. С другой стороны, многие философы в СССР начинают уже выходить за его рамки и переходить на позиции либо отечественной религиозной философии, либо западных новейших школ (прежде всего, неопозитивизма, структурализма и экзистенциализма), лишь внешне прикрываясь фразеологией марксизма. 

Четвертый этап охватывал 1968-1985. В это время происходит новая догматизация советского марксизма, но гораздо более мягкая, споры философов полностью не прекращаются, но производятся с использованием «эзопова языка» или уходят в «самиздат» (отметим споры о социализме между «левыми» и «правыми» диссидентами). Подспудно, не заявляя об этом прямо, значительное количество профессиональных философов в СССР в это время разрывают с марксизмом. 

Перестройка 1985 года открывает пятый этап, когда возобновились старые дискуссии 60-х, однако, философы СССР открыто стали все дальше отходить от марксизма-ленинизма. В конце концов от сообщества марксистско-ленинских философов в 1990-1991 годах остались разрозненные группки, деморализованные распадом СССР и попыткой реставрации капитализма.

Шестой этап, или этап «жизни после смерти» продолжается сейчас. Доживают свои дни представители советской философии, оставшиеся верными ее идеям. Продолжаются, затухая, споры той эпохи. Постепенно сходят на нет течения марксистско-ленинской философии. Исчезла социальная база этой философии –сама советская цивилизация и, видимо, и эта философия также скоро станет историей. На смену ей идут новые направления российской философии (в том числе и марксистские), которые, думаем, должны учесть все лучшее в опыте советской философии. 

Задачи марксистско-ленинской философии. Философия советского марксизма-ленинизма существенно отличалась от современных западных философских школ. Она утверждала, что истина, которую искала и ищет мировая философия уже найдена. Она содержится в том учении, которое создали Маркс, Энгельс и Ленин. Но это не значит, что советские философы должны почивать на лаврах и поругивать буржуазных мыслителей, наслаждаясь обладанием высшей истиной (хотя некоторые философы-догматики так и поступали, вызывая законный смех советских творческих марксистов). Ибо, во-первых, истина дана в трудах классиков в целом, а детали предстоит разрабатывать последователям, во-вторых, по многим вопросам Маркс, Энгельс и Ленин вообще не высказывали четкого мнения и его предстояло выявить, исходя из общего духа марксизма и в-третьих, классики тоже были живыми людьми, ограниченными историческим кругозором. Это значит, что с точки зрения самого марксизма в их трудах наряду с моментом истины были и моменты исторически обусловленных ошибок (Маркс, например, ошибся с прогнозом скорой революции в Англии).

Таким образом, советские философы видели свою задачу в том, чтобы: 

1. Систематизировать философские идеи, высказанные классиками марксизма-ленинизма
2. Развивать их философские взгляды применительно к самым разным проблемам философии
3. Критиковать буржуазную философию, в том числе отражая ее нападки на марксизм, а также критиковать другие, неортодоксальные направления в марксизме (западный неомарксизм, китайский маоизм и т.д.)

Исходя из этого огромную роль в работе советских философов играли источники классиков.

Канонические работы классиков в философии марксизма-ленинизма. Если мы с вами откроем сочинения сторонников школы советского марксизма-ленинизма, то мы увидим, что даже библиография в этих сочинениях построена необычным образом: сначала идут Маркс, Энгельс и Ленин (именно в таком порядке, хотя по алфавиту Ленин должен быть впереди), а уж затем в алфавитном порядке — все остальные авторы. Уже в самом этом построении библиографии содержалось скрытое утверждение: работы классиков марксизма-ленинизма – не обычные философские трактаты, а работы высших гениев человечества, несущие в себе истину в общем виде, требующем лишь дальнейшей конкретизации. 

Какие же работы были «каноническими» для философии советского марксизма-ленинизма, то есть были обязательны для цитирования и комментирования? Их список обозначил еще Г.В. Плеханов – «философский учитель В.И. Ленина» в одной из своих концептуальных статей – «Основные вопросы марксизма». В ней он называет следующие главные философские работы Энгельса:

1. «Анти-Дюринг»
2. «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии»
3. «Развитие социализма от философии к науке»

К важным философским работам Маркса он относил:

1. «Нищета философии»
2. Предисловие к 1 тому «Капитала»

Такие ранние работы Маркса и Энгельса как «Святое семейство», «К критике гегелевской философии права», «Тезисы о Фейербахе» Плеханов воспринимал как не совсем еще марксистские, написанные еще в духе гуманизма Фейербаха, а не философии диалектического материализма. Впоследстие в советской философии оценка этих работ смягчится, но все же поздние труды Маркса и особенно Энгельса будут рассматриваться как более аутентичные источники философии марксизма-ленинизма. 

К важнейшим источникам в СССР добавят рукопись Энгельса «Диалектика природы» и сочинения В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и «Философские тетради».

Отношение к ранним философским работам Маркса и Энгельса «Экономическо-философские рукописи 1844 года» и «Немецкая идеология», открытым лишь в 1930-е годы, будет подозрительным, ведь они на Западе станут базисом для критики советского диамата с позиций неомарксизма. 

Дискуссии в марксистско-ленинской философии. Марксистско-ленинскую философию иногда представляют, как некий монолит, систему догм, которые поколения философов бездумно повторяли, либо боясь усомниться в них, либо делая это из конъюнктурных соображений. Зачастую такое впечатление и правда складывается при чтении учебников по марксистско-ленинской философии или официальных докладов тогдашних руководителей философского сообщества. Но ведь на то они и учебники и доклады, чтоб сглаживать противоречия, обходить острые темы, пытаться скрыть разногласия и излагать лишь то, с чем согласно большинство. Реальная картина развития марксистско-ленинской философии, как и любой другой философской школы и в марксизме, и вне его – это история споров, расколов, противостояний, взаимной критики (хотя споры эти имели границы, которые задавало смысловое пространство трудов классиков марксизма-ленинизма). Исключения составляли периоды, когда партия и государство брали курс на мобилизацию, свертывание политических и интеллектуальных свобод. Обычно это было связано с тяжелым международным положением, состоянием конфликта с зарубежными странами, необходимостью быть готовыми к войне или непосредственно с состоянием войны («горячей» или «холодной»). Как уже говорилось, в советской истории было два таких периода – сталинский и брежневский. Именно в сталинский период был сформулирован и предложен обществу знаменитый диамат и истмат (философская глава из «Краткого курса истории ВКП (б)»). В брежневский период было создано второе исправленное издание диамата и истмата. Разумеется, такой догматизм в философии не способствовал ее развитию (хотя оно исподволь происходило и тогда). Но были в истории советской философии и «нормальные периоды» (20-е гг.., оттепель 60-х), когда более или менее открыто велись дискуссии, и они носили более академический, чем идеологический характер. Именно в этих дискуссиях и находились ответы на вопросы (в том числе и такие, которые потом входили в «догматический канон» диамата и истмата). В них сталкивались группировки и направления в марксистско-ленинской философии, которых было великое множество – диалектики и механисты, онтологи и гносеологи, дубровцы и ильенковцы и т.д. и т.п. Все их мы постараемся рассмотреть. Пока же обратимся к основным проблемам этой философской традиции.

Основные проблемы марксистско-ленинской философии.Главной проблемой любой философии является ее самоопределение, выяснение ее предмета и методов. Эта проблема волновала философов марксистов-ленинцев всегда, начиная с зарождения самой этой школы.

Далее, еще Энгельс писал, основной вопрос философии – вопрос о соотношении материальной природы и идеального, духа. Споры о том, что такое материя, как она соотносится с наличной природой и каково их отношение к сознанию, к идеальному, а также что из себя представляет идеальное – это также ключевые дискуссии советского марксизма. В них родилось одно из высших его достижений – теории идеального Ильенкова и Лифшица. 

Все советские годы философам и другим деятелям культуры приходилось сталкиваться с проявлениями вульгарного марксизма, который сводил духовную культуру на корыстные экономические интересы, отрицал истину, добро, красоту. Те философы, которые отстаивали не на словах, а на деле ленинскую линию не могли не заняться проблема соотношения базиса и надстройки, автономности надстройки и духовных ценностей, и связанными с ними проблемами идеологии. От решения этих вопросов зависело понимание искусства, науки, морали, понимание места самого марксизма в культуре. 

Привлекала внимание советских философов и проблема азиатского способа производства, которая определяла трактовки мировой истории, противостояния Запада и Востока. Толчком к обсуждению этих проблем была и международная деятельность советского Союза, его отношения со странами Азии, которые отказались от капитализма. Кроме того, развитие истерической науки, давшей новые факты об истории Египта, Месопотамии, доколумбовой Америки также заставляли философов продолжать раздумывать об этом. Не могли укрыться от внимания советских философов и параллели между древними азиатскими обществами и светской экономикой и действительностью. 

Наконец, естественно, для философов марксистов-ленинцев важны были и реальные проблемы социализма, ведь они были гражданами страны, строившей социализм и при этом строительстве сталкивавшейся с многочисленными трудностями. 

В соответствии со списком этих проблем мы и выстроили свой курс лекций. 

Вопросы для самоконтроля:

1. Что такое марксистско-ленинская философия?
2. Когда она возникла? Какие Вы знаете периоды ее развития?
3. В чем специфика марксистско-ленинской философии? Какие она ставила перед собой задачи?
4. На какие труды основоположников опираются философы марксистско-ленинской школы?
5. Какие проблемы решала марксистско-ленинская философия?

Лекция 2. Понимание философии в марксизме-ленинизме

Отсутствие единого определения философии. В философии марксизма-ленинизма сам предмет философии всю советскую историю (за исключением периода 1930-1950-х, когда аутентичные философские дискуссии были под запретом) был объектом споров. Хотя все вузовские учебники открывались определением философии и студентам казалось, что среди советских философов здесь царит полное согласие, на самом деле до конца существования Советского Союза разные школы (ильенковцы, онтологи, диаматчики) отстаивали разные понимания философии и ее предмета (да и сейчас среди оставшихся философов марксистов-ленинцев это противоречие не снято), а определение из учебников состояло из лоскутков, нарезанных из определений этих школ. 

Но прежде чем рассказать об этом, мы должны обратиться к самому началу, к тому, как формировалась философия марксизма и марксизма-ленинизма и что об этом говорили основоположники и их первые ученики. 

Маркс и Энгельс о философии. Проблема, собственно, и была в том, что Маркс и Энгельс также не оставили четкого определения философии, а их высказывания по этому поводу можно было трактовать по-разному. В «Немецкой идеологии» они называли философию одной из форм идеологии, и, таким образом, казалось бы, отказывали ей в праве на автономные поиски истины. В этом случае философы только думают, что они решают специфические научные проблемы, а на самом деле они выражают взгляды того или иного класса (рабовладельцев, феодалов, буржуа). Тогда учения Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля не имеют отношения к интеллектуальному прогрессу человечества, к накоплению объективных знаний о мире и представляют собой лишь субъективные измышления, интересные лишь с позиций политической полемики или истории культуры. Более того, тогда нельзя признать и самих Маркса и Энгельса философами, получается они лишь критиковали философию, а сами занимались наукой, прежде всего политэкономией, затем социологией и политологией (хотя такого термина тогда еще не было). 

«Немецкая идеология» при жизни ее создателей не увидела свет, а была опубликована в СССР в 1930-е. Вместе с тем положения об идеологичности философии содержатся и в других работах Маркса и Энгельса. 

С другой стороны Энгельс в «Диалектике природы» рассуждает о формах движения материи, используя модернизированную гегелевскую диалектику, и эти рассуждения трудно охарактеризовать иначе как философские, ведь они выходят за пределы компетенции частных наук (правда, «Диалектика природы» не была закончена и также опубликована лишь в 1925 году в СССР). 

С третьей стороны Энгельс в «Людвиге Фейербахе и конце немецкой классической философии» заявлял, что после появления экспериментальной физики теряет смысл натурфилософия, после появления исторического материализма Маркса то же происходит с социальной философией; за философией остается лишь область мышления – логика и диалектика. Здесь вроде бы признается, что исторический материализм Маркса – не философское учение (как считалось в СССР, где истмат был наряду с диаматом одной из двух частей марксистско-ленинской официальной философии), а научная теория, своего рода социальная физика. Философия же — учение о мышлении, методология частных наук. Но в той же работе Энгельс пишет об основном вопросе философии, разделяющем философов на идеалистов и материалистов и отдает предпочтение философскому материализму, а это вроде бы уже признание того, что они с Марксом создали диалектическую разновидность философии материализма. Кроме того, он пишет и о какой-то диалектической философии, которая, впрочем, никогда не получит окончательного выражения. Наконец, рабочий класс и его мировоззрение, то есть марксизм, Энгельс объявляет наследником немецкой классической философии.

Что же такое философия по Марксу и Энгельсу: идеология, которую нужно отбросить и удовольствоваться научным познанием? Диалектическое учение о мире, природе, материи? Учение о мышлении и методах науки? Относится ли критика философами Маркса и Энгельса к философии вообще или к домарксовой философии? На все эти вопросы предстояло ответить ученикам Маркса, в том числе русским.

Ленин о философии. В 1908-1909 году В.И. Ленин написал и выпустил книгу «Материализм и эмпириокритицизм», которая была ответом на выступления одного из большевистских философов Александра Богданова. В нейЛенин предложил программу диалектического материализма, которая оказала решающее влияние на будущую советскую философию, рассматривавшую Ленина как непререкаемого авторитета. 

Богданов отталкивался от интерпретации, которая была популярна среди марксистов-ревизионистов того времени. Вся предшествующая философия – от Фалеса до Гегеля есть форма идеологии. Никакой философии Маркс и Энгельс не создавали, а исторический материализм – это научная,прежде всего, политэкономическая и социологическая теория.Научные же теории вполне совместимы с новейшей научной философией, созданной Махом. Так Богданов обосновывал создание махо-марксизма как «творческое развитие» марксизма. 

Ленин возражал на это, что махизм – никакая не новейшая научная философия, а вариация известного субъективного идеализма, созданного Беркли, Юмом и Фихте. Маркс и Энгельс же были материалистами и более того сторонниками диалектической материалистической философии. Философия диалектического материализма признает объективное существование природы, материи и видит в феноменах сознания лишь отражения действительно существующих вещей (в отличие от махо-марсизма Богданова, который мир представляет как феномены сознания какого-либо класса). Философию интересуют самые общие, предельные категории, которые отражают самые общие предельные принципы и уровни мира. Таковы материя, природа и идея, сознание, выше которых по степени общности уже ничего нет. Поэтому главный вопрос философии: что первично – идея, сознание или материя, природа? Он имеет и гносеологический аспект: как соотносятся наши мысли с объективной реальностью, или познаваем мир или нет? Диалектический материализм признает познаваемость мира и главенство материального начала.

Таково понимание философии у Ленина. Как видим, окончательного определения философии Ленин также не сформулировал. Из его рассуждений непонятно: то ли это «наука наук», которая возвышается над частными науками и решает наиболее общие вопросы, которые выходят за сферу компетенций частных наук (так потом трактовал философию официальный сталинский «диамат» и в более глубоком смысле – М. Лифшиц), то ли это именно «учение о категориях», о мышлении и соотношении его с материальным бытием (как потом трактовала философию школа Э.В. Ильенкова)

Спор диалектиков, механистов и появление диаматовского понимания философии. В 1920-е годы в среде советских марксистов споры относительно понимания философии, ее методов и соотношения ее с науками и методами возобновились¹. Первоначально выступили левацкие критики философии как формы идеологии. В 1922 году С. Минин выпустил нашумевшую статью «Философию за борт!», где доказывал, что философия – это идеология буржуазии, так же как религия – идеология феодалов, а истинно пролетарское мировоззрение – научное. С ним вступил в дискуссию В. Руммий (В. Ваганян), который обвинил Минина в непонимании того, что Маркс и Энгельс создали именно философию диалектического материализма и что они были наследниками философов Гегеля, Фейербаха, Спинозы и французских материалистов. 

В следующем 1923 году биолог Эммануил Енчмен опубликовал книгу «Теория новой биологии и марксизм», которая сразу же сделала его знаменитым и принесла ему множество поклонников в среде молодежи (в 20-е годы веял дух революции и люди были падки на радикальные авангардистские идеи). Енчмен объявлял эксплуататорской идеологией не только философию, но и … науку. Он считал себя учеником Павлова и утверждал, что психического вообще не существует, человек – биологический организм, имеющий рефлекторные реакции («органические движения») на внешние раздражители. До появления эксплуататорских обществ эти реакции были оптимистическими, эксплуататоры подавили их и навязали фантомы вроде «ум», «мышление», познание», от которых освобождает коммунистическая революция. Н. Бухарин в работе «Енчмениада» справедливо указал, что взгляды Енчмена – смесь вульгарного материализма и упрощенного позитивизма, и что, ставя во главу угла индивида, Енчмен, сам того не понимая, скатывается в субъективный идеализм, как и Мах, объявляя всю культуру фантомами сознания. 

Минин и Енчмен были одиночками-чудаками. Но в 1925 году против философии как особого вида мировоззрения выступила целая школа советской философии, получившая название «механистов» (Л. Аксельрод (Ортодокс), А. Тимирязев, И. Скворцов-Степанов, А. Варьяш и др.). По их мнению, материальный мир или материя изучается науками. Никакой материи, не совпадающей с миром объектов, нет, а, значит, и философия может быть лишь наукой о материальном мире. Таким образом, философия – это интегральная наука, дающая обобщения научной картины мира, она должна использовать общенаучные методы. Философия как особый, отличный от науки тип мировоззрения, не нужна. Дискуссия началась в 1925 году со статьи И. Скворцова-Степанова «Исторический материализм и современное естествознание», автор которой заявил, что для марксизма не существует «области какого-то философствования», самостоятельной по отношению к науке. 

Перед нами, очевидно, позитивистский взгляд на философию, который отличается от богдановского только тем, что «механисты» не объявляют мир порождением коллективного сознания класса. Не случайно, что сам Богданов сочувственно относился к «механистам». Примечательно, однако, что если махисты опирались на новейшие для того времени физические теории (прежде всего, теории Эйнштейна), то механисты, напротив, считали Эйнштейна реакционным идеалистическим мыслителем и противопоставляли эйнштейновской физике классическую механистическую физику (откуда и их название – «механисты»). Они считали, что механика – это фундамент всех остальных наук о природе (потому что и животные, и человек – не более чем биологические машины) и что диалектика, о которой писали Маркс и Энгельс, в науках о природе конкретизируется в виде методов механистической физики. Никакая отдельная диалектика для трактовки явлений природы не нужна (по отношению к обществу у них было противоположное мнение).

Против «механистов» выступили так называемые «диалектики» (А. Деборин, Я. Стэн и др.). Основные их идеи сформулировал уже Стэн в ответе Скворцову-Степанову (Я. Стэн «Об ошибках Гортера и тов. Степанова»). Стэн, а за ним и другие «диалектики», провозгласили, что существует философия марксизма – диалектический материализм, не совпадающая с частными науками (в этом они продолжали Ленина). Вопрос о предмете этой философии они решали так: поскольку материю как сумму материальных вещей и полевых структур изучают частные науки, то предмет диалектико-материалистической философии – наиболее общие законы мира, представляющие собой обобщения частнонаучных законов. А таковыми являются законы диалектики – теории развития, сформулированные Гегелем и Энгельсом, поскольку развитие – это универсальное свойство всех феноменов природы. Таким образом философия – это наука о законах мира в целом, а они сводятся к общим законам развития, то есть к законам диалектики. Философия стоит над другими науками, но пользуется их достижениями как примерами диалектики природы в ее частных областях. 

Собственно, это тоже был позитивистский и метафизический взгляд на философию, с вариациями повторяющей идеи позитивиста Спенсера, который тоже видел в философии науку о наиболее общем законе мира, только таковым законом он считал закон эволюции. На это сущностное родство диалектиков и механистов указывали впоследствии представители школы Ильенкова (С.Н. Мареев). И хотя потом группа Деборина также была разгромлена, обвиненная в гегельянщине и «меньшевиствующем идеализме», деборинское понимание философии – как науки наук, изучающей общие законы мира, они же – законы диалектики, вошло в сталинский диамат и истмат. 

Первое свое выражение он получил в философской главе «Краткого курса истории ВКП (б)», но позднейшие учебники по диамату углубили и усовершенствовали это определение. Так, в учебнике 1968 года мы читаем: «Марксистско-ленинская философия, в отличие от других специальных и частных наук, исследует не отдельные стороны действительности или формы движения материи, а наиболее общие законы развития всего существующего(курсив мой – Р.В.). Поскольку все существующее может быть отнесено к материальному или идеальному, объективному или субъективному, вопрос об отношении духовного к материальному, сознания к бытию является основным вопросом всякой философии или ее исходным теоретическим пунктом. Определить действительное соотношение материи и сознания, научно доказать, что мир по природе своей материален и существует объективно, независимо от сознания, что материя является первичной, определяющей по отношению к сознанию, — такова одна из основных задач марксистско-ленинской философии». Здесь особо подчеркнуто, что философия – не такая же наука, как другие, а особая наука, наделенная высшим статусом, «наука наук». Любопытно также что в качестве задач философии указываются проблемы, которые, как уже считалось, давно разрешены Лениным в его работах (например, тезис о существовании материального мира). Фактически такая формулировка задач философии обрекала советских «любомудров» просто на повторение цитат из «Материализма и эмпириокритицизма». 

Гносеологическое понимание философии. В конце 1950-х – начале 1960-х в рамках советской марксистско-ленинской философии было предложено новое понимание предмета философии, отличающееся от рассмотренного нами. Его автором был Э.В. Ильенков. 

Согласно Ильенкову, определение философии как науки обо всем существующем, мире в целом не имеет никакого отношения к подлинному марксизму-ленинизму как к диалектической философии, оно вполне метафизично и схоже с представлениями философии позитивизма. «Тот, кто мало-мальски знаком с историей философии – пишет он — знает, что понимание это самым последовательным образом было сформулировано Огюстом Контом, согласно коему «частные» науки (физика, химия, биология, астрономия и т.д.) рисуют «частные» позитивные изображения окружающего нас мира, по необходимости друг с другом не связанные, а «научное мировоззрение», т.е. научное изображение «мира в целом», из этих разрозненных фрагментов склеивается «научной философией», «позитивной философией», которая именно поэтому и именуется «позитивной»². Такая попытка создать философскую надстройку над частными науками на основе данных этих наук, заявляет Ильенков, заранее обречена на неудачу. Для этого философу пришлось бы стать специалистом во всех науках – и в физике, и в химии, и биологии, и в социологии, что невозможно: дифференциация наук приводит ученых к узкой специализации. Позитивистско-метафизическая «наука о мире в целом», считает Ильенков, неизбежно станет попыткой дилетанта пересказать и связать воедино научные теории, которые он понимает поверхностно, что вызовет только смех профессионалов. Такая «научная философия» не является философией, а в лучшем случае – популяризация науки, в худшем – догматизм, мешающий развитию науки. Дело в том, что науки постоянно развиваются, старые теории отбрасываются, им на смену приходят новые. Если же старые теории будут освящены авторитетом «научной философии», то они станут рассматриваться как «абсолютная истина» и философы будут обвинять ученых в отходе от «научного», «материалистического», «истинного» мировоззрения и препятствовать научному прогрессу (собственно, однажды в истории советской философии так уже было, философ-механист Тимирязев, бывший сторонником позитивистского понимания философии, резко выступал в 1920-е годы против теории относительности и квантовой механики, объявляя их реакционными и идеалистическими теориями). 

Конечно некогда, до возникновения экспериментального естествознания и научной теории общества, философия в определенном смысле была «наукой наук», пыталасьзаниматься и этими вопросами. Но теперь в этом нужды нет. Теперь философия, говорит Ильенков, должна отказаться от таких претензий (в советском марксизме превратившихся в претензию быть «всеобъемлющим истматом и диаматом») и стать действительно научной философией, то есть одной из наук в ряду других, равной им, и имеющей свой собственный предмет, а не пересказывающей устарелые теории других наук. Предметом же ее должно стать то явление, которое выпадает из поля зрения всех остальных наук, и которое тем не менее уже 2 тысячи лет изучалось философами – наиболее общие законы мышления, взятые не в их отношении к человеческому телу, психике, мозгу, а сами по себе. Этим как известно занимались логика и диалектика, которые по Ильенкову и есть подлинная научная философия. Ильенков приводит в подтверждение слова Энгельса, который считал, что обогащенное диалектическим методом научное мировоззрение: «не нуждается больше ни в какой философии, стоящей над прочими науками. Как только перед каждой отдельной наукой ставится требование выяснить свое место во всеобщей связи вещей и знаний о вещах, какая-либо особая наука об этой всеобщей связи становится излишней. И тогда из всей прежней философии самостоятельное существование сохраняет еще учение о мышлении и его законах – формальная логика и диалектика. Все остальное входит в положительную науку о природе и истории»³.

Итак, в марксизме, по Ильенкову, нет и не может «социальной философии» и «философии природы», «истмата» и «диамата». Рассуждения об исторических формациях и о материи и ее уровнях нужно оставить ученым – историкам, социологам, физикам. И Маркс как создатель материалистического понимания истории был не философом, а ученым, историком и социологом. Философия марксизма – это учение о диалектике, о мышлении и его соотношении с материальной природой. Это учение тоже создал Маркс, но он «вмонтировал» его в свой «Капитал», где он применил диалектический метод по отношению к экономике. Советским философам осталось лишь извлечь этот метод оттуда, описать его в «чистом виде», это и будет настоящей философией марксизма. 

По мнению Ильенкова, такое понимании философии вовсе не противоречит ленинской трактовке, которая содержится в «Материализме и эмпириокритицизме» (поэтому Ильенков называет себя марксистско-ленинским философом и считает, что он имеет на это большее про, чем скрытые позитивисты, присвоившие себе имя марксистов-ленинцев). Ильенков, обосновывает это в отдельной книге, полностью посвященной ленинскому философскому труду – «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма». Критику махизма у Ленина Ильенков интерпретирует как критику позитивистского понимания философии, под видом науки о мире в целом протаскивающего в философию дурно понятые теории естествознания и их скрытые идеалистические трактовки. Позицию диалектического материализма, которую отстаивает Ленин, Ильенков расценивает как просто позицию диалектики, к которой как считал советский философ и сводится современная научная философия: «О материалистической диалектике, а не просто и не только о материализме размышляет и пишет Ленин на протяжении всей книги, особенно в главе о новейшей революции в естествознании, разбирая, в частности, диалектику, заключенную в понятии объективной истины, диалектическое отношение между относительным и абсолютным»⁴.

Такое понимание философии было охарактеризовано критиками Ильенкова как гносеологическое и так же как Ильенков обвинял своих оппонентов в отходе от марксизма-ленинизма и впадении в позитивизм, его оппоненты обвиняли Ильенкова во впадении в гегелевский идеализм (ведь согласно Гегелю, действительно, философия – наука о мышлении).

Онтологическое понимание философии. В 1950-1960-е гг. одновременно с гносеологической школой в Москве стала формироваться онтологическая школа в Ленинграде, которая сразу же встала в оппозицию к ильенковцам. Ее основатель – В. П. Тугаринов, представители – В.И. Свидерский, Ф.Ф. Вяккирев и др. Подробнее про эту школу мы поговорим в соответствующей лекции, посвященной проблеме материи, а сейчас ограничимся лишь описанием их позиции по поводу проблемы философии. «Онтологи», развивая Ленина, придали онтологическое измерение его определению материи. Их основная идея состояла в том, что кроме материи как природы, то есть совокупности вещей, существует еще и материя как субстанция, основа мира, развивающаяся и переходящая с уровня на уровень, пока она не породила человека и общество. Развитие это происходит по законам диалектики. 

Отличие онтологической программы от деборинско-митинского диамата очевидно. На вопрос механистов-позитивистов: «каков же предмет философии, если природу изучают науки?» Деборин и диаматчики отвечали: «философия – наука о наиболее общих законах развития мира, которые вытекают из частных законов, изучаемых частными науками». Онтологисты же отвечали, что философия – наука о материи, которая так сказать находится по ту сторону мира вещей, изучаемых науками, составляет его сущность. Философия — это онтология, «учение об объективно-универсальном, выраженном посредством философских категорий». Категории эти носят диалектический характер, но диалектика природы отличается от диалектики мышления, это объективная, а не субъективная диалектика. 

Онтологисты упрекали ильенковцев в гноселогизме, в уклоне в гегельянщину, в игнорировании материи до и вне опыта, а значит, в отходе от материализма. 

Ильенковцы упрекали онтологистов в том, что те неправильно понимают материализм. Материализм, по их мнению, не утверждает первичность какой-то абстрактной материи, вне человеческой практики, а утверждает первичность самой практики, труда, преобразования природы, в котором присутствует не только материальный, но и идеальный момент (потому что труд всегда целесообразен, он предполагает идеальную цель). Природа не дана нам сама по себе, а только преломленной через практику. Даже звездное небо люди используют как компас и календарь – писал Ильенков. 

Дискуссии между онтологистами и гносеологами на страницах философских журналов и монографий плодов не дали, стороны остались при прежних мнениях. Партийные органы в дискуссию вмешиваться не стали (как это было, например, с дискуссией механистов и диалектиков в 1920-е). Поэтому окончательного решения, признанного всем сообществом советских философов, этот вопрос не получил. В учебниках по философии выражалась синтетическая, а, правильнее сказать, эклектическая позиция онтологистов и диаматчиков (как, например, в учебнике Спиркина, который после нескольких переизданий используется в вузах до сих пор). 

Справедливости ради, надо заметить, что онтологисты тоже имели резон в критике позиции Ильенкова. Ее философский блеск и глубина заслоняли то простое обстоятельство, что Ильенков неправильно трактовал позицию онтологистов. Он смешивал воедино две тенденции в стане своих противников. Далеко не все из них были скрытыми позитивистами. Таковые, действительно, имелись и они склонны были понимать философию как «методологию науки», как осмысление достижений, прежде всего естественных наук. Ильенков их справедливо высмеял. Но были и те, кто напоминал адептов докантовской метафизики, только с поправкой на их материализм и атеизм, уже упоминавшиеся онтологисты, сторонники «марксистской метафизики». Докантовская метафизика, например, учения Декарта или Лейбница, видела в философии науку о высшем бытии, под которым она понимала Бога. Онтологически-метафизическая школа марксистов-ленинцев тоже видела в философии науку о высшем бытии, но понимала под таковым не Бога, а природу или материю, обладающую атрибутом творческого саморазвития. Свой резон в такой позиции был. Ее развил М.А. Лифшиц в своей теории онтогносеологии. 

Онтогносеологическое понимание философии М.А. Лифшица.В философии, как и Ильенков, М.А. Лифшиц видел учение об идеальном, не только в нашем мышлении, но и об идеальном, присутствующем в самой природе в виде законов, «пределов вещей», к которым они стремятся. То есть Лифшиц признавал и объективную диалектику, диалектику природы, тем самым взяв кое-что и у онтологистов. Таким образом по Лифшицу философия — это учение о идеальном, но не только о формах общественного сознания, как у Ильенкова, но и об идеях, существующих в природе, на правах моделей, законов, «идеалов вещей». Высшая форма философии по Лифшицу – диалектический материализм, а диалектический материализм (который не следует смешивать с официозным диаматом!) – это учение об абсолютной истине. Через человека природа осознает себя и обретает истинное бытие. Философия есть такжеформа этого самоосознания, но философия — не как вид созерцания, как это понимали идеалисты, в частности — Гегель, а как вид практики, деятельности по преобразованию мира. 

К сожалению, Лифшиц оставил свою глубокую концепцию в философии в архиве, материалы которого становятся доступными только сейчас. 

На этом завершим рассмотрение проблемы философии в марксизме-ленинизме. 

Вопросы для самоконтроля:

1. Как понимали философию Маркс и Энгельс?
2. Как понимал философию Ленин?
3. В чем была суть разногласий в трактовке философии между «механистами» и «диалектиками»?
4. Изложите сталинское диаматовское понимание философии
5. В чем суть определения философии, даваемое Э.В. Ильенковым и его школой? 
6. Как понимали философию советские философы «онтологической школы»?
7. В чем отличия трактовки философии, данной М.А. Лифшицем от «гносеологической» и от «онтологической» позиций? 

Лекция 3. Споры о методе: диалектика в марксистско-ленинской философии

Диалектика у Маркса и Энгельса. Диалектика была объявлена главным методом философии марксизма еще ее основоположниками – Марксом и Энгельсом (поэтому впоследствии Плеханов и Ленин назвали эту философию «диалектический материализм»). Маркс собирался написать книгу, специально посвященную диалектической логике, но не успел этого сделать, хотя следы применения диалектического метода очевидны даже в «Капитале», где он показывает диалектическое развитие категорий политэкономии, не говоря уже о ранних работах. 

Обратимся к теории Энгельса. Соратник Маркса считал главным изъяном материализма 18 века его недиалектичность, метафизичность. По его мнению, все находится в движении, развитии, а диалектика есть теория всякого развития, развития вообще. Законы диалектики, утверждал Энгельс, были сформулированы уже Гегелем (а открыты гораздо раньше – в античности). Энгельс сел их к трем законам (важно помнить, что Гегель ни о каких трех законах не говорил, Гегель показывал переход понятий друг из друга). Вот эти три закона: 

1. Закон единства и борьбы противоположностей, гласящий, что причиной развития чего бы то ни было является борьба внутренних противоположностей, которая снимается в синтезе, единстве (Энгельс приводил в приме борьбу между центробежной и гравитационной силой в движении планет)
2. Закон перехода количества в качество, гласящий, что при изменении количественных параметров после прохождения некоей границы происходит скачкообразный переход в иное качество (пример – превращение воды в пар при нагревании). Из этого законы вытекает важное следствие: каждый новый уровень природы имеет новое качество и несводим к прежним, например, мышление нельзя объяснить физико-химическими процессами в мозге
3. Закон отрицания отрицания, гласящий, что синтез осуществляет путем отрицания. Сначала какое-либо явление отрицает себя в ходе диалектического развития например, зерно превращается в росток, а потом росток отрицает себя, превращаясь в колосс где есть новые зерна и отрицание отрицания возвращает к тому же но на новом уровне. Энгельс иллюстрировал это еще и примером и математики. Если «а» мы умножим на «-а», то получим снова положительную величину, но уже во второй степени. 

Таковы были взгляды на диалектику соратника Маркса, но они стали известны поздно, только в 1925 году, когда в СССР была опубликована рукопись Энгельс о диалектике природы. 

Ленин о диалектике. После смерти Энгельса в марксизме произошел раскол на ревизионистов и ортодоксов. Лидером ревизионистов стал Эдуард Бернштейн. В философии ревизионисты провозгласили, что наследие Маркса включает в себя две составляющие – научную и идеологическую или утопическую. Научная составляющая – это социологическая и экономическая теория Маркса. Она опирается не на диалектику, а на индуктивные методы науки. Диалектика «Капитала» — это якобы лишь внешняя форма которая связана с юношеским увлечением Марса философией Гегеля (про три закона диалектики у Энгельса ревизионисты не знали, рукопись «Диалектики природы» тогда была еще неизвестна). Более того, с диалектикой ревизионисты связывали учение о революционном переходе к социализму (сами они исповедовали теорию медленного врастания капитализма в социализм). То есть диалектика для них – основа утопической части наследия Маркса, концепции мировой революции, которая, как они считали, была ошибочной. 

В России ревизионистскую критику диалектики восприняли как легальные, «правые» марксисты (Струве и др.), так и ультралевые махо-марксисты (Богданов и др.). Богданов отвергал бернштейнианство,стоял на позициях революционного преобразования общества, был даже членом партии большевиков, но при этом, как мы говорили, считал любую философию – формой идеологии и поэтому отвергал все философские методы, в том числе и диалектику. В плане методологи он ничем не отличался от Бернштейна, противопоставляя диалектике Маркса позитивистские идеалы, разговоры о неких научных методах. 

За это его резко критиковал В.И. Ленин. Ленин учил, что марксизм — это диалектический материализм, что диалектический взгляд на мир делает марксистский материализм глубже всех других ранних форм материализма. Он использовал диалектику как орудие для борьбы с релятивизмом, софистикой. Без диалектики абсолютной и относительной истины – указывал он – невозможно понять суть познания. 

Ленин призывал учиться диалектике, причем, не только у Маркса, но и у Гегеля. В отрывке «К вопросу о диалектике» Ленин так характеризовал диалектику: «…живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности (с философской системой, растущей в целое из каждого оттенка)».

Ленин искусно применял диалектику и в политике. Диалектичен его лозунг времен революции 1905 года – о союзе с крестьянством. Ведь меньшевики видели в крестьянстве реакционную, азиатскую силу, выступающую против капитализма с позиций азиатско-самодержавной утопии. Ленин же как диалектик говорит о «мужицком демократизме» черносотенного монархического крестьянства, то есть о диалектических противоположностях внутри него. 

Ленин выступает как диалектик в полемике с Сухановым, соглашаясь, что Россия не имеет пока экономического базиса для построения социализма в силу своей отсталости. Но именно ее отсталость, развал ее экономики довели народ до такой степени отчаянья, что он восстал и попытался прорваться к социализму. 

Показательно, что одна из последних книг, которую Ленин читал в Горках перед обострением болезни и смертью – это «Наука логики» Гегеля. 

Спор диалектиков и механистов. Начало советского периода марксистско-ленинской философии ознаменовалось спором о методе философии марксизма, который вошел в историю как спор «диалектиков» и «механистов» (о котором мы уже говорили в предыдущей лекции, но с акцентом на рассмотрение в его рамках проблемы философии). Корни этого спора уходят также в дискуссию между Лениным и Богдановым 1908-1909 гг., но в 1920-е годы спор начался без внешней связи со ленинско-богдановской полемикой (хотя сам Богданов попытался принять участие в этом новом споре). 

Один из лидеров механистов – Скворцов-Степанов в книге «Исторический материализм и современное естествознание» утверждал, что марксизм не предлагает какой-либо отдельной философии и что философия марксизма – это современное естествознание. Соответственно, марксистская философия не имеет никаких особых методов, помимо общенаучных (прежде всего, логики). Добавим, что под современным естествознанием Скворцов-Степанов имел в виду механистическую физику, то есть классическое, ньютоновское естествознание. К новейшим на тот момент теориям физики, таким, как теория относительности и квантовая механика, механисты относились с подозрением, так как их создатели в философии тяготели к идеализму (махизму).

На эту книгу отозвался рецензией в журнале «Большевик» работник Коминтерна и ЦК партии, философ Ян Стэн (1899-1937). Стэн выразил свое недоумение в связи с тем, что Скворцов-Степанов ничего не пишет о диалектическом методе, сторонниками которого объявляли себя и Маркс, и Энгельс, и обвинил своего оппонента в отходе назад — от диалектического материализма к материализму механистическому, напоминающему французский материализм XVIII века, подвергнутому резкой критике Ф. Энгельсом в книге о Фейербахе. Скворцов-Степанов ответил на это, что применение физических методов хорошо оправдало себя в биологии, поскольку в основе современной науки – механицизм, но другой, отличающийся от примитивного механицизма XVIII века. Критика Энгельса, таким образом, здесь якобы не при чем. Так завязалась многолетняя дискуссия, в которую было втянуто большинство философов-марксистов и ученых-естественников в СССР того времени. Лагерь диалектиков был представлен в основном философами: Деборин, Карев, Луппол, Вайнштейн, Стэн; в лагерь механистов входили – естествоиспытатели: Аксельрод (Ортодокс), Тимирязев (физик, сын великого биолога), Самойлов, Варьяш, Богданов. Статьи «диалектиков» печатались преимущественно в первом советском философском журнале «Под знаменем марксизма», статьи «механистов» — в журнале «Красная новь». Неоднократно проводились устные дискуссии – в Тимирязевском институте, в Первом Московском университете, в театре Мейерхольда, в РАНИОНе (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук). Последняя дискуссия имела наиболее широкий резонанс. 

Лидером лагеря диалектиков стал Абрам Моисеевич Деборин (настоящая фамилия — Иоффе) (1881-1963) – философ, общественный деятель, основатель Института философии АН СССР, лидером лагеря механистов – Любовь Исааковна Аксельрод (Ортодокс) (1868-1946), принадлежавшая к числу первых русских марксистов, участников группы «Освобождение труда». Дискуссия достигла большого накала после того, как в 1925 году институт Маркса и Энгельса опубликовал уже упоминавшуюся рукопись Энгельса «Диалектика природы». 

«Диалектики» во главе с Дебориным, опираясь на работы Энгельса, доказывали, что марксизм – это диалектическая философия, причем, диалектический метод был взят Марксом у Гегеля практически без изменений. Задачу философии они видели в разработке категорий диалектики (качество, количество, сущность, явление и т.д.). Философию они воспринимали как «царицу наук» и призывали естественников также взять на вооружение диалектику, приспособив ее к материалу своих наук. При этом механистов они упрекали в отказе от марксизма и переходе на позиции позитивизма. 

Механисты, напротив, считали, что «наука сама себе философия», никаких диалектических категорий выстраивать не надо, диалектика, если и применима, то в обществознании, а при изучении природы нужно довольствоваться уже проверенными эмпирическими методами. Никакой марксистской философии природы также не должно быть, изучать природу – дело науки, а не философии.

По поводу позиции Энгельса они утверждали, что механицизм критиковал ранний и средний, но не поздний Энгельс. В трудах Энгельса они нашли работу 80-х гг., написанную после «Диалектики природы» и «Анти-Дюринга», — статью «Общий характер диалектики как науки», где, как им казалось, Энгельс сводил все природные процессы к атомно-молекулярным и превратили ее в свое знамя (как «диалектики» превратили в знамя «Диалектику природы»). При этом механисты упрекали диалектиков в уклоне в гегельянство и идеализм. 

Обсуждалось и соотношение марксизма и таких учений, как фрейдизм, махизм, спинозизм, гегельянство. 

В ходе дискуссии выдвигались и важные принципиальные аргументы. Так, Любовь Аксельрод (Ортодокс) остроумно замечала, что переход воды из жидкого в газообразное состояние при нагревании, что «диалектики» вслед за Энгельсом приводили как пример действия закона перехода количества в качество, происходит совсем по другим, физическим законам. Таким образом так называемые «законы диалектики» содержательно пусты. Диалектики возражали на это, что три закона диалектики – это общие принципы развития природы, человека и общества, обобщение частнонаучных законов. Впоследствии советские философы, называвшие себя диалектическими логиками (Э.В. Ильенков и его ученики) на основании этого упрекали диалектиков 1920-х в том, что они на самом деле стояли на позициях метафизики и позитивизма и лишь прикрывались словами о диалектике, ведь именно позитивисты видят в философии науку о наиболее общих законах, обобщающих частнонаучные законы (пример, Спенсер с его законом эволюции). Отчасти это было верное обвинение, хотя степень метафизичности «диалектиков 1920-х» не стоит преувеличивать. 

В спор между философами-марксистами неожиданно вмешался А.Ф. Лосев – русский православный философ-идеалист, представитель школы философии всеединства. Будучи сторонником диалектики неоплаонически-гегельянского типа, он стремился защитить диалектиков –марксистов в своей работе «Диалектика мифа». Однако деборинцы отвергли такую помощь. 

Эти споры могли продолжаться долго, но в 1929 году в Коммунистической академии в Москве была созвана Вторая Всесоюзная конференция марксистско-ленинских научных учреждений. Можно сказать, это был съезд советских философов-марксистов. На этой конференции большинство однозначно высказалось за платформу «диалектиков». Материалы конференции были опубликованы в сборнике «Современные проблемы философии марксизма» (примечательно, что так же назывался доклад Деборина на конференции). Это было полное поражение механистов. 

Правда, через два года Деборин и его единомышленники сами были обвинены в «меньшевиствующем идеализме» и в непонимании отличий диалектики Маркса и Ленина от диалектики Гегеля. Многие были репрессированы, другие (как Деборин) на многие годы лишились возможности печататься. Однако возврата к философии «механистов» уже не произошло. Советская философия твердо определила себя как диалектический материализм, хотя диалектичность этого материализма во многом была декларативной.

Диалектика в сталинском диамате.В 1930-х вышел в свет «Краткий курс истории ВКП (б)» со знаменитой философской главой. В нее вошло сталинское понимание метода марксистской диалектики, которое представляло собой упрощенное деборинское, восходящее к концепции «трех законов диалектики» Энгельса. На многие десятилетия это понимание диалектики в СССР стало официальным. 

Согласно ему диалектика – это метод познания, противоположный метафизике и она имеет четыре основные черты:

а) она рассматривает явления окружающего мира в их взаимосвязи, как органическое целое

б) она исходит из того, что все в мире находится в движении, в развитии

в) она рассматривает развитие не как простой процесс роста, а как чередование периодов накопления и периодов скачкообразных изменений, причем, причиной этого является переход количества в качество

г) она исходит из того, что все предметы и процессы имеют внутренние противоречия и борьба этих противоречий и является источником развития, движения.

Таким образом, основными законами диалектик были объявлены три закона, описанные Энгельсом. 

Любопытно, что в философской главе «Краткого курса» эти тезисы просто провозглашались как самоочевидные истины, но не было даже попыток их рационально обосновать. Вместо логических доказательств, после утверждения каждого тезиса, приводились обширные цитаты из Маркса, Энгельса и Ленина. Эта глава вообще очень напоминает религиозные катехизисы и многие считают, что на такую его форму предопределило семинаристское образование Сталина, 

Диалектические логики. Ильенков и ильенковцы. В 1950-1960-е началась критика сталинского догматического понимания материалистической диалектики. Причем, велась она с нескольких позиций, сторонники которых вскоре сами вступили в ожесточенные споры, напоминавшие дискуссию между «диалектиками» и «механистами». 

Первая сторона была представлена «новыми диалектиками» или «истинными диалектиками». Среди их выделялись «ильенковцы» — Э.В. Ильенков и его сторонники и ученики (С. Мареев, Л. Науменко и др.)⁵. Ильенков считал, что изложенная в сталинской главе картина не имеет отношения к подлинной диалектике. По сути вместо диалектики как метода, то есть типа мышления, там предлагается метафизическая теория развития, содержащая в себе банальности. Она, как уже говорилось, строится на убеждении, что философия – наука обо всем, о мире в целом, и ее законы (законы диалектики) – обобщения частнонаучных законов. Не устраивали ильенковцев и уточнения онтологической ленинградской школы, которая разделяла объективную диалектику и диалектику природы и субъективную – диалектику человеческого мышления. С точки зрения Ильенкова никакой «объективной диалектики» или диалектики природы и общества, существующей вне сознания и опыта человека, нет. Природу должно изучать естествознание, используя свои естественнонаучные методы, общество – марксистское обществознание, вооруженное методом исторического материализма. В этом смысле Л. Аксельрод (Ортодокс) была права, заявляя, что вода кипит по законам физики, а не по законам диалектики. Ильенков добавлял к этому: диаматчики считают, что и кипение воды, и Французская революция – результат закона перехода от количества к качеству, но тогда какая разница между чайником и Французской революцией? 

Диалектика по Ильенкову – это метод или особый тип мышления, раскрывающий внутренние законы самого мышления, его истинную логику, отличающуюся от формальной аристотелевской логики, которая лишь указывает на нормы мышления, но не касается его сути. Это делает лишь диалектическая логика. Маркс применяет эту диалектическую логику в «Капитале» анализируя концепции буржуазных политэкономов. Напомним, что по Ильекову диалектика не трактует развитие природы и общества, в том числе и развитие экономической стороны общества, диалектика трактует лишь мышление, в том числе представления экономистов, собственно, Маркс этим и занимался, о чем свидетельствует подназвание «Капитала» — «Критика политической экономии». Задача марксистско-ленинской философии по Ильенкову – изъять из «Капитала Маркса» его метод – диалектическую логику и представить ее в чистом виде. Согласно советскому философу, эта диалектика Маркса или материалистическая диалектика – вовсе не теория о развитии всего и вся, а восхождение мысли от абстрактного, общего, схематического к конкретному, единому в многообразии.

Это требует пояснения. Обычно конкретное мы понимаем как единичные вещи окружающего нас мира, данные нам в ощущениях, а абстрактное – как понятия нашего рассудка, в которых отображена одна существенная черта целого класса вещей. С этой точки зрения наука идет от конкретного к абстрактному, путем обобщения и индукции. Но как показывает Ильенков, Маркс вслед за Гегелем понимал все иначе: единичная вещь для него не обязательно конкретна, но может быть и абстрактной, если мы видим ее упрощенно, схематично, а понятие (только не то, про которое говорит школьная логика – его Гегель и понятием называть отказывался, именуя лишь общим представлением) – вполне конкретно. Ильенков утверждает, что конкретное – это вещь, или понятие или что бы то ни было, показанное так, что в нем видна связь противоположностей, абстрактное же – это односторонний, однобокий взгляд. Таким образом путь от абстрактного к конкретному, это путь углубления в предмет исследования, раскрытия его внутренних противоположностей, диалектическая борьба которых позволяет ему развиваться и раскрывать себя. Именно так Маркс от категории товара с ее противоположностью потребительской и меновой ценности приходит к понятию эквивалента, денег и капитала. 

Ильенков и его школа пытались создать обширные программы по изучению диалектической логики в научных учреждениях, призывали начать преподавание диалектической логики в вузах. Но они встретили сопротивление как со стороны диаматчиков, которые удерживали за собой руководящие посты в советском философском сообществе, так и со стороны «оппозиционеров» — «логиков». 

Диалектические станковисты.Ильенковцы были лишь самой заметной группировкой среди «новых диалектиков». Другая группировка – так называемые «диалектические станковисты» (Г. Щедровицкий, А. Зиновьев, Б. Грушин, М. Мамардашвили). Впоследствии они пошли каждый своим путем, но в 1950-1960-е он составляли единый Московский методологический кружок, имевший общую программу. Станковисты также разрабатывали методологию марксова «Капитала» (кандидатская диссертация Зиновьева, как и главная работа Ильенкова, была посвящена методу восхождения от абстрактного к конкретному в «Капитале» Маркса, а ранние работы Мамардашвили – понятию превращенных форм у Маркса). Подобно ильенковцам станковисты критиковали формальную логику, видя в ней лишь попытки схематизации готового знания, тогда как они пытались описать саму логику мышления. Станковисты стали различать мышление как устоявшееся знание и мышление как деятельность по его получению, которое они называть не диалектической, а содержательно-генетической логикой (которую в те времена они еще сближали с диалектикой). В отличие от диалектических логиков, станковисты отвергли теорию отражения и рассматривали мыслительную деятельность как оперирование знаками, которые замещают объекты, существующие в материальном мире. Содержательно-генетическая логика главную свою задачу видела в том, чтобы выявить общие законы мыслительной деятельности, но на основе эмпирической, анализируя научные тесты, в которых только и воплощается исторически мышление. 

Впоследствии станковисты отошли от диалектики в сторону герменевтики и феноменологии. В постсоветские времена многие методологические наработки «станковистов» взяли на вооружение либералы (Кириенко, сурков, Володин, Ходорковский) при создании своих моделей управления. 

Логики. Противостояли «новым диалектикам» «логики» (В. Смирнов, И. Нарский, В. Копнин, Д. Дубровский, В. Асмус, С. Яновская, А. Ивин). Они отрицали как диалектику диамата, так и диалектическую логику и пытались выдать за философию формальную логику и современные неклассические логики. В сущности они тяготели к неопозитивизму, в чем их и справедливо упрекали «новые диалектики».

Противостояние «диалектических логиков» и «логиков» началось в 1948 году – со знаменитой неформальной дискуссии между Э. Ильенковым и А. Зиновьевым с одной стороны и В. Асмусом и С. Яновской с другой. В 1954 была Всесоюзная дискуссия по логике, где обсуждались эти вопросы. Все 1970-е годы продолжалась печатная полемика между Э. Ильенковым и И. Нарским. 

Логики стремились дезавуировать, хотя и осторожно, и советский официальный диамат с его «диалектикой трех законов». Их критику «трех законов диалектики» уже в постсоветские годы резюмировал известный отечественный логик А. Ивин. По его словам, первый закон — единства и борьбы противоположностей неприложим к природе. «Борьба» полюсов магнита – якобы не более чем софистика и не имеет ничего общего, например, с классовой борьбой. Второй закон – перехода количества в качество – имеет множество исключений, так как бывают и процессы без скачкообразного перехода. Третий закон – отрицания отрицания – предполагает целепологание, как будто колос есть цель зерна, а это верно лишь в рамках религиозного мировоззрения. 

То есть логики также как диалектики отрицали объективную диалектику, диаматовскую теорию развития природы и общества. Но они отрицали и субъективную диалектику, диалектическую логику (разумеется в советское время они не могли это делать открыто). Резкое несогласие вызвало у них диалектическое положение о том, что в мышлении наличествуют объективные противоречия, нарушающие аристотелевский закон «исключения третьего». По их убеждению, отсутствие этого закона делает невозможной саму научную дискуссию, ведь все ее участники претендуют на обладание истиной, то есть считают, что один прав, а другой — не прав⁶.

Системный подход.Срединное положение между «диалектиками» и «логиками» занимали «системщики» или разработчики системного метода, «общей теории систем» (Садовский, Юдин, Лекторский, Блауберг, Урманцев). Они пытались все феномены в самых различных сферах природы и общества представить как системы – целое, состоящее из элементов. Выводя общие законы систем, они представляли их как общенаучный метод, который якобы и есть главный философский метод. С одной стороны, их системный метод восходил к позитивистской философии Богданова, который еще в 90-е годы создал свою собственную науку об организации – тектологию, с другой стороны они указывали, что в основе теории систем лежит диалектика целого и частей. Основатель системного подхода Игорь Викторович Блауберг (1929-1990) с одной стороны формулировал основные принципы этого подхода в виде диалектических антиномий (Тезис: «Целое – это сумма частей» Антитезис «Целое больше суммы частей»), а с другой заявлял, что целостность не присуща объектам, а возникает в ходе их исследования, что конечно противоречило подходу диалектического материализма. 

В 1970-х споры о методологии в советской философии переместились в «подполье», а на уровне официоза возобладало чуть подправленное издание диаматовской диалектики. 

В перестройку советские философы быстро утеряли интерес к методологическим темам и предметами споров скоро стали социально-политические вопросы. 

Вопросы для самоконтроля:

1. Как понимал диалектику Ф. Энгельс? Изложите три закона диалектики по Энгельсу
2. Что писал о диалектике Ленин?
3. Почему «механисты» отрицали диалектический метод и как на это отвечали «диалектики»?
4. Изложите понимание диалектики в сталинском «диамате»
5. В чем отличия в понимании диалектики у «ильенковцев» и «диалектических станковистов»?
6. В чем суть критики диалектики со стороны «логиков»?
7. Что такое системный подход?

Лекция 4. Проблема материи в марксизме-ленинизме

Категория материи у Энгельса.Понятие материи фигурирует еще в произведениях Фридриха Энгельса. Основоположник марксизма пишет, что нас окружает мир материальных вещей, находящихся в пространстве и во времени и данных нам в чувственном опыте, а материя как таковая – это абстракция, существование которой возможно, так как все эти вещи обладают общим свойством – воздействовать на наши органы чувств. Неотъемлемым свойством материи, выражающим ее сущность, Энгельс признает движение. Материи без движения не существует, как не существует движения без материи. Движение по Энгельсу – это не просто пространственно-временное перемещение, это развитие. Энгельс выделяет несколько уровней материи, для каждого из которого характерен свой вид движения материи и каждый из которых изучается отдельной наукой:

1. Механический
2. физический
3. Химический
4. Биологический
5. Социальный

Категория материи у Ленина.От этой трактовки материи отталкивается и В.И. Ленин. Выступая против махистов в работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин особо подчеркивал объективность материальной реальности. Также Ленин говорил о неисчерпаемости материи вглубь, при ее делении и верно предсказал делимость электрона. 

Ленин высказал интересую мысль о том, что материя (как и идея) – это наиболее абстрактные категории. А это значит, им нельзя дать дефиницию при помощи обычного родовидового определения (которое предполагает восхождение к ближайшему родовому понятию и поиск видовых отличий, пример: «кровать, предмет мебели, предназначенный для сна»). Отсюда, кстати, неомарксист Альтюссер делал вывод, что поэтому, по Ленину, мы иррационально, на основе классового опыта выбираем либо материализм, либо идеализм, а рациональное разрешение спора между ними невозможно⁷. Но Ленин считал иначе. В своей книге «Материализм и эмпириокритицизм» он заявлял, что поскольку материю нельзя определить логически, можно сделать это диалектически, то есть определить ее через ее противоположность – сознание. Отсюда его знаменитая фраза: «Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». Иначе говоря, материя – это объективная действительность, которая отражается в человеческом сознании в виде ощущений, образов, понятий, но при этом существует независимо от сознания.

При этом Ленин предупреждал, что нельзя смешивать философское и физическое понимание материи, так как материя как действительность шире простого конгломерата атомов и элементарных частиц и полей. 

Легко заметить, что Ленин подходит к материи с точки зрения ее взаимоотношения с нами, людьми, обладающими органами чувств и сознанием, при помощи которых мы можем изучать эту природу. Иначе говоря, ленинское определение материи отражает гносеологический подход к материи. 

Категория материи в онтологической школе. Развивая учение классиков, советские философы Ленинградской школы (В. Тугаринов, Кармин и др.) в 1950-1960-е гг. пришли к выводу, что кроме гносеологического возможен и нужен онтологический подход, в свете которого материя предстает как первосущность и первопричина чувственно данной природы, то есть как субстанция, из которой состоят все природные вещи (собственно, о необходимости видеть в природе не только явление, но и суть писал еще сам Ленин). Слово «субстанция» и означает «то, что находится под», то есть субстрат, из которого возникли вещи (как все хлебобулочные вещи возникают из теста). Однако в чистом виде эта материя-субстанция нам не дана, все что мы имеем в нашем опыте, это вещи, в которых субстанция уже каким-либо образом оформлена. Поэтому изучение матери-субстанции и является прерогативой философии, ведь философия и есть наука, которая исследует объекты вне чувственного научного опыта. 

Советские марксисты ленинградской, онтологической школы, и прежде всего ее основатель Василий Петрович Тугаринов, развивая материалистическое учение о бытии, поставили также проблемы вещи и ее свойств. Впоследствие книгу под таким названием написал философ А. Уемов и она стала советским философским бестселлером. Ее в 60-70-е гг. читали не только философы, но и представители частных наук – физики, лингвисты, биологи и т.д.

Речь о следующих проблемах. Материя-субстанция обладает таким фундаментальным свойством как движение, или способность к саморазвитию. Развиваясь, она порождает такую форму своего существования как вещество (наряду с другой формой, открытой физикой лишь в XIX веке — полем). Из вещества состоят вещи. Однако вещь является носительницей свойств (протяженность, масса, цвет и др.), которые с одной стороны делают возможным взаимоотношения между вещами и структуру бытия, а с другой стороны делают материю обнаружимой для человека. При этом возникает вопрос: являются ли совокупности свойств самой материей или материальной вещью, или материя лишь обладает свойствами, то есть они нацеплены на нее как игрушки на новогоднюю елку. Первую точку зрения назвали атрибутивным пониманием материи вторую – субстратным. Критикуя их как два разных односторонних подхода марксистский философ Акулов, уже после перестройки отстаивал третью позицию, согласно которой материя –субстанция выражает себя в атрибутах, но к этим атрибутам не сводится. 

Своеобразное творческое завершение онтологическая теория материи нашла в онтогносеологии М.А. Лифшица, где она была подвергнута тонкому диалектическому анализу⁸.

Категория материи у Ильенкова.Совсем иной взгляд на проблему материи предложила в 1950-1960-е гг. московская гносеологическая школа устами ее лидера – Э.В. Ильенкова. Ильенков, опираясь на некоторые ранние работы Маркса, указывал, что практически всегда мы имеем дело не с самой природой в ее первозданном виде, а с природой, которую коснулись уже преобразующие ее рука и глаз человека, то есть с человеческой культурой. Ильенков, вторя ему, говорит, что даже звездное небо люди умудрились превратить в свой инструмент, используя его как компас и календарь. Иначе говоря, бессмысленны рассуждения о материи вне и до человека. Она, конечно есть, этого Ильенков не отрицал, иначе ему пришлось бы согласиться с субъективными материалистами, а он все таки был материалист-марксист, но только будучи преломленной через практику человека она полностью раскрывает свои внутренние потенции. 

Вопросы для самоконтроля:

1. Как материя понималась у Энгельса?
2. Что нового привнес в теорию материи В.И. Ленин?
3. Какова была позиция по этому вопросу у онтологической школы?
4. В чем особенность трактовки материи в школе Э.В. Ильенкова?

Лекция 5. Проблема идеального в марксизме-ленинизме

Постановка проблемы идеального.Проблема идеального – одна из главных проблем философии. Как известно, ее поставил древнегреческий философ Платон. Он первым в европейской традиции указал на то, что кроме мира материальных вещей, которые мы видим, слышим и осязаем существует еще и иной мир – умопостигаемых невещественных объектов. Очень вероятно, его натолкнуло на эту мысль изучение математики, которая в эпоху Платона достигла у греков уже большого развития. Фигуры геометрии, составленные из линий, лишенных ширины и числа, рассматриваемые отдельно от сосчитываемых предметов – яркие примеры идеального. Если бы идеального не существовало, не существовало бы ни геометрии, ни арифметики. Кроме того, об этом его заставил задуматься и его учитель Сократ. Сократа интересовали добро само по себе, мужество само по себе, справедливость сама по себе – моральные понятия, которые не зависят от воли и интересов отдельного индивида (как трактовали их софисты, которые видели в них текучие субъективные представления, добро и справедливость для Гиппия, которая для Сократа могут уже не быть добром и справедливостью), а универсальны, действительны для всех, несут в себе момент всеобщего. Всеобщее же есть, очевидно, идеальное, оно причастно к отдельным материальным людям, но не тождественно им, оно не имеет вкуса, запаха, форм, размеров. 

Итак, Платон открыл, что к миру идеальных объектов относятся не только числа и фигуры, но и этические категории, основные категории мышления и многое другое. 

Но Платон не только поставил проблему идеального, но и дал ей идеалистическое объяснение, объявив идеальное вечными, неизменными, божественными идеями, входящими в идею идей — Космический Ум. В дальнейшем вплоть до эпохи Нового времени учение об идеальном развивалось в рамках религиозной и идеалистической философии. 

Отрицание идеального в вульгарном материализме.В эпоху Просвещения возникает так называемый механистический материализм (Гольбах, Дидро, Ламетри, Гельвеций и их позднейшие немецкие эпигоны – Бюхнер, Молешотт). Они заняли в вопросе об идеальном нигилистическую позицию – якобы ничего идеального нет, существует только материя. Некоторые из них доходили до анекдотических утверждений, что мысли – тоже материальная субстанция, которую мозг вырабатывает так же, как печень – желчь. Разумеется, эта была позиция, основанная на элементарном непонимании проблемы идеального. И не случайно, что Маркс – воспитанник школы Гегеля, имевший хорошее философское образование, эту позицию отверг. 

Идеальное в учении Маркса.Маркс определил идеальное как материальное, «пересаженное в человеческую голову преобразованное в ней». В «Капитале» Маркс в качестве примера идеального приводит стоимость, которая имеется у всякой вещи на рынке, но которую невозможно обнаружить эмпирически, даже если мы разложим товар на молекулы. Про товар он пишет: «стол остается деревом — обыденной, чувственно воспринимаемой вещью. Но как только он делается товаром, он превращается в чувственно-сверхчувственную вещь .. Товарная форма и то отношение стоимостей продуктов труда, в котором она выражается, не имеют ничего общего с физической природой вещей…»⁹. Это позволяет утверждать, что Маркс понимал всю философскую глубину проблемы идеального и признавал существование объективного идеального. Ясно, что под «человеческой головой», куда пересажено идеальное, Маркс имеет в виду вовсе не отдельную материальную голову. Более того, Маркс наметил даже путь материалистического решения этой проблемы. В неопубликованном введении к книге «К критике политической экономии»он писал, что производство создает вещь, а потребление полагает ее идеально, а поскольку потребление – момент производства, то в ходе материального производства происходит опредмечивание и распредмечивание идеального.В «Капитале» он пишет об идеальном характере стоимости: «Цена, или денежная форма товаров, как и вообще их стоимостная форма, есть нечто, отличное от их чувственно воспринимаемой реальной телесной формы, следовательно — форма лишь идеальная, существующая лишь в представлении». Эти мысли впоследствии будет развивать Э.В. Ильенков 

Идеальное по Ленину.В книге «Материализм и эмпириокритицизм» — ключевом тексте будущего марксизма-ленинизма Ленин также подвергает критике вульгарный материализм, отвергающий идеальность сознания. Цитируя Иосифа Дицгена – философа-самоучку из рабочих, товарища Карла Маркса, Ленин поправляет его: «Что и мысль и материя «действительны», т.е. существуют, это верно. Но назвать мысль материальной — значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом». Итак, по Ленину, как и по Марксу существует материальный мир, который отражается в нашем идеальном сознании. Вещи материальны, а их образы-отпечатки в сознании, как и само сознание – идеальны, при этом мир материи первичен, а сознание, мир идеального – вторичны, производны от материальной реальности. 

При этом Ленин – хорошо знавший и глубоко понимавший Гегеля также был далек от метафизического субъективистского понимания идеального, согласно которому идеальное – психический образ в индивидуальном сознании. В «Философских тетрадях», комментируя «Науку логики» Ленин пишет: ««Мысль о превращении идеального в реальное глубока: очень важна для истории…. Против вульгарного материализма». Идеальное по Ленину превращается в реальное, а значит так же объективно как реальное, К сожалению, многие философские ученики Ленина не смогли подняться до высоты ленинского понимания идеального. 

Идеальное у советских марксистов 20-х гг.В 20-е годы, при становлении советской философии, с вульгарно-материалистическим отрицанием идеального выступил создатель «новой биологии» Эммануил Енчмен. Он считал, что реально существуют только материальные тела и рефлексы организма, а идеи, понятия, образы, мировоззрение и само сознание – формы иллюзорной действительности, идеологии, которая порождается противоречиями классового общества. Резкую отповедь Енчмен получил от автора первого советского учебника по философии марксизма Н.А. Бухарина. 

Вообще надо заметить, что философов-марксистов 20-х г. мало интересовала проблема идеального. Низкий уровень диалектической культуры у большинства советских марксистских философов 20-х, еще не избавившихся от «детской болезни левизны», не позволял поставить и раскрыть проблему идеального во всем ее богатстве. Школа Деборина которая господствовала в 20-е гг. искала, по словам С.Н. Мареева, опору для теории познания в рефлексологии Павлова, то есть понимала идеальное, сознание субъективистски, сводила его к работе индивидуального мозга и индивидуальной нервной системы. 

Зато эта проблема начала разрабатываться в советской психологии 20-х гениальным ученым, стремившимся создать марксистскую, диалектико-материалистическую психологию Львом Семеновичем Выготским. Теория Выготского получила название историко-культурной, так как он вслед за Энгельсом заявил, что феномены высшего уровня материи (психики) нельзя объяснить законами низшего уровня (биологически-химически-физического). Иначе говоря, корни психики и сознания надо искать не в рефлексах, не в процессах в мозге, а в общественно-исторической реальности, в развитии человеческой культуры, как Маркс это делал со всеми феноменами надстройки. Согласно Выготскому формирование личности ребенка происходит в ходе «реального взаимодействия «идеальных» и наличных форм». При этом в отличие от современных ему философов-вульгарных марксистов Выготский отказывался считать идеальные формы субъективными, существующими только в рамках индивидуального сознания. Идеальное и реальное у него синонимы натурального (природного) и культурного. Идеальные формы – это формы культуры. Идеи, заложенные в формах культуры, естественно, объективны для индивидуального сознания, ребенок в процессе воспитания получает их извне.

Эти глубокие мысли впоследствии были развиты творческим марксистом 60-х Эвальдом Васильевичем Ильенковым. 

Идеальное в сталинском диамате.К сожалению, в философскую главу «Истории ВКП (б)», в официальный советский «диамат», объявленный при Сталине единственно верной философией, вошло примитивное, субъективистское понимание идеального. Сначала в этом учебнике приводятся соответствующие цитаты из Маркса и Ленина, а затем делается заключение: «мышление есть продукт материи, достигшей в своем развитии высокой степени совершенства, а именно — продукт мозга…». При этом автор учебника, вероятно, не осознавал всю проблематичность подобного утверждения. Маркс и Ленин, естественно, признавали, что человеческий мозг – это орган нашего мышления и что без мозга мышление и сознание невозможно. Но при этом они никогда и нигде не утверждали, что мышление – лишь продукт мозга, что оно сводится к физиологическим и физико-химическим процессам в мозге, что оно не имеет относительно-самостоятельного значения и бытия. Такое утверждение было бы равносильно возвращению на позиции домарксова, вульгарного материализма с его сравнением мозга и печени. 

Концепция идеального Э.В. Ильенкова.На это обратил внимание советский философ-творческий марксист Эвальд Васильевич Ильенков (1924-1979). В начале 60-х годов, когда уже можно был критиковать официальный диамат без риска быть объявленным «врагом народа» и «уклонистом», он выступил с альтернативной трактовкой идеального (углубляющей и философски фундирующей Выготского). Тем самым Ильенков совершил революцию в советском марксизме, обосновав существование объективного идеального, при этом не выходя за рамки диалектико-материалистической мысли (в лучшем ее понимании). Благодаря этому, ему удалось показать, что в марксизме тоже можно говорить об истине, добре и красоте, не сводя их к «токам в мозге» или к феноменам классового сознания. Таким образом, марксизм у Ильенкова предстал как классическая философия, наследующая не только традиции домарсова материализма (надо сказать, в интеллектуальном плане довольно худосочного), а всем лучшим достижениям мировой философской культуры – от Платона до Гегеля. Собственно об этом говорил и Ленин, критикуя перегибы пролеткультовцев: марксизм берет лучшее из всей буржуазной и добуржуазной культуры. 

В 1962 году в «Философской энциклопедии», где Ильенков тогда работал, выходит его статья «Идеальное», в которой впервые, кратко была выражена его концепция. В 1968 году он развернуто ее изложил в статье «Психика и мозг» в № 11 журнала «Вопросы философии». Статья была полемическая, направленная против статьи «Мозг и психика» советского ученого-нейрофизиолога и философа Давида Израилевича Дубровского, который стоял на позициях, эклектически смешивающих вульгарный материализм и субъективизм сталинского диамата. Так началась долгая дискуссия об идеальном, которая имела большой резонанс в советском обществе (молодёжь даже делилась на «дубровцев» и «ильенковцев») и которая в определённом смысле продолжается до сих пор (от лица умершего Ильенкова ее продолжают ученики Эвальда Васильевича). Итоги своей позиции в дискуссии Ильенков подвел в работе «Диалектика идеального», которая при жизни Ильенкова увидела свет только в сокращенном англоязычном варианте. По-русски эта работа вышла (также с сокращениями) лишь через несколько месяцев после смерти Ильенкова, в 1980 году, в «Вопросах философии», а полностью — лишь после перестройки. 

С дискуссией об идеальном был связан и Загорский эксперимент. Философия идеального Ильенкова не была кабинетной теорией, он делал из нее выводы, касающиеся педагогики, в том числе и такой ее разновидности как дефектологи науке о воспитании детей-инвалидов. В конце 1960-х Ильенков сблизился с Александром Ивановичем Мещеряковым – педагогом, специалистом по работе со слепоглухими детьми. Считалось, что эти дети необучаемы, и что всю свою жизнь они проведут в виде «людей-растений», не умея даже обслужить себя. Однако на основе методики Мещерякова, философское обоснование которой дал Ильенков, 4 слепоглухих подростков (Юрий Лернер, Сергей Сироткин, Наталья Корнеева и Александр Суворов) окончили школу и психологический факультет МГУ. 

Результаты эксперимента был подведены в 1977 (Ильенков Э. В. Подведение итогов «Загорского эксперимента». Соображения по вопросу об отношении мышления и языка / Доклад на Всесоюзном совещании по проблемам взаимоотношения языка и мышления // Вопросы философии, N 6, 1977.). Ильенков считал, что это – подтверждение его теории идеального. Однако недоброжелатели Ильенкова из среды философов (Дубровский и его сторонники), обвинили его в том, что он якобы подтасовал результаты эксперимента (чего, естественно, не было, хотя совершенно «научно чистым» эксперимент также назвать нельзя). Трактовка эксперимента до сих остается неоднозначной и вызывает споры. Считать его результаты подтверждением ильенковской теории соглашаются не все философы, психологи и педагоги, но высокое значение эксперимента и концепции Ильенкова признают все.

Обратимся к ильенковской концепции идеального. Советский философ провозгласил, что идеалисты, Платон или Гегель, были совершенно правы, утверждая, что идеальное существует объективно, независимо от каждого конкретного индивида в отдельности. Эта позиция гораздо больше соответствует диалектическому взгляду на мир, чем отождествление идеального с функцией мозга или психическими субъективными образами. Положительная роль «умного», диалектического идеализма в истории философии в том и состоит, что в его рамках развивалась и решалась проблема идеального, пока материализм до нее не дорос. Но идеалисты по Ильенкову неправы, приписывая идеальному статус неизменных внеприродных первичных по отношению к материальным вещам сущностей. Нужно дать иную материалистическую трактовку идеального, говорил Ильенков. Ее в общих чертах уже дал Маркс в «Капитале», задача советских философов – лишь раскрыть ее. В первом томе своего фундаментального произведения Маркс производит диалектический анализ товара и замечает, что товар – вещь материально-идеальная. Кроме материального содержания — вещества товара, которое и делает его потребительской ценностью, есть еще и его идеальное содержание, которое нельзя увидеть и потрогать. Это – стоимость. Любой товар имеет стоимость, выражаемую в цене, и только плохие буржуазные экономисты считали, что стоимость субъективна и случайна. На самом деле стоимость товара не зависит от воли его владельца (продавца), продавец, конечно, может назначить любую цену, но рынок все равно его «поправит» и даст товару цену, за которую его возможно продать. Эта объективная стоимость связана по Марксу с тем количеством абстрактного труда (простой затратой рабочей силы, безотносительно к уровню квалификации конкретного работника), которое понадобилось для производства данного товара. Итак, стоимость идеальна и объективно существует. В то же время она существует только в эквиваленте – товаре, который взял на себя роль представителя количества абстрактного труда, заключённого в другом товаре (в знаменитом примере Марса холст – эквивалент сюртука). А количество абстрактного труда – это всеобщая сущность товара, любая вещь может стать товаров, только если она обработана человеком так, чтоб приносить ему польщу, то есть только если она из природной вещи превращена в потребительскую стоимость. Одинаковое количество абстрактного труда, приложенное к вещам в ходе их обработки для нужд человека, делает их сравнимыми, то есть делает возможным обмен, рынок. 

Итак, идеальное, как пишет Ильенков – это «… отношение в составе которого одна чувственно воспринимаемая вещь, оставаясь сама собой, исполняет роль или функцию представителя совсем другой вещи, а еще точнее – всеобщей природы другой вещи… »¹⁰, форма вещи вне ее «материального тела», в «материальном теле» другой вещи . Именно так Ильенков раскрывает мысль Маркса о том, что идеальное существует в представлении, не в индивидуальном представлении человека, а в том смысле, что один предмет представляет всеобщую сущность другого. 

По Ильенкову, ничего идеального в вещах природы нет. В солнце нет идеи круга, в капле воды – идеи шара, в елке – идеи треугольника. Ничего идеального нет и в таком предмете природы как человеческий мозг. Человек мыслит при помощи мозга – констатирует Ильенков, но мышление не порождается мозгом автоматически и человек может обладать здоровым мозгом – как слепоглухой от рождения ребенок-инвалид, но мышления и его выражений – речи, соответствующего поведения у него не будет наблюдаться.

Идеальное — в виде мышления ли, фантазии ли — рождается в промежутке между человеком и природой и этот промежуток – труд, материальное производство, деятельность по преобразованию первой природы во вторую, в мир культуры. 

Стол был деревом в лесу, его срубили, наделали из него досок и столяр сколотил их, сделав стол. Тем самым он привнес в природный материал цель – идею об удобстве манипуляции с предметами на высоте груди человека и превратил материальный предмет в чувственно-сверхчувственный, материально-идеальный. Но это была не идея в смысле образа в его индивидуальном сознании. Это был закон существования предмета, связанный с другими всеобщими идеальными формами (в нашем случае – геометрическими идеями плоской поверхности, прямоугольника и т.д.). Как мы уже говорили, идея стола — удерживать предметы, необходимые человеку для каких-либо нужд, на удобной высоте. Для этого нужна вертикальная опора и ровная горизонтальная плоскость – столешница. Столяр стругает доски, сколачивает столешницу, прибивает к ней ножки. Действия рубанка и молотка на древесину, причиной которых является рука разумного существа – человека и несут в себе идеальный стол, который затем воплотится в представителе этой идеи – реальном столе (а рубанок и молоток несут в себе идеи плоскости и связи – своеобразные категории мышления в зародыше). Движение одного мыслящего тела по контуру другого – немыслящего и есть мышление — говорит Ильенков. Таким образом, столяр мыслит стол, делая его из досок и гвоздей, рубанком и молотком. 

Собственно, Ильенков не разделяет материальную деятельность по преобразованию природы и мышление. Отталкиваясь от философии Спинозы, в которой провозглашалось, что есть только одна субстанция, а мышление и движение – ее атрибуты, Ильенков утверждает: человек – это мыслящее, сознающее тело. С точки зрения тела, он трудится, совершает физические действия, стругает рубанком доску для столешницы. С точки зрения сознания, он мыслит идею стола, которую он воплотит в древесине. На самом деле это один и тот же процесс, увиденный с двух разных сторон. 

В потреблении же, по Марксу, идеальное распредмечивается, потребляя, то есть используя предмет по назначению, мы изнашиваем его материальную оболочку и тем самым «обнажаем идеальную форму», актуализируем, предоставляем новую цель производству – создать такой же стол. Предмет можно потреблять и идеально – мыслить его (например, художник, рисуя стол, осмысливает его, ведь его творчество – своеобразное художественное мышление) и тогда возникает духовное производство.

Это марксово утверждение бытия объективного идеального Ильенков противопоставляет взглядам Дубровского и других философов и ученых, которых Эвальд Васильевич считал не марксистами, а скрытыми позитивистами. Согласно этим взглядам, как мы помним, идеальное — лишь функция мозга, то есть оно субъективно. Но тогда стоимость товара была бы просто субъективной оценкой, привнесенной извне, продавцом на рынке, а это уже не марксизм, а точка зрения враждебных марксизму политэкономических теорий.

Но к идеальному бытию относится не только стоимость, но и абстрактные фигуры, которые изучает геометр, понятия логики, которыми оперирует ученый, художественные образы, которые мы находим в книге писателя и многое другое, что составляет содержание общественного сознания, духовное богатство человечества. Если идеальное субъективно, то как тогда возможна объективная истина? Значит, мы будем вынуждены признать, что все теории науки – лишь преобразованные функции субъективного мозга, то есть вопреки Ленину они не отражают объективных законов природы. Так Дубровский его товарищи должны совершенно логично прийти к релятивизму и софистике. Ильенков писал: «Простое отождествление «идеального» с «психическим вообще», обычное для XVII XVIII веков, не давало возможности даже просто четко сформулировать специально философскую проблему, нащупанную уже Платоном, — проблему объективности всеобщего, объективности всеобщих (теоретических) определений действительности…».

Идеальное по Ильенкову и педагогика.Осваивая мир культуры, человек, по Ильенекову, как бы извлекает из него идеальное, использует его, а поскольку использование идеального есть мышление, человек развивается интеллектуально, духовно. Ребенка, говорит Ильенков, делает полноценным человеком умение оперировать вещами культуры (хоть ложкой и тарелкой), воспроизводить то идеальное, которое в них воплощено. Отсюда ильенковское убеждение, что развить слепоглухого ребенка можно не обучая его речи как делали на Западе, а прививая сначала практические трудовые навыки. Исток мышления – труд, практическая деятельность, заключающаяся в том, чтобы взаимодействовать с вещами, согласно их внутреннему смыслу, сущности, всеобщей форме, выраженной в предметах культуры, которыми человек уже овладел (именно поэтому труд всегда предполагает орудие труда – оно воплощает всеобщую форму вещей, с которыми мы будем иметь дело в процессе труда). 

Человек по Ильенкову (и по Марксу) – не созерцатель природы, а преобразователь ее в культуру. В ходе этого преобразования человек наполняет природу идеальными смыслами, которые находят выражение в вещах культуры, в том числе в языке и в общих терминах философии. Поскольку в самой природе ничего идеального нет, заключает отсюда Ильенков, саму природу мы изучать не можем, мы можем изучать ее лишь в той мере, в какой она вовлечена в нашу общественно-историческую практику. Иначе говоря, мы не можем изучать материю как таковую, мы можем изучать лишь ее отражение в мышлении. Поэтому Ильенков не согласен с представителями ленинградской онтологической школы и говорит, что философия – это не наука о бытии и материи, философия- наука об идеальном, о мышлении. 

Ильенков считал, что его трактовка идеального дает марксистское решение проблеме соотношения природы в виде тела человека, включая мозг, и сознания. Марксизм, по его мнению, также как гегельянство отстаивает единство, тождество (но, конечно, диалектическое, раздельное) бытия и мышления, только реализуется оно не в идее, как у Гегеля а в труде, где идеальное рождается и соединяется с предметом природы, формируя предмет культуры. Это тождество бытия и мышления является основой для единства истины, добра и красоты, науки, нравственной деятельности и искусства. 

Идеальное по М. Лифшицу.Спор об идеальном своеобразно продолжил философ и эстетик Михаил Александрович Лифшиц (1905-1983), предложив другую отличную от ильенковской трактовку идеального. Лифшиц был согласен с Ильенковым в том, что идеальное существует объективно и что только такое утверждение может быть базисом для фундирования объективных ценностей истины, красоты и добра. Но он замечал, что, отрицая идеальное в природе, мы даем лазейку субъективному материализму. Скажем, физика изучает идеальный газ. В опыте никакого идеального газа нет, он – обобщение существенных черт эмпирических газов, он – умопостигаем и идеален. Но можно ли утверждать, что идеальный газ существует лишь в сознании, даже общественном? Тогда вещи лишаются своего бытийного остова, скелета, превращаются в комплексы ощущений. Это переход на позиции Маха, а не на позиции Маркса. Можно ли говорить, что прекрасна картина лишена красоты, пока ее не коснется глаз человека? Тогда красота – фикция, а не объективное свойство мира действительности. 

Лифщиц сделает вывод, что идеальное существует внутри вещей – как идеал, предел, к которому стремится вещь. Сама диалектика требует признать, что для того, чтоб мышление родилось из природного мира, нужно чтоб в зачаточной форме оно там присутствовало. Оно там и есть – в виде идеальных сущностей реальных вещей, которые познает наука, в виде идеала красоты, который раскрывает искусство. Идеальное – такой же объективный атрибут материального мира, как и его противоположность – материальное. «.. «истинность всеобщего» принадлежит самой объективной реальности, независимо оттого, идет ли речь о естественном или общественном бытии» — пишет Лифшиц¹¹. По нему существует только природа. Человек – часть природы, но особенная, обладающая сознанием. Посредством человека природа может осознавать и познавать себя, то есть в человеке, его деятельности природа отражает саму себя. Эти выводы, по Лифшицу, следуют из ленинской теории отражения.

Спор об идеальном в марксизме продолжается до сих пор, потому что продолжают существовать школы Дубровского, Лифшица и Ильенкова.

Вопросы для самоконтроля:

1. В чем суть проблемы идеального?
2. Как эту проблему решал домарксов идеализм?
3. Что писал об идеальном К. Маркс?
4. Какое определение идеальному дал Э.В. Ильенков? В чем отличия этого определения о трактовки идеального в вульгарном марксизме?
5. О чем был спор между Э.В. Ильенковым и Д.И. Дубровским? Чья позиция Вам ближе?
6. В чем смысл спора об идеальным между Лифшицем и Ильенковым?

Лекция 6. Проблема духовной культуры в марксизме –ленинизме: споры об истине, добре и красоте

Введение. Философия – часть духовной культуры человечества и в то же время одна из ее задач — осмыслять эту духовную культуру, выявлять ее ценность, основания, законы развития. В духовную культуру, как известно входят философия, науки, искусство, мораль, религия, миф. Если относительно религии у философов-марксистов больших разногласий не было, в силу атеистичности их мировоззрения, то значение науки (включая философию), искусства и морали (оставим миф в стороне как архаичную и синкретичную¹² форму мировоззрения) было предметом долгих и жарких споров с самого возникновения марксизма-ленинизма. Поскольку целью науки является обнаружение истины, целью искусства – раскрытие красоты, а целью морали – утверждение добра, то эти споры фактически были спорами об истине, добре и красоте в марксизме. 

Конечно, они были тесно связаны с проблемой соотношения базиса и надстройки, и проблемой идеологии, поставленными еще Марксом и Энгельсом (ведь наука, искусство и мораль принадлежат к надстройке). Обратимся к этим проблемам. 

Маркс и Энгельс о базисе и надстройке. Понятия «базис» и «надстройка» Маркс и Энгельс вводят еще в ранних своих работах. Базисом они называют материальное производство, то есть производство основных жизненных материальных благ, которое включает в себя производительные силы (машины, механизмы и т.д.) и производственные отношения. Надстройкой – духовное производство: право, искусство, философию, религию, вторичные по отношению к базису (поэтому учение Маркса и Энгельса и получило название исторический материализм¹³). Как мы помним, в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс даже заявляли, что феномены надстройки – право, философия или религия не имеют собственной истории, самостоятельного значения, они просто отражают процессы, происходящие в общественном бытии или в материальном производстве: «…мы исходим не из того, что люди говорят, воображают, представляют себе….; для нас исходной точкой являются действительно деятельные люди, и из их действительного жизненного. … Абстракции эти сами по себе, в отрыве от реальной истории, не имеют ровно никакой ценности». Иначе говоря, феномены надстройки, казалось бы, по Марксу и Энгельсу, не имеют собственной самостоятельной ценности, не несут в себе ничего истинного, непреходящего. Они — идеология, то есть ложное сознание – отражение интересов какого-либо класса, но неосознанное, принимаемое за истину:«Если во всей идеологии люди и их отношения оказываются поставленными на голову, словно в камере-обскуре, то это явление точно так же проистекает из исторического процесса их жизни, как обратное изображение предметов на сетчатке глаза проистекает из непосредственно физического процесса их жизни».

Это позволяло обвинить Маркса и Энгельса в релятивизме, отрицании абсолютных ценностей, истины, добра и красоты как общезначимых и объективных принципов, что влекло за собой множество затруднений.

Впоследствии в «Письмах об историческом материализме» Энгельс пытался смягчить формулировку и заявлял, что базис определяет надстройку лишь в конечном счете, при этом в отдельных случаях может быть обратное влияние – надстройки на базис. Более того, сам Маркс писал, что при слабо развитом базисе надстройка может быть развита очень сильно и глубоко, как это было с греческим эпосом, который был возможен только в условиях примитивного производства и немыслим в обществе, где есть машинное производство. 

Релятивистский подход к марксизму впоследствие развился в крайних леваческих направлениях марксизма, идеологи которых много говорили о классовости культуры, о необходимости создать новую пролетарскую культуру (как Богданов и создатели «Пролеткульта»). Они считали, что базис полностью и непосредственно детерминирует надстройку и что никаких общечеловеческих, вечных, абсолютных ценностей нет, мораль, искусство, наука – все носит классовый, относительный, изменчивый характер. Однако очевидно если все явления духовной культуры — не более чем идеология и определяются классовыми интересами (пусть даже в конечном счете), то тогда и сама философия марксизма – всего лишь идеология и поэтому она никак не может претендовать ни на объективную истину об общественных исторических процессах (ведь сколько классов, столько и истин и либеральная идеология имеет такие же права на истину, как и идеология пролетариата), ни на моральный протест против капитализма с его эксплуатацией пролетариата (ведь это несправедливо только с точки зрения пролетариев, а с точки зрения буржуа – очень даже справедливо, а общей для всех, единой справедливости — нет). 

В противовес релятивистскому псевдомарксизму рождается другое метафитзическое извращение марксизма – в среде ревизионистов (Берштейн), гуманистических неомарксистов 1950-1960-х (Фромм) и советских либеральных марксистов 1960-1970-х. Они, напротив, утверждали, что базис не влияет на такие фундаментальные институты надстройки как наука, мораль, искусство. При всех общественно-экономически формациях добро остается добром, истина – истиной и красота – красотой. Фактически это было слабой формой отказа от марксизма и ухода к неокантианской или гуманистически-религиозной философии.

И тем и другим направлениям, единым в метафизической трактовке марксизма, противостояла третья линия — настоящий, диалектический марксизм или линия Маркса, Ленина, Лукача, Лифшица и Ильенкова. В отличие от релятивистов эти философы утверждали, что абсолютные ценности существуют, но в отличие метафизических гуманистов считали, что их нельзя отождествлять с буржуазными трактовками «общечеловеческих ценностей»и нельзя отрицать их классового и исторического арактера, в том смысле что он утверждают себя в истории и через борьбу классов. 

В.И. Ленин об абсолютной истине. Конечно, имеется в виду спор между Лениным и Богдановым, но сначала нужно упомянуть другое имя. Был такой русский социал-демократ – Владимир Михайлович Шулятиков. Он выпустил книгу «Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Э. Маха)», в которой он отверг мысль, что выдающиеся шедевры философской мысли – системы Декарта, Канта, Гегеля несут в себе хотя бы элементы истины. По его мнению, имеющиеся в них понятийные схемы — это просто шифры буржуазного сознания, при помощи которых оно выражает и навязывает публике свои интересы. Он находил в учениях этих философов проповедь сначала мануфактурного, а потом фабричного и заводского капиталистического производства. В.И. Ленин в частном порядке подверг эти взгляды критике как примитивную пародию на марксистский метод (его заметки на эту тему были опубликованы лишь в 1937 году), но не придал им большого значения, считая их курьезом. Однако со схожими взглядами выступает А. Богданов и вся группа эмпириокритиков. Они твердо отстаивали взгляд, что никакой абсолютной истины не существует, а есть лишь относительные истины. Именно на этой точке зрения якобы и должна стоять настоящая наука, всегда идущая веред и отрицающая «окончательные синтезы». Философия же, как пишет Богданов: «… это идеология, т.е. «надстройка» — нечто производное и поэтому смешно ее строить из нее самой, а надо начать с выяснения «базиса». То есть Богданов предлагал путь Шулятикова, объяснение диалектики Гегеля исходя из особенностей фабричного капитализма. Ленин понимал, что этот метод, доведенный до конца, грозит уничтожением и самому марксизму и вообще ведет к торжеству нигилизма – отрицания всех высших достижений культуры. А, как известно, Ленин твердо стоял за то, что марксизм не должен отбрасывать прочь достижения буржуазной и добуржуазных культур, а критически их перерабатывать и брать на вооружение, Ленин писал об этом в статье о Пролеткульте. И Ленин в 1909-1910 гг. встает на защиту абсолютной истины. Впоследствии М. Лифшиц заявлял, что эта ленинская позиция показывает, что марксизм – такая же классическая философия, как и платонизм или гегельянство, одна из вершин истории мировой мысли. 

Согласно Ленину залогом существования абсолютной истины, то есть истинного, объективного, не зависящего от субъекта, его симпатий и антипатий знания есть существование объективной, существующей независимо от субъекта действительности, материи, материальной природы. «Быть материалистом, — пишет В. И. Ленин, — значит признавать объективную истину, открываемую нам органами чувств. Признавать объективную, т. е. не зависящую от человека и от человечества истину, значит так или иначе признавать абсолютную истину». В своем познании человек отражает эту объективную действительность, материю и все относительные истины нашего знания имеют внутри себя ядро абсолютной истины. Таким образом человечество, очищая относительные истины от внешних наслоений и обнаруживая это ядро, приближается к абсолютной истине. Эта теория Ленина получила название теории отражения. 

Из нее следует, что философия и другие науки могут, конечно, в своем содержании отражать интересы тех или иных классов, но только если это плохие, конъюнктурные концепции и теории (как концепции экономистов, которые создаются не для того, чтобы разобраться: «как развиваются экономические процессы?», независимо от того: «выгодно это кому-то или нет?»). Хорошие философские и научные теории должны отображать не субъективные желания отдельных людей и их объединений, называемых классами, а внутреннюю логику объективной действительности, природы и общества. В полной мере это делает по Ленину только материалистическая философия, потому что она верно отображает окружающий нас материальный мир и особенно, диалектико-материалистическая философия, потому что она признает внутренне развитие этого мира. 

Главную ошибку махистов и Богданова Ленин видел в том, что они отрицают объективное существование мира. Мир для них – комплекс ощущений в сознании человека (как в случае Маха) или целого класса (как в случае Богданова). Поэтому собственно философии и науке отражать нечего, они могут только выражать, в частности интересы какого-либо класса, и поэтому они лишены общезначимого универсального содержания – со всеми вытекающими отсюда последствиями вплоть до самоликвидации марксизма. 

Споры о классовости искусства. В 30-е годы та же тема – борьбы с псевдомарксистским релятивизмом снова поднимается в советской философии, но уже в другом ракурсе. Теперь полем для сражения стала философия искусства или эстетика, где был поставлен вопрос о существовании абсолютной красоты (как уже говорилось, в области теоретической философии в это время произошла догматизация и научная дискуссия в ней была уже невозможна). Сражающимися сторонами выступили с одной стороны литературоведы-социологизаторы, популярные в 20-е гг. (В. Ермилов, М. Храпченко), с другой — выдающийся творческий марксист Михаил Лифшиц и его единомышленники (Е. Усиевич, И. Сац, В. Гриб), а также крупный венгерский неомарксист Д. Лукач, группировавшиеся вокруг журнала «Литературный критик». Социологизаторы провозглашали, что искусство носит классовый характер. Оно представляет собой лишь разновидность идеологии. Поэтому поэзия Пушкина выражает, например, интересы крепостников-дворян, а проза Л. Толстого – интересы помещиков, переходящих к капиталистическому хозяйствованию. Авторы здесь – заложники своего происхождения, они – глашатаи класса, к которому принадлежат. Отсюда вытекал вывод, что никакой абсолютной универсальной красоты нет, а есть лишь классовая эстетика (своя эстетика у буржуазии, своя – у пролетариата). Таким образом красота субъективна, она привносится в картину мира коллективным сознанием того или иного класса, которое выражает художник. Но, конечно, выражает не напрямую, а через шифры-знаки, разгадать которые – задача литературоведа-социологизатора (например, в изображениях природы в стихах Фета он должен увидеть классовые интересы помещика-крепостника).

Михаил Лифшиц обвинил социологизаторов, что они стоят не на ленинской, диалектико-материалистической, а на богдановской, субъективно-идеалистической позиции. Мира для них нет, а есть лишь восприятие мира в классовом сознании художника. Между тем, Ленин как раз возражал Богданову, что существует объективная, материальная действительность, мир вещей, природа и что научные и философские учения отражают свойства и законы реальной действительности, природы и общества. Лифшиц указывает, что объективная реальность данная нам через ощущения обладает и таким качеством как красота. Цель искусства – не зашифровывать корыстные желания классов, а отражать красоту мира в художественной форме. Об этом писали еще русские критики лагеря революционных –демократов – Белинский, Добролюбов, Чернышевский (последнего высоко ценил Маркс). Научное подтверждение их тезис о реализме как высшей форме искусства нашел в теории отражения Ленина, которую Лифшиц распространяет и на искусство, следуя здесь Ленину, который в своих статьях о Толстом отрицал, что Толстой – выразитель классовых интересов помещиков, и видел в его произведениях зеркало революционных процессов в среде крестьянства.

Максимального уровня артистизма, по Лифшицу, искусство достигает в творениях классиков (Шекспир, Гете, Бальзак, Пушкин), содержание произведений которых – зеркало мира, а не классовые шифры. 

При этом Лифшиц не отвергает классовый подход, но утверждает, что борьба классов не есть простая борьба коллективных эгоизмов, как считали социологизаторы (иначе марксизм ничем бы не отличался от буржуазных учений). Борьба классов есть борьба за идеал социальной справедливости, за освобождение и просвещение народа, превращение его в свободный и творческий субъект истории. Поэтому высокое классическое искусство, нацеленное на правду и красоту всегда на стороне народа (хотя создатели его как правило не выходцы из народа, чего и не может быть – народ в классовых обществах забит, малограмотен и его выдвиженцы по уровню культуры не могут поспорить с аристократами и буржуа). Место классовости искусства Лифшиц водит концепцию «народности искусства», которая действительно вытеснила социологизаторов и при Сталине (правда, в несколько упрощенном виде) была возведена в статус платформы официального советского искусствоведения. Благодаря этому были реабилитированы классические русские писатели и поэты 19 века, которые в 20-х гг. провозглашались классовыми врагами (даже Пушкин!). Более того, Лифшиц доказывает, что в тех исторических условиях только аристократы и могли создать подлинное народное искусство и что в их консервативной критике капитализма тоже есть элемент истины (как был элемент поверхности в критике капитализма слева, со стороны революционных демократов).

Споры о коммунистической морали и общечеловеческой морали. Проблема добра – одна из самых больных в марксистской философии. Противники упрекают марксизм в том, что он проповедует аморализм цинизм, релятивизм в области морали. Это якобы следует из того, что мораль по Марксу и Энгельсу – не более чем надстройка над базисом, а значит вторичная, иллюзорна, никаких общечеловеческих моральных норм по марксизму якобы нет, тем более сам Маркс неоднократно довольно презрительно отзывался о морали как о «бесили, обращенном в действие». Ленину часто ставят в упрек слова, произнесенные им на 3 съезде молодежи – о том, что нравственно все, что служит делу пролетариата и что есть мораль пролетарская, а есть буржуазная. 

Это понимают как проповедь классовости морали в самом вульгарном смысле. Именно так трактовал позицию Ленина Троцкий в работе «Об их и нашей морали», где он отрицал мораль вообще, признавал только классовую мораль и провозглашал, что для дела освобождения пролетариата годятся все средства, включая террор, а возражения буржуазии против этого лицемерны, ибо она, когда затронуты классовые интересы, тоже отбрасывает рассуждения о морали. 

Но все же это упрощение позиции Ленина. Ведь Ленин при это высмеивал махистское сведение морали к комплексу ощущений. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» вслед за Энгельсом признавал, что нравственное сознание масс может нести в себе истину. 

Собственно, вопрос об абсолютном добре уже поднимался в спорах между течением Лифшица и литературоведами-социологизаторами 30-х гг. и Лифшиц прекрасно показал, что наряду с абсолютной истиной и красотой подлинный диалектический марксизм постулирует существование абсолютного добра и справедливости, иначе классовая борьба трудящихся превратится в борьбу мелких эгоизмов и у нравственно и духовно развитой личности не будет никаких оснований вставать а сторону трудового народа. В своих опубликованных только после смерти поздних философских работах, Лифшиц развивает эту мысль. Он делает очень глубокое замечание о том, что откуда бы мы взяли само понятие добра, если бы оно не отражало природный закон такого рода. Философ напоминает, что у Платона все идеи венчаются идей Блага, добра, и говорит что диалектический материализм должен сделать еще один займ у Платона и признать, что в природе есть закон положительности, стремления к совершенству, который, когда мы поднимаемся до человеческого и социального уровня природы, отражается в нашем сознании как добро.

К сожалению академическая советская этика, возникшая в 60-е годы, так и не поднялась до таких глубоких обобщений как Лифшиц. Она занималась критикой классового подхода к морали, но остановилась на провозглашении абсолютного характера «общечеловеческой морали», под которой по сути понималась мораль западного капиталистического общества. За это Лифшиц и его соратник по диалектической философии Ильенков справедливо ее критиковали. 

Вопросы для самоконтроля:

1. Что такое базис и надстройка? Как понимали отношения базиса и надстройки Маркс и Энгельс?
2. Как боролся с релятивизмом В.И. Ленин? Что писал об абсолютной истине? О диалектике абсолютной и относительной истины? 
3. В чем суть спора Лифшица и социологизаторов-литературоведов? Почему упрощенное понимание классовой теории в искусствоведении ошибочно? Почему подлинное искусство народно и как надо понимать его народность?

Лекция 7. Проблема азиатского способа производства в советском марксизме

Введение. Проблема азиатского способа производства (АСП) – одна из самых острых в маркистской философии истории. Дискуссии о АСП потрясали западный и советский марксизм и не закончились до сих пор. Она имела не только историософское значение и интересовала не только востоковедов и специалистов по теории исторического процесса; проблема АСП граничила с острейшими и актуальными политическими проблемами, как например, оценка сути советского, китайского и корейского «реального социализма». Выводы, которые делали при этом сторонники концепции АСП не могли устроить власть предержащих в странах реального социализма. В СССР была предпринята попытка искусственно «закрыть проблему», но она не удалась: как только после смерти Сталина начались либеральные послабления, дискуссия вспыхнула с прежней силой. Точка в этом споре не поставлена до сих пор и проблема АСП осталась важной даже после того, как многие российские ученые покинули марксистскую теоретическую платформу: многие результаты теории АСП имеет значимость даже вне эвристического поля марксизма. 

АСП у Маркса и Энгельса. Обрисуем суть проблемы. Марксизм предлагает материалистическое прочтение истории. С этой точки зрения решающее значение для понимания того или иного общества имеет раскрытие существующего в нем способа производства. Способом производства Маркс называл тот или иной тип производства и воспроизводства необходимых жизненных благ. Способ производства включает в себя совокупность орудий труда и технологий (производительные силы) и отношений в процессе труда, в частности, отношений собственности (производственные отношения). В этом смысле Маркс выделял рабовладельческий, феодальный, капиталистический и будущий коммунистический способы производства.

Важно заметить, что Маркс не отождествлял способ производства и общественную формацию (это отождествление было произведено Лениным и Сталиным). Формацией Маркс называл тип общества «со своеобразным отличительным характером». В ранних работах Маркс выделял три формации: архаическую, доклассовую (до возникновения частной собственности), экономическую (включающую в себя все частнособственнические общества) и постэкономическую, коммунистическую. Правда, в некоторых работах, таких как «Манифест коммунистической партии» Маркс и Энгельс и правда давали снования для сближения этих понятий. 

До 1850-х гг. Маркс писал лишь о способах производства западноевропейских стран и мало интересовался историей азиатских стран. При этом естественно его взгляды об Азии не выходили за рамки представлений тогдашней науки. В ранних работах Маркса можно встретить противопоставление восточной деспотии греческой партиархальной цивилизации, в которой Маркс видел исток европейской культуры, а также рассуждения об сельскохозяйственной общине как основе экономики азиатских обществ. В середине 19 века в Китае началось восстание тайпинов, а английский парламент стал обсуждать проблему продления хартии Ост-Индийской компании. Все это привлекло внимание Маркса и Энгельса к странам Востока и заставило их задуматься об особенностях восточных обществ, причины которых они как сторонники материалистического понимания истории стали искать в каком-то особом способе производства. Сохранилась переписка Маркса Энгельса от 1853 года, где обсуждались труды востоковеда Бернье. В ней оба основоположника марксизма выражают мысль, которая легла в основу теории АСП – что главной особенностью восточных экономик, «ключом к пониманию Востока» является отсутствие в странах Азии института частной собственности, и прежде всего, частной собственности на землю и на воду, т.е. на основные ресурсы сельского хозяйства на Востоке. Маркс и Энгельс объясняли это географическими и климатическими особенностями стран Востока: земледелие там невозможно без создания сложной системы ирригации, а строительство такой системы не под силу отдельным людям и даже разрозненным крестьянским общинам. Требуется сплочение общин и мобилизация из числа общинников больших трудовых коллективов. В силу этого на Востоке возникают централизованные деспотические государства, которые выполняют эти функции и которые превращают в свою собственность землю, воду и даже людей, которые вынуждены трудится а благо государства на правах своего рода «государственных рабов». Эти идеи Маркс развивает в статье «Британское владычество в Индии» (1853). Там он утверждает, что основа британского деспотического владычества в Индии – древний восточный деспотизм. Причина его в том, что крупные общественные работы (прежде всего, ирригационные) на Востоке может выполнять только государство, от которого полностью зависят разрозненные мелкие сельскохозяйственно-ремесленнические общины. Маркс впервые заявляет там, что общины которая так идеализируются на Запада- подлинный фундамент деспотического государства. Они консервируют социальные условия деспотизма. Приход в Индию английского капитализма по мнению Маркса разрушит общину и произведет первую за долгие тысячелетия социальную революцию. Благодаря капитализму появится возможность перейти к технически передовому хозяйству которое уже не будет нуждаться в надстройке деспотического государства. Но чтобы такое хозяйство возникло индийскому пролетариату нужно будет сбросить власть английской буржуазии. 

В 1857-1859 гг. Маркс пишет рукопись «Формы, предшествовавшие капиталистическому производству», которая должна была войти в один из вариантов «Капитала», но так и не вошла в окончательный текст и оставалась неизвестной вплоть до 30-х г. 20 века. В ней Маркс более четко формулирует концепцию АСП и место АСП в мировой истории. Если выражаться наиболее обще, то Маркс рисует там три формации мировой истории. Первая, примитивно-коммунистическая основывалась на общинной собственности на землю, воду и остальные ресурсы, необходимые для сельскохозяйственного производства. В эту эпоху люди жили небольшими земледельческими общинами, которым принадлежали основные хозяйственные ресурсы – земля, вода, орудия туда и т.д. Государства классов еще не было. 

Вторая формация у Маркса никак не названа (современный философ А. Майданский предлагает назвать ее вторичной, востоковед Л. Васильев предлагал называть ее классовой). Она включает в себя общества трех видов – азиатское, античное и германское (феодальное). Для них характерно сочетание общины с государственной или частной собственностью, причем, государственная собственность характерна для азиатских обществ, а частная – для средневекового германского. Обратим внимание, что в отличие от пятичленной теории, восторжествовавшей в СССР (и приписываемой Марксу) в действительности у Маркса античное рабовладельческое общество – это не определенная стадия европейской истории, за которой идет феодальное средневековое общество, это общество параллельное античному, развившееся на другой этнокультурной основе. 

Наконец, после разрушения феодально-германского общества, на его руинах рожается капитализм, который постепенно охватывает весь мир, разъедая сохранившийся на Востоке азиатский способ производства.

Как же Маркс характеризует в «Формах» азиатское общество, оказавшееся столь долговечным, пережившее и античное и феодальное общества, и сохранившееся на Востоке до 19 века? Несколько иначе, чем в переписке с Энгельсом и в статьях об Индии. Прежде всего Маркс не придает уже такого важного значения климатическим особенностям Востока и не противопоставляет государственную и частную собственность. По Марксу в древних азиатских обществах реализуется первая, самая простая и абстрактная форма частной собственности, которая и является государственной собственностью, причем, под государством здесь понимается именно деспотическое государство. Государство здесь воплощено в единственном человеке – деспоте (который понимается соплеменниками как живое божество). Ему принадлежит все – люди, земля, вода и т.д., и именно совпадение государства и деспота и обеспечивает тождество государственной и частной собственности. Причем, его рабами являются не только слуги, крестьяне, но даже высшие сановники. Рабство здесь всеобщее и поголовное (в отличие от античного рабства, предполагающего существование свободных людей). Люди и общины не владеют здесь собственностью, а лишь распоряжаются ею по разрешению деспота. Но все принадлежит ему не как человеку, а как живому богу, занимающему высший пост в государственной иерархии, если он утеряет этот пост, он тоже становится никем. 

Распоряжаясь всем, деспот распоряжается и прибавочным продуктом, а также прибавочным трудом: это и является основой для коллективных работ, позволяющих строить каналы, пирамиды, года и т.д. Государственное принуждение к труду, создание больших трудовых армий, строительство циклопических сооружений – все это по Марксу также характерные черты азиатских обществ, предопределенные азиатским способом производства.

Напомню, что все это содержалось к неопубликованной рукописи. В самом «Капитале» Маркс упоминает об азиатском способе производства (наряду с античным, феодальными и капиталистическом) в предисловии к первому тому, но не раскрывает его сути. 

Все это создало почву для дискуссий об АСП в советском марксизме.

Дискуссии об АСП в СССР. Этих дискуссий было три. Первая разгорелась в 20-х гг. В это время началась революция в Китае и борьба за освобождение от колониального владычества в других восточных странах и в связи с этим советские обществоведы стали определять особенности азиатских обществ, естественно, отталкиваясь от учения Маркса и Энгельса и столкнулись с проблемой АСП. 

Первая дискуссия имела два этапа. На первом обсуждался вопрос: имелась ли у Маркса и Энгельса вообще концепция АСП или упоминания об азиатском способе производства и азиатских обществах следует понимать, как указание на географическое местоположение этих обществ (напомню, что работа Маркса «Формы» тогда была еще неизвестна). В 1929 году С.М. Дубровский и Е.С. Иолк выступили с утверждениями, что никакой концепции АСП у Маркса и Энгельса не было и что и в древнем и в современном Китае господствует феодализм (который уже вступил в стадию разложения). Однако в период с 1929 по 1931 год ряд советских ученых – Л. Мадьяр, М.С. Годес и др. убедительно доказали, что данная концепция была создана основоположниками и что строй древнего Китая имеет ряд существенных отличий от феодального. В частности указывалось на отсутствие частной собственности на землю и на трудовую повинность для крестьян-общинников как на характерные черты АСП. 

В 1931 году в дискуссию на стороне «азиатчиков» вступили ленинградские историки С. Ковалев и В. Струве. Во-первых, они расширили географию дискуссии и включили в поле зрения дискутантов древние Египет и Шумер как страны с АСП. Во-вторых, В. Струве указали, что крестьянин пи феодализме имеет определенную хозяйственную самостоятельность, а при АСП, например, в древнем Египте не мог работать без указания государственного чиновника, получал из казны зерно и т.д.

К этому времени дискуссия перешла ко второму этапу. Теперь уже стоял вопрос о том: был ли АСП принадлежностью древневосточных обществ, или западная цивилизация развивалась по схеме: «рабовладение-феодализм-капитализм», а на Востоке с древности и до сих пор существует особая азиатская формация, где в экономике господствует АСП. По сути это была уже дискуссия о том существует ли единая мировая история, или есть две истории — западной и восточной цивилизаций, которые развивались по своим законам. Можно сказать, что в советском обществе возродился старый спор между западниками и славянофилами, но уже в рамках марксистской теории. 

Вторую точку зрения отстаивал Людвиг Мадьяр (Лайош Мильхофер), который считал, что азиатская формация в Китае просуществовала до эпохи империализма. Против него выступил В. Струве. Он в 1933 году выдвинул концепцию «рабовладения в Египте и Шумере». По мнению Струве древний Египет и Шумер представляли собой раннерабовладельческие общества и АСП описанный у Маркса – не что иное как переход от первобытнообщинной экономики (с ее господством общины) к рабовладельческой (которая наивысшего развития достигла в Греции и Риме). Таким образом, В. Струве вписал АСП в схему «первобытный строй – рабовладение – феодализм – капитализм — коммунизм» («пятичленная концепция мировой истории»), которая стала господствующей в СССР и была приписана К. Марксу. 

Несмотря на то, что ряд историков (Никольский, Тюменев, Дьяконов) подвергли концепцию В. Струве обоснованной критике (доказывая, что рабовладение не играло значительной роли в экономике Египта и Шумера, основанных на труде подчиненных государству крестьян-общинников), политическим руководством было объявлено о правоте В. Струве. Теория АСП была объявлена вредной, реакционной и троцкистской и дискуссия на этом прервалась. Возможно, причиной этого было то, что Л. Мадьяр указывал, что черты АСП имеются и в России (и таким образом выходило, что сталинский социализм имеет свои корни в деспотической азиатской формации). Сам Людвиг Мадьяр был расстрелян в 1937 году по делу Зиновьева.

Вторая дискуссия о АСП началась после смерти Сталина, на волне хрущевской оттепели и продолжалась с 1957 по 1971 гг. В ней принимали участие не только советские, но и зарубежные историки и философы (немецкие, французские и венгерские). Кроме того, параллель похожие дискуссии велись в среде марксистов и на Западе (например, во Франции где в ней активно участвовал Р. Гароди, и в Великобритании, где в этом плане отметился Э. Хобсбаум). В СССР наибольшую активность дискуссия приобрела в 1964 году, когда в печати выступи два участника первой дискуссии 20-х г. – Е. Варга и В. Струве. Евгений Варга который к тому времени стал академиком, призвал вернуться к старой дискуссии и пересмотреть идеологические оценки 30-х гг. В дискуссию включились французские ученые Годелье и Сюрэ-Каналь, которые участвовали в 7 международном конгрессе антропологов и этнографов в Москве (1964) (они представляли французский центр марксистских исследований, которым руководил Шено – пропагандист теории АСП). Ответом на тезисы французов стала статья В. Струве, тоже уже академика, который неожиданно заявил, что в некоторых древневосточных обществах таки существовал АСП. Вслед за Струве стали выступать другие ученые – сначала историки-востоковеды, затем – этнографы, философы и другие. 

Дискуссия имела ряд отличий от дискуссии 20-30-х гг.

Во-первых, никто уже не сомневался, что у Маркса и Энгельса была концепция АСП (правда, подробно не разработанная и практически не упоминающаяся в поздних работах). К этому времени были обнародованы черновики «Капитала» и вопрос этот был снят.

Во-вторых, расширилась география стран, о которых велся спор. Теперь в поле зрения ученых попали не только Китай, Индия, Шумер и Египет, но и цивилизации доколумбовой Америки и тропической Африки.

В-третьих акцент сместился с форм собственности на формы эксплуатации. 

Обсуждался старый вопрос: можно ли считать, что существует единая мировая история или есть две истории: западная, где развитие идет от первобытного строя через рабовладение и феодализм к капитализму и коммунизму и восточная, где всю докапиталистическую эпоху существует АСП, только в двух формах – архаической и усовершенствованной средневековой. Однако к этому вопросу добавился и второй, который придал дискуссии политическую остроту и в общем-то способствовал ее свертыванию в СССР. Ряд неомарксистских и неомарксистских ученых на Западе (прежде всего, немец Карл Виттфогель и француз Роже Гароди) обратили внимание на сходства между древними азиатскими обществами, основанными на АСП и реальным социализмом в сталинском ССР и маоистском Китае. Действительно, и тут, и там мы наблюдаем государственную собственность на все средства производства и даже на работников (в СССР при Сталине работники были прикреплены к предприятиями и не могли свободно выбирать себе место работы), государственное планирование экономики, создание государством огромных трудовых армий для выполнения крупномасштабных работ (строительство заключенными ГУЛАГА железных дорог и городов в Сибири и на Дальнем Востоке, Беломорканала и т.д.). Возник вопрос, что перед нами – случайное сходство, вызванное субъективными личностными факторами, деформировавшими социализм, или азиатскую деспотическую сущность незападного социализма, либо социализма вообще. Понятно, что советские ученые не могли свободно высказывать свое мнение: им полагалось доказывать преимущество советского строя и опровергать иные мнения как клевету на него. 

В ходе второй дискуссии выявились новые молодые сторонники теории АСП: Ю.И. Семенов, Л.С. Васильев, Р. Нуреев, Г. Меликишвили и др. Некоторые из них создали оригинальные историософские концепции на основе марксовой концепции АСП. Особо следует отметить концепцию Семенова. 

Ю.И. Семенов по профессии – исследователь первобытных обществ (и доисторических и современных). Но обнаружив в первобытных обществах зачатки будущего АСП, он стал разрабатывать эту теорию Маркса и пришел к концепции «политарного способа производства». По его мнению азиатская формация которую обнаружил Маркс, есть не что иное как одна из разновидностей политарного способа производства, который действительно несколько тысячелетий существовал в странах Азии и Африки, а также в доколумбовой Америке, но который начал формироваться и в древней Европе, но с появлением частной собственности был вытеснен рабовладением и феодализмом. 

Древняя политарная формация по Семенову –первое в истории классовое общество. Здесь возникают два класса – угнетаемый – работники-общинники и угнетатели – политарии во главе с политархом. Однако особенностью класса политариев является то, что каждый из них по одиночке ничем не владеет. Они владеют всем (в том числе и работниками как личностями) лишь в совокупности, как класс. Класс политариев выстроен иерархически, фактически каждый политарий – чиновник в лестнице должностей. То есть он совпадает с деспотическим чиновничьим государством. Древний политаризм двухэтажный: там есть общины работников и политарии. Работники сдают политариям прибавочный продукт, который те распределяют между собой и частично отдают работникам (например, раздавая во время голода зерно из общественных кладовых, как это делали в древнем Китае). Работники также выполняют трудовую повинность, строя каналы, храмы, выполняя роль слуг у политариев и т.д. Концепция Семенова встретила сопротивление у руководства научного сообщества в СССР. 

Вторая дискуссия завершилась в 70-х гг. Концом ее считается выход монографии Никифорова «Восток и всемирная история», где АСП был назван «мертвой буквой марксизма». Однако это был только формальный конец дискуссии, чего требовали партийные власти. На самом деле дискуссия продолжается всю эпоху застоя – полунамеками в научной прессе и открыто в самиздате. В частности, в самиздате появляется работа Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», где развивая Маркса, Шафаревич делает вывод, что реальный социализм – параллельная Западу ветвь мировой истории. Существует древний социализм – деспотии Египта, Шумера, ацтеков и инков, и современный социализм – деспотии Сталина и Мао. Симпатии Шафаревича на стороне либерального капитализма однако он считает, что и на Западе в конце концов победит какой-либо вариант современного социализма. 

В годы перестройки началась третья дискуссия об АСП, которая длилась с 1987 до 1991 года. В ходе нее пятичленная концепция мировой истории была окончательно отброшена, а все основные сторонники теории АСП – Нуреев, Васильев, Семенов пришли к выводу об азиатской сущности советского социализма. Однако массовый переход советских и российских обществоведов на антимарксистские, в основном либеральные позиции привел к тому, что дискуссия затихла сама собой. В условиях, когда ортодоксальный марксизм перестал быть господствующей идеологией исчезла нужда доказывать, что ортодоксы-марксисты были неправы в своей трактовке марксовой теории АСП.

Вопросы для самоконтроля:

1. Что такое азиатский способ производства? Как его определял Маркс?
2. Какие позиции существовали в ходе 1 дискуссии об АСП? 
3. Какие позиции существовали в ходе 2 дискуссии об АСП?

Лекция 8. Споры о социализме в России

Введение. Одна из важнейших тем, которая волновала русских марксистов с дореволюционных времен – это судьба социализма в России. Марксистско-ленинская философия внесла свой вклад в попытки осмыслить этот сложный вопрос. Однако нужно отметить, что обсуждением его занимались не только и даже не столько кабинетные философы, сколько лидеры и теоретики сначала социал-демократической, а потом и коммунистической партии (хотя и философы также высказывали свои мнения, даже в те времена, когда это делать было небезопасно). Поэтому то или иное решение зачастую вело к масштабным изменениям политики партии и государства. 

Маркс и Энгельс о социалистической революции в России. В 1870-1890-х гг. лидерами русского революционного движения были народники. Они считали, что базой для социализма в России может стать крестьянская община, которая давно уже была разрушена на Западе в ходе становления западного капитализма, но которая сохранилась в России вплоть до XIX века. По их убеждению, опираясь на общину, Россия может перепрыгнуть сразу от феодализма к социализм, минуя капитализм, то есть избежав исторического пути Запада. Маркс и Энгельс в 1880-е годы активно высказывались по этому поводу. Энгельс, посвятивший этой теме статью «О социальном вопросе в России», занял однозначную позицию – русская община не есть некая специфика русской национальной культуры, подобные общины существо-вали некогда везде – от Германии до Индии и представляли собой пережиток первобытнообщинного строя. В России община просуществовала дольше всего, так как, по мнению, Энгельса, этому способствовали климатически-географические условия России и общая отсталость ее экономики. Однако и здесь с развитием капитализма общину ждет общая судьба, она распадется, большая часть вышедших из нее крестьян вольется в пролетариат и включится в борьбу этого класса за социализм. Более того, Энгельс писал, что община — вовсе не ячейка социализма (который он понимал как демократическое гражданское общество), а опора самодержавия, ведь управлять страной, состоящей из локальных замкнутых общин, можно только авторитарными методами. Он не сомневался в том, что в России произойдет революция, но она будет не пролетарской социалистической революцией, а крестьянским бунтом. 

Маркс в этом вопросе испытывал определенные колебания. В 1881 году к нему обратилась с письмом известный русский революционер-народник Вера Засулич. Она просила теоретика коммунизма разъяснить: считает ли он, что Россия может перейти к социализму, развивая общинную экономику, или наша страна должна пойти по тому же пути, который прошел Запад – по пути капитализма, уничтожающего общины. Маркс ей ответил: «Анализ, представленный в «Капитале», не дает … доводов ни за, ни против жизнеспособности русской общины. Но специальные изыскания, которые я произвел на основании материалов, почерпнутых мной из первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы прежде всего устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития»¹⁴. В черновиках к этому письму Маркс выражался еще однозначнее: «в России, благодаря исключительному стечению обстоятельств, сельская община, еще существующая в национальном масштабе, может постепенно освободиться от своих первобытных черт и развиваться непосредственно как элемент коллективного производства в национальном масштабе. Именно благодаря тому, что она является современницей капиталистического производства, она может усвоить его положительные достижения, не проходя через все его ужасные перипетии. … Если бы русские поклонники капиталистической системы стали отрицать теоретическую возможность подобной эволюции, я спросил бы их: разве для того, чтобы ввести у себя машины, пароходы, железные дороги и т. п., Россия должна была подобно Западу пройти через долгий инкубационный период развития машинного производства?»¹⁵. Маркс доказывает там, что описанный в «Капитале» путь становления капитализма касается только стран Запада и что «Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 года, то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает роковые злоключения капиталистического строя»¹⁶.

Но затем в 1882 году в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» Маркс и Энгельс приходят к некоему компромиссу и утверждают, что даже если в России и произойдет революция, то социализм Россия сможет построить только в случае скорой революции в развитых странах Запада и помощи победоносного западного пролетариата: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»¹⁷.

В.И. Ленин о социализме в России. В.И. Ленин еще в ранней своей работе «Развитие капитализма в России», полемизируя с народниками, доказывает, что после отмены крепостного права в России развился капитализм, который подточил основы общины, союза мелких производителей, сельских мелки буржуа. Капиталистические отношения затронули и деревню, включившуюся в рынок, и крестьянство стало расслаиваться: «основой образования внутреннего рынка в капиталистическом производстве является процесс распадения мелких земледельцев на сельскохозяйственных предпринимателей и рабочих. Едва ли не каждое сочинение об экономическом положении русского крестьянства в пореформенную эпоху указывает на так называемую «дифференциацию»¹⁸. Молодой Ленин пока согласен с Плехановым, что путь капитализма для России – благо, социал-демократия должна сомкнуться с революционной буржуазией в борьбе за буржуазные гражданские свободы (работа Ленина о капитализме была написана в 1899 году, задолго до раскола социал-демократов на большевиков и меньшевиков).

Правда, в ходе революции 1905 года, увидев, что именно крестьянство, а не слабая и политически умеренная городская буржуазия, выступает как настоящая революционная сила (с 1905 по 1907 годов в ходе крестьянских бунтов были сожжены сотни помещичьих усадеб и на усмирение крестьян правительство бросало войска), Ленин меняет точку зрения. Он призывает к союзу с крестьянством и к смычке городской и деревенских революций на базе широкой демократической программы: «… пролетариат может и должен идти с крестьянством, не доверяя колеблющейся, предательской, переметчивой либеральной буржуазии». Вследствие этого Ленин получает обвинения в «народничестве» от меньшевиков и Плеханова, которые вопреки фактам, утверждали, что нужно объединяться с либеральной буржуазией городов, так как она, дескать «прогрессивный класс», а крестьянство – атавизм феодализма. Разумеется, и у Ленина, и у меньшевиков речь идет пока о буржуазной революции. Пока еще Ленин считал, что Россия не дозрела до социализма, она только выходит на путь зрелого капиталистического развития, а социалистическая революция должна произойти на Западе. 

В 1914 году, когда социал-демократические партии Европы поддержали европейскую буржуазию в ее стремлении развязать войну за передел мира, Ленин снова пересматривает свои взгляды. Он пишет работу об империализме, где доказывает, что ограбление колоний позволила буржуазии Запада подкупить и разложить верхушку западного рабочего движения. Зато на сцену истории вступает Восток с его крестьянскими массами – носителями энергии революционной демократии. «В Азии везде растет, ширится и крепнет могучее демократическое движение. Буржуазия там еще идет с народом против реакции. Просыпаются к жизни, к свету, к свободе сотни миллионов людей» — писал Ленин в статье «Отсталая Европа и передовая Азия», написанной в этот же период. Ленин предсказывает революции на периферии мирового капитализма, в частности в Китае и в России как в слабом звене империализма. Революции на периферии должны пробудить пролетариат Запада. Соответственно победивший пролетариат Запада – прямо по Марксу! – поможет отсталой экономически России построить социализм. 

Именно так Ленин и воспринимает ситуацию в 1917 году. Еще в апреле 1917 года Ленин раньше всех других в партии понимает, что Временное правительство, теряющее доверие народа, не удержит власть и что ситуация двоевластия скоро закончится, причем, победят Советы. Советы Ленин воспринимает как зародыш социалистического самоуправления. Но советская революция в России будет окончательно победоносной, если она разожжет пожар социалистической революции в Европе, а затем и в Америке. Только тогда Россия, которая пока не созрела для социализма в силу экономической отсталости, построит и свой собственный социализм. На конференции в апреле 1917 Ленин говорит об этом прямо: ««На долю российского пролетариата выпала великая честь начать, но он не должен забывать, что его движение и революция составляют лишь часть всемирного революционного пролетарского движения, которое, например, в Германии нарастает изо дня в день все сильнее и сильнее. Только под этим углом зрения мы и можем определять наши задачи».

В 1918 году в работе «Нет сомнения, история вопроса о несчастном мире» Ленин говорит: «Социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надежды на окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом научном предвидении».

В июле 1919 года Ленин пишет: ««С уверенностью говорим, что этот июль – последний тяжелый июль, а следующий июль мы встретим победой международной Советской Республики».

Однако революция на Западе захлебнулась. Венгерская, Баварская и другие советские республики были разгромлены. В начале 20-х годов усиливается критика со стороны меньшевиков, которые были уже в эмиграции, в адрес Ленина. Его и всю партию большевиков обвиняют в авантюризме, в заигрывании с социалистическими лозунгами, в захвате власти в отсталой, крестьянской стране, где построить социализм невозможно из-за отсутствия необходимого базиса. Такие упреки высказывает в своих записках меньшевик Н. Суханов. Ленин ему отвечает в статье 1923 года «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)». Он пишет про меньшевиков: «им совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития. Им не приходит даже, например, и в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран внеевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия …». В чем же по Ленину своеобразие русского пути к социализму? Ленин называет бесспорным положение меньшевиков, что России не достигла еще такого уровня производительных сил, при котором можно построить социализм. Но далее Ленин замечает: «Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный «уровень культуры», ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы».

Итак, мысль Ленина проста: в результате революции создано рабоче-крестьянское советское государство. Создано оно в стране, которая ни в плане духовной культуры, ни в плане развития производительных сил пока не готова к социализму. В этих условиях партия и советское государство могут пойти своим путем: при помощи культурной и экономической революций довести Россию до уровня передовых стран Запада и перейти к мирному строительству социализма. 

Под культурной революцией Ленин понимал просвещение российских рабочих и крестьян – в то время в большинстве безграмотных и полуграмотных. В своих статьях о Пролеткульте Ленин прямо указывает, что нельзя отбрасывать культуру прошлого, увлекаться строительством искусственной, пролетарской культуры, коммунисты должны взять все лучшее, что было создано человечеством, марксизм – наследник классической культуры. В своих последних статьях, посвященных экономическим вопросам, Ленин отстаивает точку зрения, что НЭП и прежде всего развитие кооперации может поправить материальное положение СССР и превратить советское государство в экономически высокоразвитое, готовое для перехода к социализму. 

Однако четкого ответа на вопрос о необходимости пролетарской революции на Западе для строительства социализма в СССР Ленин в своих последних статьях все же не дал. В его работах можно было найти цитаты как в пользу этого, так и против этого. После смерти Ленина в партии и советском обществе разворачивается широкая дискуссия на тему: возможно ли построение социализма в отдельно взятой стране, то есть вне перспективы мировой революции. Мнения разделились. Л.Д. Троцкий, Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев («левая оппозиция») утверждали, что нельзя. По их мнению, если в ближайшее время не произойдет социалистической революции на Западе, то советское государство в России ожидает перерождение и постепенная реставрация капитализма. По их мнению, социализм не имеет национального измерения, он может быть либо мировым, либо никаким. Дело в том, что социализм и возникает лишь на базе капитализма, который уже перерос национальные границы, стал мировой системой. Разумеется, пролетарская революция не может вспыхнуть одновременно во всех странах, но если она, вспыхнув в одной, не распространится в короткий исторический срок по всем передовым странам мира, то рыка в социализм не получится. Левая оппозиция предлагала Советскому Союзу бросить все силы на помощь революции в Германии (Л.Б. Каменев, который был председателем Коминтерна, естественно, имел тут личный интерес), а затем социалистическая Германия поможет и технически и морально подтянуться «отсталой России».

Троцкий так и не изменил своего мнения. Уже в эмиграции, в 30-е годы он написал книгу «Преданная революция», где он отказался считать сталинский СССР, провозгласивший завершение строительства социализма, социалистическим. Он считал его рабочим государством, в котором верх взяла сталинская партийная бюрократия, мелкобуржуазная по сути. Из эмиграции Троцкий пытался управлять левым подпольем в большевистской партии, призывая их поднять советский рабочий класс на новую революцию и заявляя, что иначе партийная бюрократия переродится в капиталистов и реставрирует в России капитализм. 

Другую позицию заняли Н.И Бухарин («правая оппозиция») и И.В. Сталин («центр»). Они утверждали, что социализм в отдельно взятой стране построить можно. Первоначально Сталин, как и Бухарин, считал, что опора на кулака в деревне поможет поднять сельское хозяйство, торговля хлебом за рубеж позволит создать свою легкую промышленность, чья продукция будет востребована деревней. Экономический рывок позволит накопить средства для создания тяжелой промышленности. Так СССР достигнет индустриального уровня, достаточного для перехода к социализму, самостоятельно, не дожидаясь революции на Западе. 

В 1927 году, после «кулацкой стачки» (когда кулаки, отказавшись продавать хлеб государству, довели города СССР до продовольственного кризиса и введения карточек) Сталин изменил свое мнение. Он перешел к проекту мобилизационной модернизации. Суть его состояла в трех последовательных шагах: коллективизация, индустриализация, культурная революция. Коллективизация позволила перейти к более эффективным методам сельского хозяйства (на больших колхозных полях можно было применять техник, чего не позволяла общинная чересполосица), то дало возможность накормить города и часть хлеба продать за рубеж. Вырученные деньги были вложены в индустриализацию построение промышленности (прежде всего тяжелой). Наконец для нужд индустрии была переформатирована система школ, техникумов и вузов и произведена ликвидация безграмотности Произошла культурная революция. 

Меньше чем за 10 лет СССР превратился в современную модерную индустриальную державу. В 1936 году было объявлено, что сталинский план построения социализма в отдельно взятой стране в общем осуществлен (хотя это не значило, что прекратилось совершенствование советского социализма).

Сталин, как и Троцкий, не исключал перспективы капиталистической реставрации в СССР. Но причины такого нежелательного развития событий он видел не в отсутствии мировой революции, а в обострении классовой борьбы по мере строительства социализма. Суть этого тезиса состояла в том, что строительство и совершенствование социализма вызывает все большее возмущение и ненависть внешних и внутренних классовых врагов (капиталистических иностранных государств, бывших представителей эксплуататорских классов и мелкой буржуазии внутри страны). Они начинают вести вредительскую деятельность: внешние враги готовят интервенцию, забрасывают шпионов, внутренние организуют саботаж, акты диверсий, сотрудничают с иностранными разведками. Конечной целью тех и других является разрушение социалистического государства и восстановления капитализма. Концепция усиления классовой борьбы по мере строительства социализма стала обоснованием для репрессий 30-х гг. 

К концу 30-х все оппозиционные фракции в партии были уничтожены, идеологию догматизировали и все дискуссии по проблемам социализма прекратили. 

В годы хрущевской оттепели некоторые проблемы социализма затрагивались в ходе второй дискуссии об азиатском способе производства, которую мы затрагивали в соответствующей лекции. Однако дискуссия эта тоже была свернута. Сначала партия в правление Хрущева государство объявила, что государство рабочего класса теперь превратилось в общенародное государство, основные источники опасности реставрации капитализма ликвидированы и строительство социализма завершено. Это заявление КПСС, сделанное в 1959 году означало отказ от концепции усиления классовой борьбы и о практики регулярной борьбы против «врагов народа» внутри партии (в тоже время именно при Хрущеве начинается преследование диссидентов и производится вооруженное подавление народных бунтов как, например, в Новочеркасске). На 22 съезде КПСС в 1961 году Н.С. Хрущев заявил, что к 1980 году в СССР будет построен коммунизм, тем самым фактически признав, что возможно построение не только социализма, но и коммунизма в отдельно взятом блоке стран («система мирового социализма»), что полностью противоречило учению Маркса. (к 1965 году Хрущев обещал отменить все индивидуальные госналоги). В правление Брежнева, в 50-летний юбилей революции, в 1967 году КПСС объявила о построении «развитого социализма», при котором наука и культура советского народа стали передовыми и достигнут высокий уровень благосостояния. 

Это очевидно противоречило реалиям. Конечно, в СССР были достигнуты большие успехи в области науки, техники, индустрии, создано передовое по тем меркам социальное государство, но и были явные недостатки, которые все росли. О них молчала госпропаганда, но они были очевидны всем. К ним можно было отнести перебои со снабжением, бегство людей из деревни в город, жилищную проблему в городах, возникновение и рост «теневой экономики», распространение коррупции, цинизма, преклонения перед Западом, мещанских потребительских настроений. Картина реального социализма разительно отличалась от той картинки, которую рисовал официоз, а заявления о ом, что он «развитой» и скоро перейдет в коммунизм вызвали смех. 

Представители академической марксистско-ленинской философии также обсуждали эти проблемы (насколько это было возможно в тех цензурных условиях). Обратимся к позиции Э.В. Ильенкова¹⁹. Ключевой здесь является его работа «Маркс и западный мир». Там он ставит вопрос о природе советского социализма. Отвечая на него, философ обращается к работе Маркса «Экономическо-философские рукописи 1844 года». В ней Маркс выделял два вида коммунизма: низший, казарменный и высший, реальный, практический гуманизм. Казарменный коммунизм должен возникнуть сразу после пролетарской революции. Она может лишь формально обобществить собственность, но изменения в правовой сфере сразу не меняют людей. Такая формально общественная собственность лишь высшая форма частной собственности. Общество здесь становится коллективным капиталистом. При этом люди, конечно, остаются с сознанием мира капитализма. Настоящее обобществление есть овладение всем богатством, созданным капитализмом, причем, не в смысле банального владения, а в смысле овладения даруемыми этими вещами способностями и навыками. По мнению Ильенкова, советское общество по вине Сталина и его команды слишком задержалось на уровне формального государственного обобществления, тогда как ему давно пора перейти от государственного контроля к общественному демократическому самоуправлению. Ильенков считал, что если уж нам суждено задержаться на пути к коммунизму, то лучше не государственный, а рыночный контроль, создающий условия для демократии (то есть он выступал за новый НЭП, а гибрид государственной и частной экономики²⁰).

Большое значение Ильенков придавал разностороннему развитию личности. Он был убежден, что узкая специализация школьного образования («школы с уклоном») духовно уродует детей, превращает их в однобоких, одномерных людей и тем самым поддерживает разделение труда, которое должно исчезать при подходе к коммунизму, и которое может привести к разделению на классы, то есть к реставрации капитализма. 

Михаил Лифшиц видел причину недостатков реального социализма в уклоне в абстрактный марксизм, который под видом учения Маркса проповедует антикультурный экономикоцентриский релятивизм. Выход Лифшиц видел в просвещении народа, в привитии ему классической культуры, как того требовал Ленин, критикуя псевдомарксистов-релятивистов своего времени – пролеткультовцев. Перед смерть (Лифшиц умер в 1983 году, не дожив 2 лет до перестройки), философ предчувствовал грядущие перемены. Он писал, что либо производительное население России и Запада объединится против бюрократов и капиталистов, либо бюрократы и капиталисты объединятся против производительного населения. Реализовался второй вариант, бывшие советские партийно-хозяйственные бюрократы вошли в элиту капитализма, пусть на правах периферийного «отростка». 

Вопросы для самоконтроля:

1. Что писали Маркс и Энгельс о перспективах социализма в России?
2. Какую позицию по поводу российского социализма занимал Ленин до революции? В дискуссии с Сухановым? В последних своих статьях?
3. В чем суть партийных споров 1920-х о построении социализма в отдельно взятой стране? 
4. Что писали о реальном социализме Э.В. Ильенков и М.А. Лифшиц? 

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

по марксистско-ленинской философии

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года

Его же Тезисы о Фейербахе

Его же Нищета философии

Его же Предисловие к 1 тому «Капитала»

Его же «Капитал» Том 1 Отдел 3 Производство абсолютной прибавочной стоимости Глава 5 Процесс труда и процесс увеличения стоимости Параграф 1 Процесс труда

Маркс К. Энгельс Ф. Немецкая идеология. Первая глава

Энгельс Ф. Анти-Дюринг

Его же Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии

Его же Диалектика природы

Плеханов Г.В. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю

Его же Основные вопросы марксизма

Его же Очерки по истории материализма. Несколько слов в защиту экономического материализма.

Его же Бернштейн и материализм

Ленин В. Материализм и эмпириокритицизм

Его же Философские тетради

Его же Лев Толстой как зеркало русской революции

Его же Отсталая Европа и передовая Азия

Его же Империализм как высшая стадия развития капитализма

Его же О нашей революции

Бухарин н. Теория исторического материализма

Бухарин Н. Енчмениада

Деборин А. Ленин как мыслитель

Его же Философия и марксизм

Сталин И. Анархизм и социализм

Его же Марксизм и национальный вопрос

Его же Об основах ленинизма 

Его же К вопросам ленинизма

Его же О диалектическом и историческом материализме 

Его же Марксизм и вопросы языкознания

Лифшиц М. Ленинизм и художественная критика

Его же Против вульгарной социологии. Критические заметки

Его же Народность искусства и борьба классов

Его же Нравственное значение Октябрьской революции

Его же Ленинизм и проблема наследства

Его же Почему я не модернист?

Его же Что такое классика?

Лукач Д. История и классовое сознание

Его же К истории реализма

Его же Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Его же Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей

Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Карла Маркса

Его же Об идолах и идеалах

Его же Диалектика идеального

Его же Искусство и коммунистический идеал

Его же Что там, в Зазеркалье?

Его же Что же такое личность?

Его же Откуда берется ум?

Его же Ленинская диалектика и метафизика позитивизма

Уемов А. Вещи, свойства, отношения

Блауберг И.В. Проблема целостности и системный подход

Тугаринов В.П. Соотношение категорий диалектического материализма

Семенов Ю. Теория общественно-экономических формаций и всемирная история

Его же Россия: что с ней случилось в ХХ веке?

Его же Материалистическое понимание истории: За и против

Нуреев Р. Азиатский способ производства как экономическая система

1^ См. Н.Г. Баранец «Метаморфозы этоса российского философского сообщества в ХХ веке» Ульяновск, 2008

2^ Ильенков Э.В. Диалектика и мировоззрение

3^ Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии

4^ Ильенков Э.В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма

5^ См. об этом работу С.Н. Мареева «Э.В. Ильенков: жить философией»

6^ А.А. Ивин Эволюция диалектической логики https://dia-logic.livejournal.com/101543.html; А.И. Бродский Тайна диалектической логики http://anthropology.ru/ru/text/brodskiy-ai/tayna-dialekticheskoy-logiki

7^ Альтюсссер Л. Ленин и философия

8^ См. Лифшиц М.А. Что такое классика?

9^

10^ Ильенков Э.В. Философия культуры М., 1991. –С. 254

11^ «Диалог с Эвальдом Ильенковым» -С. 254

12^ То есть включающую в себя все остальные

13^ Сам Маркс называл его «практический материализм»

14^Письмо Карла Маркса Вере Засулич http://karlsonmarxx.blogspot.com/2013/02/blog-post_9.html

15^ Там же

16^ Там же

17^Предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (Англия, 21 января 1882)http://www.illuminats.ru/home/18-2009-10-22-17-04-55/3497-manifesto-of-the-communist-party

18^ Ленин В.И. Развитие капитализма в России http://www.uaio.ru/vil/03.htm

19^ Роман Осин Э.В. Ильенков о природе советского социализма http://propaganda-journal.net/8456.html

20^ А.Д. Майданский Не отомрет с-собака! Э.В Ильенков о государстве http://caute.ru/am/text/dogstate.html