В ПОРУ так называемой перестройки и позже, в 1990-х годах, когда навязали нам иную жизнь, читатель получил и другую литературу, расправившую крылья «под ветром свободы». Нередко визитной карточкой этой продукции стало крепкое словцо, «ненормативная» лексика. Прежде такие слова называли непечатными. Ну а теперь их «пропечатали». Да сразу как широко!
Многие тогда восприняли в штыки книги, заговорившие по-хулигански. Читатели усомнились, так ли уж необходимы похабщина, ругань в повести или романе. Многие искренне возмутились! И сколько «творческие производители» ни убеждали людей в том, что без «правды жизни» в виде помойных слов литература полноценно существовать не может, убедили далеко не всех.
Неприятие советским читателем печатной грязи не было сродни испугу дореволюционной гимназистки перед неприличным словом «чёрт». Просто читатель не поверил, что литературе без мата — ни туды и ни сюды. У него перед глазами был пример Гоголя, Толстого, Тургенева, Шолохова, Бунина и других наших великих классиков, которые хорошо справлялись с писательскими задачами, не прибегая в своих сочинениях к таким «сильным» средствам. Русская и мировая классическая литература, на которой был воспитан советский человек, не нуждались в «удобрении» текста похабщиной.
Этот конфликт между «мастерами культуры» и теми, для кого они работают, не исчерпан до сих пор. И касается он теперь не только литературы, но и кино, театра, и не сводится лишь к проблеме сквернословия.
Как ни странно это прозвучит, но советский читатель, зритель в сфере искусства был аристократом — по вкусам, которые ему прививались, по тем образцам, на которые он ориентировался. Советская страна предлагала гражданам лучшее из сокровищницы искусств. А лучшее — это в первую очередь классика и те произведения, которые наследуют и развивают классическую традицию: в литературе, музыке, театре, кинематографе, изобразительном искусстве.
Художественные потребности советского человека формировались на истинно высоких образцах. Прежде такие предпочтения в искусстве были присущи аристократии, а Советская власть впервые приобщила к серьёзному, по-настоящему талантливому и высокому искусству всех, не деля общество на «элиту» и «низы».
Знакомство с великой культурой прошлого и настоящего вооружило советского человека чёткими критериями оценки художественных произведений. Вот почему к роковому «времени перемен» он подошёл с правильными представлениями о том, что в искусстве хорошо, а что плохо. Поэтому «перестроечное» обольщение новыми именами, формами, «запретными» темами у него быстро прошло. Советский человек был человеком знающим и требовательным в искусстве!
Скоро тридцать лет как нет Советской страны. Но можно ли сказать, что не осталось советских людей? Когда я сегодня читаю в соцсетях приговор очередной литературной или киноподелке, всегда удивляюсь тому, как точно публика подмечает огрехи, бьёт в слабые места искусствообразной дребедени. Комментарии и отзывы пишут ведь не профессиональные критики. Но чутьё у многих из этих людей отменное.
Считаю, что так верно судить об искусстве могут именно советские по духу люди. Те, что воспитывались в советские времена или унаследовали от той эпохи правильные критерии выбора и оценки явлений искусства. Аристократы духа. Их не обманешь рекламным набатом, проплаченными, корпоративными восхвалениями фильма-пустышки или выставки «актуальной» живописи-мазни. Они скажут: «А король-то голый!».
Вот ещё почему всё советское, память о прошлом вызывают такую ярость у халтурщиков и неумех из литературных, киношных, театральных и прочих творческих цехов. Под проницательным взглядом они начинают чувствовать себя жалкими и неуверенными. Советский человек в нас уже три десятилетия сопротивляется убожеству и пошлости, атакующим с телевизионных и киноэкранов, со страниц расхваленных книг и с театральных подмостков.
Советский иммунитет стойкий. Хочется надеяться, что высокая духовность, любовь к настоящему искусству, привитые в советские времена, сохранятся ещё не в одном поколении. И на это непременно следует опираться в борьбе за преобразование нашего общества на основах социалистической справедливости.