И ЗАМКНУЛСЯ ВРЕМЕНИ КРУГ

Раздольна степь очарованьем сна,

Как символ одичавшей антитезы.

Бродили этой степью племена

В век поздней бронзы — раннего железа.

С их тяжкой долей разом век тут брел,

Неся где радости свои, а где печали.

И соплеменников своих,

                          всех тех, кто в мир иной ушел,

Они в ее просторах на кострах своих сжигали.

Тысячелетья канули. Иною стала жизнь.

Хоть степь, как и тогда, опять дика. Горят леса.

                            А мир живет  лишь жаждой зрелища и хлеба.

А мегаполисы ввысь тянут этажи,

Чтоб силой денег покорить, похоже, небо.

И в одичанье джунглей каменных, их мысли, словно дважды два, просты —

Людей в надежде счастья гонит вдаль опять судьба лихая.

И за собой сжигая памяти мосты,

Они вновь в мир иной ушедших соплеменников сжигают.

Под властью грустных цифр и обнуленье дней лихих,

Под новостей печальных неумолчный грай вороний…

А пепел тот, оставшийся от них,

Они опять в этой степи хоронят.

…

Вот времени, наручниками на руках, замкнулся круг.

Нет повести печальнее на свете – Шекспира фраза горькая припомнилась сегодня мне, мой друг.

На ветер села была стоянка древних людей. Эпохи поздней бронзы и раннего железа. Ныне в ходе поступательного  движения времени, полностью смятенной.  

Там находили в разрытых котлованах строительного песка наконечники стрел. Элементы конской сбруи. Керамику.

Я тоже часто  бродил в тех местах, с мыслью, что мне  будет сопутствовать тут в поисках моих удача.  Но удача меня, к сожалению, тут ничем не баловала.

Во время одной из таких прогулок по этим местам,  в свежем раскопе, сделанном экскаваторным ковшом в песке, я  обнаружил тотчас же рассыпавшийся в моих руках ветхий  горшок, наполненный таким же песком, только чуть более темного цвета и в нем  зубик ребенка лет 7-8.

Те племена, кочевавшие здесь, своих соплеменников, ушедших в мир иной, сжигали на кострах, а пепел их затем  хоронили в глиняной посуде незамысловатого вида.

…

Сегодня это ритуал вступил в новую фазу.

На сельском кладбище села впервые похоронен таким вот образом мой дядя Кирилл Семенович, ушедший в мир иной во время нынешней чумы.

Вечный  труженик, он всю свою сознательную жизнь прожил в селе. И умер бы здесь. Да жизнь и старость погнали его вслед за детьми в город.

Похоронен он рядом  с женой, теткой моей Зоей Макаровной, такой же вечной труженицей, там же в городе и умершей, незадолго до чумы, но в отличие от мужа похороненной к счастью и привычно в гробе.