Так написал на обороте своей фотографии на острове Врангеля, посланной своему старшему товарищу А.П. Попову, Олег Куваев. Но позволю себе не согласиться с ним, по опыту знаю, что тысячи советских юношей и девушек стремились работать на Крайнем Севере и совершенно верно Михаил Пляцковский свои стихи «Чукотка», которые положил на музыку Михаил Фрадкин и которая постоянно была в эфире в 60-е и 70-е годы прошлого столетия, закончил словами:
Слушай, Север, ты – наверно завороженный:
Так и тянет встретиться с тобой.
И даже сегодня, когда с началом горбикатастройки «золотой телец» пленил молодые сердца, есть подвижники, стремящиеся на Крайний Север, чтобы «по мёрзлой земле идти»: «за теплом: За белым металлом, за синим углём, За синим углём – не за длинным рублём!» (А. Городницкий). Поэтому уверен у потомков советских людей и, прежде всего, русских, романтика всегда будет жить.
Советскому русскому писателю Олегу Михайловичу Куваеву, которому 12 августа исполнилось бы 90 лет со дня рождения, повезло, он жил и работал, когда весь советский народ был охвачен великими идеями строительства самого справедливого общества. Он родился в глухих вятских лесах на железнодорожной станции Поназырево, но детство его прошло на разъезде Юма, а среднюю школу он закончил в городе Котельнич.
Летом 1952 года Куваев поступил на геофизический факультет Московского геологоразведочного института имени Серго Орджоникидзе, который окончил в 1958 году. За годы учёбы в институте побывал в экспедициях на Тянь-Шане, в Киргизии, в верховьях Амура. В 1957 году преддипломную практику Куваев проходил на Чукотке: в районах бухты Провидения, бухты Преображения, залива Креста.
Природа Севера заворожила его, большой интерес вызвала слабая геологическая изученность и высокие перспективы открытия месторождений, то есть оставить своё имя на карте,*) бескорыстные, честные, смелые, настойчивые, целеустремлённые, стойко преодолевающие трудности люди, работающие с ним в партии, побудили его связать свою жизнь с этим суровым, но, как бы сказал классик, нашенским, краем. Несмотря на то, что его готовили специалистом по поиску радиоактивного сырья, Куваеву, используя взятый в территориальном управлении еще после окончания практики вызов на работу, удалось добиться распределения на Северо-Восток.
Сейчас уже мало кто знает, чем был Северо-Восток в 30- 50 годы, если и знают, то о его трагической истории, как крае жутких лагерей, при этом забывая, что отнюдь не все заключенные были несправедливо осуждёнными, но это тема отдельного разговора. А вот о героической истории геологов и горняков, превративших его в валютный цех страны и обеспечивающих валютную платежеспособность страны на мировом рынке, особенно в годы Великой Отечественной войны 1941-45 г.г., как-то не принято говорить. Поэтому, чтобы понять в каких обстоятельствах Куваев сформировался как личность и как писатель, а также его лучшее произведение – роман «Территория», позволю привести некоторые данные о том времени на Северо-Востоке страны.
В 20-е годы там были открыты крупные россыпи золота. 11 ноября 1931 года за подписью И. В. Сталина было издано Постановление ЦК ВКП(б) «О Колыме», которым было предписано образовать на Колыме «специальный трест с непосредственным подчинением ЦК ВКП(б)».
В 1938 году трест был преобразован в Главное Управление строительства Дальнего Севера «Дальстрой» и передан в введение НКВД СССР (с 1946 года МВД СССР). До 1953 года, учитывая особый характер этой организации, органы советской власти в промышленных пунктах и посёлках не создавались (за исключением города Магадана, посёлков Нера и Зырянка), населённые пункты административно подчинялись соответствующему отраслевому или горно-горнопромышленному управлению.
В системе управления особое место занимали органы УНКВД по «Дальстрою», в функции которых входила не только оперативная работа среди заключённых Севвостлага, но и контроль за всей внутрихозяйственной деятельностью предприятий, включая расстановку кадров, вербовку специалистов и т. п.
После образования Магаданской области в декабре 1953 года «Дальстрой» передал осуществляемые им ранее функции партийного и административного руководства выборным территориальным партийным и советским органам, став хозяйственной организацией.
В 1957 году на базе горно-промышленных управлений «Дальстроя» было создано отраслевое Горное управление Магаданского совнархоза, а на базе его Геологоразведочного управления было создано Северо-Восточное геологическое управление Министерства геологии и охраны недр СССР).
Специализированный государственный институт (суперорганизация, «комбинат особого типа»), коим был Дальстрой прекратил своё существование. Его социально-экономическую суть строго логически выразил И.В. Сталин словами: ««Дальстрой» — комбинат особого типа, работающий в специфических условиях, и эта специфика требует особых условий работы, особой дисциплины, особого режима» (https://ru.wikipedia.org/wiki).
Изменились порядки, но люди всегда с трудом расстаются со старыми привычками, ведь они годами работали в «особых условиях работы, особой дисциплины, особого режима». Куваев в своём романе об этом пишет так: «Но главной дисциплиной, которая не числилась в учебных предметах, были принципы «Северстроя». Для усвоения их и для практического применения требовался гибкий, не отягченный предрассудками ум. Сюда входили такие понятия, как «не плюй против ветра» и «победителей не судят», «не оставляй хвостов, за которые тебя можно подловить» и главный принцип, задолго до «Северстроя» сформулированный Джозефом Конрадом. Принцип этот, которому обязан был «Северстрой» легендарной славой, звучал краткой святой заповедью: «Делай или умри».
И вот в такой коллектив попадает молодой специалист, шесть лет проучившийся в здании, из окон которого виден Кремль и среди студентов которого витал дух хрущёвской слякоти. Но он с детства привык к трудностям. Будучи молодым специалистом, он выполнял ответственные геологические задания: общее опробование метода вертикального электрического зондирования с целью определения глубины залегания плотика, возглавлял рекогносцировочную геофизическую партию, проводил гравиметрические исследования Чаунской низменности. По результатам его работ были впоследствии были открыты крупные россыпи золота. В эти же годы Куваев получил первый опыт литературной работы в литобъединении при местной газете «Полярная звезда».
Затем в Северо-Восточном комплексном научно-исследовательском институте Куваев руководил группой, проводившей геофизические исследования на острове Врангеля, на дрейфующих льдах Чукотского и Восточно-Сибирского морей. Но «Занятия литературой, — писал он позже об этом периоде своей жизни, — становились чем-то вроде второй профессии… потребность писать забирала все большую власть». И в конце 1960-х он уходит шёл из геофизики и геологии и становится профессиональным писателем.
В начале 1960-х годов у советской молодёжи резко возрос интерес к романтике дальних странствий, к туризму. Песни Юрия Визбора и Александра Городницкого звали её в «марево дальних дорог». Первые публикации Куваева о геологической романтике на этой волне с радостью были встречены молодыми людьми. Да и как их встретить по-другому. Ведь в них была поэзия неизведанного, загадочного, призрачного, которого можно и надо достичь, если не лежать на диване. Потому что как пелось в песне Оскара Фельцмана на слова Марка Лисянского «Хорошо шагать пешком»:
Утихают все волнения,
Улетают мысли грустные.
Ах, какое наслаждение
По земле шагать без устали.
(Помню, как любила распевать припев этой песни младшая сестра, сидя верхом у меня на шее, когда ходили на Дон купаться или в степь гулять. Прошу простить читателей, с возрастом приятнее всего воспоминания детства).
Но вернёмся к творчеству Куваева. Особое место в его творчестве занимает роман «Территория», за который в 1977 году секретариат правления СП СССР присудил ему премию как за лучшее произведение художественной прозы о рабочем классе. По моему глубокому убеждению — это также лучшее произведение об инженерно-технических работниках-геологоразведчиках, но об этом чуть позже.
Проработав двенадцать лет в полевых партиях в горно-таёжных районах Алданского нагорья и, хорошо познав работающих в них рабочих, с чистой совестью могу сказать, что Куваевым в книге рабочие геологических партий Северстроя изображены достоверно. И полностью разделяю его точку зрения: ««Человек в рванине и с флаконом одеколона в кармане столь же человек, как и квадратная морда в ратиновом пальто, брезгливо его обходящая. Этому учил Христос. Этому, если угодно, учил В. И. Ленин».
Как правило это люди очень сложной судьбы, пережившие не одну личную трагедию, зачастую побывавшие в местах не столь отдалённых, некоторые и не единожды, но сохранившие волю к жизни. Смысл её они видят в работе, пусть малоквалифицированной. Действительно ни для проходки канав и шурфов, ни для промывки песков лотком, ни для рубки просек, ни для отбора геохимических проб и работы с геофизиками академий кончать не надо, всё познаётся на практике.
Но они по-своему героические люди, ведь никаких бытовых условий: жить летом в палатке, зимой в бараке, спать в спальном мешке на нарах, пищу готовь самостоятельно на печке или костре, другие удобства в тайге или у ручья. Условия работы тоже тяжёлые: и в зной, и в холод, таёжные или тундровые пожары, ледяная вода в ручьях, тучи кровососущих насекомых. Но ведь работают и с их помощью недра Земли открывают свои богатства геологам.
Обратиться к роману Куваева «Территория» подвинула не только профессиональная солидарность и то, что хотя и в разное время, и на разных факультетах учились в одном и том же вузе.
Во- первых потому, что в нём достоверно, хотя и талантливо дополненная художественным вымыслом, поэтически показана работа геологоразведчиков в суровых условиях Крайнего Севера и в исключительных социальных и хозяйственных условиях. По мнению ветеранов геологоразведчиков Чукотки книга основана на реальных событиях, но бывших в разное время в 50-е годы прошлого века. Они в героях книги узнают своих товарищей по совместной работе. Но сам Куваев, правда, утверждал, что прототипов только два: «В сём сочинении себя могли узнать лишь два человека: Изя Драбкин**) и Николай Чемоданов***). Оба они мертвы…» (https://m.ok.ru/group/53748220166219/topic/155811936817227). Остальные герои – это собирательные образы, да и в образе Чинкова автор использовал кое-какие действия других участников открытия чукотского золота.
А во-вторых, Куваев в романе подымает вопросы нравственности и смысла жизни, вопросы чувства долга, ответственности перед товарищами и историей за свою жизнь. Сегодня это чрезвычайно важно поскольку призрак нравственной революции в мировоззрении бродит в умах русскомыслящих патриотов и необходимо, чтобы в будущем человек остался человеком и не позволил ультраглобалистам совершить расистский антропологический переход с разделением человечества на два биологических вида (А.И. Фурсов).Об этом почему-то молчит левая оппозиция.
В-третьих, слегка перефразируя А.С. Грибоедова скажем: «нужны отцы, которых молодёжь должна принять за образцы». Горе всем нам если она будет делать свою жизнь с Абрамовича, Потанина, Мордашова и им подобным. Роман «Территория» может сыграть в воспитании юношества стремление к подвигам, к борьбе с трудностями и изменению жизни к лучшему, подобно тому, как к этому призывают романы Фенимора Купера, Жюль-Верна, Майн-Рида. И поэтому изучение романа «Территория» несомненно сыграет больше пользы для создания политически и социально активного человека будущего, чем бред Солженицына из «Архипелага ГУЛАГ», но именно им и потчуют нынешних школьников.
Разве можно не уважать, не восторгаться этими людьми, которых Куваев описывает емко, сочно, красочно, но правдиво: «Корифеи золотой промышленности чесали языки в коридоре — мужчины с изрезанными морщинами лицами, сверхчеловеки. Каждый нес за плечами груз легендарных лет. Каждый пришел на берег бухты, где сейчас Город, юнцом или ни черта не знающим, кроме веры в свою звезду, молодым специалистом или вольным старателем, которому стало тесно в изученных районах. Спины их по сей день были прямыми, и каждый, если даже позади числилось два инфаркта, считал себя способным на многое. Так оно и было, потому что любой из этих мужиков прошел жестокую школу естественного отбора. Они гоняли собачьи упряжки во времена романтического освоения Реки, погибали от голода и тонули. Но не погибли и не потонули. Глушили спирт ящиками во времена славы, но не спились. Месяцами жили на допинге, когда золота требовала война, и не свихнулись». Что ж прав М. Горький: «В жизни всегда есть место подвигам». Мне посчастливилось работать с такими людьми и в геологии и на партийной работе, многому они меня научили.
Героям Джека Лондона, искавшим личную выгоду, до них далеко… Да герои Куваева — воплощение голого долга, несгибаемо жёсткие руководители, способные не спать дни и ночи, выполняя приказ и требующие столь же неукоснительного исполнения приказов от подчинённых, короче люди железной воли и чётких принципов.
Именно таким был главный герой роман Чинков, главный инженер РайГРУ, и исполняющий обязанности главного геолога, имеющий кличку «Будда», Он неудержим в своём стремлении доказать промышленную золотоносность Территории и опирается в этом на свой опыт поисковика, интуицию в определении сходства поисковых признаков с областью Реки. Это о нём говорят «человек с репутацией тяжелого танка с полным боекомплектом». Он строг, иногда даже беспощаден в отношениях с подчинёнными, возможно, исповедует в тайне принцип «цель оправдывает средства», нарушая нравственный кодекс чести, идя даже на нарушение уголовного права (самовольная поездка с тремя килограммами золота в Москву), а как известно, «победителей не судят». В результате он добивается своей цели — Родина получила золото Территории.
Чинков заботится о своей смене, хоть и не явно, но наставляет на путь истинный молодых геологов, одного Сергея Баклакова с любовью, другого – Жору Апрятина, ну если можно так сказать, по необходимости. И для этого есть объективные причины. Сергей Баклаков, имея отличные знания, действует сообразно реальной геологической картине и с учётом природных условий и практической реальности. Поэтому он и выполняет маршрут, который в принципе в одиночку выполнить невозможно, и теоретически, а точнее интуитивно предсказывает тип ловушки, где может быть найдена крупная россыпь, что и подтверждается дальнейшими работами. Уверен, что и задачи, поставленные Кольцевой партии, руководимой Баклаковым, несмотря на выбытие одного из геологов, в полевой сезон будут выполнены.
И не потому, что его оберегом был «вятский божок». А потому что он всё время помнил наставления Семена Копкова — корифея дальних маршрутов. «Мы не викинги, и нечего выпячивать челюсть. Мы — азиаты и тут живем. Высшая добродетель в тундре — терпение и осторожность. Высшая дурость — лезть напролом. Огибай, выжидай, терпи. Только тогда ты тундровик». Это, во-первых.
А во-вторых, «Не суетись, не суетись, — внушал себе Баклаков. — Главное, работать методично и без рывков, тогда тебя хватит на целое лето. Главное, работать ежеминутно, не расслабляться, и тогда ты выдержишь это двойное лето».
Жора Апрятин, внук известного академика, действует строго по инструкции и это не нравится Чинкову, когда-то слушавшему курс лекций его деда по геоморфологии. С Жорой Чинков обращается грубовато, не стесняясь прямых угроз, н вполне заслуженных. И хочется верить, что и Апрятин со временем вырастет настоящим геологом-полевиком.
Думается Чинков стремился заложить в умы молодых специалистов мысль: «Глупо считать, что их профессия прославлена именно за: костры, переходы, палатки, бороды, песенки разные. А суть-то профессии вовсе в другом. Не в последней спичке или патроне, а в том, чтобы взглядом проникнуть в глубины земли».
Да и эти наставления, которые даёт Чинков Баклакову, важны для каждого молодого специалиста и сегодня: «Если вы, Баклаков, поверили хоть единому слову, сказанному на техсовете о вас, я уволю вас по статье дураков. Начальник партии обязан верить только себе и природе. (…) Прошу запомнить, что наши идеи и наша интуиция имеют ценность лишь в том случае, если они согласуются с реальностью. Мы живем под принудительной силой реальности, Баклаков. Ваша задача — иметь раскаленный мозг, вырабатывать идеи и тут же согласовывать их с принудительной силой реальности. В просторечии это называется мудростью».
В образе Монголова автор показывает типичного северстроевского геолога, который «свои пятьдесят три года привык к порядку, потому что жизнь» его «прошла под словами «приказ» и «необходимо». Он служил кадровым офицером, потому что его направили в армию, потом стал горняком, ибо так требовалось, стал оловянщиком, потому что стране позарез было нужно олово, пошел на фронт, когда началась война, и оставил войну по приказу, ибо в олове война нуждалась больше, чем в командире батареи». Что ж в годы юности социализма было много таких инженерно-технических работников, пренебрегающих личной судьбой. Как их не хватает в нашей сегодняшней жизни.
Или вот эта сцена встречи Чинкова с заместителем министра геологии Сидорчуком, в прошлом северстроевцем, в номере гостиницы «Националь» и философские вопросы автора романа: «За окном шумел город. Настольная лампа давала приглушенный свет, и каждый из двух пожилых мужчин в номере думал о силе, которая заставляет их рисковать, тревожиться, лезть на рожон, хотя все можно спокойно, уютно, уважаемо… Их давно не интересовали личные деньги, зарплата, и даже честолюбие с возрастом как-то прошло. Силой этой называлась работа. Но что такое работа? Кто может дать этому краткое и всеобъемлющее определение? Страсть? Способ самоутверждения? Необходимость? Способность выжить? Игра? Твоя функция в обществе? И так далее, до бесконечности».
Думается свое понимание смысла жизни Куваев вложил в уста начальника партии Копкова, в его выступлении на вечере полевиков: «Ищу выход. Но я не о том. Мысли такие: зачем и за что? За что работяги мои постанывают в мешках? Деньгами сие не измерить. Что получается? Живем, потом умираем. Все! И я в том числе. Обидно, конечно. Но зачем, думаю, в мире от древних времен так устроено, что мы сами смерть ближнего и свою ускоряем? Войны, эпидемии, неустройство систем. Значит, в мире зло. Объективное зло в силах и стихиях природы, и субъективное от несовершенства наших мозгов. Значит, общая задача людей и твоя, Копков, в частности, это зло устранять. Общая задача для предков, тебя и твоих потомков. Во время войны ясно — бери секиру или автомат. А в мирное время? Прихожу к выводу, что в мирное время работа есть устранение всеобщего зла. В этом есть высший смысл, не измеряемый деньгами и должностью. Во имя этого высшего смысла стонут во сне мои работяги, и сам я скриплю зубами, потому что по глупости подморозил палец. В этом есть высший смысл, в этом общее и конкретное предназначение».
И его выступление было принято всеми потому, что «для ребят из их управления главной крепостью служит работа, которую надо делать как можно лучше. Эта крепость никогда не подведет, если ты не оставишь ее сам. Оставить же работу не сможет никто из ребят, потому что они любят ее».
Разве они обращены не к нам. Разве прочитав эти строки тебя не охватят тревожные мысли, не заставят волноваться, подумать, а как ты прожил свою жизнь? И может с грустью подумаешь, что, попав под «всеобщее забалдение», думал лишь о «квартире, финской мебели», а «мечта жизни — машина», жизнь прожил напрасно. Людям нечего оставить, все твои вещи вместе с тобою состарятся и придут в негодность и потомкам нечего о тебе вспомнить.
Ну что ж, как и предсказывал один из героев романа «единичный философ» и «предпоследний авантюрист», коим себя считал Гурин, в России свершилось «самое неумолимое и беспощадное завоевание, её плотно и неумолимо захватывают покупатели», а стали люди от этого счастливие, дружнее, способны ли они остро чувствовать чужую боль, не превратились ли они в «живые механизмы»? Вопрос отнюдь не риторический…
По моему ответом на него служат заключительные строки романа: «…Если была бы в мире сила, которая вернула бы всех, связанных с золотом Территории, погибших в маршрутах, сгинувших в «сучьих кутках», затерявшихся на материке, ушедших в благополучный стандарт «жизни как все», — все они повторили бы эти годы. Не во имя денег, так как они знали, что такое деньги во время работы на Территории, даже не во имя долга, так как настоящий долг сидит в сущности человека, а не в словесных формулировках, не ради славы, а ради того непознанного, во имя чего зачинается и проходит индивидуальная жизнь человека. Может быть, суть в том, чтобы при встрече не демонстрировать сильное оживление, не утверждать, что «надо бы как-нибудь созвониться и…» Чтобы можно было просто сказать «помнишь?» и углубиться в сладкую тяжесть воспоминаний, где смешаны реки, холмы, пот, холод, кровь, усталость, мечты и святое чувство нужной работы. Чтобы в минуту сомнения тебя поддерживали прошедшие годы, когда ты не дешевил, не тек бездумной водичкой по подготовленным желобам, а знал грубость и красоту реального мира, жил как положено жить мужчине и человеку. Если ты научился искать человека не в гладком приспособленце, а в тех, кто пробует жизнь на своей неказистой шкуре, если ты устоял против гипноза приобретательства и безопасных уютных истин, если ты с усмешкой знаешь, что мир многолик и стопроцентная добродетель пока достигнута только в легендах, если ты веруешь в грубую ярость твоей работы — тебе всегда будет слышен из дальнего времени крик работяги по кличке Кефир: «А ведь могем, ребята! Ей-богу, могем!»
День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создается сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, читатель? Где были, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой?»
И это вопрос ко всем нам…
Да, читатель, «в этом был весь он, своеобразный святой XX века, умевший стрелять, принимать роды, изучать неизвестные языки, ходить по памирским оврингам, гонять собачьи упряжки, есть мышей и вселять веру в грядущий свет», — давая общую оценку жизни основателя Посёлка Никиты Пугина писал Куваев, проживший на Земле чуть более сорока лет, но оставивший на ней и в душах неравнодушных людей значительный след. Будем же и мы с уважением относиться к истории ХХ века, будем защищать от искажений и фальсификаций её советский период – вершину истории России, русского народа и будем верить, что у нас всё ещё впереди.