«…противоестественный гибрид человеко-дятла с костяным носом стерляди, клоунскими глазами, грузная скотина – в смысле животное, –шутник, подхалим, блатмейстер, доносчик, лизоблюд и стяжатель-хапуга.
А ведь я помнил его еще худым нищим юношей с крошечной искоркой в груди. Боже мой, как чудовищно разъелся этот деревянный мальчик Буратино на чужих объедках, в какую хитрющую, громадную, сытую, бездарную скотину он превратился. Увидел бы его Николай Васильевич Гоголь, не «Портрет» бы он написал, а нечто в миллионы раз более страшное…» (В.П. Катаев, «Святой колодец»)
Внимательно посмотрите на фотографию и «словесный портрет». Узнали? Совпадает? Да, это именно оно – «поэт-больше-чем-поэт», тот самый Евтушенко.
Либерастическая богемная тусовка пытается убедить, что строки Катаева относятся к Сергею Михалкову, автору «Дяди Стёпы» и слов Гимна СССР, но… НО! Перечитайте Катаева. Вникните в его слова и интонацию. Не мог, никак не мог Катаев писать в такой интонации о Михалкове, по сути – своём ровеснике и признанном поэте и прозаике, которому в описываемое время уж никак не нужны были мелкие подачки, которые выманивал «человеко-дятел с костяным носом стерляди», когда они вместе с Катаевым были в Грузинской ССР.
«Деревянным мальчиком Буратино», которого Катаев помнил «худым нищим юношей с крошечной искоркой в груди», мог быть – по отношению к Катаеву, мэтру – только Евтушенко, которого Катаев приютил и продвинул, будучи на посту главного редактора журнала «Юность».
Перечитайте Катаева – и если Вы не увидите в этих строках горького разочарования мэтра своим протеже – у вас просто нет литературного слуха (которым славился Катаев).
Впрочем, речь не об этом лизоблюде и конъюнктурщике, а об одном из его стишей – «Танки идут по Праге». Евтушенко всегда держал по ветру свой костяной нос стерляди, и из своего «диссидентства» умело извлекал прибыль. Разве это не о нём слова Катаева: «… тем временем всюду шнырял, вынюхивая, где бы поживиться, где бы хапнуть кусок и потом с ужимками отнести его в свою вонючую нору и закопать, как собака закапывает куриную ногу, – где-нибудь в уголке, под шведским или финским диваном или под каким-нибудь финским пуфиком, раздобытым путем унижений, по блату. …время от времени он наклонял ко мне свое костяное рыло с отверстиями ноздрей и тревожно заглядывал в мою душу своими тухлыми глазами, как бы спрашивая: ты не знаешь, где бы чего хапнуть на даровщинку? Или рвануть у наивного начальства подачку?»?
Напомню: в те времена Сергей Михалков – соавтор Гимна СССР, орденоносец, маститый литератор, ну, никак не мог раздобывать финские пуфики «путём унижений, по блату». А вот для начинающего и алчного больше чем поэта Евтушенко – это самое то. Для того и бряцал на лире, сначала восславляя, а потом обгаживая и Ленина, и Сталина, и коммунизм.
Так вот, в августе 1968 года Евтушенко отдыхал с узкой богемной тусовкой после своих неустанных поэтических трудов в Крыму, в посёлке Коктебель. И там услыхал вдруг по радио, что – о ужас! – наши танки вошли в Прагу, чтобы пресечь попытки руководства ЧССР опять лечь под Запад и стать арсеналом НАТО, как во время войны Чехия была арсеналом Гитлера.
По тому плачевному поводу, как вспоминает Евтушенко, он с писателем Аксёновым выжрал бутылку водки в поселковой столовой, и – обливаясь пьяными слезами («я — слезами обманутого идеалиста, Аксёнов — слезами ненависти», пишет Евтушенко) – пошли в магазин за второй бутылкой.
В очереди за второй бутылкой писатель Аксёнов возмутился тем, что народ не протестует, и, взобравшись ногами на столик, обратился к народу с речью: «Вы рабы той тарелки с прокисшим винегретом, за которой вы сейчас стоите. А в это время ваши танки давят свободу в Праге, потому что вы хотите, чтобы такое же рабство, как у нас, было везде…».
Ну, понятно, гений и толпа, народ не тот, рабы тарелки с прокисшим винегретом, а Аксёнов – тот (кстати, кто помнит сегодня кто такой Аксёнов?) – традиционная богемная вонь.
История окутала мраком судьбу второй бутылки – была ли она куплена и выпита, но Евтушенко сел писать телеграммы Брежневу и Косыгину – с протестом, в посольство Чехословакии – с поддержкой. А Аксёнов то ли мертвецки спал (как уверяет Евтушенко) то ли орал: «Что ты этим гадам телеграммы шлёшь!? Их надо за ноги и на столбы подвесить!» (как уверяет Аксёнов).
А потом «поэт-больше-чем-поэт» сел творить – и «забился в пене параноик как ведьмак на шабаше», и потекли сопли по бумаге про «танки по Праге»…
А теперь давайте посмотрим, из-за чего весь сыр-бор загорелся.
Чехословакия появилась на карте в 1918 году – как «уродливое детище Версальского мира»… Нет-нет, не торопитесь, я не перепутал! Это не слова Молотова о Польше, это слова Пилсудского, диктатора Польши и друга Гитлера о Чехословакии. Пилсудский и Гитлер подписали свой пакт в 1934 году, (и не на уровне МИДов, а на уровне глав государств), а в 1938 Германия и Польша совместно делили Чехословакию. Молотов просто элегантно вернул Польше эту формулировку, а Черчилль неэлегантно назвал Польшу «гиеной Европы».
А уродливым это детище, выкроенное Антантой из Германии и Австро-Венгрии, было с рождения – словаки не хотели жить с чехами, немцы, населявшие Силезию, не хотели этого вдвойне, поляки Тешинской области – втройне. Это были даже не конь и трепетная лань в одной упряжке или лебедь, рак и щука в одном возу, это было, скорее, чудовище Франкенштейна.
Но, тем не менее, у новообразовавшейся Чехословакии был мощный промышленный потенциал, сформированный за годы угнетения Германией и Австро-Венгрией. Поэтому к 1938 году маленькая Чехословакия стала арсеналом Европы, имя 850 военных заводов и занимая СОРОК(!) процентов МИРОВОГО рынка оружия.
Поэтому армия самой Чехословакии была оснащена и вооружена на уровне Вермахта тех лет, немного уступая в численности живой силы и техники, но безусловно превосходя в качестве стрелкового оружия, артиллерии и танков: немецкие пулемётные танки были беспомощны против чешских пушечных.
Кстати, эти пушечные танки были аккуратно и комплектно переданы чехами Германии при капитуляции, очень успешно использованы немцами в войне против Франции и Польши, и составляли четверть всех танков Вермахта при нападении на СССР. Из доклада немецкого военного атташе за день до ввода немецких войск в Прагу: « …они отдали нам всё своё оружие… мы получили чудесную тяжёлую артиллерию. И авиация неплохая. Мы сперва даже себе не могли поверить, что ни одна пушка, ни один пулемёт не выведены из строя. Не взорвали ни один склад с боеприпасами, не опорожнили ни одной цистерны — всё передали в полном порядке. …При этом только один или два офицера отказались подать нам руку. Все остальные ползали на животах». Но вот чешские танки по России Евтушенко не волнуют, а вот русские танки в Праге – таки волнуют.
А теперь – некоторые цифры. На заводах огромных держав, США и Великобритании было изготовлено и поставлено в СССР по ленд-лизу танков – 12%, самолётов – 17%, автотранспорта – 45%, стрелкового оружия – 0, 75%. А маленькая Чехия поставила Вермахту танков – 25%, самолётов – 10%, автотранспорта – 27%, стрелкового оружия – 40%, артиллерийских систем – 18%. И это не трофеи, взятые Вермахтом в 1939 году – это то, что было произведено на военных заводах Чехии для Гитлера.
В воюющей Европе самый высокий уровень жизни был не в нейтральной Швейцарии, а в оккупированной Чехословакии – немцы сами недоедали, но откармливали своих «оружейных гномов». И не зря – производительность труда на чешских военных заводах превосходила «арийскую», а 9 мая 1945 года, когда в Праге шло восстание, на пражских вокзалах стояли эшелоны с отгруженной для Вермахта боевой техникой: война – войной, а бизнес – бизнесом.
А на этих фотографиях – фашистские танки идут по Праге. А «братья-чехи» наслаждаются зрелищем и вскидывают руки – «Хайль Гитлер!».
Единственный бой немцам дал капитан Карел Павлик – бой за казармы, которые он решил защищать длился сорок минут, а возле казарм уже работала пивная, где немецким солдатам уже наливали пиво за рейхсмарки.
Так зачем же в 1968 году в Чехословакию были введены войска Варшавского договора? А затем, чтобы не повторилась история тридцатилетней давности, чтобы чешские «оружейные гномы» не начали снова ковать оружие, направленное против России.
Но это о-о-очень, о-о-очень не нравилось большечемпоэту Евтушенко. Ведь это посягательство на свободу! Свободу делать орудия убийства – и продавать их любому, кто заплатит больше! Когда наша страна стояла насмерть в Сталинграде, на чешских оружейных заводах прошли забастовки. Нет, не в поддержку Сталинграда – просто несчастные оккупированные-порабощённые требовали от оккупантов-поработителей прибавки к зарплате за ударный труд.
Как известно – обратная сторона трусости – жестокость. И когда Красная Армия, которую выкашивал огонь чешских пушек, танков, самолётов, пулемётов всё же смогла победить Гитлера, те, кто вчера лизал гитлеровские сапоги и накладывал полные штаны при виде немецкого солдата с чешским же автоматом в руках, стали издеваться над немецким гражданским населением, над стариками, женщинами и детьми, которые не смогли уйти с отступающей армией в Германию.
Три миллиона немцев было изгнано, десятки тысяч убиты. Были устроены массовые казни и тотальные грабежи. Немцам запрещалось говорить на родном языке (как сейчас русским на Украине), пользоваться общественным транспортом, ходить по тротуарам. Апофеозом садизма стал случай, когда сотни немцев рассадили на тротуаре так, что ноги находились на дороге – и пустили по ногам грузовик. Тех, кто пытался убрать ноги – убивали на месте.
Но вот Евтушенко не стал биться в истерике по такому поводу – его большечемпоэтическую душонку такие вещи не интересуют и не трогают. Не воспел, не осудил, не побряцал на лире.
Когда наши танки шли по Праге – уж как только не выпендривались «братья-чехи», прекрасно сознавая, что русские их ни бить, ни стрелять не будут. Кто-то рвал рубаху на груди перед танковой пушкой, кто-то хамил солдатам, кто-то громоздил транспорт на улицах, кто-то «в знак протеста» средь бела дня на Карловом мосту ставил девку в известную позу и публично её употреблял.
Но там, куда вошла Национальная Народная Армия ГДР – немцев если и не встречали так восторженно, как во времена Гитлера, то уж сидели тихонечко и даже пукнуть боялись. Потому что знали и понимали: у немцев память хорошая. Помнят и свои вылизанные «оружейными гномами» сапоги, и переломанные ими же ноги немецкого гражданского населения. Может быть, поэтому и не бились в пене и выпускали сопли немецкие поэты.
В заключение своего стиша написал большечемпоэт завещание – что написать на его могиле: «Русский писатель. Раздавлен русскими танками в Праге». Но живуч и плодовит оказался: и стишей ещё большую кучу наваял, и воспел бандеровский «майдан» на Украине, и свалил «русский поэт» из России в самое трудное для страны время, в 1991 году, в штат Оклахому, где и помер благополучно, спустя почти полвека после раздавления своего русскими танками.
Александр Трубицын.