Виктор Трушков о рецепте «социального государства»

По чьим рецептам живёт Российское государство времён реставрации капитализма? По горбачёвским? — так как до него реставрации капитализма в социалистической стране не случалось, но население РФ почти поголовно проклинает этого политика. По рецептам Ельцина? Но от него всё усерднее старается откреститься даже его наследник, нынешний глава государства РФ. По рецептам Чубайса, указавшего режиму на необходимость бросить все усилия на срочное создание «класса стратегических собственников», ставшего главным нерачительным хозяином земли русской? Но этот рецепт не им прописан, а им лишь громко прочитан, а потому для истории Чубайс — всего лишь наноперсонаж. В общем, разработчик рецептов для нынешнего Российского государства не установлен, да и не до этого «нашим» верхам, понимающим, что они временщики. Иное дело — Германия. Она живёт по рецепту профессора Лоренца фон Штейна, который им был начертан почти 175 лет назад ещё на бланке государства Германский союз. Не слыхали этого имени? Немцы тоже не все знают, но государство у них усердно делает вид, что всегда следует его рецепту.

Рецепт фон Штейна называется «социальное государство». Нынче в связи с пандемией COVID-19 германские верхи заметили: рядовые немцы начали ворчать, что их государство только называется социальным. В ответ три крупных, наиболее осведомлённых государственных научных центра — Федеральное статистическое управление, Федеральный центр исследования населения и Научный центр Берлина — бросились выяснять с немецкой тщательностью, какие ингредиенты позволяют сомневаться в реализации предписания фон Штейна и его последователей. Выполнив с немецкой точностью необходимые замеры и описав их в 500-страничном отчёте, они внесли тревогу в размеренную и сытую жизнь германских верхов.

Прежде всего исследователи обнаружили, что пандемия больно ударила по бедным слоям, а обеспеченным оказалась даже выгодной. Но германские аналитики могли бы знать, что с середины XIX столетия (со времени появления не только рецепта фон Штейна, но и революционного учения К. Маркса и Ф. Энгельса) в истории их страны не раз выпукло проявлялась ситуация, когда бедные беднели, а богатые богатели. Это в нашей стране в течение 70 лет социалистического созидания соотечественники начали об этом забывать, так как была преодолена поляризация на бедных и богатых. Зато за последние три десятилетия реставрации капитализма большинству россиян даже на день не удаётся о ней забыть: чем-нибудь обязательно себя проявит.

Что касается нынешней пандемии, то, по данным Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук (ФНИСЦ РАН), содружество власти капитала и господства коронавируса проявилось хотя бы в том, что материальное положение ухудшилось у 48% граждан РФ.

Что касается имущественной и социальной поляризации общества, то аналитики ФРГ вполне обоснованно ужаснулись, установив во время «пандемийного» исследования, что во владении 10% самых богатых граждан Германии находится более половины богатств страны. Увы, в России картина страшнее. Ещё в 2010 году академик РАН Р.И. Нигматулин опубликовал результаты исследования, установившего, что в руках 0,2% российских семей находится 70% национального богатства страны. О том, насколько пандемия повлияла на социальное неравенство в РФ, свидетельствуют данные социологов РАН. В целом выиграл от коронавируса 1% обследованных. В частности, у 4% выросли доходы, у 5% респондентов появилось много новых деловых планов. Таково положение на полюсе богатства.

Иная картина на полюсе бедности и нищеты. Потеряли работу, а с ней и источники существования 22% россиян, при сохранении работы и доходов повысились нагрузки у 25% сограждан, в связи с пандемией оказались в неоплаченном отпуске — 22%, испытали задержки выплаты зарплаты больше месяца — 15%, сократили расходы на продукты питания и медикаменты — 9%.

В немецком исследовании обращено внимание на то, что в студенчестве происходит вымывание молодёжи из семей, имеющих низкие доходы. Увы, социальная несправедливость присуща всему капиталистическому миру. В США доля студентов из наиболее состоятельных семей увеличилась по сравнению с 70-ми годами прошлого столетия вдвое — с 40% до 80%, а средний доход студента Гарварда такой, каким могут похвастать лишь 2% американских семей. Что касается современной России, то власти «нашего» государства приказали образованию бежать вдогонку за американским. Ускоренно растёт процент школьников, не знающих, кто такие Георгий Константинович Жуков и Юрий Алексеевич Гагарин. Что касается социального состава студенчества, то и здесь В.В. Путиным и его правительствами успешно применяется американский опыт. По данным директора ФНИСЦ РАН академика М. Горшкова и известного социолога Ф. Шереги, из семей с низкими доходами в 2010 году студентами были 50% юношей и девушек, а в 2016-м (до пандемии!) — только 12,3%.

Учёные из трёх ведущих научно-исследовательских центров ФРГ подчёркивают, что социальному государству следует стыдиться, когда 83% ведущих должностей в крупных частных компаниях занимают выходцы из привилегированных слоёв и «почти 40% германских элит рекрутируется из буржуазии». Причём это касается и высшего слоя администрации, и судебной системы, и СМИ. В России пока буржуазия в основном только в первом поколении, поэтому она не только поставляет из своих рядов высший слой администрации, но и сама пополняется из него. Доля министров и их заместителей, перекочевавших из вельможных кабинетов в кабинеты членов правлений и советов директоров банков и частных компаний, близка к 100%.

В 500-страничном исследовании назван ещё один показатель деформации германского социального государства: ржавеют социальные лифты, лицам только из 6% рабочих семей удаётся выбиться в господствующий класс. Тут Россия впереди: её социальные лифты вообще не работают. Социологи ФНИСЦ РАН в течение более 10 последних лет не обнаружили ни одного респондента, который бы перешёл из рабочих в буржуа.

Ну а приводить сравнительные данные о пренебрежении социальных «низов» участием в выборах и плебисцитах даже нет необходимости. В РФ не найдётся смельчака, который этот факт поставил бы под сомнение. Иначе не пришлось бы властям разрешать голосование за путинские поправки к ельцинской Конституции не только на капотах автомобилей, но и на «пеньках» в течение целой недели. Да и выборы в Государственную думу разрешено проводить в течение трёх дней! Впрочем, по масштабам и циничности использования административного ресурса у РФ — после прихода к власти в 1991 году «демократов» — конкурентов в Европе точно нет.

Подозреваю, что читатель, ознакомившись с приведёнными сравнениями ФРГ и РФ, недовольно удивится. Действительно, зачем сравнивать экономически самую развитую страну Европы со страной, которая за 30 лет так и не достигла показателей 1991 года? И хотя в этих возражениях вроде бы есть резон и логика, я всё-таки с этим читателем не соглашусь.

Дело в том, что конституции и ФРГ, и РФ уверяют, что там и там — социальные государства. Значит, они должны быть по социальным параметрам похожими. А они если и похожи, то лишь в одном: одна и та же цель пришпиленной этикетки. К реальной жизни эта декларация в российской Конституции не имела ни малейшего отношения ни в 1993 году, когда была навязана обществу, ни сейчас, почти 30 лет спустя.

Несмотря на это, в «расстрельной» Конституции РФ (именно так сей «Основной Закон» обоснованно определялся во многих официальных документах КПРФ) появляется статья 7: «Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Такая статья походила на издевательство, а не на конституционную гарантию. Но тогда пришибленные шоком «реформ», вынужденные заботиться о простом выживании россияне не обращали внимания на эти чуждые им идеологические наклейки. Да и само понятие «социальное государство» было им незнакомо и чуждо. Как его считать социальным, если даже нет гарантированного права на труд?

Вот социалистическое государство — понятно: в нём господствует не частная, а общественная собственность; рабочая сила не является товаром, а значит, нет безработицы — этого главного бича в капиталистическом укладе жизни; образование — бесплатное и одно из лучших в мире, здравоохранение — тоже бесплатное, большинство советских людей бесплатно получали жильё, именно в нём сегодня живёт значительное число граждан нашей страны. Реальное потребление молока, яиц, мяса вплотную приближалось к санитарным нормам (кстати, парадокс: так было даже в пору очередей и «колбасных» электричек; то есть проблема заключалась прежде всего не в производстве, а в неадекватном управлении).

Между тем власти ФРГ, как и большинства её соседей по Западной Европе, заинтересованы в том, чтобы их граждане считали свои государства социальными. В них, социальных государствах, они видят шлагбаум на пути революции. Но такая вывеска не должна быть абсолютно голословной, чтобы их граждане не пожелали сделать страны, где они живут, социалистическими.

Здесь полезно немного углубиться в историю, чтобы разобраться, в чём реальность, а в чём мыльный пузырь социального государства. Для этого прежде всего откроем… «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. Там, в разделе «Реакционный социализм», есть параграф «Немецкий, или «истинный» социализм». Приведу из него лишь вердикт, вынесенный Марксом и Энгельсом: «…немецкий социализм всё более понимал своё призвание быть высокопарным представителем этого (реакционного. — В.Т.) мещанства.

Он провозгласил немецкую нацию образцовой нацией, а немецкого мещанина — образцом человека. Каждой его низости он придавал сокровенный, возвышенный социалистический смысл, превращавший её в нечто ей совершенно противоположное. Последовательный до конца, он открыто выступал против «грубо-разрушительного» направления коммунизма и возвестил, что сам он в своём величественном беспристрастии стоит выше всякой классовой борьбы».

Этот реакционный, мещанский (мелкобуржуазный) социализм явился немецкой переработкой французского утопического социализма, возникшего как альтернатива идеологии уже господствовавшей во Франции буржуазии. Толкователем немецкого социализма стал профессор Лоренц фон Штейн, который во втором издании Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса в указателе имён представлен читателям как «немецкий юрист, государствовед, тайный агент прусского правительства». Энгельс по поводу его работы иронизировал: «Эта немецкая теория наихудшего сорта уже сконструировала себе надлежащим образом французский социализм и коммунизм по г-ну Штейну, отвела ему подчинённое место, «преодолела» его, «подняла» его на «более высокую ступень развития» всегда готовой «немецкой теории». Ей, конечно, и в голову не приходит самой сколько-нибудь познакомиться с предметом, подлежащим возведению на более высокую ступень, заглянуть в сочинения Фурье, Сен-Симона, Оуэна, французских коммунистов, — для неё вполне достаточно тощих извлечений г-на Штейна, чтобы провозгласить блестящую победу немецкой теории над жалкими потугами заграницы».

Надо, однако, отметить, что фон Штейн был убеждённым представителем интересов формировавшейся немецкой буржуазии. Он одним из первых идеологов нового класса понял, с одной стороны, грозящую капиталу опасность от антибуржуазных выступлений угнетённых (типа революции 1848—1849 годов) и адресованного пролетариату «Манифеста Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, с другой — необходимость для немецкой буржуазии формировать свою политику с учётом поведения классового противника.

Штейн исходил из того, что государство является надклассовым, оно выше общества. Цель государства, по его мнению, состояла в том, чтобы осуществить социальную реформу, которая удовлетворяла бы сразу всех — от монархии до простых людей. Исходя из этого, фон Штейн выдвинул идею социального государства. Отдавая предпочтение политике перед экономикой, он считал, что «верхам» выгодно, чтобы государство стремилось обеспечивать экономическое и социальное благополучие граждан на основе принципов равных возможностей, а также общественной ответственности за граждан, не способных создать себе минимальные условия для хорошей жизни. При этом Штейн был активным сторонником капиталистического жизнеустройства и решительным противником пролетарской революции.

У идеи социального государства появились сторонники как в реакционном, так и в либеральном лагерях. В лагере либералов к фон Штейну примыкал Фридрих Науманн, безу-словный монархист, противник классовой борьбы, сторонник национального и военного могущества Германской империи и её политики экспансии. Хотя он провозглашал себя социалистом, ему были чужды интернационализм, идеи республики и революционный характер тогдашней социал-демократии, которую он, однако, был нередко готов поддерживать по конкретным практическим вопросам.

Среди консерваторов идеи Штейна развивал профессор-экономист Адольф Вагнер, видный представитель катедер-социалистов (кафедральных, кабинетных социалистов). Будучи решительным сторонником широкого государственного вмешательства в экономическую жизнь, А. Вагнер стал во главе направления, именуемого «государственным социализмом». Фактически оно было настолько далеко от социализма, что вело с ним борьбу на уничтожение. Политическую карьеру он закончил председателем Христианской социальной партии.

Идею социального государства в Германии также поддерживали, с одной стороны,

О. Бисмарк, с другой — Ф. Лассаль и Э. Бернштейн. Рекомендации разных вариантов концепции социального государства заметны в политике и пропаганде А. Гитлера, который заявлял: «Национал-социалистический предприниматель должен знать, что процветание национальной экономики обеспечит и его благополучие, и благосостояние народа. Национал-социалистические работодатель и рабочий должны сообща трудиться на благо нации. Классовые же предрассудки и противоречия должны мирно разрешаться к общему удовлетворению в сословных палатах и в центральном парламенте».

В дореволюционной России концепцию социального государства активно пропагандировали легальные марксисты С. Булгаков и Ф. Струве. Не случайно последний стал потом одним из организаторов партии кадетов, выражавшей интересы крупного капитала.

Оценивая сущность идеи социального государства и её приверженцев, следует выделить три главных аспекта: она всегда служила сглаживанию антагонизмов между трудом и капиталом, между эксплуататорами и эксплуатируемыми; в её основе неизменно лежали идея социального партнёрства и решительное отрицание пролетарской революции и марксистско-ленинского учения; её основными носителями были выразители интересов господства капитала и оппортунисты рабочего движения. И те и другие часто при этом использовали вывески разных вариантов социализма — от «немецкого, или «истинного» и «государственного социализма» Бисмарка до реформистской идеологии социал-демократии.

Не случайно ленинская критика оппортунизма часто была одновременно критикой фундаментальных положений концепции социального государства. Так, в работе «Государство и революция» Владимир Ильич писал: «Мелкобуржуазные демократы, эти якобы социалисты, заменявшие классовую борьбу мечтаниями о соглашении классов, представляли себе и социалистическое преобразо­вание мечтательным образом, не в виде свержения господства эксплуататорского класса, а в виде мирного подчинения меньшинства понявшему свои задачи большинству. Эта мелкобуржуазная утопия, неразрывно связанная с признанием надклассового государства, приводила на практике к предательству интересов трудящихся классов, как это и показала, например, история французских революций 1848 и 1871 годов, как это показал опыт «социалистического» участия в буржуазных министерствах».

Выражая подход революционного марксизма к государству при смене социального строя, Ленин подчёркивал: «Суть дела совсем не в том, останутся ли «министерства», будут ли «комиссии специалистов» или иные какие учреждения, это совершенно не важно. Суть дела в том, сохраняется ли старая государственная машина (связанная тысячами нитей с буржуазией и насквозь пропитанная рутиной и косностью) или она разрушается и заменяется новой. Революция должна состоять не в том, чтобы новый класс командовал, управлял при помощи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил эту машину и командовал, управлял при помощи новой машины».

По мере обострения противостояния двух альтернативных социальных систем идея социального государства всё шире использовалась для укрепления буржуазного строя и защиты капитала от социалистической революции («новый курс» Ф. Рузвельта в США во время Великой депрессии; «план Бевериджа» в 1940-е годы в Великобритании, ставший программой лейбористов, и т.п.). С конца 1940-х годов начался процесс конституционного декларирования социального государства в европейских капиталистических странах. Первой это сделала при канцлере К. Аденауэре, яром борце с коммунизмом, ФРГ. В 1949 году в её Конституции появилась статья: «Федеративная Республика Германия является демократическим и социальным правовым федеративным государством». Не исключено, что именно оттуда данная формулировка была списана при разработке расстрельной Конституции РФ.

Анализ положения в современной России не оставляет никаких сомнений в том, что она даже по самым нетребовательным стандартам нынешнего капиталистического мира не может быть причислена к разряду социальных государств. В подтверждение достаточно привести два обстоятельства. В прошлом году учёными ФНИСЦ РАН россиянам был предложен вопрос о том, развитием каких процессов они больше всего обеспокоены. Приведём только те позиции, по которым тревогу высказали более трёх четвертей (75%) респондентов. (См. таблицу.)

Сферы жизни России, которыми больше всего обеспокоены граждане РФ, %

                  Сферы жизни                        В целом по массиву         Россияне с плохим

                                                                                                                материальным

                                                                                                                положением

Дальнейшая деградация системы

медицинского обслуживания                                 88                                    91

Дефицит продуктов питания,

рост цен на них                                                        88                                    92

Резкое снижение уровня жизни

значительной части населения                           85                                   90

Моральная и культурная деградация

значительных слоёв населения                           80                                   84

Резкий рост безработицы                                    79                                  82

Резкий рост уличной преступности                  77                                  82

За этими показателями общественного мнения стоит не только характеристика сегодняшнего положения, несущего на себе печать пандемии, но и массовое, почти поголовное неверие нынешнему Российскому государству и отторжение капиталистического строя.

Для характеристики РФ в качестве «социального государства» не менее важно привести ситуацию ещё в одной сфере.

В XXI веке болезненным гнойником России снова стала массовая детская беспризорность. Об этом свидетельствует исследование, которое социологи проводили несколько лет назад. Авторы вышедшей в 2020 году книги «Молодёжь России в зеркале социологии. К итогам многолетних исследований» М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги посвятили теме беспризорности детей и подростков целую главу. Они указывают, что никакой из государственных органов РФ не ведёт подробной статистики беспризорников в стране, но бесспорно, что их число постоянно растёт. За десятилетие 1990-х число задерживаемых милицией беспризорных выросло вдвое — с 700 тысяч в 1991 году до 1,4 миллиона в 2001-м. На основе разных источников и экспертных оценок социологи считают, что в 2002 году в РФ насчитывалось безнадзорных и беспризорных детей 400 тысяч. На эту цифру они ориентировались и в последующие годы (в 2019-м численность беспризорных выросла по сравнению с 2018 годом на 9,9%).

Пугающе выглядят выявленные учёными основные тенденции, которые начисто исключают саму возможность даже обсуждения вопроса о современной РФ как социальном государстве. Прежде всего приходится отмечать рост хронического бродяжничества среди беспризорных. Если в 2002 году доля тех, кто «находится на улице впервые», составляла среди обследованных социологами бедолаг 41,3%, то в 2004-м она уменьшилась до 31,5%. Соответственно почти на 10% увеличилась доля хронических бродяг несовершеннолетнего возраста. В дальнейшем, по данным учёных, эта доля в основном стабилизировалась и составляет две трети беспризорных.

Социологи поинтересовались, как питаются объекты их исследования. Оказалось, что регулярно это удаётся всего 20—25% респондентов. Почти такая же доля (18—23%) тех, кому приходится голодать. Остальные питаются «как попало». А ведь речь идёт о детях и подростках, среди которых почти 5% — детишки до 8 (до восьми!) лет и более 20% — 9 — 11 лет. Позор государству, которое безразлично относится к этой ежедневной человеческой трагедии. Трагедии, из года в год нарастающей.

Понятно, что социологи не могли не обратить внимания на здоровье этих сотен тысяч жертв российской реставрации капитализма. Они приводят цифры, от которых даже у лысых волосы должны подняться дыбом. 31,4% беспризорных жалуются, что они часто болеют. Из них более половины (17,6%) страдают хроническими заболеваниями! Знатоки права, установите: это не разновидность ли социального геноцида?! Или буржуазная юриспруденция такими вопросами не занимается? А люди, которые управляют этим государством, беззастенчиво болтают о сбережении нации. Как говорила в подобных случаях бабушка: «Язык бы у них, что ли, отсох!»

Что касается КПРФ, то её позиция определена в партийной Программе, где записано: «КПРФ будет всячески содействовать осознанию широкими слоями трудового народа их интересов, определяющей роли рабочего человека в спасении Родины, в повороте страны на путь прогрессивного развития. Непременное условие достижения этих целей — повышение политической активности трудящихся, вовлечение их в общенациональное движение за возрождение социализма, за свободу и целостность России, за восстановление Союзного государства».