Большой этот самобытный художник, блестяще владевший словом и тяготевший к созданию крупных реалистичных и остроконфликтных полотен, принадлежал к старшему поколению советских писателей, начинавших свою литературную деятельность до Великого Октября и по своим литературно-эстетическим и общественно-политическим воззрениям стоявших на позициях великого А.М. Горького. Стоявших твёрдо и уверенно. Так, как и пристало настоящим писателям-реалистам, черпавшим сюжеты для своих произведений из собственных жизненных наблюдений, ситуаций и рождавшихся на их основе впечатлений, ярких и незабываемых.

Потому, наверное, и обладал Вячеслав Шишков, стопятидесятилетний юбилей со дня рождения которого приходится на 3 октября текущего года, разносторонним художническим дарованием, что был он человеком восприимчивым и наблюдательным и в характере его уживались, на первый взгляд, стороны диаметрально противоположные. Но в том и заключалось величие этого человека и творца, что он был наделён даром безболезненного смешения драматического и комического, реалистического и фантастического, музыкального и глухо-прозаического, возвышенного и житейски-обывательского. При сём он умел превосходно выделять из всего этого нагромождения то главное, существенное, что волновало его в тот или иной день и час. И все проводимые им в таких случаях действия были столь органичны и последовательны, что можно было не сомневаться в достижении ожидаемых писателем результатов: их он добивался в обязательном порядке, потому что был человеком необычайно целеустремлённым, трудолюбивым и настойчивым.

Константин Федин говорил о Шишкове, что «это был человек любви, человек сердца, человек нежной души…», а Иван Соколов-Микитов подчёркивал, что в писателе, «человеке и художнике, превосходным образом сочетались человеческие качества души со свойствами и качествами его литературного таланта. И в личной жизни, и в своих писаниях он был одинаков. Этим он напоминает нам А.П. Чехова — человека и писателя одинаково привлекательного». Один же из лучших друзей Шишкова, писатель Владимир Бахметьев, вспоминая о первой встрече с ним в Томске, писал: «…Нас привлекло в его духовном облике удивительное сочетание спокойного, устойчивого добродушия с деловой трезвостью в суждениях о людях».

И это внешнее спокойствие, подкреплённое внутренним равновесием и устоявшимися убеждениями, проявлялось в той суровой обстоятельности, которую излучал Шишков даже своим солидным обликом, напоминавшим о его большом жизненном пути, непростом, но интересном, полном открытий, испытаний, тревог, переживаний. В связи с этим уместным будет обратиться к воспоминаниям Бахметьева, который рассказывал о том, как в октябре 1943 года под председательством Алексея Толстого проходило чествование Шишкова по случаю его семидесятилетнего юбилея. Накануне юбиляр указом Президиума Верховного Совета СССР был награждён орденом Ленина. Посему, внимательно выслушав коллег-писателей, обращавшихся к нему с поздравительными речами, Шишков скажет:

— Я по своей природе человек очень скромный. Может быть, эта скромность удерживала меня почти до сорокалетнего возраста быть писателем. Я тогда жил в Сибири и на признанных писателей, подвизающихся в столицах, смотрел снизу вверх, с чувством величайшего уважения. «Куда же мне, — думал я, — немудрому провинциалу, соваться на такую крутизну, ещё нос не дорос». Но вот, набравшись жизненного опыта и мужества, я, наконец, дерзнул. Я твёрдо решил завоевать себе имя и литературные позиции исключительно упорным трудом, не прибегая ни к каким чуждым литературе способам. Я не старался распространяться вширь, я норовил сам себя поднять кверху. Книгу за книгой, написанные мною, подкладывал я себе под ноги и год от года рос вверх… И вот заметил меня народ, оценило мою скромную работу правительство, и я по-человечески счастлив.

Да, народ Шишкова действительно заметил, и не просто заметил, а и полюбил его книги, замечательные повести и рассказы, монументальный роман «Угрюм-река», поставивший писателя в один ряд с крупнейшими советскими прозаиками первой половины XX столетия. И то, что Вячеслав Яковлевич окажется среди таких титанов, как А.М. Горький, А.Н. Толстой, А.С. Серафимович, В.В. Вересаев, А.П. Чапыгин, М.М. Пришвин, С.Н. Сергеев-Ценский, Ф.В. Гладков, А.С. Новиков-Прибой, Б.А. Лавренёв, К.А. Федин, не было случайностью. По силе художественного восприятия мира своих героев, их мыслей, переживаний, чувств, горьких, безрадостных дум и рождавшихся на их основе конфликтов, Шишкову практически не было равных. Причём его герои, те же самые известные Прохор Громов и Анфиса Козырева из «Угрюм-реки», Емельян Пугачёв из одноимённой исторической эпопеи, купец Бородулин и красавица Анна из повести «Тайга», настолько брали читателя за живое, что читательскую массу уже не покидало некое наваждение, будто и они находятся рядом с этими колоритными персонажами и переживают те жизненные коллизии и драмы, которые писатель сознательно уготовил им.

Так в жизни Шишкова сложится, что он, уроженец прекрасной тверской земли, станет одним из самых выдающихся и проникновенных певцов Сибири, воспринимавшейся им в качестве духовной родины, о которой он никогда не забывал и отзывался всегда тепло и возвышенно. В 1936 году в письме писательнице Марии Шкапской, приглашавшей Шишкова приехать в Хабаровск, Вячеслав Яковлевич напишет:

«Дорогая Мария Михайловна! Рад бы радёхонек приехать в Хабаровск, да грехи не пускают. Вы ведь знаете, как я люблю Сибирь, вторую и главную мою родину. Большинство моих произведений посвящено этой очаровательной стране и её энергичным, трудолюбивым, честным людям. Но меня схватили за бороду и за волосы всяческие литературные дела-делишки, держат крепко».

«Вторая и главная родина». За что же так основательно и на всю жизнь полюбил её Шишков? Приехав в Сибирь в 1894 году, Вячеслав Яковлевич начал свою службу в управлении Томского округа водных путей сообщения, сперва кондуктором, а затем, с 1897 года, техником. После сдачи в 1900 году экзамена он получает право самостоятельного производства инженерных работ. Фактически так начнётся его многолетняя подвижническая деятельность на благо необъятной Сибири, которую будущий писатель изучал как гидротехник-землепроходец.

При этом следует сказать, что возглавляемые Шишковым экспедиции значительно обогатили познание этого огромного края вкладом существенным, непреходящего значения. И итоги его исследовательской деятельности высоко оценивал сам Григорий Потанин — патриарх изучения Сибири и Центральной Азии, знаменитый ориенталист и крупный общественный деятель (их знакомство состоится в 1911 году, и известный путешественник одобрит литературные пробы Шишкова, начавшие появляться в сибирских изданиях с 1908 года). А многие капитаны и плотогоны, плававшие по великим сибирским рекам, проходя опасные пороги, не единожды вспоминали добрым словом того первооткрывателя, который когда-то составил подробные описания этих водных путей: их глубин, порогов, отмелей, заложив тем самым основы для подготовки подробных навигационных карт. Но едва ли кому из этих постоянных участников движения по сибирским рекам приходило на ум, что исследователем гигантских рек был не кто иной, как создатель таких широчайших и ранее хорошо известных в народе полотен, как «Угрюм-река» и «Емельян Пугачёв».

Впрочем, Шишков своим практическим вкладом в дело изучения Сибири и её природных богатств, а ему посчастливилось работать на Оби, Чарыше, Чулыме, Иртыше, Енисее, Лене, Нижней Тунгуске, Бие, побывать во многих регионах и труднодоступных местностях, никогда не кичился. Но Сибирь он и вправду полюбил всем сердцем. «Прекрасный народ — сибиряки, кряжистые, волевые», — говорил он, улыбаясь. И в словах его о Сибири всегда звучала нота искренней, сыновней благодарности. Потому и не уставал Шишков повторять, что «тайга-матушка» сделала его писателем, научив при сём понимать природу и человека.

О тех годах, связанных с Сибирью крепчайшими скрепами, Шишков выскажется в своей автобиографии: «Мои лучшие годы протекли в живом труде, среди разнообразной природы. Я видел всяческую жизнь, но судьба дала мне больше всего присмотреться к жизни простых людей. Я жил бок о бок с этими людьми, нередко ел из одного котла и спал под одной палаткой с ними. Перед моими глазами прошли многие сотни людей, прошли неторопливо, не в случайных мимолётных встречах, а нередко в условиях, когда можно читать душу постороннего, как книгу. Каторжники и сахалинцы, имевшие за плечами не одно убийство, бродяги, варнаки, шпана, крепкие кряжистые сибиряки-крестьяне, новосёлы из России, политические и уголовные ссыльные, кержаки, скопцы, инородцы, — во многих из них я пристально вгляделся и образ их сложил в общую копилку памяти».

Эти наблюдения и знакомства подвигнут Шишкова взяться за перо. В 1908 году в газетах и журналах «Сибирская жизнь», «Сибирский студент», «Молодая Сибирь» начнут появляться его первые очерки и рассказы: «Бабушка потерялась», «На Лене», «В кают-компании», «Однажды вечером», «На Нижней Тунгуске», «Мильён тыщ», «Пасынки жизни» и другие. Всего же в период с 1908 по 1915 год им были написаны свыше сорока очерков и рассказов, а также повесть «Тайга».

Здесь же отметим и тот факт, что политические воззрения Шишкова той поры были противоречивыми, он тяготел, скорее, к народникам, о чём писал его друг Бахметьев, вспоминая разговор, состоявшийся между ними в 1912 году. В ходе него, по всей видимости, они говорили о революционной роли пролетариата. «Вячеслав Яковлевич с терпеливой вежливостью выслушал меня и осторожно заметил, что надежды на пролетариат страны могут лишь подтвердить лишний раз живучесть пословицы: «Пока солнце взойдёт, роса очи выест». Только после дополнительной аргументации он, наконец, согласился, что коль скоро старший в семье народов — русский народ стряхнёт с себя оковы, вздохнут полной грудью и «малые племена».

В общем у меня сложилось тогда, при первой же нашей встрече, довольно верное представление о его общественных взглядах. Истоками миросозерцания Шишкова, несомненно, были идеи и настроения народничества, но не эсэровского толка, а скорее эпохи хождения в народ. Однако время и обстановка, естественно, внесли известные коррективы в его идеалистическое представление о вещах».

Повесть «Тайга», над которой писатель работал более двух лет, впервые была полностью опубликована лишь во второй половине 1916 года в редактируемом Горьким журнале «Летопись». И литературное, общественное значение её было тогда велико не только для Сибири, но и для всей России, так как поднимавшиеся в «Тайге» социальные проблемы волновали в действительности всю страну. А рисуемая в повести таёжная деревушка Кедровка символизировала собою как бы всю крестьянскую Россию. Забитую, малограмотную, бедную, лишённую многих наиважнейших благ и, что самое страшное, лишённую перспектив полноценного развития. Важно подчеркнуть и то, что «Тайга» стала той предтечей, тем пробным камнем, послужившим основанием для выстраивания на нём каркаса такой крупной и остроконфликтной вещи, как «Угрюм-река», которую справедливо считают лучшим произведением писателя, — по крайней мере, самым известным.

Раскрывая в повести тёмные стороны косного быта глухой таёжной деревни, жестокость, изуверство, собственнические настроения крестьян-сибиряков, порождённые социальным строем, Шишков, тем не менее, покажет в «Тайге» и пробуждающиеся духовные силы народа, стремившегося и в непроглядной тьме к свету. К свету, который персонажам повести представляется по-разному. Собственно, в повести мы наблюдаем два мира: мир собственников-крестьян и мир бездомных, выброшенных за борт жизни бродяг, нечаянно сталкивающихся с этими осёдлыми сибиряками, погрязшими в своём узком и страшном существовании.

Таковым, тупым, безнравственным, злобным, по сути звериным, говорит Шишков, было оно всегда. Потому и жили кедровцы в злобе, в зависти и злорадстве, не размышляя и не задумываясь о добре и зле, о настоящем и будущем. Жили, как звери, чтоб есть, пить, пьянствовать, рожать детей, бить жён, гореть с вина, морозить себе по пьяному делу руки и ноги, вышибать друг другу зубы, мириться и рыдать, голодать и ругаться, сквернословить и рассказывать о попах недобрые побасёнки.

Пьяная и разгульная, с поножовщиной жизнь Кедровки удручает. Не менее горька судьба и у бродяг. При сём, конечно, более зажиточно живут купец, поп и урядник. Но и они пьяницы и развратники. Тот же деревенский торгаш Иван Бородулин безбожно пьёт, избивает жену, завёл любовницу, не прочь захомутать и девицу Анну, выступающую в повести как бы противовесом всей этой жуткой жизни. А поп, приехав в Кедровку на праздник, упивается до того, что уже не в состоянии совершать службу, которая проходит стараниями старика Устина, особенно приверженного к вере.

Эти эпизоды рисуют картину во всех отношениях мрачную. И в том, разумеется, и заключается заслуга Шишкова перед литературой тех лет, что он не пожалел красок для показа тяжёлой, гнетущей и безрадостной сибирской действительности, полной горя, злобы, неверия в созидательные народные силы.

Правдивую повесть о Сибири и её забитом люде высоко оценит Горький. Указывая на некоторые недостатки и недоработки, в письме Шишкову в апреле 1916 года он напишет: «Тайга» очень понравилась мне и я поздравляю Вас, — это крупная вещь. Несомненно она будет иметь успех, поставит Вас на ноги, внушит Вам убеждение в необходимости работать, веру в свои силы».

Помимо «Тайги» в 1915 — 1916 годах Шишков напишет рассказы «Колдовской цветок», «Варин сон», «Весёлая штука», «Сибирский дед», «Стуколка», «Солдатка», «Шквал», «Бобровая шапка», «Золотая беда» и небольшую повесть «Пурга».

Февральскую революцию писатель встретит в Петрограде. Свои чувства и переживания тех дней он отобразит в очерках и фельетонах, печатавшихся в «Воле народа», «Новой жизни», выходивших при участии Горького; не станет он забывать и о своей второй родине: материалы о жизни столицы писатель будет отсылать в газету «Сибирская жизнь». Отдельные же его очерки и фельетоны войдут в книгу «Подножие башни». А в пламенном одноимённом очерке он напишет: «От господина Великого Новгорода через тьму прошедших столетий, по могилам бойцов за свободу мы, ведомые просвещёнными сынами человеческими, пришли к подножию башни, которую надлежит создать волею народов. Достойный взять камень и положить его на крепком цементе в основание — бери и клади! Нерадивый, не мешай строить!»

Но решающим, поворотным этапом в судьбе Шишкова станет Великая Октябрьская социалистическая революция, после которой писатель скажет: «Профессионалом-писателем я стал после Великого Октябрьского переворота, когда я почувствовал и осознал себя полноправным членом и работником нового, молодого советского общества.

С волнением всматриваясь в небывалые события народной жизни, я работал с особым рвением, будучи настроен бодро и радостно. И я никогда, ни на один день, не представлял себе свои личные радости и горести, тем более писательскую свою судьбу, вне судьбы народа».

Годы Гражданской войны окажутся для писателя достаточно плодотворными. Он будет выступать с очерками и статьями в газетах, писать повести и рассказы, сотрудничать в различных литературных комиссиях. Большим делом явится для него и участие в работе Общества помощи писателям, организованного Горьким. А из-под его пера в 1917 — 1919 годах выйдут такие произведения, как «Каторжник», «Весёлый бродяга», «Соловьиная ночь», «Опись моего происшествия», «Кутерьма», «На травку», «Мериканец», «Крокодил», «Золото», «Коммуния», «Маёвка в Снегах», «Страшный Кам» и другие. Кроме рассказов на сибирские темы, под влиянием войны и революции всё чаще будут появляться его сочинения, отображавшие жизнь столицы и деревни, овеянных дыханием Октября.

Несмотря на стремление активно работать, а также выезды в прилегающие к Петрограду районы, а затем и в области Центральной России, где писатель встречался с деревенскими активистами, молодёжью, красноармейцами и моряками, в самом Петрограде жилось ему до поры до времени трудно.

Когда столице угрожал Юденич, Шишков вместе с женой рыл окопы, убирал снег на улицах, сажал деревья и кусты на Марсовом поле, участвовал в разрушении старых деревянных построек, по ночам дежурил в домкомбеде. В квартире же его было невыносимо холодно, она не отапливалась, а электроэнергию давали всего по два-три часа в сутки. Приходилось ночевать на кухне, отапливавшейся маленькой «буржуйкой», буквально спасавшей писателя и его жену.

«К концу 20-го года, — вспоминала супруга писателя К.М. Жихарева, — мы оба пришли в такой упадок, не столько от голода, сколько от общего неустройства жизни, что А.М. Горький переселил нас в Дом Советов, где уже жил А.М. Ремизов. Нам дали две прекрасные большие комнаты, температура там была всегда не ниже 12o по Реомюру… С переездом в Дом Советов вообще начинается эра благополучия: значительно улучшилось снабжение учёных и писателей, я перешла на службу в Бюро объединённых кооперативов на должность секретаря правления и получала там такое количество продуктов, которое совершенно освобождало Вячеслава Яковлевича от всякой «добывающей промышленности» и возни с хозяйственной «петрушкой», и он вплотную занялся литературой».

Но все эти бытовые трудности, переносимые Шишковым безропотно, со свойственным ему спокойствием и самообладанием, никак, по существу, не отразились на его творчестве. Оставаясь со своим народом, он продолжал напряжённо работать, так как, по словам Михаила Слонимского, «принадлежал к тем «старикам», которые всем сердцем приняли революцию. Литературные юнцы с уважением глядели на этого властного, спокойного человека с седеющей бородой».

Годы мирного строительства принесут Шишкову и новые устремления. Он в дополнение к ранее написанным пьесам «Старый мир» и «Вихрь», успешно шедшим на сцене в Петрограде, напишет ещё ряд пьес, а также подготовит повесть «Ватага», в которой покажет стихийные действия одного из крестьянских отрядов Сибири в 1919 году. Начнёт писатель и свои знаменитые походы «с котомкой за плечами» по Тверской и Петроградской губерниям, Смоленщине и Приволжью. Всё увиденное там он станет отображать в корреспонденциях, очерках и рассказах, которые публиковались в «Правде» (на страницах главной газеты были размещены статьи под рубрикой «Смоленские письма»), журналах «Красная новь», «Новый мир», «Молодая гвардия», «30 дней», «Прожектор», «Красная нива», «Красная панорама», «Красный перец», «Смехач», «Бегемот», «Лапоть».

Однако важно отметить и то, что начиная с 1918 года Шишков стал работать над самым выдающимся своим произведением, романом-эпопеей «Угрюм-река», первая часть которого под названием «Истоки» будет опубликована в 1928 году в журнале «Сибирские огни». Отдельным же изданием роман впервые будет напечатан в 1933 году. Затем, при жизни писателя, он в различных издательствах опубликуется в 1935, 1936 и 1945 годах. И каждое издание при этом выходило в переработанном виде.

Роман-эпопею «Угрюм-река» восторженно примет читательская масса. И в советское время он, многократно переиздаваемый, станет одним из наиболее полюбившихся читателям крупных, широкомасштабных произведений. В 1968 году оно будет удачно экранизировано. Поставленный тогда режиссёром Ярополком Лапшиным на Свердловской киностудии одноимённый художественный фильм ознаменуется успехом и окажется в лидерах кинопроката. Но тем не менее вернёмся к самому роману.

Бесспорно, что даже после того, как свет увидит историческая эпопея «Емельян Пугачёв», за которую писатель посмертно в 1946 году удостоится Сталинской премии первой степени и которую посчитают вершиной творчества Шишкова, «Угрюм-река» навсегда останется главным его произведением. «Угрюм-река» выйдет, вероятно, в июле, — писал Вячеслав Яковлевич в письме брату А.Я. Шишкову, — а может, в конце мая. Эта вещь, по насыщенности жизнью, по страданиям, изображённым в ней, самая главная в моей жизни, именно то, для чего я, может быть, и родился. Не знаю, как критики, но я уверен, что читатель будет читать её с упоением, и два и три раза прочтёт».

Чем же так примечательна «Угрюм-река», нисколько не растерявшая своих художественных достоинств и в наше время? Прежде всего, конечно, своей реалистичностью, достоверностью, ведь в основу романа Шишков положит богатейшие свои впечатления, вынесенные им от долгого и плодотворного пребывания в Сибири.

Сибирская буржуазия без прикрас, несчастные бесправные тунгусы, сибирские бродяги, сибирская деревня, тайга во всём её величии в произведениях Шишкова встречались и ранее. Но в «Угрюм-реке» этим темам писатель уделяет куда как большее внимание. Он развивает их, показывая также гибель русского капитализма, борьбу рабочих против своих угнетателей, кровавые события на Ленских приисках в 1912 году, рост революционного сознания рабочих. В совокупности всех этих направлений, переплетающихся через фигуру Прохора Громова и историю его падения, Шишков, по сути, представит читателям целую эпоху, требующую сегодня более пристального изучения. И уже хотя бы потому, что она станет предвестницей Великого Октября и в её хронологических рамках находятся те истоки, которые питали и направляли народную революцию.

«Бесправие, насилие, варварство, ограбление трудящихся — всё это в романе проклято, капиталу, всему старому эксплуататорскому строю пропета отходная. Угрюм-река замкнула свой круг, и сквозь мрак, сквозь тьму отжившего строя уже брезжит рассвет, звучат бодрые голоса грядущих битв и побед…» — так разъяснит писатель идею своего романа в 1933 году в газете «Литературный Ленинград». И в словах этих то самое существенное, что можем мы подчерпнуть на страницах этого широчайшего, увлекательного и глубокого полотна, не растерявшего своей актуальности и сегодня.

За неимением такой возможности, не вдаваясь в сюжетные перипетии истории буржуазного выродка Прохора Громова, скажем лишь то, что деградация этого субъекта была неминуемой. Нездоровое пристрастие к золоту лишает человека не только рассудка, но и делает его зависимым, пресмыкающимся существом, злым, завистливым, подлым, лишённым возможности трезво мыслить, сострадать и творить добро. Увы, эти характеристики в полной мере применимы и к сегодняшним «хозяевам жизни», современным громовым, готовым ради наживы идти на любые преступления, независимо от тяжести их последствий, лишь бы маячила выгода, и как можно более основательная и содержательная. В этом отношении портреты героев романа вполне современны, ведь внутренний мир хищников практически не изменился, они по-прежнему служат мамоне, и ничего более ценного, чем капитал, в их жизни не существует.

Посему и поучительна «Угрюм-река», произведение, ради которого Шишкову стоило жить и работать в Сибири, плавать по крутым сибирским рекам и ходить по тайге, ночевать у костров, сходиться с тысячами незнакомых людей, разных, но оставивших свой неизгладимый след в памяти. Той благодарной памяти, которая требовала выхода к широкой читательской аудитории, что, к счастью, писателем и было реализовано.

«В этой книге Шишков, — говорил Федин, — проявил все стороны большого русского бытописателя, и когда наш читатель захочет заглянуть в глубины глубин истории Сибири, он не сможет обойтись без Вячеслава Шишкова…»

Не сможет обойтись читатель, интересующийся отечественной историей, и без такого глубинного полотна писателя, как «Емельян Пугачёв». Полотна, дававшегося Шишкову необычайно трудно и оставшегося им незавершённым.

Так сложится, что все первоначальные планы, намеченные сроки и объём повествования значительно изменятся в процессе работы над этой интереснейшей вещью. Шишков, предполагавший закончить роман в три-четыре года и объём его определявший в сорок — пятьдесят авторских листов, проработает над ним десять лет и закончить его не успеет: помешает смерть. При этом объём им созданного повествования превысит сто авторских листов и будет равняться двум третям объёма полного собрания сочинений Шишкова, выпущенного издательством «Земля и фабрика» в 1927 году.

Выдающаяся историческая эпопея «Емельян Пугачёв» была написана Шишковым от имени русского народа, его глазами и о том народном герое, который народу был и остаётся кровно близок, которого простые русские люди продолжают глубоко чтить. И всё повествование о нём — это художественное изображение того пути, на котором в стихийном движении народных масс из Емельяна вырастает могучий и неколебимый Пугачёв, гениальный, прозорливый, мужественный и бесстрашный народный вождь. Вождь, чей жизненный путь заслуживает доброй памяти, изучения и донесения всех общедоступных знаний о нём до будущих поколений, что, собственно, Вячеслав Яковлевич и попытался сделать, причём чрезвычайно талантливо.

Буквально пару месяцев не доживёт выдающийся писатель до Великой Победы. Но её скорый приход был для него очевиден. «Близко то время, когда наша великая родина и дружественные нам свободолюбивые страны, закончив борьбу с тёмными силами человечества, придут в состояние устойчивого порядка, — писал он в последней своей статье «Вместе с народом». — Охватившая мир густая тьма уже дрогнула, брызнул луч утренней зари, а потом за ней и осиянный новым солнцем день придёт».

Такой день пришёл… но Вячеславу Шишкову увидеть его было уже не суждено. Сам же он, тогда в 1945 году, свой народ не покинул. Память о нём продолжает жить, как продолжают жить и его бесподобные, поучительные и нестареющие книги. Книги, которым уготована вечная жизнь…